Бегущая от Тьмы

Тьма была внутри меня, а не снаружи.

И пора бы мне было уже с этим смириться. Смириться и просто пойти дальше, словно я и не видела вовсе ещё одного знака своей скорой кончины.

Потому, когда мы вошли в учебный корпус, я была настолько погружена в себя, что не сразу ощутила на себе взгляды. И не просто взгляды – пристальное внимание. Ученики, сновавшие между лестницами и коридорами, сворачивали головы, будто в первый раз видели ведьму. Кто-то даже присвистнул – и тут же в буквальном смысле поплатился за это своим языком.

– Манеры твои где, Питер? – сухо бросил Лиам, даже не замедлив шаг. – За это буду ждать тебя на ночной отработке.

Жалобный всхлип захлебнувшегося в собственной крови студента не вызвал у мага ни малейшей реакции – только лёгкий кивок в сторону распахивающейся двери:

– Нам сюда.

Лиам нарочито галантно придержал для меня дверь, но в ту же секунду, как она захлопнулась за моей спиной, его хорошим манерам пришёл конец.

Я не успеваю вдохнуть, как заклинание уже летит в меня. Я ощущаю его не зрением – кожей. Яркая вспышка молнии, выверенная и целенаправленно устремившаяся в мою спину, просто не могла быть случайностью. И всё же мой щит, пусть и криво, срабатывает. Искры взрываются в воздухе, шипят, но выдерживают удар.

Уже после я разворачиваюсь, смотря в эти бесстыжие изумруды глаз. Извинений за нападение без предупреждения я не получаю – только холодные и безразличные слова:

– Поехали, – бросает Лиам уже неторопливо, будто всё, что только что произошло, было запланированной разминкой. – У меня есть семнадцать минут, чтобы вычерпать твой резерв до нуля. Думаю, управлюсь за пять.

Мои пораженно вскинутые брови вверх маг филигранно игнорирует.

– Нападать или защищаться – решай сама, – продолжает он, не сбавляя темпа речи. – Жалеть я тебя не собираюсь. Всё равно после отправишься к Марку. Ну а сейчас ты моя новая игрушка для битья.

Он разворачивается, буквально запрыгивает на ближайший помост, а после без спешки поворачивается ко мне, как хищник, точно знающий, что его добыча всё равно не убежит. Его взгляд скользит по мне с ленивой, почти равнодушной оценкой, пока я забиралась вслед за ним. А после с тем же усталым вздохом, словно уже знает результат боя наперёд, бросает мне:

– Вперёд. У тебя есть шанс попробовать меня удивить.

Лиам активирует защитное поле, а затем откидывает с плеч чёрный пиджак и аккуратно вешает его на канаты, словно боится, что ткань помнётся. А после с той же размеренной грацией принимается закатывать рукава рубашки, даже не глядя в мою сторону. Тем, кого не считают равными, часто делают такие "одолжения".

И я молча, но с искренним восхищением поражаюсь редкостной глубине его сволочизма. Такая высококлассная, филигранная способность бесить – это уже талант. Он даже не старается, а всё равно получается эффектно. И, что самое отвратительное, эффективно.

А потому я с радостью отвечаю ему взаимностью. Но не на его условиях – на своих.

Магия срывается с моих ладоней без предупреждения, точно бешеная псина, которую слишком долго держали на цепи. И поток Тьмы уже режет пространство, как нож – шёлк. При этом мне было плевать на все вспыхнувшие щиты мага, ведь я целилась не в него.

А в пиджак. Тот самый, который он с таким достоинством повесил на канаты почти как реликвию. И вот теперь этот пиджак, его чёрное знамя самодовольства, разлетается в клочья, словно бумажная мишень. Лоскуты ткани падают на ринг, как обрывки лицемерия – медленно, красиво, с оттенком театральности. Ведь Тьма всегда любила быть зрелищной.

– Удивила? – спрашиваю я с самым наглым из возможных прищуров.

Лиам даже не моргает, лишь небрежно стряхивает с плеча чёрный лоскут.

– Вообще-то это был мой любимый пиджак. Нехорошо.

Ответ приходит незамедлительно. Мой противник взмахивает рукой, и магический вихрь, как живой, выбивает из меня всю спесь. Меня подбрасывает в воздух, и, прежде чем я успеваю сориентироваться, маг с леденящим равнодушием швыряет меня в сторону, как игрушку.

Я пытаюсь предотвратить удар, но тщетно. Поцелуй с защитным щитом оказывается грубее, чем я рассчитывала.

И после этого я включаюсь в работу. И вскоре заставляю поверить мага в то, что я действительно была убийцей, – в тот миг, когда вместо того, чтобы наматывать вокруг него круги, я бью точно в сердце режущим заклятием.

И в честь этого маг повышает темп. Его движения становятся быстрее, чем взгляд. Он больше не зевает, а дерётся всерьёз. И мы танцуем на ринге вместе, выписывая живописные па.

Так очередная волна его заклятия скользит мимо меня, врезается в щит, вспыхивая искрами. Я парирую их зеркальной защитой, отскакиваю и атакую в лоб, обрушивая швальный дождь из ледяных стрел прямо ему в лицо.

Он мастерски отражает каждую из них, но теряет из виду то, как я внезапно вторгаюсь в его личное пространство и разящим ударом магического клинка разрываю предплечье.

Лиам тут же отшатывается и смотрит на рану так, будто не верит в её существование. Его взгляд не удивлённый, а почти оскорблённый. И всё же он мрачно, но смеётся:

– А я-то думал, с тобой будет скучно.

В тоне его скользит что-то между восхищением и откровенной издёвкой. Но он меня не обманывает – я знаю, что расслабляться ещё рано.

– В пять минут, кажется, не уложились, да? Как жаль. А я, между прочим, рассчитывала успеть хотя бы на обед.

Лиам хмыкает и, не теряя ни секунды, наспех стягивает края порванной плоти нитями силы – чёрными, мерцающими.

– В медпункте пообедаешь. Я же предупреждал.

Я с ним спорить не пытаюсь, лишь молча подстраиваюсь под его ритм боя. В нём была своя логика – чистая, отточенная система, к которой я быстро привыкаю.

Прыжок. Удар. Заклинание. Манёвр. Защита. Повтор.

И всё же я спровоцировала его вытащить то, что он, судя по всему, предпочитал прятать, – настоящий, природный огонь. Не алый, не золотой, – чёрный. Сияющий, как дым над руинами.

Я залюбовалась на миг… А затем – выпустила свой.

Наши стихии столкнулись, как звери, натравленные друг на друга. Пламя загудело, раздуваясь и поглощая стены, воздух, нас – всё.

Казалось, сама Академия вот-вот не выдержит и рухнет от гудящей концентрации наших сил. Я шла вперёд сквозь огонь, не чувствуя больше жара. Ведь Тьма в моём сердце раскрывала свои чёрные крылья, защищая меня от любых атак.

И только когда пламя поднялось так высоко, что я перестала видеть очертания ног мага за густой завесой, он наконец сдался. Щит вспыхнул и защитил его от пожирающего пламени синего огня.

– Почему твой резерв остался прежним? – зло бросил он, срываясь почти на крик. В его голосе больше не было иронии – только ярость и непонимание, как такое вообще возможно.

Я молчала, не желая ему объяснять, что из-за кулона на моей груди Лиам и не знал на деле моих настоящих границ, ведь они были лишь в моей голове, заключённые в одну клетку с Тьмой.

– Откуда ты вообще взялась?

Лиам шёл ко мне, закончив все свои игры разом. И пусть его магия почти иссякла – я видела это по его ауре, – он всё ещё был опасен.

– Какая тебе разница? Главное – теперь я здесь, – сухо произнесла я, хотя взгляд уже цеплялся за дверь, надеясь сбежать поскорее от неудобных вопросов.

Но он не даёт мне даже сделать полшага назад.

Алая бровь взлетает вверх в хищной дуге, как крыло дракона перед броском. И прежде чем я успеваю моргнуть – его рука смыкается на моей. Это была хватка, от которой перехватывает дыхание. Моя попытка вырваться гаснет, как искра, упавшая в воду.

– Не увиливай, – рычит он сквозь зубы. – Скажи как есть, Эдель.

Лиам произносит моё имя как заклинание, которым убивают.

– С Севера, – коротко и ясно отрезаю я, отворачивая взгляд, будто сама стыжусь того, что дала слабину.

Но парень сжимает мою руку крепче, как будто хочет выдавить из меня не только правду, но и саму душу.

– Это и так очевидно. Откуда именно?

И этот рык, сорвавшийся с его губ, становится последней каплей. Моя выдержка плавится, как перегретое стекло.

Я поднимаю на него контрастно холодный взгляд, но разогреваю свою ладонь добела – с хищным умыслом обжечь его пальцы до мяса. Лиам шипит от боли, резко убирая от меня руки подальше.

– За горой Эндерхана. Слышал о такой? – лишь рявкаю я в ответ, но при этом сама внутренне содрогаюсь от одного воспоминания об этом месте.

Дом, который никогда не был домом. Избушка, затерянная в глухом, пропахшем тлением лесу. В нём царила лишь нечисть, сырость и запах чёрной магии. Я сбежала оттуда, оставив там почти всё – своё детство, наивность, страх, – но до сих пор не знала, выжила ли после.

Лиам замирает. Его тело дёрнулось, будто кто-то вонзил в него иглу. И, судя по выражению его лица, он слышал об этом месте. И голос его, когда он всё же начинает говорить, был полон раздражения:

– Там нет ничего. Это пустошь. Скверна выжгла её до корней.

– Вот именно… – тихо отвечаю я с признанием, которое сложно было толковать неправильно.

Я разминаю запястье – горячее, всё ещё пульсирующее после его хватки. И, не говоря больше ни слова, разворачиваюсь к двери.

Ведь объяснять что-либо было бесполезно. Оправдываться – унизительно. А оставаться здесь и дальше – выше моих сил.

Но взгляд мага буравит мою спину с таким остервенением, будто хочет разложить меня на части, вывернуть наизнанку и выудить изнутри ложь.

Я делаю шаг.

И знаю: он не отпустит теперь меня просто так.

Глава 20

– Эдель, стой! – рык разрезает воздух, будто хлестнула плеть.

Лиам срывается с места – и в следующую секунду врезается в меня, точно вихрь, в тот самый момент, когда я уже распахнула дверь в коридор.

А я замираю, словно ударившись лбом о невидимую стену.

Потому что там, прислонившись к колонне, стоит он. Данте.

И, видимо, ждал он меня давно. Я встречаюсь взглядом с чёрной бездной, смотрящей на меня из-под сбившейся на глаза синей чёлки. И это бьёт меня сильнее, чем все самые жестокие удары моего новоиспечённого учителя за урок.

– А вот и поручившийся за тебя командир явился. Как неожиданно, – шипит за моей спиной Лиам, отодвигая меня в сторону.

Только руки на груди он от чего-то скрестил, будто ненамеренно защищая грудную клетку от удара. Ведь даже он не мог спокойно выдерживать этот взгляд Данте – матово-чёрный, но пронизывающий насквозь.

Я же при этих словах делаю вдох, собираясь сказать хоть что-то, но тут же сдуваюсь, вмиг понимая: он ведь мог прекрасно подслушать каждое наше слово. И в этом я даже не сомневаюсь, ибо заметила отрешённость и задумчивость его взгляда. Сейчас он явно не был настроен на то, чтобы потакать чёрному магу.

– Ты свободен, Лиам. Я сам провожу её на обед.

Тон – не просьба. Приказ. Тот, который не обсуждают, а выполняют. И пусть рыжий маг не дёргается, не опускает взгляда – я всё равно чувствую, как что-то в нём… сминается. Всего на секунду.

– Я уйду, – говорит он всё с тем же мурлыкающим баритоном. – Но не обольщайся. К вечеру я жду девчонку обратно. Мы с ней не закончили. – Он делает паузу, затем почти небрежно добавляет: – Пожалуй, я лично сейчас зайду к Алистеру и поговорю с ним. Там и посмотрим, кто из нас на самом деле будет свободен, Данте.

Чёрный маг бросает на меня последний тяжёлый взгляд, а после разворачивается и уходит прочь, чеканя шаг, как удар колоколов. Он оставляет после себя ворох вопросов, которые поселяются в моей голове: о чём он хочет поговорить с ректором?

Но дикое урчание в животе напоминает мне о том, что, если я не дам должного топлива мозгам, они точно не станут работать лучше.

Данте перехватывает мой взгляд и едва заметно усмехается, когда этот рёв становится громче мыслей. Проигнорировав выпад Лиама, он лишь молча кивает в противоположную сторону, зовя меня вновь за собой.

А я, задрав подбородок, уверенно двигаюсь за ним, оправдывая себя тем, что иду лишь по зову желудка.

Вот только комната, в которую меня привёл маг, с обычной столовой не имела ничего общего. Это было куполообразное помещение с белыми гладкими стенами, переливающимися, будто в них прятались капли растаявшего стекла. Всё походило на игру света в хрустальной шкатулке – завораживающе красиво.

В центре – маленький, уютный столик на двоих, к которому Данте подошёл и молча отодвинул мне стул, приглашая сесть. И в ответ во мне вспыхнуло раздражение. Хотелось прорычать, что я в этом не нуждаюсь, что всё это лишнее.

Но в горле застрял ком. Потому что подобного для меня никто и никогда не делал. И я с трудом, но проглотила его, позволив себе молча опуститься на стул.

А стоило мне лишь приподнять крышку подноса, как всё моё раздражение унес аромат, оглушающий, как выстрел: жареная птица с корочкой, пропитанной травами, с оттенком специй и мёда – такая сочная, что слюнные железы взбунтовались раньше сознания.

И пока я пребывала в гастрономическом припадке, Данте и не пытался со мной заговорить, спокойно наслаждаясь своей порцией.

Однако мои глаза всё равно то и дело предательски цеплялись за линии его изломанных вен, спускались ниже – к пальцам, что ещё вчера сжимали меня под водой, в том поцелуе, который не выжечь даже кислотой.

Ведь память – такая тварь. Её не удалось задушить ни алкоголем, ни чужими руками.

И вот теперь мы снова сидим друг напротив друга и молчим, будто и не было ничего. Только между нами словно кто-то плеснул горючее. Стоило лишь бросить спичку – и сгорело бы всё дотла: стол, ложная вежливость и стены этой лощёной Академии.

Я, медленно доедая десерт, понимаю: диалог неизбежен. И Данте явно вынуждает меня поджечь этот напалм первой.

– Как прошла вчерашняя вылазка в лес? Всю нечисть уничтожил? – бросаю я с ленивым сарказмом, словно между делом, и чуть подаюсь вперёд, опираясь локтями на край белоснежного стола. Синий лёд моих глаз сталкивается с обсидиановым спокойствием его взгляда.

– Всех не победить, Эдель. Да и не нужно. Ради баланса в мире должны существовать и Свет, и Тьма.

Моя усмешка значила лишь то, что я знала ту, что осмелилась бы с ним поспорить на эту тему. Однако я – не Она. И оттого я могла лишь красноречиво возвести глаза к сияющему потолку, выражая всё, что думала по этому поводу.

– Не веришь мне? – усмехается он так, словно только этого и ждал. – Тогда идём. Я хочу кое-что показать.

Данте поднимается первым и, не дожидаясь ответа, молча протягивает мне руку. Снова сбивая с толку этим странным выбором, который он будто бы давал: я же могла и не пойти, но…

Несмотря на все мои попытки сохранять дистанцию, быть холодной и удерживать равновесие, всё рушилось, как карточный домик на ветру, когда я просто кладу свою руку в его.

И пока мы двигались по коридорам Академии, я медленно осознавала истину, которую уже нельзя было отрицать: что-то действительно изменилось между нами.

Словно эта близость, рождённая из наслаждения и боли ночи моего Становления, о которой мы молчали, вдруг обретала вес. И то, что вчера я душила в себе с яростью зверя, пойманного в капкан, сегодня, как цветок, пробивалось сквозь трещины камня – живое, упорное – и не собиралось умирать.

И стоило мне подумать, что, может быть, всё это чувствовала не только я одна, как реальность ударила меня хлёстким порывом звука.

Мы вошли в огромный зал. И он почти оглушает меня – гулом голосов, резкими всплесками смеха, звоном посуды и заклятий.

Здесь всё пульсировало, вибрировало и дышало самой жизнью – слишком громко после той тишины, из которой мы только что вышли. И Данте останавливается на верхнем ярусе лестницы, на небольшом балконе, откуда открывался почти панорамный вид на весь зал.

С этого ракурса мир под нами казался театром, сцена которого была уставлена длинными рядами столов, а все актёры – в исключительно унифицированной одежде чёрного цвета. Но стоило лишь приглядеться – и различия между столами всё же проступали: они были спрятаны в деталях. В цветных лацканах и манжетах на рукавах, словно в метках их принадлежности к определённым кастам.

Зелёные, очевидно, королевские маги. Местные щёголи, которые считали себя лучше других. Они всегда носили свои цвета с вызовом – как знамя привилегии.

Синие – стражи порядка. Их натаскивали на знание прав и подавление мятежей среди горожан. Казалось, им нельзя было улыбаться. Или думать самостоятельно.

Красные – боевые маги. Те, кто готовились к военной службе в армии на передовой с нечистью. Именно к ним и относился Данте.

Серые – молчаливые фанатики магии. Учёные, живущие в мире формул, рун, слоёв реальности и первооснов магии.

А также белые – медики, которые спасали шкуры всех остальных, когда их учёба шла не по плану.

И всё это было точно огромное лоскутное покрывало из человеческих судеб и магии. Упорядоченное, выстроенное по рангу, значимости и функции. Тщательно отглаженное до блеска. Почти абсурдно правильное, как будто кто-то пытался доказать хаосу, что его можно подчинить.

И всё же, несмотря на гул толпы внизу, моё внимание сразу цепляется за открытые куполообразные балконы вдоль стен, идущие полукругом. Там, как и положено, сверху вниз за всем наблюдали преподаватели.

И, к своему глубокому раздражению, я даже замечаю рыжий всполох огненных волос. Чёрный маг спокойно сидел и перекидывался фразами с соседом за резными перилами ограждений.

В отдельной ложе сидел ректор. Холодный, собранный и бесстрастный, он замечает нас в тот же миг, как мы появляемся, и бросает на нас всего один короткий ледяной взгляд, прежде чем вновь вернуть внимание к тарелке.

И хоть мой взгляд в тот момент прочно был прикован именно ко второму этажу, Данте удалось слегка скорректировать фокус внимания.

– Не туда смотришь, – произносит он негромко, будто между делом. В следующий миг он едва заметно колдует, тихим знакомым жестом окутывая нас куполом защиты от прослушивания.

И осторожность это была или привычка, я не знала, но он тут же продолжает, уже гораздо спокойнее:

– Я привёл тебя сюда не ради них. Посмотри в зал. Скажи, что ты видишь.

Я, нахмурившись, всё же поворачиваю голову, позволяя взгляду вновь скользнуть по толпе, где каждый был движущей частью одного механизма. И всё же… слишком быстро всё начинает казаться мне одинаковым. Я выдыхаю, собираясь ответить что-то вроде «Студенты, столы, обед», как вдруг в поле зрения вспыхивает знакомый оттенок – тьма ауры, вязкая и густая, словно смола. А рядом – ещё одна. И ещё.

Моё внимание цепляется за них почти рефлекторно, как зверь ощущает родственную жилку в хищнике напротив. Среди сотни студентов здесь был всего десяток, но всё же тёмных магов и ведьм. Таких же, как Лиам. И таких же, как я.

– Чёрных магов куда больше, чем я могла себе представить… – тихо, почти для самой себя произношу я, не отводя взгляда от двух фигур в дальнем ряду.

Они замечают меня почти в ту же секунду. Один из них – южанин с блекло-серыми глазами и тёмной кожей – что-то шепчет товарищу. Тот кивает, и оба смотрят на нас.

Всё ещё незнакомые, они уже знали, кто я.

– И заметь, что они полноправные студенты Академии. Часть системы, которой они сами решили быть, – негромко продолжает Данте, пока взгляд его всё ещё направлен куда-то в зал. – Теперь ты понимаешь, о каком балансе я говорил? Тьма не обязана быть злом, Эдель. Так же, как Свет далеко не всегда является добром. – Такую банальную, но правдивую истину говорил мне тот, кто явно хотел помочь.

Я молчу. Не потому, что не хочу возразить, я просто впервые не могу. Потому что эта мысль цепляется за те скрипящие шестерёнки в моей голове, которые давно заржавели от укоренившегося с молоком матери страха.

И, кажется, Данте заставляет их со скрежетом провернуться.

Получается… всё, чему меня учили, – ложь?

Такая простая, наглая, обволакивающая ложь, которую повторяли с таким убеждением, что я и не думала в ней сомневаться. Ложь, в которой каждое слово звучало как приговор:«Ты не такая, как они. Тебе нигде не будет места. Ни среди людей, ни среди магов. Ты никому не нужна. И ты поплатишься за свою наивность, если решишь довериться им хоть на миг».

Эти слова эхом отдаются в моей голове, как древнее проклятие, которое так и не сняли. И пока я стою у перил, невольно опираясь ладонями на холодный металл, взгляд мой сам собой скользит по залу туда, куда я раньше даже не пыталась смотреть.

На ту жизнь, которая казалась мне запертой за зеркальной стеной. И, может быть, всё это время я держала ключ от свободы в собственных руках, но боялась им воспользоваться…

Потому что я сама посадила себя на цепь. Сама убедила себя, что так – безопаснее. Сама поверила, что, если не откроешься, тебя не предадут. Что, если будешь той первой, кто отвернётся, не так будет больно, когда отвернутся другие.

И эти убеждения медленно рушились в моей голове, когда я наблюдала за тем, как двое парней – светлый и чёрный маг —так упоительно хохотали вместе над какой-то глупой шуткой.

И всё же было в этом что-то, что не давало мне покоя:

– Допустим, ты прав, – выдыхаю я с хрипотцой, всё ещё не поворачивая головы в его сторону. – Но где в этой системе ведьмы? Я насчитала всего десяток девушек в этой сотне парней.

Мой вопрос застигает Данте врасплох, потому он берёт паузу, взвешивая каждое своё слово, и так вальяжно опирается спиной на железные прутья кованых перил.

– Боюсь, это уже совсем другая тема. Как видишь, мы совсем не против обучать ведьм в Академии, но… вас объективно мало. А те, кто есть, либо слабы, либо выбирают домашнее обучение.

Маг при этом так невольно обводит меня взглядом, рассматривая собственную рубашку на моём теле. После тут же берёт себя в руки и, отводя взгляд, заканчивает:

– К тому же не везде в королевстве магия воспринимается так спокойно, как здесь. Многие ведьмы предпочитают скрываться, не связывая судьбу с короной и даже не стремясь получить лицензию. Ты, получается, была одной из них.

– И при этом жила абсолютно свободно, – тут же добавляю я немаловажную для себя часть, теряя интерес к происходящему внизу.

Куда важнее мне было видеть то, как резче он поворачивает ко мне голову, а желваки на его скулах так явственно напрягаются, рисуя контрастные тени и полутени его настроения.

– Какую именно часть своей жизни ты была свободна? Когда изучала запрещённые тёмные искусства или же иную – ту, когда ты стала бежать от того, что узнала? При этом испугалась этого настолько, что решила, будто тебе проще вообще забыть о магии, нежели возвращаться к ней вновь.

Мои зрачки сужаются, взгляд мутнеет, и в нём вновь проступает та самая хрупкая, но смертельно острая корка льда. Я почти обнажаю клыки, когда Данте, уловив перемену, тут же смягчает тон, сглаживая резкость:

– Я лишь хочу посоветовать тебе не воспринимать в штыки всё отличающееся от того, к чему ты привыкла, – голос его становится другим – ровным и тёплым. В нём больше не было желания подавить меня – только попытка достучаться: – Проведи здесь месяц. Посмотри, как живут другие маги. А потом уже решай, хочешь ли ты остаться, получить лицензию… или удостовериться, что это всё не твоё. Тогда ты действительно сможешь сбежать отсюда и не оглядываться, думая: «А что было бы, если бы рискнула?»

Его пальцы, лежащие на перилах, почти касаются моих – тех, что вцепились в холодный металл, как в спасительную скалу. Он замечает это, делает паузу и заканчивает уже совсем тихо:

– Ты можешь выбрать всё что угодно, Эдель. Потому что в итоге никто не будет тебя держать здесь насильно. Ни я, ни ректор Академии, ни даже король. Это твоя жизнь, и только тебе решать, что с ней делать.

Его слова будто накрывают меня прибоем и нарушают хрупкое равновесие в моей душе. И, может, в сердце моём было так предательски горячо, потому что я уже знала: мне не понравится на «свободе»?

Из-за собственной неуверенности и буйства чувств в груди я первой отвожу от мага взгляд, вновь обращая своё внимание на толпу внизу, уже редеющую. Скоро должен был начаться очередной урок жизни как для студентов, так и для меня.

И Данте осекается, заметив внизу, в толпе, одного из преподавателей. Он просит меня подождать пару минут его здесь, и я вовсе не протестую. Мне было нужно гораздо больше времени, чтобы переварить все убеждения, которые он пытался до меня донести.

Но стоило ему оставить меня наедине с роем собственных мыслей, как я тут же цепляюсь за чей-то взгляд, что с нескрываемой насмешкой смотрел на меня сквозь расстояние и, казалось, просто топил меня в молчаливом презрении.

Миг сомнения сменяется разящим шоком, когда приходит осознание: я уже видела эти глаза. Этот пронзительный липкий, до боли знакомый взгляд – как у проклятой змеи, что медленно обвивалась вокруг моей шеи, пока я была занята разговором с Данте.

А теперь я была уже оплетена её тонкой сетью, из которой никак не могла успеть выпутаться за доли секунды, ведь она с удовольствием затягивает свою петлю.