
Полная версия
Мы всего лишь осколки
Поднимаемся наверх и расправляем полотна на полу. Нам повезло, они большие, рассчитаны на крепление под потолком и примерно 12 метров в длину. Остальные наши одногруппники смотрят, недоверчиво слушая план, но Славик говорит о том, что видел такое, а Миша и Аким готовы поддержать любую глупость, лишь бы не таскать коробки все двенадцать этажей.
Решаем сначала попробовать на пролете лестницы. Я и Оля держим полотно на вершине лестницы, а Аким и Миша, как самые сильные, внизу, у самого пола, чтобы коробка сильно не деформировалась. Славик кладет коробку, и она скатывается и останавливается на полу пролета. Уже не плохо. Мы радуемся как дети и решаем, что один пролет – это мало, длина позволяет, и нам надо больше. Спускаемся ниже и проходим в коридор с другой стороны. Конечно, так коробка будет лететь над открытым атриумом минус 12 этажа, но сейчас там пусто, поэтому стоит попробовать. Коробка легко пролетает и даже не деформируется, потому что Аким ловко ловит ее в конце.
Нам нужно еще больше, и мы изворачиваемся и пропускаем полотно еще на этаж ниже. Тут делаем спуск в самом конце более пологим, чтобы коробка тормозила, ставя четырех парней, а Аким и Миша принимаются ловить. Тут уже включаются все из нашей группы, даже у Сюзанны появился некий азарт, и мы принимаемся переправлять коробки на два этажа ниже.
Полотен два, и я и еще 7 человек принимаемся переправлять коробки с минус третьего на минус пятый. Работа идет быстро, очень быстро. Мы уже переправили четверть всех коробок всего за час и заставили коридор минус пятого этажа, когда решаем спуститься ниже, чтобы освободить его. И тут только я замечаю, что у нашей работы появились зрители.
Несколько парней и девушек с желтыми полосками на рукавах смотрят на нашу затею, но ни один не стремится приблизиться, и мы продолжаем. Постепенно зрителей становится все больше, и когда мы достигаем нижнего этажа, я замечаю козлиную бородку из хозяйственного отдела, и он идет к нам. Дожидается, когда последняя коробка опускается на пол, и задает вопрос:
– Кто вам сказал так делать?
Я снова решаю соврать:
– Виталий Викторович.
Он недовольно морщится и говорит:
– Минус десять баллов, Талинова, за ложь.
Я вся сжимаюсь. Ну почему так! Все же получается, и очень быстро, так не все ли равно, говорил он или нет!
Моя группа собирается рядом со мной.
– Кто решил спускать коробки таким способом? – спрашивает козлиная бородка, и я решаю признаться, не хочу подставлять остальных, пусть уж лучше накажут меня.
– Я.
На это он просто смиряет меня взглядом и произносит:
– Продолжайте.
Разворачивается и идет в сторону Колобка, который стоит у двери кухни. Тот начинает что-то быстро говорить, вероятно, оправдываясь за наши действия, но козлиная бородка перебивает его, оборачивается к нам и громко командует:
– Продолжайте.
Мне хочется кричать! Почему так? Я придумала отличный способ, и раз сейчас его не запретили, то так можно, но он вычел у меня баллы за ложь! Я поднимаюсь по ступенькам в удрученном состоянии, пытаясь сдержать слезы обиды, когда браслет вибрирует, и на нем высвечивается: «+20 баллов за хорошую идею». Я улыбаюсь: все-таки козлиная бородка не так уж и плох.
Мы управляемся быстро и дружно идем на ужин в приподнятом настроении. Такого у нас еще не случалось. А за столом Аким поднимает стакан с компотом и произносит тост:
– За хорошую идею!
В четверг у нас первые командные состязания. Участвуют группы «А», «Б», «М», «Н» и наша – «Ц». Игорь мне заговорщицки подмигивает и шепчет: «Поможешь мне, если что?» Я киваю. Ему вряд ли понадобится моя помощь, а вот мне его – может пригодиться.
О таких состязаниях я читала ранее. Их проводят лишь на некоторых базах, почему – я не знаю. Эти состязания призваны оценить, как мы будем действовать, при этом смотрят не только на личные действия, но и на командные. Численность населения в Креславии упала до предела, и поэтому государство сильно заинтересовано в том, чтобы отыскать талантливых ребят и направить их талант в нужное русло. Поэтому-то и готово на четыре месяца обучения, командные состязания, которые не приближают нас к реальной жизни, и тщательный отбор. На многих базах, как я читала, сразу готовят к реальным боям, например, штурмовиков, но, похоже, это не на нашей. Да и как подготовить-то здесь, где мы 24 часа в сутки под землей?
Судьи и надсмотрщики над нами – наши кураторы: от группы «А» – высокомерный парень, ведущий общую физическую подготовку, от «Б» – седой мужчина, и я его не знаю, от «М» – девушка, заслужившая имя – Виктория Николаевна, от «Н» – парень с минералкой в руках, он периодически прикладывает ее к голове. И наш «Колобок», который всем своим видом показывает, что сейчас бы лучше сидел за столом на кухне.
Виктория Николаевна озвучивает нам правила:
– У каждой команды будет своя база, на ней вы найдете флаг со своей буквой. Сейчас вы получите карты, в которых будет обозначено расположение базы каждой из групп в этом зале. У вас будет полчаса, чтобы соорудить укрепления, используя мешки с песком, искусственные деревья и кусты. После начнется сражение. Задача – достать один флаг противника и принести его мне и при этом не быть убитым. Каждый из вас получит жилет, каску и тренировочный автомат. Из автомата стреляете так же, как и на стрельбище, при попадании будут загораться светодиоды на жилете и каске. Загорелись все – вы убиты, до пяти – ранены. Расстояние до стрельбы не большое – всего тридцать метров, так что подходите ближе. Та команда, которая принесет флаг, получит плюс двадцать баллов каждый, та, чей флаг будет доставлен мне, потеряет по двадцать баллов. Если все из вашей группы будут убиты, это так же потеря 20 баллов для всей команды.
Я поднимаю руку:
– Разрешите обратиться. Нам обязательно надо кого-то штурмовать? Способ важен или главное – достать флаг?
– Главное – забрать флаг противника.
Мы отходим в сторону нашего флажка. У нас есть всего полчаса, чтобы подготовиться, и я уже поняла главное: мы – самое слабое звено здесь, а значит, все будут стремиться заполучить именно наш флаг. Я понимаю, что моя команда далеко не бойцы, но у меня уже есть план, и я быстро рассказываю его остальным, боясь, что меня не поддержат. На удивление, они соглашаются легко, и мы приступаем к строительству укреплений.
Таскаем мешки с песком и строим баррикады, носим искусственные кустики и деревья для маскировки. У нас довольно удобная позиция: флаг в углу, и подойти можно лишь с двух сторон, с одной из которых идут трибуны и это хорошо. А еще хорошо то, что прямо рядышком с нашим флагом находится вентиляционная труба, идущая через весь зал и у нашей позиции изгибается и уходит в пол на нижний этаж. Именно ей я хочу воспользоваться, поэтому около нее мы с Акимом ставим самое раскидистое дерево.
Я смотрю в сторону и вижу группу «А», которая умело выстроила уже несколько рядов баррикад из мешков с песком – вот это скорость, нам остается только позавидовать. Они к нам ближе всех, и я уже решила, что украду именно их флаг.
Нам объявляют, что у нас осталось лишь пять минут, мы облачаемся в жилеты, каски и берем автоматы. Я расставляю позиции. Наше самое слабое и бесполезное звено – Сюзанну, которая уже льет слезы, что жилет с каской и автомат слишком тяжелы, я оставляю лежать за мешками прямо рядом с флагом и приказываю ей не спускать с него глаз – вдруг кто-то еще придумал тот же способ добычи флага, и не высовываться из-за мешков.
Остальные распределяются равномерно за мешками и снимают свои автоматы с предохранителей, а я становлюсь за вентиляционную трубу и вешаю оружие на спину.
Наши противники тоже заняли свои позиции и ждут начала.
Свисток звучит оглушительно, и весь зал тренировок приходит в движение. Мне некогда смотреть по сторонам, мне надо как можно скорее достать флаг с буквой «А», поэтому я подтягиваюсь по трубе, карабкаюсь выше и выше, забираюсь прямо на нее и ползу. Мой путь кажется бесконечным и очень долгим, сейчас нас захватят, и мы проиграем. На середине я не выдерживаю, смотрю вниз и понимаю, что кое-что не учла.
А», «Б», «Н» и «М» не только пытаются захватить наш флаг, но и не дать захватить его сопернику, и потому стреляют друг в друга. Их много, а наступать они могут только с двух сторон, и потому с легкостью убивают противников, пока большая часть моей команды прохлаждается за мешками.
Я улыбаюсь, у меня оказывается больше времени, чем я думала, и ползу дальше. Ползти не так уж и сложно, если бы не жилет и автомат, я бы ползла в два раза быстрее. Добираюсь до базы «А» незамеченной никем. Чуть свешиваюсь вниз, рассматривая защиту: «А» самонадеянно оставили двоих, и сейчас они прячутся за мешками и наблюдают за бойней у нашей базы. Я могла бы пристрелить их, но, если выстрелю – выдам себя, ведь они поймут, откуда выстрел, и ничто не помешает им крикнуть своим.
Решаю не стрелять. Просто перелезаю на другую трубу ниже, следом на третью и по ней аккуратно спускаюсь на искусственную траву. Теперь я недалеко от флага, позади охраны, оставленной «А». Что есть мочи, бегу, чувствую, как от волнения сердце бьется в районе горла, и хватаю флаг, а затем ныряю за мешок с песком. Девушка из «А» оборачивается, вероятно, заметила какое-то движение. Через щель между мешками я вижу, как она осматривается и, к моему ужасу, замечает, что флаг пропал.
Она не вскакивает и не бежит в мою сторону, а лишь перекатывается и прячется за мешками, и теперь мне её не видно. Вероятно, она сделала какой-то знак своему напарнику, потому что он так же переваливается за мешки и исчезает из поля моей видимости. Вот же черт! Стрелять надо было сверху! Теперь же мои шансы малы до нельзя. Я в кольце мешков с песком на их территории и совсем не знаю, как выбраться наружу и добежать до Виктории Николаевны и не быть убитой. И пока ищу какое-то решение своей проблемы, до меня доносится ужасающий возглас со стороны моей базы: «Он забрал флаг!» Мое сердце пропускает удар. Нужно срочно что-то делать!
И я решаю рискнуть. Адреналин вскипает, заставляя кровь пульсировать в висках. У меня нет времени на раздумья. Я резко вскакиваю, выставляя автомат перед собой, и перепрыгиваю мешки, оказываясь во втором кольце укреплений. В голове только одна мысль: прорваться! Замечаю краем глаза, как из-за ближайшего укрытия высовывается лицо той самой девушки, что заметила пропажу флага. Она вскидывает автомат, но я успеваю первой. Короткая очередь, и её жилет и каска вспыхивают красным, а я ложусь плашмя за мешки. Слышу, как второй охранник стреляет, а «убитая» девушка ему подсказывает: «Она здесь! Ближе, я ее вижу!»
Черт! Мне хочется её убить по-настоящему! Она же не должна подсказывать! Я ползу в сторону стены, а не в ту, где наши кураторы дожидаются флажка. Идти сейчас вперед было бы глупо, от меня этого и ждут. Я доползаю до самой стены, разворачиваюсь и чуть высовываюсь. Моего противника мне не видно. Где же он?
Вижу, девушка-охранница из «А» идет в сторону кураторов, а там уже множество первачков. Может, уже все? И наш флаг доставлен Виктории Николаевне? Нет же! там у всех жилеты светятся красным, а со стороны нашей базы по-прежнему доносятся выстрелы.
Мое сердце радостно подпрыгивает – я вижу второго охранника из «А». Он чуть высовывается из-за мешков, ждет меня там, где это логичнее всего – ближе к нашим кураторам и остальным. Я реагирую мгновенно – стреляю, и его жилет вспыхивает красным. Да, мне везет! Я дважды за сегодня попала с легкостью! Но времени радоваться нет, мне еще надо добежать до кураторов.
Я быстро оцениваю обстановку. У нашей базы по-прежнему идет бой, сколько там противников и у кого флаг, мне не понять, но путь по открытому полю до кураторов свободен, и есть шанс, что я просто добегу. Если по мне будут стрелять с моей базы – сигнал просто не дойдет до меня – 30 метров, это так мало!
Я перепрыгиваю укрепления и бегу по открытой площадке, по диагонали пересекая поле, и краем глаза замечаю Игоря, бегущего с другой стороны. Он появляется из-под трибун, и у него наш флаг. Хитрить здесь умею не только я, и он, видно, догадался пролезть незамеченным под трибунами. Я не умею стрелять в движении, и здесь, на открытом пространстве, мне просто не куда спрятаться! Мы идем на сближение по касательной, и он уже вскидывает автомат. 30 метров, и он просто пристрелит меня, мое сердце падает вниз и тут же подскакивает – я знаю выход! Я вижу Олю, которая так же появляется из-под трибун, и решение приходит само собой.
Я меняю направление, я больше не бегу к куратору, стремясь добежать первой, а направляюсь прямо на Игоря, стремительно сокращая расстояние между нами. Он тоже меняет направление и бежит на меня, не понимая, что так становится мишенью. Оля подбегает к нему ближе и вскидывает автомат. Игорь стреляет в меня, но прежде чем он успевает выстрелить, я кидаю флаг Оле. Мой жилет вспыхивает красным, и жилет Игоря тоже. Он еще бежит, не замечая красного света на жилете, я же не стреляла.
Наш флаг упал на траву, и Оля уже летит к нему. Игорь замечает ее и стреляет, но выстрела нет – он убит, и его автомат больше не действует. С запозданием он понимает это и, вместо того чтобы остановиться, прекратить гонку, подбегает ближе и пытается её ударить. Оля уворачивается и с силой кидает флаг Виктории Николаевне. Та ловит его и свистит в свисток.
Игорь добегает до судей, эмоции переполняют его, и он падает на траву, закрывая лицо руками.
Парень, куратор группы «А», возмущен, он уже видел победу своей группы, и потому проигрыш для него болезнен:
– У них одна вообще отлеживалась за мешками, не выполняла задание.
– И что? Значит, 14 человек справились лучше, чем 15, только и всего, – Виктория Николаевна невозмутима.
– Но она не участвовала, это против правил! А эта вообще на вентиляцию полезла, так нельзя!
Но,к моему удивлению, вмешивается Колобок, он говорит примирительно:
– Все честно, Макс, умей проигрывать.
– Нет, не честно! – возмущается Макс, – мы никогда не проигрываем, как твоя шушера никогда не выигрывает!
– Успокойся, это первое испытание, они еще проиграют и не раз, ты же знаешь.
Виктория Николаевна быстро нажимает что-то на планшете, и мой браслет вибрирует. «+20 баллов», и наша команда ликует. Мы радуемся, как дети, и на обед идем вместе, горланя «Мы – чемпионы». После столовой останавливаемся в атриуме нижнего этажа и смотрим на висящие на стене экраны с баллами. В нашей группе сейчас лидирует Оля, у нее 30 баллов, второе место занимают «близнецы» – у них по 25. Сауле на третьем, у нее 15. Остальные все по-прежнему в минусе.
Я смотрю на последнюю строчку, и сердце сжимается. У меня «-80». Нет, это, конечно, лучше, чем «-100», но все же. К Колобку добавляется рассерженный Макс, и что-то мне подсказывает, что баллы теперь будут уменьшаться еще быстрее. Ладно, не буду думать об этом сейчас, мы победили! Я хватаюсь за это чувство победы как за спасательный круг.
Глава 8
В коридоре перед занятиями на следующий день сталкиваюсь с Колобком и сжимаюсь. «Молчи, пожалуйста, молчи, не давай ему повода оштрафовать тебя еще», – мысленно молю я себя. Он смотрит на меня, и его лицо озаряется улыбкой:
– А, Талинова, это ты. И Швантнова тут, – он кивает Оле, – молодцы, вчера интересно получилось.
И идет дальше, а мы с Олей выдыхаем. Интересно – это да.
В зале спортивной подготовки к нам подходит Игорь с Русланом. Они, видно, тоже помнят, как интересно получилось вчера.
– Настенька, Оленька, без обид. Вы же понимаете, я вчера погорячился, – Игорь говорит это с улыбкой.
– Что ты, какие обиды, – я улыбаюсь в ответ. – Тут уж каждому по способностям.
Мы с Олей смеемся, пока в зал заходит Макс. Он командует построиться, затем бежать, принять упор лежа и отжиматься, качать пресс и снова бежать. Он орет так, что я понимаю: вчерашнее «интересно получилось» он тоже помнит и не готов это прощать. К концу занятия все из моей группы лишаются заработанных вчера 20 баллов, а Сюзанна уходит еще глубже в минус. Баллов лишаются даже близнецы, они исправно работают и не останавливаются ни на секунду, но матерятся, и если раньше Макса это не смущало, то теперь за каждое слово он снимает у них балл. За два с половиной часа они произносят их слишком много.
Оля же лишается всех двадцати баллов за одно только слово: «козел!» Его она произносит, когда козел Макс снимает последнюю пятерку из двадцати с Сауле, которая уже лежит на полу и еле дышит. Группы «А» и «Б» филонят во всю, но их он просто не замечает, а штрафует лишь нас.
Я отжимаюсь из последних сил, но не сдаюсь, работаю исправно и молчу. Я не могу позволить себе потерять еще хоть один балл. Когда вижу, как его берцы замирают напротив меня, начинаю сгибать руки усерднее. Нет, он не сделает мне ничего. Мне осталось продержаться лишь пять минут, и мы будем свободны. Уйдем на занятие к Виктории Николаевне. Сядем за парты и будем решать логические задачки. Я справлюсь, я смогу.
Он наклоняется ко мне, и я тут же понимаю, что не смогу.
– А это ты, маленькая обезьянка.
Я продолжаю сгибать руки, не останавливаясь, а в ушах звенит.
– Я не слышу ответа? – орет он.
– А я не знаю, к кому вы обращаетесь, – я продолжаю отжиматься, хоть и с трудом дышу, – обезьянок тут нет.
В следующую секунду я больно ударяюсь лицом об пол, получив размашистый подзатыльник. Все в зале мигом замирают. Я с трудом перекатываюсь на спину, но он уже не смотрит на меня. Набирает в планшете, и мой браслет вибрирует: «-20 баллов».
Мы выходим из зала разбитые и подавленные, от бравады не осталось и следа. Тащимся вместо логики на хозяйственные работы, и мое настроение снова на нуле. У меня опять минус 100 баллов. Это ли не рекорд в другую сторону? Я первая с конца, и мне никогда не стать первой сначала. Просто потому, что, выигрывая хоть что-то, я буду терять это вот так запросто.
Оля тоже притихла и, похоже, думает о том же, о чем и я. У нее тоже есть цель. У меня это лишь выжить и попасть туда, где смертность не так высока. У нее цель совсем другая. Ей непременно нужно попасть туда, где она станет кем-то, и ради этого моя подруга готова на все. Она сжимает челюсти, и ее красивое лицо становится грубой маской. Кажется, у нее уже есть план.
На следующем занятии, я бьюсь об заклад, она приводит его к исполнению. Оля мутузит девушку из «А» так, что Сергею Витальевичу приходится вмешаться и он, видя ее напор, переставляет ее в пару к Руслану.Они обмениваются ударами, и он больше отвешивает ей любезности, чем бьет. Сергей Витальевич отворачивается и отходит от них, когда Оля с невероятной силой ударяет Руслана в нос, так что он вскрикивает и отлетает в сторону.
– Ой, прости, я промахнулась, – лепечет Оля, а он орет:
– Сука, ты мне за это ответишь!
– Эй, полегче, – Сергей Витальевич оказывается рядом, – мы же здесь вообще-то тренируемся.
– Эта сука сломала мне нос!
– У нее удар еще слабоват, чтобы носы ломать, – он обращается к своему планшету, – нужно было закрываться лучше. Тебе стоит поработать над блоком, а не орать на девушку грубыми словами, – он смотрит на Олю и говорит без улыбки, – тебе 10 баллов за хороший удар. Не каждый может так двинуть профи.
И она очаровательно улыбается ему, но быстро прячет улыбку, возвращаясь к девушке из «А».
Вечером, когда я иду в комнату -573, думаю, жаль, что Костя не проводит никаких занятий и не раздает баллы. Я бы вовсе не отказалась от его помощи, но когда он целует меня и разворачивает мое лицо, смотря на синяк на скуле, я лишь морщусь и произношу:
– Ничего страшного, ударилась об пол.
На это он хмыкает:
– С полом лишний раз лучше не встречаться, – а потом смотрит на меня более внимательно: – Голова не болит? Знаешь, когда пол последний раз встречал меня с синяками, у меня было сотрясение.
Я смеюсь:
– У меня лишь маленький синячок.
Я не хочу казаться слабой, я сильная, я все могу, и это действительно лишь синяк, поэтому я не прошу о помощи, не говорю о козле Максе и ни о чем, что меня действительно волнует. И Костя больше не спрашивает, похоже его это не волнует или он считает, раз я не рассказываю, значит не волнует меня. По правде, мы вообще практически не разговариваем, и Костя быстро выпроваживает меня к себе, оставляя самой разбираться со своими мыслями и волнениями.
Уже после отбоя, лежа в своей кровати, я вспоминаю о своей семье. Как там они без меня? Писем от них я еще не получала, но я знаю, что причина лишь в плохо работающей почте. Ни в чем другом. Я проверяла: после обеда долго листала новости на экране в атриуме. Новых бомбежек в столице не было, а значит, с ними ничего не случилось, и это капризная почта не приносит писем.
Виню почту, хотя понимаю, что у нее есть свои причины. Возможно, бои идут слишком близко, прямо над нами, а мы здесь ничего не знаем, не чувствуем и живем своей жизнью, волнуясь лишь из-за каких-то баллов. Здесь они важны так же, как и оценки в школе, но в жизни совсем нет. Смерти совсем не важно, кто ты: отличник или двоечник, хороший человек или плохой… Нет, не стоит думать о смерти. Я закрываю глаза и вспоминаю лица дорогих мне людей, перечисляя все, что у меня есть.
Глава 9
Вечером следующего дня я не в духе. Я снова лишилась баллов на занятии у козла Макса, вымоталась на стрельбище и в рукопашном бою, а хозяйственные работы вместо тактики и логики меня добили. Я хочу тактику и логику, решать задачи, а не драить туалеты. Я злюсь, эта несправедливость бесит меня сильнее всего! Я хочу учиться, знать что-то больше, а не выполнять тупую работу по уборке, но все уже решили за меня!
Иду по коридору к Косте и чувствую, как завожусь все сильнее и сильнее. Меня раздражает все и его отношение тоже. Для него я лишь должна приходить по вечерам, когда ему удобно, а после он просто выставляет меня за дверь. Меня такой расклад не устраивает. Я хочу большего! Целый день я не получаю того, что хочу, но вечер должен быть моим! Я не могу так, мне нужно больше, но Косте безразличны мои желания.
Захожу в комнату и вижу Костю – он сидит в своем кабинете в удобном низком кресле у стены, улыбается и жестом подзывает меня.
Я не забираюсь на колени, а вместо этого облокачиваюсь на стеллаж, стоящий рядом с дверью, и скрещиваю руки на груди.
Он смотрит на меня удивленно:
– Что, не в настроении?
– Не в настроении, – подтверждаю я.
Он сверлит меня взглядом пару секунд, но я молчу.
– Ну и? В чем дело?
– Ты не мог бы хоть раз встретить меня или проводить? – спрашиваю я.
Он закатывает глаза.
– Так, мы это уже обсуждали. Не могу.
– Почему? Как пятиминутный проход по коридору может помешать твоей работе? – цежу я сквозь зубы.
Он хмурится, тон грубеет:
– А ты пораскинь мозгами.
Я живо вспоминаю, как сидела в машине перед его домом и тряслась. Я вижу, как он сжимает челюсти, и его расслабленная поза не так уж и расслаблена. Он сегодня не в духе так же, как и я, вероятно, у него тоже какие-то неприятности, но это меня не останавливает:
– Мои маленькие мозги не видят в этом никакой проблемы.
Он смеряет меня взглядом:
– Хорошо, объясню по-простому. Если я начну провожать и встречать тебя, то ты решишь, что у нас какие-то отношения, что я тебе что-то должен, – он вскидывает руку, останавливая меня, чтобы я не возражала, – я уже это проходил не раз и не два. Здесь у нас с тобой только секс. Ничего больше. Ты доставляешь удовольствие мне, а я тебе. И все. Ясно?
Мне хочется рвать и метать, но я лишь говорю:
– А ты хорошо устроился. Хочешь только секс, будет тебе секс!
– Ок, тогда раздевайся, – все так же грубо произносит он.
И я раздеваюсь. Но при этом не дразню его, играя, а методично снимаю вещь за вещью, как робот. Он смотрит на меня и ничего не говорит. Хочет только секса, что ж, он его получит. Только секс и никакой любви более. Все происходит быстро, методично, без поцелуев. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы не получать удовольствие и не отвечать на его ласки, просто лежу и вижу, что ему это не нравится. Я ухожу, а он пытается чмокнуть меня на прощание, но я уворачиваюсь и ухожу сама, не дожидаясь, когда он откроет дверь.
Всю неделю мы почти не разговариваем. Просто секс не устраивает ни его, ни меня, и я чувствую, что мой молчаливый протест он понимает и уже готов сдаться, но упорствует. Костя терпеливо ждет, когда сдамся я, когда я наконец соглашусь на его условия, начну снова смеяться и болтать, дразнить его и выгибаться, но я тоже очень упорная и не готова отступать.
Почему-то эта борьба меня успокаивает, я вижу, что здесь я побеждаю, переупрямливаю его, и теперь целый день на занятиях я только и думаю, как сделать нашу встречу еще хуже. Думаю, лишь об этом, а не о том, что мне хотелось бы на самом деле. Это моя изощренная месть командиру, который хоть и не придумывал систему обучения, но все же расположен выше по социальной лестнице.