Мы всего лишь осколки

Зашедших двое: мужчина лет тридцати со строгим лицом, козлиной бородкой и девушка с планшетом в руках. У обоих желтые полоски на рукавах.

Мужчина подходит к первой из нас:

– Фамилия, – резко спрашивает он.

– Швантнова, – столь же резко отвечает Оля.

И он смотрит на нее придирчивым взглядом и, оставшись доволен, командует:

– Свободна.

Наступает очередь Сауле. Он так же спрашивает фамилию и осматривает ее. Следом подходит ко мне, и я вытягиваюсь по струнке, хотя все у меня внутри сжимается.

– Фамилия, – командуют мне.

– Т-талинова, – я отвечаю с заминкой и корю себя за нее.

Он смотрит на меня сверху вниз, чуть дольше, чем на моих соседок, а затем чему-то ухмыляется, и на его лице проскальзывает любопытство, которое тут же исчезает, сменяясь безразличием.

– Свободна.

Я никак не пойму, к чему этот осмотр. И почему он так придирчиво осматривал меня? Он быстро осматривает Раю, просто проскальзывает взглядом, а дальше подходит к Сюзанне. Мужчина бегает глазами по ней туда-сюда, а затем резко дергает за руку, чтобы она встала. Мне хочется сказать, чтобы он был поосторожнее, она явно ослабла, но я молчу. Сопровождавшая его девушка отрывается от планшета, как я понимаю, она вносила данные – распределение нас по кроватям. А мужчина тем временем резким движением закатывает рукава Сюзанне и, осматривая предплечья, цедит:

– Что за хрень? Чертова сука подсунула нам … – он умолкает, хотя видно, чувства раздирают его изнутри. – Ну я ей устрою! Напиши Букину, чтобы разобрался, проблем быть не должно.

И они разворачиваются и выходят из нашей комнаты. Мне не до конца удается осознать увиденное, потому что браслет жужжит и приходит расписание. По нему у нас сейчас ужин, и на него отводится всего полчаса. Столовая находится на самом нижнем этаже. Здесь узкие коридоры, и ходить строем совсем не обязательно, поэтому мы идем с Олей и Сауле впереди, а Рая помогает Сюзанне. В столовой, просторном зале со множеством столов и металлических несущих колонн и с низкими давящими потолками, оказываемся одними из первых и находим длинный стол с табличкой «Группа «Ц».

На ужин у нас гречка с котлетой, салат из свеклы и маленькая сдобная булочка с компотом. Осторожно пробую все на вкус и остаюсь довольна. Еда как еда, ничего особенного, вполне съедобно и не такое пластиковое, как рассказывал Костя.

Я ем и разглядываю собравшихся за столом. Они все голодны, как и я, но если я пытаюсь есть осторожно, не торопясь, то они накидываются на еду как дикари, особенно Сюзанна. Она ест прямо руками, низко склоняясь над тарелкой, заталкивает еду в рот, сумасшедше вращая глазами. Мне не по себе, эта девушка меня пугает, я отворачиваюсь от нее и смотрю на Олю. Вот где образец изящества, до которого мне еще расти и расти. Она сидит с прямой спиной, отделяет от котлеты кусочки вилкой и отправляет их в рот. От булочки она не кусает, а левой рукой с аккуратными пальчиками отламывает малюсенькие кусочки, замечает мой взгляд и посылает мне очаровательную улыбку. Что она забыла за этим столом?

Аким, один из так называемых «близнецов», вскрикивает, глядя на нее:

– Да ты чертова аристократка!

Оля смеется и говорит:

– У меня есть выбор: быть аристократкой или дикаркой, и я выбираю то, что мне нравится больше.

Мне этот ответ кажется несколько странным. Выбор здесь, за столом, у нее действительно есть, и, похоже, только в этом. И она выбирает; в такой ситуации она делает свой выбор, а я – свой. Даже оказываясь там, где, казалось бы, у нас нет никакого выбора, он у нас все же есть, и мы его должны делать каждый день. Мы не можем выбирать, что нам есть, но выбираем, как это делать. Мы можем горевать, жаловаться на судьбу, на то, что не можем изменить, а можем этого не делать. Можем принимать, соглашаться и делать жизнь лучше там, где мы находимся, работая в тех условиях, которые у нас есть. Это весьма интересно, я раньше и не думала об этом, а теперь понимаю, что стоит поразмышлять.

О сложности выбора, который делает Оля, я понимаю только поздним вечером, когда она возвращается из хозяйственного отдела, куда ее вызывали, прислав сообщение на браслет.

Сауле не может сдержать любопытство и бросается к Оле:

– Зачем ты ходила? Что они хотели?

Оля отвечает не сразу. Она садится на свою кровать, достает из тумбочки несессер, заглядывает в него, а после только отвечает:

– Ничего особенного, – тянет она, – предлагали поработать, обслуживать здешних командиров…

– В каком смысле? – не понимаю я, а Оля продолжает:

– Взамен предлагали оставить меня в столь хорошем, безопасном месте на все два года.

– Ого! Мне бы так! – восхищается Рая.

Оля встает со своей кровати и направляется в ванную, у двери останавливается и оборачивается к нам:

– А я отказалась. Я хочу рискнуть.

– Но зачем? – удивляется Рая, – не все ли равно?

– Я жила в борделе с тринадцати лет и, если есть шанс превратиться из игрушки в человека, я его использую, – отвечает Оля, и я пытаюсь осознать услышанное, пока она скрывается в ванной. Даже не знаю, что поражает меня больше всего – то, что она жила в борделе (которые, кстати, запрещены, разве нет?) или то, что ей предложили?

Тем временем Сюзанна приходит в движение, она хватает Раю за руку и трясет:

– У тебя есть порошок?

– Отвали, – Рая выдергивает руку, – иди в мед часть, тебе там должны помочь.

– Там есть, да? – глаза Сюзанны лихорадочно блестят, – пошли вместе поищем!

– Э-э, иди одна, – говорит Рая, и Сюзанна выходит, взяв на это невесть откуда силы. Как только она скрывается за дверью, Рая громко говорит: – Шанс выпутаться вот с такой вот наркоманкой? Ага, щас! – так и произносит «щас», а не сейчас, – главное, чтобы нас за собой не утащила.

– Вообще не понимаю, как ее сюда взяли? – поддерживает разговор Сауле, – ей лечиться надо. Этот же, с козлиной бородой, говорил, чтобы Колобок разобрался.

– Ой, да ему влом, – отвечает Рая, она вставляет несколько ругательств, а затем продолжает: – поди, сидит и жрет сейчас на кухне.

Девчонки разговаривают дальше, обсуждая наркоманку и то, что предложение, сделанное Оле, было бы весьма притягательным, им бы такое. А я сажусь на кровать и обнимаю себя руками, лезу в тумбочку, достаю мамину шаль и закутываюсь в нее, перебираю пальцами бахрому на концах.

Я совсем не знаю жизни. Я выросла в хорошей семье, в хорошем районе, и никогда не думала, что мне придется столкнуться с наркоманкой, проститутками, девушкой, жившей в борделе. Какая странная все-таки штука жизнь! Мне придется с ними поладить, хотя я просто не представляю, как с ними общаться, я привыкла совсем к другому. Я привыкла разговаривать с женщинами за пятьдесят с хорошей речью, грамотными длинными предложениями, без мата и жаргонизмов, обсуждая с ними погоду, книги и какие-то другие светские темы.

Бывало и хуже, успокаиваю себя. Это только первый день. Мы с ними поладим, все будет хорошо. Я так и засыпаю, закутавшись в шаль и одеяло, и сплю тревожным, беспокойным сном.

На следующий день начинаются занятия. После завтрака я сверяюсь с расписанием и понимаю: день строго расписан, и облегченно выдыхаю. Кому-то это может показаться странным, но я слишком хорошо знаю себя: чем больше я занята, тем лучше, меньше времени на пустые мысли.

Занятия по большей части у нас действительно разделены по способностям, и в моей группе, похоже, считается, что способностей нет ни у кого. Кроме общих дисциплин: физической подготовки, стрельбы, рукопашного боя, основ первой помощи, у нас есть еще логика и основы тактики, но у них в скобках стоит «Н», и, как я поняла, это не обязательные занятия. То есть мы на них присутствовать должны, но в случае необходимости нас легко можно снять с них. А в остальном у нас идут хозяйственные работы, а это может быть все что угодно.

Ладно, это не так уж и плохо. Хотя, надо признать, меня все же волнует, что мы ничего толком изучать не будем. Война уже давно – это не когда пехота идет стенка на стенку, это арсенал тактических хитростей, диверсий, секретных операций, война, в которой воюют не только люди, но и роботы, и дроны, и миниатюрные версии танков, и много других технических штук, которые мы изучать не будем. Для их обслуживания наверняка набрали парней и девушек с отличными знаниями математики, физики, а программистов вообще очень уважают и буквально молятся на них. Мне надо сосредоточиться на доступном и стать лучшей в этом.

Первое занятие по общей физической подготовке проходит совместно группами «А» и «Б», состоящими из профи, тех, кто учился в профессиональных военных академиях. Будто нам желают показать все имеющиеся отличия, еще больше подчеркнуть нашу никчемность. Его проводят в большом зале военной подготовки. Этот зал просто огромен и имитирует открытую площадку для тренировки. С одной стороны стоят трибуны, а с другой он чем-то напоминает футбольное поле с искусственным газоном. На нем разные полосы препятствий, стадион для бега, а в дальнем углу я замечаю нечто, напоминающее скалодром. Потолок идет арками и местами опирается на колонны и поддерживается металлическими балками. Прямо под ним – большое количество труб и воздуховодов. А в одном углу – множество деревьев и кустов с искусственной листвой, мешков с песком и еще какой-то хлам из досок.

Мы бегаем, прыгаем, отжимаемся, подтягиваемся и качаем пресс, и я завидую профи, мне бы их физическую подготовку, а ведь я не из слабых. Когда выдыхаюсь, останавливаюсь и вижу, как командир орет на Сюзанну, Раю и Сауле. Все трое лежат на полу и тяжело дышат. Слышу, как командир, молодой подтянутый мужчина с жестким лицом лет двадцати пяти, говорит, что вычтет у них баллы, и я понимаю, что наш милый куратор прав, в нашем случае главное не уйти в сильный минус. Меня толкает в бок парень из группы «А», и я узнаю того уверенного в себе красавчика, который заходил на зов Оли.

– Привет, – он улыбается мне, – как тебя зовут?

– Настя.

– Игорь, – он протягивает мне руку, и я пожимаю ее, – ты красивая, – говорит он, и я смущаюсь.

Командир резко поворачивается в нашу сторону, и Игорь, как ни в чем небывало, качает пресс, высоко поднимаясь, а я лишь сижу, браслет жужжит, и я вижу «-5». Классное начало, у меня уже «-10»! Дура, глупая дура! Надо стараться заниматься, а не знакомиться! К концу занятия в нашей группе мы все ушли в минус, кроме Оли и «близнецов», и меня это совсем не радует. С такой-то группой мы вряд ли когда-нибудь заработаем хоть одно командное очко, и я точно знаю, что все они достанутся профи.

Следующее занятие – основы тактики. Его проводит шустрая девушка-командир. Мне она чем-то напоминает героиню русских сказок, наверное, голубыми глазами с пушистыми ресницами, круглым лицом и толстой русой косой, покоящейся на плече. Я живо представляю, как хорошо она смотрелась бы в сарафане и кокошнике на голове, и гоню образ прочь, надо сосредоточиться.

Девушка рассказывает нам о военной службе, о том, на что обращают внимание при отборе. Она говорит, что нас ждет множество логических и не только задач, на которых будут выявлять особенности мышления, умение вести командную работу. И это меня приободряет. У меня хорошо с логикой, я умею решать задачи. Я не одиночка, я всю жизнь работаю в команде, в которой из-за болезни матери мне пришлось стать командиром. Но здесь я не лидер, я одна из пятнадцати, и будут ли они делать то, что я скажу – большой вопрос, напоминаю я себе.

На занятии я стараюсь не пропустить ни слова, но на этот раз вопросов не задаю. Вчера я уже поняла, что вопросы могут быть опасны, и потому молчу и слушаю, стараюсь не привлекать к себе внимание и не выделяться, хотя эта девушка мне нравится.

После обеда у нас занятие по основам рукопашного боя. Его ведет грубоватый командир. На вид ему около тридцати, но волосы на затылке уже седые. У него суровое выражение лица, и когда он не говорит, сжимает челюсти. Я могла бы его с лёгкостью представить дерущимся с десятком бойцов из Сантавии и убивающим всех одним ударом.

Как бы в подтверждение моих мыслей, Оля, которая опирается на мое плечо, когда он отходит в сторону к пришедшему к нему мужчине из хозяйственного отдела, шепчет мне на ухо:

– Этого командира, как я поняла вчера, когда ходила наверх, сослали к нам обучать за какие-то грешки.

Класс! Нас будет учить драться человек, совсем не подготовленный для этого. Может, у него и есть опыт реального боя, но обучение – дело другое, нужно же уметь именно учить, а этот, похоже, зол на весь мир и вряд ли будет с нами возиться, скорее только орать и вычитать баллы, как и предыдущий, ничего толком не объясняя.

Мы разделяемся на пары и отрабатываем стойку и удар. Стойка у меня получается неплохо, а вот удар – нет. Когда мы меняемся, и в мой щит бьет Оля, я с удивлением обнаруживаю, что удар у нее хороший: я едва удерживаюсь на ногах, а она бьет снова и снова, сильно, очень сильно, и я уже хочу ее попросить ударять полегче, но осекаюсь. Здесь каждый сам за себя, и сейчас Оля бьет не меня, она сражается с собой, заставляет себя быть сильнее, и, возможно, это поможет ей выжить.

На следующее занятие меня провожает Игорь, а его друг Руслан тоже знакомится и посматривает на Олю. Мы смеемся вместе, и все просто и легко, будто мы школьники, болтающие между уроками. И это меня воодушевляет, с ними рядом я чувствую себя не такой никчемной. Но и на занятиях я ловлю на себе взгляд Игоря, и он мне льстит, но не настолько, чтобы я отвлеклась от дела.

В качестве хозяйственных работ у нас сегодня уборка минус первого этажа, и это настоящий релакс по сравнению с остальными. Мы просто моем стены и кабинеты, оттираем стоящие парты и все. Это просто, и потому делаем все довольно легко, но к вечеру я валюсь с ног и еле-еле добираюсь после душа до своей кровати.

Лежу и думаю о Косте. Мне его не хватает. Был бы он здесь, я бы ему рассказала обо всем, что было сегодня, и о своих мыслях на этот счет. Он бы меня поддержал, я уверена. Сказал бы, что командир по физической подготовке просто козел, а держать стойки и удары он меня сам научит.

Где сейчас Костя и что делает? Может, уже развлекается с какой-нибудь красоткой? Иначе почему не оставил мне адреса или какого-то другого способа, чтобы я могла связаться с ним? Не потому ли, что развлекался со мной там, и я ему уже наскучила? Здесь он вполне может завести себе другую, а мы можем и не встретиться больше никогда!

Господи, о чем я только думаю! Может, человек сейчас бегает с автоматом, рискует жизнью, защищая в том числе и меня от врагов из Сантавии, а я приписываю ему все грехи мира! А что, если его уже убили?

– Пошли со мной, я знаю, у кого есть. – Сюзанна теребит меня за рукав, вырывая из вороха мыслей.

– Что есть? – спрашиваю я, не понимая. Я и забыла, что она осталась со мной в комнате, пока Рая и Сауле в ванной комнате, а Оля, кажется, уже спит.

– Травка. Я знаю, где достать косячок, пошли вместе кайфанем!

– Э-э, нет, ты иди лучше одна.

– Как хочешь, – говорит она и уходит снова на удивление резво, хотя перед этим еле добралась до комнаты.

По коже бегут мурашки, и я думаю о нашем Колобке. Разве не он должен был разобраться с Сюзанной? Почему не разобрался и что он вообще делает? Сегодня мы его и не видели вовсе. И откуда она может достать наркотик здесь, в части? Нас же досматривали при входе. Хотя, на этой базе более десяти тысяч человек, и большинство из них служит не первый год, и некоторые из них бывают на поверхности довольно часто и, наверняка, знают, как пронести что-то запрещенное. И таких людей, видимо, уже удалось найти нашей наркоманке.

Я решаю поискать Колобка, все же Сюзанна – член моей группы, и надо же что-то с этим делать. Иду на минус третий этаж, но Колобка там нет. Дальше спускаюсь и иду к кухням, захожу внутрь и вижу нашего Колобка: он со вкусом уплетает жирный беляш. Видит меня и вскакивает со стула, на котором сидел, и жестом показывает, чтобы я вышла. Я выхожу в коридор, а он за мной.

– Разрешите… – начинаю я, а он машет рукой:

– Не кричи. Ты зачем здесь? Тебе здесь делать нечего.

– Я по поводу Сюзанны, она куда-то ушла, – я не решаюсь сказать сразу о косячке с травкой, надеясь, что он поймет.

– Кого? – Колобок не понимает.

– Сюзанна, вам должны были сказать про нее, у нее проблемы…

– Это у тебя сейчас проблемы будут, – перебивает меня Колобок.

Но я не сдаюсь и решаюсь:

– Она сказала, что знает, у кого есть косячок, и ушла курить.

– Пф, Талинова, здесь военная база, а не какой-нибудь притон, в котором ты раньше обитала, здесь такого быть не может по определению.

– Но нужно же что-то сделать! – говорю я, но вижу, что только злю его.

– Доказательства? – я не отвечаю, у меня их нет. – Вот видишь, нет тела – нет дела. Кто-то что-то сказал, а ты и поверила… Вот когда что-то случится, тогда и разбираться будем, а так нечего воду мутить, и так на тебя время теряю. Кстати, отбой уже был, а ты шастаешь, не хорошо. Минус 10 баллов!

А дальше он просто разворачивается и уходит обратно в столовую. Класс! Я возвращаюсь в комнату, свет выключен, и девочки уже лежат в своих кроватях. Сюзанны нет, несмотря на отбой. Она появляется среди ночи и, посмеиваясь, плюхается на кровать.

Следующие несколько дней превращаются в нескончаемый хаос. Мы пашем на общей физической подготовке, отрабатываем удары на основах боя, а затем драим полы и туалеты на хозяйственных работах. Я не неженка, я привыкла много работать, но чрезмерная физическая нагрузка дает о себе знать – я становлюсь раздражительной, и не только я. Вся моя группа пребывает не в лучшем настроении. Стоит случиться какой-нибудь мелочи, и мы готовы взорваться.

– Какого хрена ты опять ничего не делаешь? – орет Рая на Сюзанну, которая, видите ли, не может больше работать тряпкой и решила, что проще просто лечь.

– Отвали, – отвечает та и прикрывает глаза.

Мне хочется добавить, наорать еще, но я сдерживаю себя. Сейчас не время крикам и ссорам, мы должны как-то объединиться, занять свои места, чтобы заработать пресловутые баллы, и я молча орудую тряпкой. Каждый день мы убираем только общую территорию: кабинеты, коридоры и туалеты, дальше нас не пускают. Здесь все довольно чисто – на поверхность практически никто не выходит, а воздух, попадающий к нам, проходит несколько ступеней очистки, так что пыли и грязи почти нет. Но сами масштабы огромны, за неделю нам удается убрать всю базу, и, как я понимаю, на следующей мы просто начнем с начала.

– Да заткнитесь вы! – кричит Оля, когда Рая и Сауле продолжают после отбоя хихикать в комнате. Но Рая отвечает ей так грубо, что я и повторить не могу, а Оля, судя по звуку, начинает лупить свою подушку, и делает это так неистово, что девчонки замолкают.

А у парней происходит драка уже на второй день. Спокойный Миша выходит из себя и лупит Славку, который даже не может нормально ответить. Ситуацию спасает Аким, разнимая обоих.

Я с завистью посматриваю на группы «А» и «Б» – на всех этих стройных и подтянутых парней и девушек, которые на занятиях работают, словно роботы, не прерываясь ни на секунду, а в коридорах лишь смеются и болтают, а не орудуют тряпкой.

Я пытаюсь думать о хорошем и вспоминаю все, в чем я преуспеваю. Я нравлюсь девушке, которая проводит логику и основы тактики, и она не только отвечает на мои вопросы, но и поощряет их. Ее, кстати, зовут Виктория Николаевна, и она вполне заслуживает иметь имя.

Командир, преподающий рукопашный бой, тоже оказывается не так уж плох. Когда я падаю вместе со щитом от Олиного удара, он не вычитает баллы, а лишь меняет пару. Теперь я тренируюсь с Раей, у которой удар хуже, чем у меня, а Оля мутузит блондинку из группы «А» и к концу недели получает свои первые баллы от этого сурового мужчины.

А еще я смогла поладить с Олей, и наличие подруги здесь для меня – большое спасение. Мы вместе смеемся, оттирая лестницу, болтаем по дороге в столовую и ходим в библиотеку. Оля рассказывает мне, что когда-то училась в балетной школе. Она встает на носочки и грациозно, настолько, насколько это можно сделать в берцах, показывает мне пируэты и плие. Парни за нашими спинами восторженно свистят, и Оля изящно кланяется. С остальными девочками общий язык я так и не нашла, но Оля ухитряется сглаживать острые углы между нами, делая мое существование вполне комфортным.

В понедельник после обеда у нас, на удивление, час свободного времени, и я пишу длинное письмо родным. Я подробно описываю все дни, опуская неприятные моменты. Мое письмо похоже на письмо школьницы из лагеря для детей, я писала такие когда-то со спортивных сборов. И сейчас, выводя строчку за строчкой, вспоминаю те дни. На спортивных сборах я так же жила в общей комнате с другими девчонками, так же вставала по сигналу и шла на зарядку, слушала гимн и завтракала в общей столовой, тренировалась и мечтала, как на следующих соревнованиях буду стоять на пьедестале. И даже баллы у меня в жизни были – частенько мы соревновались отрядами за звание лучшего и ликовали, побеждая.

Тогда, в той другой жизни, первое место и золотая медаль были для меня пределом мечтаний, самым важным, что может быть в жизни. Что может быть важнее, чем стоять на верхней ступени пьедестала? Сейчас же я понимаю – практически все. Но, несмотря на это, мне нужно непременно забраться на пьедестал, не обязательно на верхнюю ступень, нижняя тоже подойдет, главное – пьедестал. Он не вершина желаний, но средство для достижения моих целей – выжить и вернуться домой живой. Это единственное, что важно – вернуться живой, и чтобы дома все были живы и здоровы.

Я пишу для каждого члена моей семьи по отдельной маленькой записке и представляю, как бусины будут держать их под подушками, вместе с другими своими маленькими сокровищами. Снежана вложит в книгу с любимым любовным романом, а Сашка положит в блокнот, который я ему купила для записей, ведь теперь он глава большой семьи. Куда положит мама, не знаю, но она перечитает ее не раз и не два, обливаясь слезами. Пишу строчки и тоже плачу.

С Олей мы идем относить наши письма на почту, и, желая отвлечься, я спрашиваю, кому она писала. Она отвечает сухо и жестко: подругам из борделя, в котором жила, родных и друзей из другой жизни у нее не осталось. Мы отправляем письма и обнимаемся. Она обнимает меня, жалея, что я скучаю по родным, а я ее, жалея, что скучать ей не по ком.

Вечер проходит как обычно. Оля принимает душ и обмазывается ароматным кремом, Сауле и Рая трещат, сидя на кроватях, а Сюзанна уходит. С того дня, как я бегала к Колобку, я не пытаюсь вмешиваться. Вероятно, она находит свой «косячок», потому что каждый вечер возвращается веселая, хотя и потрепанная, и помятая больше, чем днем. Не хочу об этом думать, я ей не нянька, и меня это не касается. Как сказал Колобок: «нет тела – нет дела».

Иду в ванну и принимаю душ. Надеваю чистый спортивный костюм, а Оля собирает грязное белье в комнате у всех, собираясь в прачечную. Я ложусь на кровать и раскрываю книгу, когда чувствую, что мой браслет вибрирует.

Я холодею, поднимаю руку и вижу сообщение: «Явиться в -573». Кто послал его? Зачем мне может быть нужно туда? Это же жилой отсек командиров! Я знаю, я убиралась там на этой неделе. Мы мыли только коридор, за каждой дверью там жилая комната. Там просто нет учебных комнат! Хочу спросить совета у Оли (я почему-то думаю, что сейчас мне сделают то же предложение что и ей в первый день), но она ушла в прачечную, а Рая и Сауле мне не советчицы. Я медлю, и на мой браслет приходит новое сообщение: «Солдат Талинова, у тебя 5 минут, чтобы подняться на -573».

Меня всю трясёт, а в ушах звенит, но я поднимаюсь на минус пятый этаж и иду в боковой коридор. Я пытаюсь себя успокоить, но перед табличкой с номером «-573» чуть торможу, чувствую, как решимость меня покидает. Я забываю постучать и просто нажимаю на кнопку; дверь отъезжает, я вхожу, но спотыкаюсь и падаю на колени на пол, и удар смягчает шероховатый ковер, лежащий здесь. Дверь за мной закрывается, и наступает звенящая тишина. Я не смею отвести взгляд от ковра с замысловатым орнаментом – это ли не доказательство, что комната жилая, а не тренировочная? – и посмотреть на того человека, который находится в комнате вместе со мной.

– Какое эффектное появление, – слышу усмешку в голосе и сразу же его узнаю. Этот голос я узнаю из тысячи, но все же медленно поднимаю глаза, не обозналась ли я? Он сидит на компьютерном кресле, развалившись и положив ноги на стол. В руках яблоко и ножик, которым отрезает кусочки. Вернее, отрезал; лезвие блестит в ярком свете дневных ламп, которые здесь повсюду заменяют солнечный свет. Костя довольно улыбается:

– Иди сюда, птичка моя, я соскучился.

Я медленно поднимаюсь с пола. Соскучился он! А я чуть не умерла от страха!

– А можно было как-то по-другому? – спрашиваю я, и меня по-прежнему трясёт, но уже не от страха, а от гнева.