Мы всего лишь осколки

– Можно, но я хотел сразу обозначить границы, – усмехается Костя, и добавляет: – Иди сюда.

«Обозначить границы», – повторяю я про себя. Он, будто не замечая, как меня трясёт, скидывает ноги со стола и садится ровно, пока я медленно обхожу стол, откладывает яблоко и нож в сторону, хлопая себя по коленям, приглашая.

– Ну иди же сюда, я сильно соскучился.

Он берет меня за руку и тянет к себе. Я повинуюсь. В моих ушах по-прежнему звенит, и я уже знаю, как обозначить свои границы. Заставить испугаться его. Я отомщу Косте за свой страх и сделаю это сейчас же.

Я опускаюсь к нему на колени и целую в губы. Они такие же, как я помню, мягкие и настойчивые. Он целует меня и спускается ниже, покрывая поцелуями шею, а моя рука уже сжимает рукоятку его ножа. Костя расстёгивает мою спортивную кофту и стаскивает ее с плеч, а я скольжу свободной рукой по его груди, а второй – по спинке кресла к его шее, а затем заглядываю в глаза, заставляя его оторваться от моего тела.

– Не боишься, что, очерчивая свои границы, ты можешь задеть мои?

Он усмехается, но моя рука с ножом перемещается к нему на горло, и лезвие опасно вжимается в кожу. Его реакция молниеносна, вот он еще усмехается, но через секунду с силой отбрасывает мою руку с ножом в сторону. Нож легко вылетает, а он переворачивает меня и прижимает всем телом к полу. Я больно ударяюсь, но толстый ковер смягчает падение, и я хохочу!

– Один-один, – говорю я, но вижу, что он еще не оценил шутку. Он шарит по моему телу в поисках другого оружия, затем смотрит в сторону ножа и понимает, что нож был его.

– Идиотка, – он отвешивает мне легкую пощечину. К нему начинает возвращаться самообладание. – Ты хоть понимаешь, что тебя теперь можно расстрелять за покушение?

Я снова смеюсь. Знаю, мой смех похож на истерику сумасшедшей, но ничего не могу с собой поделать.

– Ты этого никому не расскажешь!

Он по-прежнему серьезен.

– Никогда больше не бери нож, если не собираешься им воспользоваться, поняла? Убить человека не так просто, как тебе кажется.

Моя истерика стихает так же быстро, как и началась, и я становлюсь серьезной:

– Но и не так сложно.

Костя хмурится, обдумывая мои слова, и я продолжаю:

– Ты даже себе не представляешь, на что способна слабая, доведенная до отчаяния девушка.

Секунду боюсь, что он будет расспрашивать, ведь этого мне не стоит рассказывать никому, особенно здесь, где камеры на каждом углу, но он не делает этого. Смотрит серьезно, наклоняется и шепчет в ухо: «Об этом расскажешь мне потом, не здесь», а затем целует меня в губы и произносит, глядя в глаза:

– Ладно, не буду тебя больше пугать.

Костя ложится со мной на ковер, переплетая наши пальцы. Я ему благодарна за это, за то, что не стал расспрашивать. Я еще не готова это кому-то рассказать. Сегодня я испугалась, но все же это был не тот животный страх, как тогда. Секунда, и я запираю воспоминание в чулане подсознания.

– Где ты был? – спрашиваю я, перекатываясь на живот и придвигаясь ближе, опираюсь на его плечо и заглядываю в глаза.

– У родителей и в штабе у главных. Доказывал, что я нормальный, – Костя вздыхает. – Знаешь, это не слишком хорошо, когда тебе приходится это доказывать.

Я смотрю на него во все глаза. Что же он натворил такого, что в его глазах и глазах командования ужасно, но наказание – всего лишь длительный отпуск? Он не рассказывает сам, а я не спрашиваю, потому что перед этим он не спросил. Я позволяю ему спрятать это в чулане своего сознания.

– Как твоя семья? – спрашивает Костя и проводит рукой по моей щеке.

– Нормально, мы собрали ведро слез, прощаясь.

В ответ он смеется:

– Хорошо хоть не бочку. Передай им привет от меня, когда будешь писать.

И я сразу вспоминаю наши дни вместе и отворачиваюсь. Нужно что-то срочно спросить, сменить тему, иначе я разревусь, и я задаю вопрос:

– Ты здесь надолго? Чем ты здесь занимаешься?

Ответа особо не жду, я уже почти привыкла к тому, что он не отвечает, и потому удивляюсь, получив ответ.

– Это моя комната и моя база. И сам я отсюда никуда не собираюсь.

Я снова смотрю ему в глаза.

– Чем ты тут занимаешься?

То, что он точно не обучает солдатню, я поняла еще там. Но чем – для меня остается загадкой.

«Убийствами», – вспоминаю я его ответ и страшусь услышать его снова. Но он отвечает не так. Костя произносит то, что ответил когда-то моей маме:

– Здесь я ем, сплю, выпиваю и думаю, – он ухмыляется, но только губами, – у меня для этого целых две комнаты: этот кабинет и спальня, – он показывает головой в сторону боковой двери в комнате, – играю в карты и на компьютере, шучу и веселюсь с друзьями.

– И какую же цену ты платишь за столь вольготную жизнь? – мне ли не знать, что у всего есть цена.

– Небольшую. Всего-то пару дней в месяце я работаю, иногда даже реже, – он отвечает не мне, а потолку. Потом смотрит на меня: – За эти пару дней я убиваю. Много. Очень много врагов из Сантавии. Достаточно, чтобы мне прощали месяц безделья и развлечений, прощали практически все.

Костя чуть приподнимается и целует меня в губы, а я в голове собираю пазл.

– Ты руководишь группой особого назначения.

Я знаю, их осталось всего три: гамма, дельта и эпсилон. Работают они действительно редко, примерно раз в пару месяцев, и об их успехах говорят по радио. Мама слушает радио каждый день, и потому я знаю об успехах каждой из них. Порой им удается взорвать целые военные базы, захватить командующего из Сантавии или предотвратить теракты у нас. Каждая такая успешная операция – повод для гордости, для поднятия боевого духа. Когда-то были еще альфа и бета, дзета, эта и тета, но они канули в лету.

Я смотрю на Костю: самая результативная – эпсилон – пропала три месяца назад. И это так сильно волновало мою маму. А Костя неделями валялся у меня в гамаке и точно знал ответ, почему она пропала. Я хочу спросить его, но он лишь прижимает пальцы к моим губам:

– Не надо больше вопросов. Ты и так догадалась. А я не разглашаю военные тайны.

Он целует меня робким, неспешным поцелуем, будто ждет, что я буду сопротивляться. Я не сопротивляюсь. Не мне судить. Идет война, и эпсилон защищает страну, защищает меня и мою семью, и то, как изощренно она это делает, меня не касается.

Поцелуй становится настойчивее, и я в полной мере отвечаю на него. Я помогаю ему, поднимаю руки, когда он тянет мою майку вверх, и приподнимаю бедра, когда мои спортивные брюки ползут вниз. Стягиваю с него футболку и позволяю поцелуям покрыть мою грудь.

После мы долго лежим на ковре в его кабинете и вздрагиваем, когда его браслет жужжит. Он, щурясь, смотрит на сообщение. И я вижу, что написано на его браслете во всей неприглядной красе: «Хватит трахаться, пошли бухать». Костя ухмыляется, видя, что я прочитала сообщение:

– Извини, я только приехал. Им тоже нужно уделить внимание.

Я киваю, поднимаюсь, быстро одеваюсь, и он тоже. Краем глаза замечаю, как он складывает нож и убирает его в карман.

Прощаемся у двери. Он больше не собирается меня провожать.

Наклоняется, целует и говорит:

– Помни, здесь все по-другому. Здесь все проще: есть ты и есть я. Никакого выноса мозга, – его голос жесткий и грубый, – я должен думать только о работе.

Я киваю, хоть меня это и обижает, и выхожу, он выходит следом и идет в другую сторону.

Добираюсь до своей комнаты, прокрутив в голове весь вечер, каждое сказанное слово и жест не раз и не два. Уже поздно, очень поздно по меркам военной базы. Через несколько минут будет десять, и наступит комендантский час, поэтому коридоры пустынны и тихи. А в комнате все мои соседки уже расположились на своих кроватях. Сюзанна истерически хохочет на своей, она не переоделась в пижаму и снова собирается спать в спортивном костюме. Рая отвернулась к стене и изображает, что спит. Знаю, что только изображает, я по ночам частенько слышу, как она ревет в подушку.

Сауле сидит на кровати и беседует с Олей, которая заплетает на ночь свои роскошные рыжие волосы в косу. Она вопросительно смотрит на меня и уже собирается вскочить с кровати и обнять, но я качаю головой, хватаю свои вещи и иду в ванную.

Помещаю Костю в подвал к своей клубнике и семье, туда, откуда он так нахально вышел, и запираю на ключ. Пусть посидит в подвале и развлекает моих бусин, поболтает с мамой и научит паре приемов Сашку. Пусть остается там в подвале и не мешает мне. А я буду развлекать строгого командира, не более.

Глава 7

Я открываю глаза по сигналу будильника в браслете и понимаю, что день слишком быстро сменил ночь. Я не выспалась. Вчера, путаясь в своих мыслях, мне никак не удавалось уснуть, и я битый час ворочалась в постели. В результате встала разбитая, но заставляю себя двигаться, как обычно, выполняя все утренние ритуалы.

Я завтракаю молча, хотя за столом шумно. Делаю мысленно пометку в календаре: прошел еще один день, и я его пережила. Кстати, здесь намного спокойнее, чем на гражданке. Мы близко к фронту, но сирены не воют и не гонят в подвал. Конечно, ведь, по сути, мы и так в подвале, и над нами несколько метров земли, просто настолько привыкли, что не замечаем этого. Но и новостей с фронта здесь нет никаких. Нет, конечно же, есть и на стенде: напротив экранов с баллами можно прочитать последние новости. Но я не хожу к нему, и из моей группы не ходит никто. И здесь нет моей мамы, готовой обсуждать это бесконечно. Поэтому я позволяю себе оставаться в неведении.

Занятие по стрельбе проходит как в тумане, но на следующем, у Виктории Николаевны, я будто просыпаюсь от ее энергии и энтузиазма.

– Сегодня у вас будет необычное задание, – говорит Виктория Николаевна, – вам нужно придумать специальную операцию по захвату или уничтожению вражеской военной базы. На это задание у вас будет целых два занятия: это и завтрашнее. Отнеситесь к нему серьезно. Вооруженным силам сейчас как никогда нужны свежие нестандартные решения. Только придумывая новые хитрые операции, мы можем победить. Представьте, именно ваша идея может лечь в основу следующей успешной операции.

«Ага, конечно, именно по нашей идее. Хорошо хоть нам не предлагают возглавить подобную операцию!» – замечаю я мысленно, но продолжаю внимательно слушать Викторию Николаевну. Она говорит живо, энергично, и даже я к концу ее речи практически верю, что написанная мной идея не уйдет в ближайшую мусорку.

Я смотрю на полученные мною ранее листы и ручку и решаю постараться. Я должна выложиться на все сто, чтобы меня заметили и запомнили. Я знаю, я могу мыслить нестандартно и придумать что-то этакое. Я только плохо разбираюсь в этой чертовой войне! Не понимаю, какое оружие у нас есть (занятий на эту тему у нас еще не было, была только стрельба пару раз), а какое есть у наших противников. Военная база – как она вообще может быть устроена? Я и нашу не до конца понимаю.

Итак, военная операция по захвату, нет, лучше по уничтожению базы противника. Что дальше? Мы, вероятно, можем применить свое супероружие, только вот какое? Я пытаюсь вспомнить все, что слышала о новинках вооружения, но мои знания слишком поверхностны.

Я верчу головой в поисках вдохновения и замечаю, как группы «А» и «Б» в полном составе склонились над своими листами и пишут, пишут. Я вижу, как Игорь рисует какие-то схемы, а Руслан уже исписал два больших листа. Они меня отвлекают. Я хочу быть такой же: сильной, уверенной в себе, знающей, что делать. Но нет, к их миру я не принадлежу. Я поворачиваю голову и вижу свою группу, то, как они сидят и смотрят на свои листы. Сауле без зазрения совести рисует цветочки, а Оля пишет слово, зачеркивает, снова пишет и снова зачеркивает. Мое сердце сжимается. Как бы я ни хотела принадлежать к «А» и «Б», мой мир – это ничего не знающая группа «Ц».

О задании я думаю целый день на занятиях, поэтому пропускаю удар от Сауле на рукопашном бою. К счастью, это не Олин, и я лишь морщусь. Далее у нас хозяйственные работы, на которых можно неограниченно размышлять, махая тряпкой, а после, как бы мне ни хотелось брякнуться на кровать, я иду в библиотеку, и Оля со мной. Похоже, она тоже намерена справиться с этим заданием от Виктории Николаевны. Мы берем книги по тактике, современному оружию, истории великих военных операций и еще несколько книг.

В своей комнате я ложусь на кровать и листаю книги. Я должна найти какую-то оригинальную идею, но мне ничего не идет в голову. Сауле и Рая опять болтают и громко смеются. Сюзанна на своей кровати сидит, подтянув ноги к животу, раскачивается и негромко поскуливает. Чувствую, что если проведу с ними еще хоть пять минут, то взорвусь. Как же они меня достали! Иду в ванную, желая принять душ, и обнаруживаю там Олю. Она сидит с книжкой прямо на полу, подложив свою кофту под попу. Вокруг разбросаны исписанные листы.

– Что? – видя мой вопросительный взгляд, говорит Оля. – Здесь мне хотя бы никто не мешает думать.

Я решаю, что это отличная мысль, и после душа хочу присоединиться к ней, но пока вытираюсь полотенцем, приходит сообщение от Кости: он ждет меня у себя. Я всерьез подумываю к нему не ходить, я ведь могу отказаться, верно? Но в ванную вваливается Рая и принимается выговаривать Оле за разбросанные листы, за то, что сидит на проходе. Оля вспыхивает, а я становлюсь между ними, пытаясь успокоить обеих.

Нет, мне стоит уйти, чуть успокоиться, иначе я и сама затею драку, и я иду к Косте в его тихую и спокойную комнату, желая забыть обо всем хоть ненадолго. Мы снова целуемся и занимаемся сексом. После я не тороплюсь к себе, мне хочется задержаться подольше, и, к счастью, Костя меня не выпроваживает. Он лениво перебирает мои волосы и задает вопрос:

– Как тебе здесь?

– Все в порядке, – отвечаю я. Я не из тех, кто жалуется, но Костя смотрит недоверчиво, и я решаю рассказать чуть больше, выискивая в памяти только хорошее: – Я не самая слабая в группе. Даже не самая слабая в группах «А» и «Б», с которыми мы занимаемся. Там выпускники военных академий, так что физически я неплохо подготовлена.

– А морально? – спрашивает он.

– Ну, морально, наверное, тоже.

Похоже, он чувствует неуверенность в моем голосе, поэтому поворачивает лицо ко мне, и его брови ползут вверх.

– Мне, конечно, сложно, но я адаптируюсь. Я стараюсь, мне есть ради кого стараться, и это уже хорошо. Знаешь, у меня неплохая группа. С Олей мы даже сдружились, и это несомненный плюс. Остальные тоже ничего, – говорю я, добавляя мысленно: «когда не пытаются убить друг друга». – У каждого есть свои сильные и слабые стороны. Например, Аким и Миша великолепно дерутся. Представляешь, они раньше участвовали в боях без правил. Даже и не знала, что такие существуют. Славик сильный и выносливый. Рая и Сауле не боятся грязной работы. – Я говорю о каждом, даже о Сюзанне (нахожу её плюс в том, что она не конфликтная), и понимаю, что у моей команды есть одно преимущество, важное для меня. Они привыкли подчиняться, делать что говорят. Не это ли причина, по которой из группы вопросы задаю только я?

– И чем это поможет тебе?

– Я умею руководить. Последние несколько лет я только и делаю, что руковожу семьей, и раз никто не умер и мы нормально живем, со своей задачей я справляюсь.

– Это да. Но здесь другое. Эти люди не видят в тебе старшую ответственную сестру.

– Не видят, – подтверждаю я, – но я придумаю, как сделать так, чтобы увидели.

С Костей мы лежим еще минут пять, не больше, когда он заявляет, что мне пора. Встаю, одеваюсь, и на прощание у самой двери он легко чмокает меня и говорит лишь: «Пока».

***

На следующее утро я уставшая и разбитая, но довольная собой. Пол ночи я просидела в ванной на полу в компании Оли, пытаясь придумать военную операцию по уничтожению подземной базы. За основу я взяла нашу – знаю, у Сантавии есть похожие, подземные. Так что я придумала, как уничтожить такую, используя пару бомб, а также воду и электричество. В воде и электричестве я хоть что-то понимаю, даром что ли чинила приборы дома по книгам из библиотеки.

Все утро я повторяю про себя план операции, который непременно распишу подробнее на бумаге на занятии у Виктории Николаевны. И только эта мысль помогает мне, несмотря на усталость, выдержать занятие по общей физической подготовке. Но когда мы уже подходим к кабинету Виктории Николаевны, меня ждет горькое разочарование. Мой браслет вибрирует, высвечивая сообщение:

«Явиться на -1 этаж, помещение 10».

Я смотрю на своих одногруппников, на то, как меняются их лица, пока они читают сообщение на своих браслетах. Рая громко матерится, выдавая такие ругательства, каких я в жизни не слышала, но я не могу ее винить, мне хочется добавить своих. Все мы рассчитывали если и не выполнить задание на отлично, то хотя бы передохнуть.

Плетемся по лестнице на минус первый этаж и застаем там нашего Колобка в хорошем настроении. Он командует нам построиться перед большой металлической дверью в помещение №10. Мы строимся в две шеренги, в одну нам не позволяет пространство коридора. Затем Колобок прикладывает к кнопке на стене свой браслет, и металлические двери расходятся в стороны, открывая нам помещение номер 10. Оно напоминает большой ангар, заставленный паллетами с коробками, я вытягиваю шею, пытаясь разглядеть заднюю стену. Понимаю, что здесь нас собрали не для экскурсии и даже не для мытья этого помещения. Колобок озвучивает то, что я и подумала:

– Вам следует переместить эти коробки на склад кухни.

Коробками заставлено все помещение, до самой дальней, призрачной стены. Пытаюсь осознать услышанное, но замечаю двери лифта в боковой стене помещения и выдыхаю. Все просто, нужно просто затаскивать коробки в лифт и выносить на минус двенадцатый этаж, там, где кухни. Но Колобок снова рушит мои надежды:

– Грузовой лифт сломан. Поэтому несите коробки по лестнице.

У меня вырывается:

– Может, мы лучше лифт починим?

– Ха-ха, как смешно! – говорит Колобок, не воспринимая мои слова всерьез. – Уже месяц как нам обещают прислать человека, который сможет починить чертовы лифты. Но нет, приходится ходить по ступеням. – по тому, с каким вздохом он это говорит, я понимаю его боль: с таким-то животом прогулки по ступеням вверх-вниз даются нелегко.

Еще раз осматриваю коробки. Их много, очень много. На занятие, к которому я сегодня готовилась полночи, мне не попасть, мы вряд ли справимся за два часа, да и за десять тоже вряд ли. Славик подает голос:

– Разрешите обратиться, – Колобок кивает, – тут же дохе… ну, очень много. Мы не успеем за два часа, а дальше рукопашный бой.

– Да, это… Бой пропускать нельзя. Сходите на бой, а после продолжите, – он говорит легко, будто после боя нам не будет хотеться лежать пластом. – Дальше ничего важного нет, так что будете работать спокойно. До отбоя нужно успеть, но, если не успеете, придете ко мне и предупредите. Я вам разрешение на передвижение после 10 сделаю…

Потому, какой дружный вздох раздается, понимаю, что не только я в шоке. Он хочет, чтобы мы таскали коробки весь день, а если не успеем, то и ночью, а завтра как ни в чем небывало шли бы на занятия. И я снова подаю голос:

– Разрешите задать вопрос?

– Спрашивай.

– А что в коробках?

– Крупы: макароны, гречка, пшено. Это не важно, главное – вниз спустите и все. Приступайте…

– А можно…

– Нельзя! – рявкает Колобок. – Ты опять много болтаешь. Тут не надо думать, надо просто взять коробку и отнести на минус двенадцатый этаж. Подняться и взять следующую. И так, пока помещение не станет пустым, ясно?

– Но можно…

– Минус 10 очков за вопросы! Выполнять!

Командует Колобок, разворачивается и идет к лестнице. А мне хочется заплакать! Ну почему все так не справедливо! Я готовилась, старалась, практически не спала ночью, придумывая эту гребанную операцию! Но вместо того, чтобы показать свой креатив и умение находить нестандартные решения, должна таскать эти треклятые коробки!

Я вижу, как парни берут по коробке и идут по ступенькам. Девчонки тоже берут по одной, но Сюзанна тут же роняет свою – для нее коробка не подъемная, и она начинает плакать, громко, навзрыд, совсем как ребенок:

– Тяжело! Слишком тяжело!

Рая огрызается на нее и просит отойти (я перевожу это так в своей голове), а мне тоже хочется сесть на пол и реветь так же громко, навзрыд. Ничего не получится! Идиотка, на что только ты надеялась! Что будешь писать гениальные ответы на задания и тебя заметят, пожалеют и не пошлют разбирать ядерные отходы? Ты будешь все четыре месяца работать тут как чернорабочая, уборщица, грузчица и что там у них есть еще для такого дна, как я! Ты никогда ничего не добьешься и отсюда отправишься прямиком на черные работы за пределами базы, туда, откуда живыми и не возвращаются вовсе!

– Насть, успокойся, – шепчет мне Оля, и я пытаюсь незаметно стереть слезы рукавом.

– Ничего, я просто устала, – говорю я, забираю у нее из рук коробку и иду вниз. Оля догоняет меня.

– Ну, по крайней мере, мы спокойно можем болтать, пока идем.

– Слабое утешение.

Следующий пролет мы проходим молча, и Оля задает вопрос:

– Что ты хотела спросить у Колобка?

– А-а? – удивляюсь я и выныриваю из грустных мыслей. – Думала, спросить, можно ли что-то использовать, типа сделать быстрее.

Оля молчит несколько минут, и мы спускаемся на еще один пролет, когда она замечает:

– Он запретил только спрашивать, а не делать.

В ответ я неопределенно хмыкаю. Она права. Чувствую, как мой мозг снова начинает работать. Я же когда-то спускала землю для клубники в свой подвал. И там был не килограмм и не два, а несколько десятков. И я тогда была младше и слабее, но мы со Снежаной и Сашкой справились за пару часов.

– Я знаю, как сделать процесс более быстрым, – говорю я Оле, когда мы достигаем минус 12-го этажа и идем в сторону кладовых и кухни.

Я быстро рассказываю свой способ спуска тяжестей Оле, и она находит его достаточно хорошим. Осталось только воплотить его в жизнь, и Колобок в этом нам точно не помощник.

Раздумываем, где взять ткань, все два часа до рукопашного боя, при этом исправно таскаем коробки, которых меньше не становится. Нам нужно что-то длинное, но к Колобку идти с просьбой я не рискую – у меня на счету уже минус сто десять баллов, и практически всех я лишилась за вопросы.

Уставшие, плетемся на рукопашный бой, и я чувствую, как все тело ломит, а сейчас нас еще будут учить драться. На занятии встречаем группы «А» и «Б», и они смотрят на нас с превосходством.

– Вы, я гляжу, устали, – с издевкой замечает девушка с выбритым на виске кинжалом.

– Жанна, – одергивает её Игорь, – нехорошо издеваться над слабыми. Тут уж каждому по способностям.

Он, видно, произносит это не думая, потому что обычно с нами Игорь сама любезность, а возможно, просто понял, что любезность не срабатывает и каждый раз на приглашение к нему в комнату вечером получает отказ.

– Да уж, по способностям, – отвечаю я, – я каждый раз радуюсь, когда наши занятия проходят вместе. Видно, здесь у нас способности одни.

Он не успевает ничего ответить, а я разворачиваюсь и иду в центр зала. Заходит Сергей Витальевич и командует нам построиться, а затем разбиться на пары.

Занятие проходит сложно, мы уставшие и легко пропускаем удары и не держим стойку. Я работаю в паре с Сауле, которая не желает тратить силы, чтобы ударять по мне, и у меня достаточно времени, чтобы смотреть по сторонам. Мое сердце бьется чаще, когда я замечаю две косички в дальнем углу просторного зала, рядом с пирамидой. Я знаю, что это! И сейчас мне нужны, просто необходимы эти косички, мирно лежащие на полу. Нужно только как-то незаметно вынести их из зала!

Занятие подходит к концу, и мы идем к выходу, еле переставляя ноги. Я толкаю Олю в бок и шепчу: «Я нашла, что нам нужно». Она кивает, и мы отделяемся от группы и сворачиваем под трибуны. Идем под ними до самого конца, а там выходим и осматриваемся. Кажется, в зале никого нет: первачки уже вышли, Сергей Витальевич, вероятно, тоже. Берем каждая по матерчатой косичке, когда слышим голос:

– Стоять! Что вы делаете? – оборачиваемся и видим спешащего к нам из-под трибун Сергея Витальевича.

Я решаюсь немного соврать:

– Виталий Викторович сказал нам взять полотна.

Говорю уверенно, будто у меня действительно такой приказ, надеясь, что Сергею просто не захочется разбираться, но у него такое жесткое лицо, что мне кажется, что сейчас он меня ударит, но он произносит:

– Так не эти же! Эти для тренировки. Вам нужны те, которые в подсобке.

Мы с Олей киваем так, будто действительно перепутали. Кладем косички обратно и следуем за Сергеем Витальевичем в подсобку под трибуной, где он сам нам выдает по косичке старых, потрепанных полотен. Идем к выходу и не верим своему счастью: нам не только не влетело за попытку кражи, но еще нам дали парочку никому ненужных полотен.