Злые и Виновные

«И, кажется, стерплю любую муку -

Пока ещё ту крохотную руку

В своей руке измученной держу».

Леонид Филатов

В просторном зале, куда их привела стража, стоял деревянный стол, уставленный всевозможными яствами от края до края. У дальнего от них конца стоял единственный стул, очевидно с претензией на трон. Он тоже был из дерева, но на спинке умелыми руками мастера были вырезаны причудливые узоры, а по бокам явно были видны фигуры зверей, отдалённо напоминающие тигров. Но всё это было лишь декорациями. Настоящим центром этой картины был человек, восседающий во главе стола. Мужчина был в том неопределённом возрасте, когда можно дать и сорок, и шестьдесят лет. Он был тучен, даже огромен и было удивительно, как вообще он смог втиснуться в свой трон. На лице не было ни капли растительности, голову украшала шапка волос соломенного цвета, виски были слегка подёрнуты сединой. Серые глазки были близко посажены, а дряблые щёки украшали три большие бородавки. Его одежда была богатой и явно дорогой, но ужасно помятой и вся в пятнах. Когда они вошли в зал, этот мужчина с большой буквы М, если судить по времени, обедал. А если точнее, вгрызался своими на удивление белыми зубами в ногу барашка. Руки, лицо и камзол были заляпаны жиром и крошками, составляя отталкивающее зрелище.

Заметив вошедших, хозяин кинул недоеденную ногу на блюдо (которая от него отскочила и оба в итоге полетели на пол) и вскочил на свои поразительно длинные ноги. На его лице появилась радостная улыбка и со всей поспешностью, на которую был способен при подобном телосложении, он направился в сторону Исаавы, раскрыв объятия и издавая радостные возгласы.

– Мой друг, ты здесь, наконец-то! Я боялся, что уже не увижу тебя. Из центра доходили тревожные вести. Некоторые касались и тебя. Тебя разыскивают, знаешь? Разумеется, якобы только для того, чтобы ты подробно объяснил причины своего поспешного отъезда, но этим скорпионам веры нет, сам понимаешь. Я несколько раз отправлял всадников на твои поиски, но все возвращались ни с чем. – обхватив Исааву за плечи он повёл его вдоль окон, которых было полно в противоположной стене, при этом не переставая говорить. Что любопытно, жизнерадостным голосом, не соответствующим ситуации. Лера молча поплелась за ними. Сам же Исаава, хоть и был рад видеть хозяина дома, улыбался скорее измученно, чем радостно.

– Но я не сомневался, что рано или поздно ты объявишься здесь, я даже приказал приготовить тебе покои. Но ты должен мне, в конце концов, всё объяснить! Что всё это значит? Не предупредив меня, ничего не согласовав, не… Да, да, я вижу, как ты устал, уверен, ты голоден ужасно. Но десять минут мало что изменят.

Исаава поднял руку, высвобождаясь из объятий и, повернувшись к Лере, махнул головой, подзывая к себе. Она быстро подошла к ним и Исаава, положив правую ладонь на её плечо, впервые разомкнул уста:

– Мне пришлось ускорить события и, возможно, весь наш план. Полагаю, до тебя уже дошли вести о массовом убийстве на одной из наших стоянок, – хозяин мрачно кивнул. – Единственной из выживших оказалась эта девушка, – тяжёлый взгляд в сторону Леры, – которую приняли за одну из мрайенов. Её хотели сразу же казнить, но я помешал.

– Кстати почему?

– Она не из мрайенов и в тех смертях невиновна, даю слово. К сожалению, долго оттягивать её смерть я не смог бы и мне пришлось брать ситуацию в свои руки.

Мужчина поддел Исааву под руку и тихо отвёл в сторону от Леры.

– Я верю, что ты считаешь её невиновной и даже готов поверить, что так оно и есть. В моих глазах она чиста, но я всё ещё не понимаю: почему? Ты рискуешь всем: мной, тобой, всей нашей затеей ради девчонки. Хотел защитить её? Понимаю. Собрал бы ей мешок еды, нашёл бы лошадь и вывел бы из города. Пусть бы ехала к своим, откуда она там (он пытался говорить тихо, но Лера всё равно отлично слышала каждую букву).

Исаава кинул через плечо взгляд на девушку:

– Никого у неё нет… Только я.

Хозяин сочувственно посмотрел на гостя и, пробурчав «Понимаю», подошёл к столу и схватил яблоко.

– Я отправил птиц на Звёздный пик, Окридтир, Нарты̀ш и Ѝргаш. Они, конечно, тоже в замешательстве, но подготовка уже идёт полным ходом. Все ждут лишь нашего сигнала.

Хлопнув в ладони, он повернулся к гостю:

– Слуги отведут тебя в твои покои, а заодно найдут что-нибудь и для…

– Леры. – подсказал Исаава и ободряюще посмотрел на девушку.

Оба мужчин действовали, что-то решали и твёрдо стояли на своих ногах, в то время как она оставалась тенью. На душе у неё скребли кошки и всё чаще к ней в голову забредали мысли, что Исаава не может ей помочь, что надо начать действовать самой, любой ценой прокладывая дорогу назад. Слушая речь этого толстяка, она пришла к выводу, неизвестно насколько ошибочному, что тут замешана политика, возможно, они даже планируют… переворот? Лере не было дела до их интриг и их воин. Всё, чего она хотела, это возвращения к своей жизни. Она не оглядывалась назад, не задавала Исааве неудобных вопросов о её бывших сокамерниках, хоть и ненавидела себя за это. Лера чувствовала, что вместе с ними она теряет частичку себя самой, теряет веру в собственную непогрешимость. И жертвуя всем этим ради собственного дома она не собиралась дать Исааве втянуть её во чтобы то ни было, что мешало её возвращению. И уж точно она собиралась узнать всё возможное о том, как добиться желаемого. Всё это она собиралась ему высказать, как только они останутся наедине. Казалось, от прошлой растерянности не осталось и следа, даром что всё тело горело огнём от практически двухдневной скачки. Когда перед ними отворились ворота города, Лера не была уверена, кто чувствует себя хуже: она или лошади.

***

Добрая Надежда довольно сильно отличалась от Ивраза. Стены города были ниже и тоньше, ворота скорее служили украшением, чем защитой. Очевидно, её роль отводилась массивной железной решётке, висящей сразу за воротами. А сам город, хоть был совсем невелик, просто тонул в шуме и гаме голосов, криков, стука копыт и чего-то ещё, трудноопределимого. Обилие людей, несопоставимое с количеством зданий в округе, наводило на мысли о торговцах, базарах и ярмарках. И действительно, внимательно озираясь по сторонам, Лера успела заметить то тут, то там размахивающих руками мужчин и женщин, которые буквально притягивали прохожих к своим огромным столам с совершенно разными товарами: один пытался всучить несчастному пареньку мешок с капустой, попутно нахваливая и прочий свой товар, дородная женщина с неожиданно тонким и звонким голосом, судя по всему, продавала горшки с маслом, давая каждому посетителю ложкой оценить качество товара. Чуть дальше ещё один мужчина, уже в преклонных летах и с неразгибающейся спиной, держась одной рукой за свой прилавок, хорошо поставленным отработанным голосом призывал покупать своё вино, вкуснее которого, как он клялся, ещё никто из присутствующих не пробовал. Всё это напоминало какую-то пародию на восточный базар, от шума начинала болеть голова и Лера была несказанно рада, когда они выехали к подножию замка. И хоть постройка мало напоминала настоящий замок, всё же она была из камня и выше трёх этажей.

Отворились двери и из замка вышли двое: первый, очевидно слуга, а вот вторая, судя по богатым украшениям, была явно не прачкой. Ухоженная кожа с лёгким загаром, длинные чёрные волосы и … подёрнутые белой пеленой глаза. С появлением слуги Исаава молча последовал за ним, а Лера в свою очередь за Исаавой. Направляясь ко входу, она без смущения разглядывала вышедшую, не сомневаясь, что её непочтительность останется незамеченной. Однако, когда она проходила мимо девушки, та обернулась и даже слегка улыбнулась. Покрасневшая Лера быстрее ветра поспешила за мужчинами.

***

Напряжение витало в воздухе, пока двое, Исаава и Лера, сидели по разные стороны овального стола в глубоких и удобных креслах около камина. Для Леры уже нашли подходящие покои (именно покои, по-другому назвать их не поворачивался язык), переодели в новую, более подходящую ей одежду и накормили, а когда слуги перестали носиться с ней, будто с действительно важной гостьей, и солнце медленно начало подбираться к горизонту, Лера постучала в дверь покоев Исаавы. Им обоим предстоял трудный разговор, который и так откладывался слишком долго.

Тишина становилась невыносимой, и Лера решилась сделать первый ход в этой партии:

– Мы остановились на том, что Вы верите мне. Вы спасли меня, хотя я толком не знаю от чего. Что дальше? Вы знаете, как вернуть меня? Если нет, то зачем спасли? Каким, по-вашему, должно быть моё будущее. – несмотря на внутренний ураган, голос оставался ровным и спокойным.

Исаава подался вперёд и положил руки на стол, сцепив ладони. Тяжело вздохнув, он перевёл взгляд на огонь.

– Думаю, мне стоит начать с самого главного твоего вопроса. Нет, я не знаю, как тебя вернуть. – «вот и всё, надежды нет», внутри Леры как будто обрушилось здание.

– Я не имею ни малейшего представления как помочь тебе в этом. Но я хочу и могу помочь тебе в целом. Если тебе суждено вернуться, это произойдёт, рано или поздно. Если нет, тебе придётся научиться жить здесь. В нашем мире, по нашим правилам. И я бы очень хотел тебе сказать, что тебе здесь понравится, что ты очень скоро привыкнешь, но мне не хотелось бы тебе лгать, даже пытаясь утешить. Тебе не повезло вдвойне. Ты оказалась здесь – это раз. И ты оказалась здесь сейчас – это два. Ты сообразительная девочка и должна была уже понять, что мой мир вот-вот будет ввергнут в огонь. Конечно, не без моего участия. И тебе придётся выживать, как умеешь. Но в одном тебе всё же повезло, судьба свела тебя со мной.

Вновь глубоко вздохнув, Исаава откинулся вглубь кресла, подальше от света. Так его кожа казалась совсем чёрной.

– Ты упомянула, что не понимаешь от чего я тебя спас. Хорошо, я объясню. Если бы я оставил всё как есть, как я делал раньше, – при этих словах его рука нервно дёрнулась. – тебя, сперва, ждали бы пытки, разумеется. Не думаю, что тебе хоть кто-нибудь бы поверил. Хотя бы потому, что никто не захотел бы тебе поверить. Для них ты одна из мрайенов, а значит можешь вывести на своих. Да что я объясняю, ты видела сокамерников. Не узнав от тебя ничего полезного, обвинений бы с тебя не сняли и, если бы ты пережила пытки, что должен заметить, было бы истинным чудом, тебя бы ждала публичная казнь. Не интересно, какая? Таких как ты, то есть уличённых в измене, подвешивают на столбе и, облив маслом ноги, поджигают.

– Нет! – Лера вскочила на ноги с такой силой, что опрокинула кресло и, зажав уши ладонями, подбежала к окну. Всё тело дрожало, и она никак не могла это остановить. Смерть… Её бы убили! Невозможно. Это же невозможно. «Нет, нет, нет…».

– Успокойся, тебе это больше не грозит. Я же сказал, что тебе повезло. Сядь и приди в себя. Твоя истерика уже не актуальна.

Циничный и прохладный тон Исаавы, на удивление, помог куда лучше, чем если бы он начал её жалеть и увещевать. «Я и правда веду себя сейчас как дура. Возьми же себя в руки». Отдышавшись и перестав трястись, она вернулась на место. «Я в порядке, продолжайте». Единственное, о чём Лера решила не упоминать – это проникающий в само сознание запах гари от собственных ног.

– Чтобы жить здесь дальше, ты должна видеть всю картину целиком, а это невероятно долгий разговор. Хочешь, прикажу подать ужин?

Девушка мотнула головой и перевела взгляд на пространство между ними – она уже начинала воображать, как будет складываться её жизнь дальше. Извечный вопрос: «Что делать?» крутился в её голове, будто поставленная на повтор аудиозапись. Лера ещё не совсем отказалась от надежды на возвращение, но уже не держала её в руках, а отбросила в дальний угол сознания, чтобы не мешала.

– Не хочешь? Ну ладно, как пожелаешь. Итак, с самого начала… У нас всегда было много народов, впрочем, как и сейчас. Мы были разрознены, жили на своих землях, не думая о прочих. Жизнь была тяжёлой и одновременно невероятно простой. Самыми многочисленными из нас были мрайены. Они никогда не жили одним народом, никогда не желали ничего, кроме того, что они называли «свободой». Время шло, на местах поселений росли деревни, города. С ростом благополучия росло и количество войн, конфликтов. Но, тем не менее, рано или поздно всё успокаивалось. Мирные договора, мирное сосуществование. Глупости, конечно, ничего из этого долго не держалось. Только мрайены не изменяли себе, так сказать. Принимали к себе всех, кто желал, и защищали их как своих, кем бы они ни были, добрыми людьми или убийцами. Разумеется, у многих они стояли, как кость в горле. Но активно выступить против них никто не решался, так много их было. Да и Санку был их вотчиной, огромное неизученное пространство, со своими легендами и кошмарами. Никто не желал туда идти, кто-то боялся тёмных духов, кто-то мрайенов и, по-моему, страхи последних были более обоснованы. Так жил мир до прихода наминов. Хотя «приход» не совсем корректное слово. Они всегда были среди нас, только носили простые имена, жили простыми людьми и принадлежали разным народам, разным странам. Никто на самом деле не помнит с чего или с кого всё началось, где впервые проклюнулись их семена. Известно лишь, что впервые реальная власть пришла к ним в руки на Тик-Итра. Это один из трёх крупнейших островов в море Четверых богов и контролирующий ещё около двадцати более мелких островов. В начале могущество Тик-Итра росло благодаря пиратству, их корабли были куда маневреннее и быстрее кораблей прочих государств, что имели выходы к морю. Затем эти острова, которые были довольно плодородны, к слову, решили открыть для себя новую страницу во взаимоотношениях с другими землями. Они начали активно вести торговлю, также получали довольно щедрые платы за сопровождение и охрану торговых или дипломатических судов от тех, кто не смог отказаться от пиратского промысла. Ходили слухи, что сам Тик-Итра спонсирует редкие нападения ради собственной выгоды, но, увы, ни доказать это, ни как-то повлиять на ситуацию не было никакой возможности и всё продолжало идти своим чередом. Через какое-то время собственного морского могущества и благоденствия, Тик-Итра вдруг резко прекратило всякое сообщение с большой землёй и закрыло морской путь для всех прочих. Можно только представить, какие убытки понесли владельцы кораблей и морские государства. Но и это не шло ни в какое сравнение с тем, чего должны были лишиться сами острова, если учитывать, что морское сообщение было едва ли ни единственным способом дохода для них. Всё шло как обычно и в мгновение ока Тик-Итра замолчало. Правителю острова, королю Тик-Асо̀му, отправлялись письма, на которые не было ответа, посылались искуснейшие дипломаты, которых разворачивали на полпути. В итоге даже пробовали применить силу, но, ожидаемо, потерпели сокрушительное поражение. Оставалось только гадать, что там произошло и что могло послужить причиной. Через некоторое время правителям наиболее крупных владений птицы принесли письма с эмблемой острова, который молчал вот уже несколько лет. Разумеется, это вызвало неудержимое любопытство у всех слоёв населения, даже у тех, кто был довольно далёк от политики. Содержание тех писем было и вправду довольно любопытным. Речь шла от лица некоего Ойти Гоота, старейшины среди восьми наминов и нового правителя островов. Он сообщал, что король Тик-Асом скончался от тяжкой хвори и своей последней волей назначил правителем островов совет из восьми мудрейших людей – наминов, в обход своего, как писалось в письме, слабовольного и болезненного сына. Разумеется, в это никто не поверил, но кому действительно нужна правда. Она так неудобна и чаще мешает, чем помогает. К тому же, старейшина обещал те же условия в торговле и морском сообщении. Кое в чём даже сделал заметные уступки. Больше никто не задавал неудобных вопросов. Даже когда пришла весть о «…ужасной и опечалившей всех Нас кончине достопочтенного сына Тик-Асома…», который, как сообщалось, неудачно упал с лестницы. Все тут же выслали письма с соболезнованиями и выражением искреннего желания долгого правления достопочтенному Ойти Гооту и уважаемому совету наминов. Вскоре после этого Тик-Итра выслал своих послов почти в каждое государство, даже самые мелкие и незначительные владения, которые хоть формально и считались «отдельными», но по факту были в глубокой зависимости от более сильных соседей. Их так называемая «независимость» просто поддерживала шаткий баланс на политической арене. Разумеется, все послы прибыли с очень, я подчёркиваю, очень щедрыми дарами, а также привезли с собой некоторые документы, содержание большинства из которых было засекречено. Но в целом они содержали в себе определённые послабления в ранее заключённых договорах (если у этих земель были какие-либо торговые отношения с Тик-Итра), новые предложения для новых партнёров, а кое-где упоминались предложения о замужестве и местах при дворе Тик-Итра. Что просилось взамен в большинстве случаев умалчивается, но одним из обязательных условий было постоянное место посла при их дворах. Практически все согласились сразу, остальные немного поторговались и в итоге тоже приняли все выставленные им условия. Прошло несколько десятков лет, а для мира как будто несколько веков. Путём интриг, убийств, убеждений, подкупов и прочих манипуляций намины, так или иначе, просачивались в высшие руководства. Слово здесь, слово там и развязывались изнурительные войны, объявлялись перемирия, а в конечном итоге всегда в выигрыше оставалась лишь одна сторона. Долгое время этого никто не замечал, а когда заметили, стало слишком поздно. В самых крупных владениях они установили свою власть, власть Совета, в открытую. Но в более мелких (как тот, в котором мы сейчас находимся) этого не требовалось, их воля насаждалась принудительно и прямого вмешательства и замены правителя не требовалось. Количество наминов росло, ими не рождались, но могли стать. Теоретически каждый, доказавший свою преданность и надёжность, мог носить звание намина и иметь соответствующие привилегии. Но в Совет попасть могли лишь избранные и, зачастую, только по протекции уже состоявших в нём. Недовольство знати, которая с каждым годом имела всё меньше прав росло, но, из-за разрозненности и нехватки информации, ни один мятеж не заканчивался успехом, а самих мятежников, какими бы знатными они ни были, ждала одна участь. В назидание другим. Намины стремились создать единую неразрывную сеть, а в дальнейшем, возможно, и единое государство. Пока всё шло по их плану и более-менее гладко, но единственным, что никак не желало вписываться в их планы, были мрайены. Намины пытались исследовать Санку, так как формально это была свободная от каких-либо властителей зона. Но мрайены, и так уже чувствовавшие себя ущемлёнными из-за ужесточения отношения к ним на подконтрольных наминам территориях, не собирались уступать больше ни в чём. Начались кровавые расправы с обеих сторон, которые длятся и по сей день, хоть уже и не в таких масштабах. Наминам так и не удалось закрепить свою власть в Санку, слишком недружелюбной и незнакомой была местность, где за каждым деревом могла таиться смертельная опасность. Да и как бы хорошо не были обучены и вооружены воины, плотно стоящие деревья лишали их любых преимуществ. Но всё же, каким-то образом, намины победили. Не окончательно, конечно, но всё-таки уже все, даже сомневающиеся в начале, увидели, что сила на стороне Совета. Как я уже упоминал, мрайенов было много, очень много. Теперь их численность идёт лишь на тысячи. Они сражались и сражались храбро, но были не обучены и порывисты, легко давали загонять себя в ловушки, не умели здраво оценивать собственные силы. Многие из тех, кто смог выжить, ушли в Санку, забрав женщин и детей. Но и это уже было не так просто, как раньше. Та стоянка, на которой ты оказалась, нового типа, просто мирный уголок для путников. Сперва их создавали как военные посты на пути к Санку. Они были хорошо вооружены, укреплены, регулярно проходили дозорные и при первом появлении мрайенов один гонец отправлялся в ближайший город с сообщением и за необходимой военной помощью (если мрайенов было много), а остальные готовились к атаке или обороне (опять-таки в зависимости от их количества). Мрайенов убивали, всех до единого, оставляя лишь несмышлёных детей, которых отправляли в специальные дома, где воспитывали (и воспитывают), как истинных защитников существующей власти. Их историю, историю мрайенов, стирают как могут, их упоминание в общественных местах под запретом, их укрытие карается смертью. Впрочем, если они приходят сами, сдаются в надежде на милосердие, им, как правило, оставляют жизнь. Тщательно проверяют, некоторое время внимательно за ними наблюдают, чтобы, к их несчастью, не обнаружить никаких связей со старыми друзьями и даже намёка на подготовку диверсий. Если всё спокойно, их оставляют в покое, они могут жить как все. Сделавших подобный выбор не так уж мало, и винить их трудно, кто не хочет семью, детей, собственный дом и покой? Но были и те, кто остался. Они всё ещё где-то там. Не пожелавшие сбежать и отказавшиеся склониться. Твои старые друзья по камере были из таких, но видимо и их отправили в Санку, всё же война не для детей. Хотя какая это война? Сейчас это скорее напоминает травлю мышей, не более того. Но и до сих пор у наминов есть враги даже в собственных стенах, они понимают это. Так уж вышло, что я один из них, как и Кодосс, хозяин этого замка и этой не очень плодородной, но лежащей на пересечении многих дорог, земли. Кроме нас есть ещё несколько земель, правители которых разделяют наши убеждения, но сама понимаешь, всё в строгой секретности – намины хорошо платят друзьям и жестоко карают за неповиновение, что порождает невероятное количество шпионов.

Лера вскинула голову:

– Я помню, как… Кодосс сказал, что из-за меня вы рискуете своей затеей. Я сначала не поняла, о какой затее он говорит, но теперь… Что всё это значит?! Почему Вы меня спасли? Я уже спрашивала Вас, но так и не получила ответа.

Левая рука Исаавы задрожала, но он ловко перехватил её правой и успокоил. Затем встав с тяжёлым вздохом, он подошёл ближе к камину:

– Иногда мне кажется, что всё это нереально, что это какой-то невероятно дурной сон, от которого я проснусь весь в поту. Исаава. Я взял это имя, чтобы соответствовать своему званию. В конце концов, я один из восемнадцати судей Ивраза. Лишь пара человек знает, как раньше меня звали. Аксариото – имя, данное мне отцом и благословлённое матерью. Я вырос здесь. Здесь жила моя семья. Я ведь родился в семье торговца, весьма зажиточного, но торговца. Его ткани считались лучшими, своих поставщиков он никому не раскрывал, а им платил даже сверх меры, чтобы их не сманили. Мать рано умерла, и я её почти не помню, смутные образы и ничего более. У меня никогда не было ни сестёр, ни братьев, только отец, единственный родной человек. Я никогда не расспрашивал его о смерти матери, не задавал вопросов о его родителях и родителях моей мамы. Наверное, будучи ребёнком и ещё сам того не осознавая, где-то в глубине души я чувствовал, как ему больно касаться этих тем. И я принял это незнание, возможно даже слишком легко. В юношестве я познакомился с Кодоссом. Сын нашего господина, он всегда и везде притягивал к себе внимание. Тогда он был куда красивее и раза в четыре меньше, душа компании, всеобщий любимец. Впервые я увидел его именно в том зале, где мы были утром. Отец при последней поставке отобрал лучшие рулоны западных тканей, чтобы преподнести их как дар хозяину замка. Скоро должен был быть день рождения его сына, весь город уже ощущал витавшее в воздухе обещание грандиозного празднества. Каждый состоятельный горожанин, все приезжие купцы и просто богатые гости считали своим долгом принести господину Гартонису лучшее своё имущество, выразить почтение его сыну Кодоссу. Но именно в тот день, когда моему отцу была назначена аудиенция, в день, который должен был бы стать триумфальным днём для нашего дела (а дело наше, несомненно, пошло бы в гору, если бы сам достопочтенный господин одобрил бы наш дар и назвал бы его достойным своего любимого сына), отец сломал ногу. К его счастью, я был уже достаточно взрослым, давно помогал вести его дела, обладал, по его мнению, «достаточными» манерами и мог бы подменить его и перед лицом самого Гартониса. Хоть дней для преподнесения своих даров было несколько, но даже в назначенный нам мне всё же пришлось простоять в ожидании до самого вечера, пока подошла моя очередь. Как я волновался! Впервые я был представлен тому, о ком лишь слышал. Кому подчинялся и, едва ли не принадлежал, ни разу не видя его, если только издалека, забравшись на чей-нибудь дом, когда он проезжал на жеребце в окружении стражи и многочисленной (как мне тогда казалось) свиты. Мне всё тогда казалось большим, великим и прекрасным, я был восторженным и мечтательным мальчишкой, вероятно к неудовольствию отца. И вот передо мной отворились тяжёлые двери, позволив мне на дрожащих ногах войти внутрь. Я был так взволнован, что даже не смотрел по сторонам, а только на центр всего действа, хозяина замка. Он сидел на своём троне (тогда мне казалось, что это самый настоящий трон и только короли, несомненно, достойны сидеть на нём), по бокам стояла стража, кое-где стоял кто-то из гостей и придворных, а в стороне на красном расшитом ковре лежали прочие принесённые до меня дары. Чего там только не было, но всё это я успел рассмотреть несколько позже, а сейчас всё моё внимание было приковано лишь к одному человеку. Мне было дозволено говорить, и я, как прилежный ученик (хотя нигде кроме отцовой лавки я не учился, а счёт и письмо освоил благодаря лишь счётным книгам), пересказал слово в слово заученный ранее и составленный отцом текст приветствия с пожеланиями долгих лет жизни и всем прочим, что необходимо было говорить в подобных ситуациях. Я махнул рукой, и слуги внесли прекраснейшие и отборнейшие отрезы шелка и парчи, которые только можно было достать на нашем континенте, а некоторые экземпляры были доставлены из-за Нартыша за баснословные для нашей небольшой семьи деньги. Отец по натуре своей был довольно прижимист и не любил тратить деньги на что-либо, что, по его мнению, того не стоило, но это был особый случай, который требовал от отца особой щедрости. Слуги разложили дары перед господином и я, к тому времени уже успевший взять себя в руки, заметил, какое влияние они оказали на всех присутствующих. Все невольно потянулись ближе, чтобы только внимательнее всё рассмотреть, по залу проносились восхищённые шепотки, я кожей ощущал их желание обладать чем-то подобным. Это придало мне уверенности, появилась гордость за себя, за отца, за наше дело.