Злые и Виновные

– Ей отрезали язык? За что?

– Отец совершил тяжкое преступление, за что не пожелал нести наказания. По счастью, у него имелась малолетняя и горячо любимая дочь, которую он, по праву отца, предложил в качестве откупа перед лицом закона. Это распространённая практика в этих краях, но что поделать – традиции. А девушку взяли в замок, сначала полотёркой, потом служанкой, затем она попалась мне на глаза, фигурально выражаясь конечно, – при этих словах она неловко усмехнулась, – и стала моей личной горничной. Она оказалась невероятно расторопна, к приятному удивлению. Я решила послать её к Вам в распоряжение этим утром, надеясь, что она сможет угодить, и Вы почувствуете себя несколько спокойнее. Да-да, я уже наслышана о Вас, присутствовала при разговоре отца и Исаавы. А о дурном настроении нашей гостьи было не трудно догадаться по пришедшей преждевременно растерянной О́то. И по тяжёлому сопению из прилегающей к моим покоям галереи. Или азарт боя так на Вас повлиял?

В это время несчастного аутсайдера уже убрали с фиктивного поля боя, а его более развитые физически соперники тренировались между собой. Сейчас было время спарринга между двумя главными задирами. Они отрабатывали и так хорошо дающиеся им удары, правильно и плавно переставляли ноги. Краем глаза Лера следила за малышом, который как-то подозрительно, бочком и вкось, двигался в сторону соперников. Наконец, когда они в пылу сражения оказались совсем рядом с мальчишкой, тот лёгким движением ноги подтолкнул деревянное ведро, валявшееся поблизости. Оно подкатилось сзади к более высокому парню, один неудачный шаг и… Крик боли заглушил только заливистый смех, раздавшийся из окна галереи. Лере потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: во-первых, насколько же её смех был громок, во-вторых, насколько же он был неуместен и в-третьих, все, абсолютно все, смотрят в её сторону. Несчастный задира стал пунцовым, как помидор, и, сдерживая слёзы, захромал в сторону оружейной. Остальные мальчишки так же оценили ситуацию, их смех и свист разлетелись по окрестности. Наставник же, тот самый мужчина, лет тридцати, обернулся и перехватил Лерин взгляд. От того, что она увидела в его глазах, она невольно сглотнула и порадовалась разделяющему их расстоянию. Однако его суровый окрик был вновь предназначен юным воинам, и те, присмирев, отправились в оружейную за посрамлённым товарищем. Сам же мужчина исчез за каменной аркой, выводящей из двора. Действо завершилось.

– Мы так и не были представлены, но я не на торжественной церемонии, а ты не знатная особа, поэтому можно обойтись без условностей и перейти на «ты». Моё имя Ане́да.

– Лера, но ты и так это знаешь, любительница подслушивать.

Анеда заливисто рассмеялась:

– Воро́на во́рона стыдит, что чёрен он. Не знаю, из каких ты краёв и что за нравы там царят. Возможно, это чудесное место, где каждый может разговаривать с кем угодно, как с равным, но здесь тебе придётся научиться сдерживать свой, не в меру наглый, язык. Человек без имени, без прошлого… тебе не стоит провоцировать людей, стоящих выше тебя. Хорошо, что я не отношусь к тем надутым индюкам, для которых человек – это прежде всего древность его имени и величина его кошелька, – Лера передёрнула плечами:

– Мне в последнее время очень часто везёт, Исаава доходчиво объяснил это накануне. Но… от этого не легче, – голос Леры невольно дрогнул, и она снова отвернулась к окну.

– Я понимаю, что тебе приходится переживать… То есть, я, конечно, не могу знать всего. Это и невозможно при нынешних обстоятельствах. Но ты должна взять себя в руки – все мы без исключения ходим по острию меча. Не знаю, что именно успел объяснить тебе Исаава, но скоро этот мир будет напоминать бушующее ночное море. Тот, кто сможет не утонуть в эту бурю, окажется на вершине мира. Как это ни странно, но, какие бы прекрасные и возвышенные лозунги не были нами выбраны – основная цель, даже у моего отца, это власть. Во всех её проявлениях.

Лера приподняла левую бровь:

– Исааву тоже интересует власть?

– Нет, не думаю. Но это не значит, что он лучше моего отца и прочих. Он из тех, кто жаждет видеть мир в огне, он несёт в себе бурю, и, пожалуй, я пока не встречала человека страшнее. Спаси Мея, и не встречу.

Лера задумалась. Этот старик, который никогда не вызывал в ней симпатии, напротив, только настороженность, которого Анеда просит её бояться – по иронии судьбы, именно ему ей стоит быть благодарной до конца дней своих. Пусть пока и не ясно, как скоро наступит этот конец.

– И что мне, по-твоему, делать? Я же ничего здесь не понимаю, я – никто, и… – Анеда перебила её голосом куда более резким, чем прежде:

– Во-первых, делать тебе ничего и не надо. Хочешь, заберись под кровать и плачь сколько душе угодно, пока кто-нибудь не придёт и не спасёт тебя. Всё равно, помочь нам ты ничем не можешь. Действительно, всё, что остаётся тебе – это ждать. Заполняй своё ожидание, чем хочешь, в твоём распоряжении почти всё, что здесь есть, ты – наш гость. Во-вторых, никогда не говори, что ты – никто. Если ты не знаешь, зачем родилась, то это вовсе не значит, что причины нет. Мы все связаны. Мы все – Мея. Даже ты, кем бы ты там ни была.

– Что ещё за Мея? – Лера припоминала, что Исаава уже упоминал это имя.

– Мея – это наше божество. Одно из божеств, но она стоит выше прочих. Она объединяет всех нас и помогает нам, пока мы помним, что связаны. Кто забывает, отрекается – становится по-настоящему одиноким. С детства я мечтала стать мееной и служить в её храме. Когда мне исполнилось десять лет, я даже поехала в Звёздный Пик, где находился первый и самый главный храм Меи, и там начала свой путь, как одна из носителей её Воли, как Слышащая. К сожалению, мееной мне уже не стать, но это не значит, что я не смогу служить ей по мере своих скромных сил.

– Что же тебе могло помешать?

– Нам предстоит тяжёлая война, в которой без союзников никак. Практика показывает, что, после общего врага, ничто не объединяет сильнее брачных уз. Нельзя стать мееной и выполнять супружеские обязанности в полной мере, – Анеда невесело усмехнулась. – Конечно, немного бракованная невеста не пользуется особым спросом, но моё положение и деньги, а также преклонные года моего будущего возлюбленного решили дело, – Лера покачала головой. Конечно, это было предсказуемо, она же в, чтоб их, Средних веках. Альтернативных Средних веках.

В коридоре раздались тяжёлые шаги и уже через секунду в галерее появился тот самый незнакомец, следивший за тренировкой. Лере снова достался его недовольный взгляд, однако обратился он опять не к ней:

– Неужели ты готова жаловаться на свою участь каждому, кто не в состоянии от тебя уйти? – голос мужчины мог бы быть приятным, всё портила странная злость, сквозившая в каждом слове.

– Ну и кто из нас слеп, брат? Посмотри своими глазами, и ты увидишь две здоровые ноги, которые могут не только уйти, но и убежать, если того пожелает их хозяйка, – Лера растерянно переводила взгляд, пытаясь поспевать за их пикировкой.

– И мы оба знаем – этого недостаточно, чтобы от тебя избавиться. Кому об этом судить, как не мне, я столько лет пытался.

Постепенно в Лерином сознании начала складываться общая картина. Разумеется, Анеда не единственный ребёнок. Старший брат – распространённое проклятие. При внимательном сравнении можно было даже заметить общие черты: цвет волос, черты лица. Однако цвет кожи немного отличался, у Анеды он был слегка темнее, да и телосложение никак не выдавало в них близких родственников. Болезненно-худощавая фигурка Анеды резко контрастировала с могучей, в прямом смысле этого слова, фигурой брата. Анеда была на голову выше Леры, которая никогда не считала себя низкорослой. Так вот её брат был на ту же голову выше сестры, шире в плечах раза в четыре и, несомненно, куда серьёзнее. Казалось, что его лицо в жизни никогда не примеряло на себя улыбку. Хотя она наверняка бы ему очень пошла.

– Ты пришёл, чтобы снова меня унижать? – в вопросе сквозил весь холод Арктики. Было очевидно – присутствие брата её вовсе не радует, напряжение, витавшее между ними, можно было потрогать.

– Мне без надобности. Вы, вместе с отцом, сделали уже достаточно для этого. В Южном зале проходит общий совет. Не знаю зачем, но присутствие вас обеих обязательно. Сейчас! – мужчина резко обернулся и в то же мгновение исчез за поворотом, оставив после себя лишь звенящую тишину и столб переливающейся на свету пыли. Анеда, секунду назад напоминающая натянутую струну, теперь расслабилась, однако хмурое выражение лица никуда не делось.

– Нужно идти, Манико̀р бы не стал настаивать без прямого приказа отца. Несколько часов назад прискакал наш шпион из Змеиной переправы. Можно сказать, он был чрезвычайно взволнован. Они, вместе с отцом и Исаавой, что-то долго обсуждали за закрытыми дверьми, но похоже уже пришли к решению. Поспешим.

Возле длинного дубового стола с вырезанной на нём картой стояли четверо. Маникор, скрестив руки на груди и в отдалении от всех, Исаава и Кодосс стояли вплотную к центру стола и внимательно следили за тем, как четвёртый присутствующий, незнакомый Лере, водит рукой по карте, что-то объясняя. Как только девушки появились в дверях, говорящий смолк, и Лера столкнулась со взглядом внимательных небесно-голубых глаз. Мир замер. Всё внутри замерло, дыхание остановилось. Волнения и слёзы испарились. Всё обернулось сном. Однако уже через мгновение он продолжил свою речь, как будто ничего не произошло.

– Они перекрывают Змеиную переправу, а два дня назад в Серую Башню прилетели птицы из Клемаана и Морового. Если они и не знают о предстоящем, в чём я очень сильно сомневаюсь, то явно что-то чувствуют и готовятся. И ваша неожиданная поспешность – просто высшее провидение. Пока ещё мы можем успеть перекинуть войска Иргаша и Нартыша через Змеиную переправу без особых потерь, до того, как она окончательно будет заблокирована. С моей точки зрения будет разумнее оставить часть войска на отрезке пути Алантай-Ганеш. Красный город не был замечен в особо тесном сотрудничестве с Тик-Итра, но не надо забывать, что в случае войны лантийцы останутся отрезаны от нас и окружены со всех сторон наминами. Их правитель не станет так подставлять свой народ, чьи бы настроения он не поддерживал. Впрочем, если вы сможете переломить ситуацию на Солёной равнине, тень Ивраза больше не будет нависать над Алантаем и их можно будет… убедить.

Кодосс передвинул фигурку изображающее солнце и поставил её рядом с другой, в форме пирамиды:

– Их численность на поле, несомненно, будет больше. Старый баран, засевший на своих болотах в Ганеше, не упустит возможности поддержать победителя. А в том, что победа останется за Тик-Итра, он не сомневается. Я даже отсюда слышу его злобные насмешки. Уж не знаю, выйдет ли у него так же смеяться, когда он поймёт, насколько бесполезными окажутся их колесницы на поле, куда я собираюсь их заманить. Мы не осваивали земли в тех местах не просто так, но… они придут к этой мысли, когда для них всё будет кончено, – Кодосс опрокинул пирамиду и убрал её со стола.

Лера мало что понимала в их разговоре, но усиленно делала умное лицо и, по возможности, старалась запоминать новые названия. Это давалось ей с большим трудом, трудно сфокусироваться, когда раз за разом ловишь на себе тяжёлый взгляд Маникора. Она смутно понимала, что чем-то заслужила негативное отношение к себе с его стороны, но упрямо отказывалась считать себя виноватой. «Пусть смотрит, я не собираюсь стыдливо прятать лицо. В конце концов, главная жертва событий здесь – я!» А пока у неё было время внимательно рассмотреть главного героя этого дня. Пыльная помятая одежда и такое же помятое лицо выдавали долгие дни торопливой скачки. Щетина скрывала невыразительные черты лица и одновременно придавала ему определённый шарм. Примерно тридцать пять лет, грязные русые волосы слегка вьются и спадают на потный лоб. Возле глаз пролегли морщинки, и из-за них казалось, что он постоянно улыбается. Высокий, в выгоревшем плаще, цвет которого уже невозможно определить, вокруг шеи плотно повязан красный платок, а на поясе висел самый натуральный кнут. Странно, что его впустили сюда с оружием, похоже он пользовался неограниченным доверием хозяина. Отдельного внимания заслуживал его голос, тихий и мягкий, как воск, в нём сквозила странная насмешка, которую доброй никак нельзя было назвать. Больше того, именно неприятной она и была. Даже его поза среди прочих отличалась некой несерьёзностью, неуместной свободой. Однако если кто-то кроме Леры и замечал это, то никоим образом не показывал. «Ну а чего ты хочешь от человека, вероятно не спящего уже которые сутки подряд?» – ей самой стало смешно от нелепой, внезапно проснувшейся, наблюдательности. С чего она вообще так заострила на нём своё внимание? «Милая, я бы сказала, что в твоей ситуации излишка наблюдательности быть не может, скорее наоборот. Ты хоть знаешь, о чём сейчас идёт речь?» – вкрадчивый голос, всё чаще дающий о себе знать, вновь полоснул разум девушки холодным дыханием. Лера спохватилась и сфокусировала своё внимание на разговоре, надеясь, что её «отсутствия» никто не заметил.

В этот момент Маникор покачнулся и, обведя затуманенным взглядом всех присутствующих, впервые за время обсуждения решил подать голос:

– Я смотрю, вы всё продумали, всё предусмотрели. Скажи, отец, венец победителя хорошо смотрится на твоей голове? Сияние славы не сильно слепит твои глаза? – Кодосс, покрасневший от злости, вскинул голову и собрался что-то сказать, но сын опередил его, разведя руки, словно актёр перед восхищённой публикой. – Взгляните на себя – храбрые воины, несущие свободу обездоленным. Вы требуете от городов, от людей, их населяющих, идти войной на тех, кто зла им не делал, напротив, нёс лишь благо, порядок и покой. Но вы ведёте их на убой ради своих корон, ради своих высоких седалищ. Ну же, отец, здесь тебе не нужно притворяться и некого стыдиться. Так давай говорить прямо – вам плевать на мрайенов, вам плевать на свободу от «тирании» наминов. Ты, – обвиняющий жест в сторону Кодосса, – так мечтаешь о той полной, ничем не ограниченной власти своего отца, моего деда, что готов поставить на кон благополучие собственной семьи, своего народа, своего города, о защите которого ты, вроде как, должен думать постоянно.

– Ну, хватит, – Кодосс хлопнул ладонью по столу, с неожиданной для него силой, – ты уже наговорил достаточно. Легко бросаться обвинениями, когда знаешь, что тебе за это ничего не будет, не правда ли? Приятно говорить громко, не думая и не оборачиваясь, прикусывая язык? Напрасно я ждал, что ты станешь мужчиной, наглый мальчишка! Твои обвинения продиктованы страхом, что гложет тебя и ослепляет твой взор. Ты говоришь, что мне плевать на мрайенов, что ж, может это и так. Но мне не плевать на возможность того, что однажды мой народ или любой другой может стать мрайенами для Тик-Итра. Что помешает им объявить охоту на нас, начать планомерное истребление людей, среди которых мы живём? Или ты уже забыл, как это бывает? Как быстро мир сходит с ума, когда ему показывают на нового врага и дают в руки меч? Мне нужна корона? Да, тьма тебя поглоти, она мне очень нужна. Твой дед позволил вырвать себе хребет и отдал судьбу Доброй Надежды на милость тех, кто отродясь её не имел. Так какое же право я имею сидеть в этом замке, зваться господином этих земель, если оставлю его ошибки неисправленными, если склоню голову и буду трусливо казнить и предавать тех, на кого мне укажут? И чем же я заслужил такое наказание, что даже собственному сыну веры нет?!

Анеда сделала несколько быстрых шагов в сторону отца:

– Не нужно говорить такое. Это страшные слова! Мы все здесь действуем заодно и преследуем одни цели. А сомнения… у кого из нас их нет? Высказывать их не преступление…

– Полно, сестра, я не нуждаюсь в твоём покровительстве, а защититься перед своим отцом смогу и сам. Лучше я оставлю вас с вашими грандиозными планами, чтобы не смущать вас и случайно не заставить вас сомневаться. Впрочем, я могу не бояться, Исаава не позволит сомнениям поселиться в ваших душах, не так ли? – с этими словами Маникор, тяжело ступая, покинул зал, провожаемый тяжёлыми взглядами. Эта сцена оставила неприятный осадок у присутствующих, и ещё долго после его ухода в воздухе витало напряжённое молчание. И только одному из них всё произошедшее доставило странное удовольствие. А может Лере просто показалось и весёлые морщинки возле его голубых глаз не значили ровным счётом ничего.

Глава 10. Артаур 2. Агнец жертвенный

Артаур всё ещё ясно помнил самое первое заседание Верховной власти Таверрана, на котором ему довелось присутствовать. Тогда ему было всего десять лет, тело отца только-только предали земле. Он сидел на троне, боясь пошевелиться, и выслушивал уже в который раз приносимые соболезнования и заверения в верности. Впрочем, заверения не клятвы – их ему принесут лишь спустя долгих восемь лет, когда на его голову наконец возложат золотую корону его отца. А пока… пока вся полнота власти, сила двух корон находилась в руках его матери, королевы Марэ́и. Даже не Собит – Раско́зо. Насколько этот случай выбивался из всего, что когда-либо видел Таверран за свою историю, говорить не приходилось. Но его мать, казалось, была рождена для того, чтобы «выбиваться».

Раскозо, благородные лишь по имени, а по сути своей не зря прозванные «Золотыми торгашами». При мысли об этом проклятом клане Артаур всегда невольно передёргивался, а от того, что в его жилах течёт частично и их кровь становилось уж нестерпимо тошно. История их появления в Таверране началась несколько веков назад и была окрашена великой кровью. Уже после закрытия границ Сабуи, лорды Раскозо остались под знамёнами Звёздного пика. Тому способствовала не столько личная преданность ложному королю, сколько то, что их обширные и богатые территории, заполученные ими в ходе кровной вражды, находились далеко за цепью гор Сабуи. Именно эти земли и стали их самым страшным проклятием, словно в наказание богами.

Спустя более чем два века с прибытия двух братьев к берегам Мрай-ат-Алиса и спустя семьдесят лет, после закрытия Сабуей границ, к несчастью и трагедии рода Раскозо, Аннари́с Адий, король Звёздного пика того периода, уже давно заглядывался на их территории. А потому, сумев найти повод, чтобы обвинить Раскозо в измене короне и планировании заговора, он практически под корень вырезал их кровную линию от стариков и до младенцев. Его войско жгло и грабило всё, что встречало на своём пути, полыхали деревни, поля и храмы, казалось, и само небо им удалось поджечь. Присвоив казну Раскозо, их земли он поделил между своими ближайшими сподвижниками (а по некоторым слухам и любовниками). Из всего, когда-то весьма многочисленного, рода избежать смерти удалось лишь троим: матери убитого лорда Раскозо Агри́те, его среднему сыну Ле́вию и его племяннику Багра́ю. Уж каким образом им это удалось и почему именно им, то ведомо лишь Мее, для потомков история ответов не сохранила. В компании лишь нескольких слуг, они смогли добраться до гор Сабуи. Ло́ргит Собит, старший сын того самого Тавера-объединителя и Золотая корона Сабуи, вопреки советам и протестам многих, в том числе и своего брата Ма́лакия Собита, носившего малую корону, простил роду Раскозо прежнюю измену. Выживший наследник был принят на военную службу, что позволило его оставшейся родне остаться в замке. Более того, сохранив ему титул, король всё равно что дал им возможность стоять наравне с прочими дворянами, пусть и без собственных земель.

В дальнейшем, Раскозо породнились с семьёй купца и тайного контрабандиста. Страшный мезальянс, но безземельным и нищим, как последний меен, Раскозо выбирать не приходилось. Вскоре, во многом благодаря нескончаемой энергии Агриты, несмотря на преклонный возраст вставшей у руля семейных дел, доход от торговли удалось значительно приумножить. На вырученные деньги они смогли приобрести отдалённое, но неплохое поместье, сделавшееся в дальнейшем их родовыми землями – Фле́ко-Но́стро. И будто бы в насмешку над остальными лордами Таверрана, спустя всего год на этих землях была обнаружена крупная золотая жила, окончательно заставившая высший свет считаться с этими, никем не желанными пришельцами.

Но истинным триумфом этого, разросшегося с прошедшими веками, семейства, стал брак Демиртаса Собита с Марэей Раскозо. Триумфом это стало двойным, так как Марэя в один момент, стала не только женой короля, но и королевой, пройдя возложение главным жрецом Ори-Тиная Серебряной короны на свою голову. Впервые за всю историю Сабуи корона оказалась не у Собита. А главное, у того, в ком не было ни капли Крови, той самой, что привела тинайцев к берегам новой земли и той, что почитали и защищали все жрецы их бога. Подобное событие оказалось возможным лишь благодаря цепи удачных для «Золотых торгашей» событий. По территории всего Таверрана пронеслась «чёрная гниль», убившая больше людей, чем период всего Кровного раздора. Эта болезнь так же унесла жизнь Вага́та Собита, младшего брата Демиртаса, пока еще принца Сабуи, и сделав того единственным наследником у правящей семьи. На тот момент Демиртас был обручён с Марэей Раскозо и многие называли данный брак неравным и нежелательным, припоминая и прежнее предательство, и их собственный мезальянс с купеческой семьёй, и подозрение в контрабандисткой деятельности, и слухи об их причастност к культу Магор, кровавой богини, не признающей власти ни Меи, ни особенно Ори-Тиная. Но искренне влюблённый в Марэю Демиртас продолжал настаивать на данном союзе. Та самая «чёрная гниль», пронёсшаяся по землям Мрай-ат-Алиса, тем не менее совершенно не затронула земли Флеко-Ностро, что позволило клану Раскозо требовать немыслимую на тот момент уступку: возложить малую корону на голову Марэи, в обход других, более законных претендентов. Пугающий прецендент, но Раскозо своего добились и день свадьбы превратился в день коронации Марэи.

Вскоре после этого события, отец Демиртаса, Оба́р, скончался, как сказали жрецы, по причине «слабости сердца». Его жена, Нара́нья, едва оправившаяся от смерти своего младшего сына, получив еще и этот удар решила облачиться в одеяния меены. Такой резкий уход двух прежних важных фигур на арене политики Таверрана не мог не повлечь за собой ничего хорошего. И действительно, все благоприятные условия для мятежа были созданы. Ма́лаш Собит, старший сын Керения Собита, брата Обара и прежней малой короны, вполне понятно полагал себя единственным законным преемником малой короны. Он начал собирать сторонников и войска: официально – с целью вынудить Марэю отречься от короны и подбить Совет верховных правителей возложить корону на его голову, но фактически – освободить для себя и Золотую корону. В итоге, мятеж был подавлен, Малаш Собит – казнён.

Но потрясать устои Таверрана Марэя еще не закончила. Когда Артауру было десять лет, а его сестре Андрине лишь четыре года, Демиртас пал от рук заговорщиков. Их разумеется нашли и казнили, но ситуация вновь стала слишком щекотливой для правящей верхушки Сабуи. Был созван совет Верховных лордов, где должны были объявить преемника Золотой короны. Так как Артаур был слишком мал, Марэя сослалась на правило, согласно которому при неспособности Золотой короны править (болезнь или же длительное отсутствие), вся власть оказывается в руках малой короны. Соответственно, объявив себя регентом при малолетнем принце, Марэя Раскозо стала бы «королевой двух корон». Именно на том собрании, Брок Собит, дядя Демиртаса, впервые прямо озвучил обвинения в убийстве короля в отношении Марэи и её клана. Тогда к нему никто не прислушался, а собравшиеся лорды, большинством голосов объявили Марэю регентом.

А для Артаура начался его оживший кошмар – король, но без короны, под абсолютной властью и опекой собственной матери, возможно причастной к смерти его отца. Малышка Андрина, будущая преемница Серебряной короны, практически сразу после объявления Марэи регентом была отослана из Сабуи на воспитание во Флеко-Ностро её дяде – Андрошу Раскозо. И только Мея ведала, чему именно там её воспитывали Раскозо, не даром сейчас по двору и даже по всему Таверрану ползут слухи о том, что его сестра – еретичка, прислужница Магор. Слухи – ветер, убеждал себя Артаур, но, однако же, и ветер может породить бурю.

С тех пор прошло без малого пятнадцать лет, и уже пять лет как Андрина вернулась в Сабую для коронации после смерти матери. Пять лет их совместного правления, плоды которого они пожнут уже сейчас.

Двери в Зал советов отворились и Артаур шагнул в просторное залитое светом солнца помещение, уже наполненное людьми. Первым в глаза бросался конечно огромный овальный стол, вокруг которого стояло восемь резных стульев с высокими спинками. По центру стола стояли два кресла, исполняющие роли тронов для двух корон соответственно. И эти кресла, в отличие от стульев, оказались свободны. Артаур нахмурился – Андрине было несвойственно опаздывать, а являться на собрания подобной важности после короля и вовсе являлось прямым оскорблением. Не только монарха, но и лордов, прибывших на зов Золотой короны со всего Таверрана.