Прародитель: начало

На причале нас встретили. Медики, дезобработка. Мы – как прокаженные. Планшет с доказательствами ада я зажимал в трясущихся руках. Потом пришел Он. Вангред. Хозяин острова. Гроза и надежда в одном лице.

Я протянул планшет. "Группа 'Зонд-3'. Доклад, господин Вангред. Район в двухстах к северо-востоку. Там… там пиздец". Голос мой был хриплым, но я старался держаться.

Он взял планшет. Начал листать фото: костяной шлем-олень, развороченный сарай, трехпалые следы, кусок склизкой шкуры со спиралью… Его лицо, всегда такое контролируемое, начало меняться. Бледнеть. Глаза, эти холодные зеленые льдины, расширились. Он запустил видео. Увидел это. Тварь в лесу. Пульсирующий знак.

Я видел, как его пальцы побелели, сжимая планшет. Как горло сжал спазм. В его взгляде, обычно таком властном или покорном перед молодым пацаном, был чистый, животный ужас. Не просто страх. Паника. Как у нас там, в деревне.

"Где… где Дмитрий Раден?" – его голос был шепотом, сорванным, чужим. В нем не было ни капли привычной силы. Только та же дрожь, что и у меня в коленях.

"на невысоком скалистом выступе", – пробормотал кто-то.

Люк Вангред резко кивнул. Не глядя на нас, не отрывая взгляда от зловещей спирали на экране, он развернулся и побежал. Не пошел. Понесся, как ошпаренный, почти спотыкаясь, зажимая планшет, как грешник – молитвенник перед лицом дьявола.

Мы с Касьяном переглянулись. Без слов. Если он, Вангред, в таком состоянии… то что ждет нас всех?

Том-1, Глава 9: Первый Зверь и Тень Метки

Затишье было обманчивым. Как затянувшийся вдох перед новым ударом. На острове, под низким серым небом, кипела работа. То, что начиналось как импровизированное убежище Люка Вангреда, стремительно превращалось в опорный пункт будущей империи. Корпорация "Рассвет" – пока лишь название, печать на документах и зарождающаяся структура – уже набирала силу. По моим указаниям, через еще работающие (хоть и с перебоями) каналы Люка, вербовали людей: инженеров, уцелевших военных, медиков, даже просто крепких парней, готовых за еду и безопасность взяться за лопату или винтовку. Формировались первые отряды "Сияющей Стражи" – пока что элитная охрана объекта и костяк будущей армии. Их тренировали выживанию, обороне, дисциплине.

Я стоял на невысоком скалистом выступе, смотря на бухту. Ветер трепал волосы, пахнущие уже не бензином и пылью дорог, а солью и хвоей. Тело почти восстановилось. Голова больше не гудела постоянной болью, лишь изредка напоминая о себе легким давлением при попытке воспользоваться силой прародителя. Цена контроля над Люком… она все еще висела тенью. Он был идеальным вассалом: эффективным, решительным, без тени сомнения исполняющим мои приказы. Но иногда, ловя его ярко-зеленый, лишенный прежнего огня взгляд, я чувствовал холодок. Я сломал его волю. Ради спасения… Ради будущего…

Внизу, у причала, швартовался катер. Не роскошная яхта Люка, а нечто утилитарное, быстрое, с установленным пулеметом. Из него выскочили двое людей "Рассвета" в камуфляже без опознавательных знаков и… мой отец, Михаил. Он что-то оживленно обсуждал с капитаном, жестикулируя. Механик до мозга костей, он нашел здесь свое место, возглавив ремонтные мастерские и парк техники Корпорации. Мама и Катя помогали на кухне и в лазарете. Андрей, младший брат, с азартом осваивал азы стрельбы под присмотром инструкторов "Стражи". Они были в безопасности. Они были живы. Это гнало прочь сомнения. Дарья… она пока держалась особняком, помогая единственному доктору Константину, но ее взгляд, полный вопросов, когда она думала, что я не вижу, был постоянным напоминанием о лжи, на которой держалось их спасение. "Люк решил помочь", "у него связи", "мы просто оказались в нужном месте". Хрупкий карточный домик.

– Дмитрий.

Я обернулся. Люк стоял в нескольких шагах. Его лицо было напряжено, но не привычной властной концентрацией, а чем-то другим. Тревогой? Нет. Скорее… недоумением, граничащим с отвращением. В руке он сжимал планшет.

– Доклад от группы "Зонд-3", – его голос был ровным, как всегда, но в нем проскальзывали нотки, чуждые его прежнему "я". – Возвратились с материка. Район в двухстах километрах к северо-востоку. Там… что-то не так.

Он протянул планшет. На экране – фотографии. Не развалины, не следы бомбежек. Нечто иное. Жуткое.

Первое фото: мертвый олень. Но такого оленя я не видел никогда. Его рога неестественно разрослись, сплетаясь в массивный, уродливый шлем, покрытый острыми костяными шипами. Копыта были огромными, когтистыми, словно медвежьими лапами. А глаза… пустые глазницы, из которых сочилась черная, вязкая жидкость.

Второе фото: развороченный сарай. Стены не просто сломаны – они будто разорваны изнутри чем-то огромным и сильным. На снегу – следы. Но не копыт, не лап. Что-то массивное, трехпалое, с глубокими вмятинами от когтей, каждый размером с человеческую кисть.

Третье фото: фрагмент шкуры, прикрепленный к образцу. Темная, грубая, покрытая каким-то слизистым налетом. И на ней… едва заметный, будто выжженный изнутри, тускло мерцающий бирюзовым светом знак. Простая, но от этого еще более зловещая спираль. Знак, который я знал. Первый, примитивный отголосок.

– Есть видео? – спросил я, голос звучал чужим, спокойным, хотя внутри все сжалось в ледяной ком. Слишком рано. Намного раньше, чем в прошлом цикле.

Люк кивнул, запустив запись. Качающаяся картинка, снятая на тепловизор сквозь кусты. Темный лес. И в нем… оно. Массивное, сгорбленное. Шкура, как на фото, темная и влажная. Голова, больше похожая на голову бегемота, но с короткими, мощными костяными наростами на лбу и челюстях, утыканными обломками зубов. Оно рылось в земле, выкорчевывая корни огромными трехпалыми лапами с когтями-кинжалами. Пар от его тяжелого дыхания стелился в морозном воздухе. И на боку, чуть выше мощной передней конечности, тускло пульсировал тот самый бирюзовый спиралевидный знак.

– Что… что это, Дмитрий? – спросил Люк. В его голосе не было страха солдата перед неизвестным оружием. Был ужас перед чем-то чуждым. Перед нарушением самих законов природы. – Мутация? Радиация? Биооружие?

Я оторвал взгляд от планшета, глядя на него. В его покорных глазах читалась потребность в объяснении. В контроле. В том, чтобы я сказал, как с этим бороться. Я использовал его, сломал, но теперь он был моим оружием, моим щитом. И это оружие должно было знать, против чего направлено.

– Это не мутация, Люк, – сказал я тихо, но так, чтобы каждое слово врезалось. – Не радиация в чистом виде. И не биооружие человека. Это… пробуждение. Или искажение. – Я ткнул пальцем в мерцающий знак на экране. – Это Терранская Химера. Первая лапа того, что грядет. И это только начало.

Люк побледнел. Слово "Химера" звучало слишком… мифологично. Слишком чуждо для его прагматичного мира бизнеса и силовых игр.

– Но… как? Откуда? Как бороться?

– Как бороться? – Я усмехнулся беззвучно, глядя на уродливого зверя на экране. – Пока – пулями. Много пуль. Потом… потом придется изобретать нечто большее. – Я передал ему планшет. – Отдай образцы тканей и видео доктору Константину и тем биологам, которых ты нанял. Пусть изучают. Ищи закономерности. Где появляются? Возле развалин? Лесов? Источников воды? И главное – ищи этот знак. Он ключ.

Люк кивнул, уже переключаясь в режим исполнения. Страх отступил перед привычной задачей.

– А откуда они, Дмитрий? – спросил он, уже отходя, но обернувшись. – Ты знаешь?

Я посмотрел на горизонт, где серое небо сливалось с серым морем. Знание из Архива жгло изнутри. Обрывки великого "Излияния", акта творения вселенной, когда моя сила пролилась на Землю. Возможно, это был непреднамеренный выброс… или семя, брошенное тогда.

– Знаю, – ответил я тихо, больше себе, чем ему. – И это страшнее любой войны, Люк. Страшнее бомб и ракет. Это не война людей. Это нечто древнее. И оно проснулось.

Я остался один на выступе. Ветер внезапно показался холоднее. Тишину острова теперь нарушал не только гул генераторов и крики инструкторов на плацу. Теперь в ней слышалось далекое, яростное рычание первого Зверя из нового Ада. И тусклое бирюзовое мерцание терранской метки – напоминание о моей собственной, не до конца осознанной роли в его приходе. Затишье кончилось. Начиналась Эпоха Химер.

Том-1, Глава 10: Очаг и Трещины

Запах тушенки, дешевого хлеба и лекарственных трав из крохотного гидропонного садика Анны Раден смешивался в маленькой квартирке, отведенной семье Димы в жилом блоке Цитадели. Воздух был густым, спертым, пропитанным немым напряжением. За окном, за плотными шторами, грохотала вечная стройка, но здесь, за дверью с кодовым замком, пытались выстроить подобие нормальности. Хрупкое. Обреченное.

Дима сидел за столом, отодвинув тарелку с серой кашей и кусочком консервированной свинины. Еда стояла комом в горле. Его руки, все еще тонкие, но уже не дрожащие так явно, сжимали стакан с тепловатой водой. Он чувствовал взгляды. Как шипы.

Мать, Анна, нервно перебирала крошки на скатерти. Ее глаза, избегая сына, метались от мужа к Кате, к Андрею. Отец, Михаил, ел методично, яростно, словко перемалывая не только пищу, но и собственную бессильную ярость. Его виски тряслись от усилия жевать. Андрей худой и резкий, как торчащий гвоздь, уставился в тарелку, но Дима видел, как его пальцы судорожно сжимали ложку. Катя, младшая сестра, тихо плакала, уткнувшись носом в рукав свитера – она видела сегодня, как у склада "Стража" застрелила мальчишку, пытавшегося стащить банку тушенки для больной матери. Выстрел был громким, хлестким. Мозги брызнули на ржавую стену контейнера.

Даша сидела напротив Димы. Не ела. Смотрела на него. Темные глаза – бездонные колодцы, полные вопросов, боли и леденящего недоверия. Ее пальцы белели, сжимая край стола.

– Снова по тревоге бегали? – с натужной легкостью спросила Анна, пытаясь разорвать тишину. – Андрюш, ты… ты не бегал? Обещал же маме, будешь только на уроках в бункере…

– Не бегал, – буркнул Андрей, не поднимая головы. – Твари эти… они и правда с материка доплыть могут? Эти… химеры?

– Могут, – глухо ответил Михаил, отодвигая пустую тарелку. Ложка грохнула о фарфор. – Сволочь одна, как крыса плавает, говорят. У капитана Егорова видели. На куске ржавого железа до баржи доплыла, едва не сожрала механика. Потом ее из крупнокалиберного пулемета…

– Михаил! – вскрикнула Анна. – Дети!

– Какие уже дети? – отец резко встал, стул заскрипел. – Тут война, Аннушка! Настоящая! Или ты не видишь, как Люк твой, – он кивнул в сторону Димы, – людей гонит как скот? Как стреляет за кусок хлеба? Это не защита! Это концлагерь растет! И сын наш… – он запнулся, глядя на Диму, и в его глазах мелькнуло что-то страшное – смесь любви и отвращения, – …он в этом по уши.

Дима почувствовал, как стена, сдерживающая Архив, задрожала. Обрывки данных: статистика выживания в авторитарных анклавах, психология страха, физиология стресса… Холодные цифры, описывающие агонию его семьи. Боль в виске застучала, как молоток. Он впился ногтями в колени под столом.

– Люк делает то, что нужно, – повторил он свой мантру, голос звучал хрипло, чужим. – Дисциплина. Порядок. Иначе… хаос. Сожрут друг друга раньше, чем химеры доберутся. Вы видели что там? – Он махнул рукой в сторону окна, за которым гудел ад стройки.

– Видели! – вскрикнула Даша. Ее голос сорвался, как струна. – Видели, как человека забили до смерти за то, что упал! Видели, как голодные дети жрут отбросы у помойки, пока «Стража» лопает мясные консервы! Порядок? Это садизм, Дима! А Люк… – Она замерла, ища слова, полные ужаса. – Он не человек. Он ходит, смотрит, но внутри… пустота. Мертвец на ходу. Как ты его сделал? Что ты с ним сделал в Москве?

Тишина рухнула снова, тяжелая, как бетонная плита. Катя всхлипнула громче. Анна замерла, схватившись за грудь. Михаил смотрел на сына, и его каменное лицо дало трещину – в ней читалось отчаяние. Дима почувствовал, как Дашины слова вонзаются в него, как ножи. Правда. Голая, страшная правда о его вассале. О нем самом.

– Я спас его, – прошипел он, чувствуя, как кровь приливает к лицу, а боль в виске становится невыносимой. – От него самого! Он строил бы свой ковчег для избранных, а вас… вас бросил бы гнить! Я дал ему цель! Силу! – Он встал, стул грохнул об пол. Его тень, искаженная тусклой лампой, легла на семью – огромная, зловещая. – А вы… вы сидите тут, в тепле, с едой, и ноете!

Он видел, как они съежились. Как Даша побледнела еще больше, но не опустила глаз. В ее взгляде теперь был не только страх, но и острое понимание: Он не наш Дима. Совсем не наш. И это ранило сильнее любого обвинения.

В этот момент мир взорвался.

Сначала – оглушительный, животный РЫК, прокатившийся по острову. Не сирена. Не гром. Звук огромной, чужой глотки, рвущей плоть реальности. Потом – удар. Не взрыв бомбы. Как будто гигантский кувалда ударила по скале в основании острова. Посуда на столе подпрыгнула и зазвенела. С потолка посыпалась штукатурка.

– Что… – начала Анна, но ее слова потонули в хаосе.

Завыли сирены. Настоящие, боевые – пронзительные, леденящие душу. Голос Люка Вангреда, холодный, лишенный паники, как у автомата, загремел из репродукторов, врезанных в стены:

«ВНИМАНИЕ ВСЕМ. КОД «ЩИТ». ПОВТОРЯЮ. КОД «ЩИТ». ВРАГ НА ОСТРОВЕ. ВСЕМ НЕБОЕВЫМ – В УКРЫТИЯ. БОЕВЫЕ РАСЧЕТЫ – НА ПОЗИЦИИ. УБИЙСТВЕННЫЙ ПРИЦЕЛ РАЗРЕШЕН. ПОВТОРЯЮ. УБИЙСТВЕННЫЙ ПРИЦЕЛ РАЗРЕШЕН.»

Дверь квартиры распахнулась. На пороге стоял Люк. Не дышал. Не потел. Его рыжие волосы были идеально уложены, мундир без морщинки. Только в ярко-зеленых глазах, таких же пустых, как всегда, отражались вспышки прожекторов за окном. Он смотрел только на Диму.

– К южному пирсу, – голос был ровным, как гул трансформатора. – «Пловец». Крупный. Прорвал сеть. Доберется до стены за пятнадцать минут. Надо встречать.

Ни слова семье. Ни взгляда. Он просто доложил. Как автомат. Дима кивнул, отбрасывая боль, страх, вину. Сейчас – только враг. Только выживание. Он рванулся к двери, мимо окаменевшей семьи. Мимо Даши, чей взгляд прожигал ему спину. Люк шагнул в сторону, пропуская его. Его движения были плавными, смертоносными.

– Дима! – крикнул Андрей, вырываясь из оцепенения. – Ты… ты вернешься?

Дима не обернулся. Дверь захлопнулась за ним и Люком. В коридоре пахло пылью и страхом. Крики, беготня, лязг оружия. Начинался ад.

Южный пирс. Холодный, соленый ветер с Атлантики хлестал по лицам, смешиваясь с дымом и запахом горелого масла. Море кипело. Не от шторма. От твари. Она была похожа на гигантского, изуродованного ската, скользящего по черной воде. Десять метров в длину? Двенадцать? Тело – сплошная масса мокрой, темно-серой плоти, покрытой шишковатыми наростами и струпьями. Вместо хвоста – пучок костяных щупалец, бьющих по воде с чудовищной силой. Голова – сплющенный клин с пастью, усеянной рядами загнутых внутрь зубов, как у глубоководного удильщика. И на спине, между шипами – тускло мерцающий бирюзовый знак. Спираль. Она плыла к пирсу, к слабому месту в наспех возведенной стене, оставляя за собой жирный, вонючий след.

– Огонь! – заревел командир заставы, сержант с лицом, изрезанным оспинами. – Все, что есть! Не подпустить!

Пулеметы застрочили. Трассирующие пули впивались в мокрую плоть «Пловца». Черная, густая кровь брызгала в воду, шипя. Тварь взревела – звук, от которого заложило уши и захотелось выть. Она не остановилась. Не замедлилась. Пули, казалось, лишь злили ее.

– Гранатометы! – орал сержант. – По пасти!

Два хлопка. Два огненных шара рванули у самой морды твари. Один угодил в пасть. Клочья мяса, зубов и слизи взметнулись в воздух. «Пловец» дернулся, забился в воде, подняв волну. На мгновение показалось – убит.

– Есть! – кто-то завопил победно.

– Молчи, идиот! – рявкнул сержант.

Он был прав. Тварь вынырнула, ее пасть была разворочена, но глаза – маленькие, черные, как бусины – горели бешеным светом. Она РВАНУЛА к пирсу с удвоенной яростью. Ее щупальца хлестнули по воде, поднимая стену брызг.

Дима и Люк стояли на краю пирса. Дима чувствовал запах гнили и моря, смешанный с пороховой гарью. Чувствовал вибрацию бетона под ногами от ударов щупалец. Чувствовал холодную пустоту рядом – Люка. Его вассал держал в руке не автомат, а планшет с картой обороны. Хладнокровно оценивал.

– «Гнезда» на западной башне не простреливают сектор, – констатировал Люк. – Ошибка проектирования. После боя исправить.

Дима не ответил. Он смотрел на тварь. На ее Метку. Чувствовал… отголосок. Слабый, но ясный. Эхо его собственной силы, выплеснутой при «Излиянии». Мутировавшее. Искаженное. Он собрал волю. Не для контроля – для фокуса. Чтобы увидеть слабину.

– Броня на брюхе тоньше! – крикнул он сержанту, перекрывая грохот боя. Голос сорвался, но его услышали. – Брюхо! Стреляйте под нее! Когда вынырнет!

– Слышал?! – заорал сержант своим. – По животу! Животину рвать!

«Пловец» был уже в двадцати метрах. Щупальца взметнулись, целясь в пулеметное гнездо на пирсе. Раздался душераздирающий крик – щупальце, толстое, как бревно, утыканное костяными шипами, пронзило одного из пулеметчиков насквозь, подняло в воздух и швырнуло в воду. Человек даже не успел вскрикнуть второй раз. Красное пятно расцвело на черной воде.

– Сука! – завыл напарник убитого, давя на гашетку, поливая тварь свинцом. Пули цокали по спине, не причиняя вреда.

Дима увидел момент. Тварь, чтобы ударить щупальцем, приподнялась над водой. На миг обнажилось слизистое, более светлое брюхо.

– СЕЙЧАС! – заорал он.

Гранатометчики не промахнулись. Два снаряда впились в уязвимую плоть. Глухой, влажный хлопок. Брюхо «Пловца» разорвалось, как перезрелый плод. Внутренности – черные, багровые, пульсирующие – вывалились наружу, смешавшись с водой. Тварь взвыла так, что у Димы лопнула перепонка в одном ухе. Звон. Боль. Она забилась в предсмертной агонии, окрашивая воду вокруг в цвет гниения. Щупальца беспомощно били по воде.

– Добить! – скомандовал Люк, не меняя интонации. – Голову. Быстро.

Очереди из крупнокалиберных пулеметов превратили голову чудовища в кровавое месиво. Оно затихло. Мертвая туша начала медленно погружаться, увлекая за собой клубы черной крови и кишок.

На пирсе воцарилась тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием солдат, шипением раскаленных стволов и плеском воды. Пахло адом: горелой плотью, порохом, гниющими внутренностями и испуганным потом. Пулеметчик, потерявший напарника, сидел на корточках, трясясь, его лицо было залито слезами и соплями. Он смотрел на пятно крови на воде. Двое других солдат блевали за ящиками с боеприпасами.

Дима подошел к краю пирса. Смотрел на всплывающие обрывки кишок, на маслянистую радужную пленку от крови. На тусклый, но все еще различимый бирюзовый свет Метки на скрывающейся под водой спине твари. Цена. Первая кровь Цитадели. Человеческая и… не только. Его рука непроизвольно сжалась в кулак. Он почувствовал… не триумф. Отвращение. И леденящее понимание: это только начало. Первая ласточка из ада.

– Убрать, – раздался голос Люка рядом. Он говорил в рацию. – Труп отбуксировать в сектор «Гефест» для анализа. Останки бойца… найти. Похоронить с почестями. – Пауза. Его пустые глаза скользнули по Диме. – Ошибка в обороне устранена. Слабое место укреплю. Затраты на патроны и гранаты внести в отчет. Потери – одна единица личного состава.

«Одна единица». Человек. Парень, возможно, младше Андрея. Превращенный в статистику. Люк развернулся и пошел к машине, его мундир был безупречен, на сапогах – лишь брызги грязной воды.

Дима остался стоять у воды. Звон в ушах сливался с плеском волн о мертвую тушу. Он смотрел на свой кулак. На тонкие, человеческие пальцы. В них не было силы Прародителя. Только дрожь. От усталости. От холода. От осознания, что очаг, который он пытался построить в той комнате, треснул окончательно. И трещины эти были залиты кровью. Человеческой. И его собственной виной. Остров спасения тонул в тенях, и самые страшные тени были внутри его стен. И внутри него самого.

Он повернулся и пошел за Люком. Шаг за шагом. В глубь растущей крепости. В глубь нового ада.

Том-1, Глава 11: Костяной Щит и Карта Ада

Сектор «Гефест» освещали яркие прожектора. Запах формалина, крови и чего-то чуждого, кисло-металлического, витал в холодном воздухе. Тушу «Пловца» водрузили на массивный стальной стол. Рядом суетились трое: доктор Константин, бледный после боя за жизнь сержанта, но собранный; Елена Соколова, хрупкая на вид женщина-биолог, которую Люк вывез из рушащегося университета; и бородатый, вечно недовольный Виктор Жуков, инженер-химик с подозрительным прошлым и острым умом. Моя "научная группа". Пока.

– Господи… – прошептала Соколова, приближаясь к туше в защитном костюме и маске. Ее пальцы дрожали, но не от страха, а от жадного любопытства. – Костные пластины… сращение с дермой… структура как у остеодерм крокодила, но плотнее! И эти когти… кератин? Нет, что-то плотнее, с включениями металла? Изумительно и ужасно. – Ужасно – это то, что он проломил ворота, которые должны были держать танк, – проворчал Жуков, настраивая спектрометр. – И что эта черная жижа вместо крови? Кислотность зашкаливает! Как это вообще жило? – Не жило, – поправил я, подходя и надевая перчатки. Мои движения были точными, автоматическими. Знания из Архива всплывали, накладываясь на картину перед глазами. ДНК-профили прошлых циклов, описания ранних химер… – Оно функционировало. Эффективнее нас. Доктор, скальпель. Начнем с панциря.

Я взял инструмент. Мои пальцы, еще недавно дрожавшие от человеческих эмоций за семейным столом, теперь были тверды как скала. Я водил скальпелем по границе костяной пластины и шкуры, объясняя, диктуя, командуя: – Видите зону сращения? Не шов. Симбиоз. Костная ткань врастает в дерму, получая питание напрямую из кровеносной сети. Отсюда регенеративный потенциал… ограниченный, но есть. Жуков, пробу с места сращения – на микроструктуру и минеральный состав. Соколова, соскоб с внутренней стороны пластины – ищите нервные окончания, связь с ЦНС. Константин, пробы "крови" и тканей из глубины – ищите аномалии в клеточной структуре, вирусы, прионы… все, что не вписывается в биологию Земли.

Они закивали, пораженные не столько тварью, сколько моей уверенностью, моими конкретными указаниями, словно я знал, что искать. Я знал. По прошлому опыту.

Работа закипела. Скрежет пил по кости, шипение реактивов, монотонный гул приборов. Я сосредоточился на области на боку, где в прошлом цикле была Метка. Сейчас там был лишь плотный, темный, как базальт, участок шкуры, горячий на ощупь даже после смерти. Под лупой ткань казалась неестественно структурированной, волокна шли концентрическими кругами.

– Энергия… – пробормотал я, подключая импровизированные датчики, спаянные Жуковым по моим чертежам. – Тут что-то было… или есть. Остаточное поле? Константин, ЭЭГ-датчики к голове! Быстро! Ищем аномальную активность!

Пока доктор возился, Люк осторожно вошел в ангар, держа в руках спутниковый терминал. Его лицо было все таким же каменным, но информация, которую он нес, была огненной. – Перехваты, – он поставил терминал рядом со мной. На экране – сводка разрозненных сообщений, шифрованных военных каналов, обрывки новостей. – Радиоэфир… ожил. Паника. Сообщения со всего мира.

Я оторвался от странного участка шкуры, пробежав глазами по строкам:

"…повторяем, ЧП в районе Шварцвальда! Нападения массивных существ, невосприимчивых к стрелковому оружию! Требуется тяжелая техника…" (Германия)

"…легионы "дьявольских псов" атакуют пригороды Пекина! Используют тактику засад! Жертвы среди мирных тысяч…" (Китай)

"…Белый Дом подтверждает: на территории США действуют неизвестные биологические агрессоры. Объявлено ЧП. ВСЕМ штатам НЗ 1…" (США)

"…экстренное заседание СБ ООН. Принята Резолюция "Щит Человечества". Создается Единый Командный Штаб Человечества (ЕКШЧ). Все конфликты прекращены. Требуется обмен данными, координация…"

Люк указал на последнюю строку. – Они ищут решение. Объединяются. ЕКШЧ. Запросы… ко всем, у кого есть информация. Кто уцелел.

Я усмехнулся, горько и беззвучно. На экране терминала карта мира начала покрываться алыми метками – очагами появления химер. Десятки. Сотни.

– Решение? – я повернулся к столу, к мертвому «Пловцу», к его костяным пластинам и странно горячему участку шкуры. – Они ищут решение, не зная врага. Они видят "дьявольских псов" в Китае, "лесных демонов" в Германии, "тварей" в Шатах… – Я ткнул пальцем в тушу. – Но они не знают, что это лишь один вид. Ранний и примитивный. А где-то уже бегают "Бегуны" – тонкие, быстрые твари, способные прыгать на крыши. Или роют землю "Кроты" с щупальцами вместо морд. Или летают "Жалящие" – размером с ворону, но с жалом, парализующим за секунды. – Я перечислил лишь малую толику из каталога ужасов Архива. – Они эволюционируют, Люк. Не хаотично. Целенаправленно. Становятся сильнее, быстрее, специализированнее. А источник этого… этого двигателя их эволюции – где-то там. – Я махнул рукой в сторону материка, в сторону алых меток на карте. – И мы не знаем, что это.