Живая вода

– А если не повезет?

– Тогда случится цирк. Помнишь Аннушку?

На память Викинг не жаловался. Он помнил многое – и про внезапную Аннушкину слепоту, и про безголосого эстетика, и про забывчивость биологички, и про кошмарную аварию под Новый год, и про воскресшую чудесным образом микроволновку, и про Андрюху, несчастные случаи с которым в последнее время заметно участились.

– Ты что, опять собираешься…

– Почему нет?

Воспоминания о вчерашней размолвке никуда не делись, горча на языке. Ссориться снова, едва помирившись, не хотелось.

– Послушай, – он замялся, осторожно пробуя слова на вкус. – Почему ты считаешь, что… хм, твои особые способности дают право творить что угодно?

– А почему, интересно, нарушать правила можно всем, кроме нас? Мы что, по жизни терпилы?

– Соблюдать закон – не значит быть терпилой.

– Точно? – она скептически прищурилась. – Смотри, какой выходит расклад. Льготный проездной нам не положен потому, что живем возле школы. Окей. Покупаем взрослые билеты. Цены на них повышаются чуть не каждый месяц. Зарплаты остаются прежними. По крайней мере – зарплата моей мамы. Я честно платила, пока цена казалась приемлемой. С некоторых пор она такой не кажется.

– Сейчас за билеты плачу я.

– Неважно. Я в принципе не согласна с ценой и не хочу платить ни сама, ни с твоей помощью.

– Ладно, за себя ты решила. Причем тут я?

– Ни при чем, – Эль отвернулась. – Хочешь – пробей один.

Как всегда, ей удалось посеять в душе Вика если не сомнения, то некие колебания. И почему-то – чувство вины.

– Ла-адно, – протянул он неуверенно, без остановки минуя компостер и ловя на себе укоризненный взгляд какой-то очкастой тетушки.

У неуверенности были основательные причины. Не только подсказанные совестью и здравым смыслом. К хорошей памяти Викинга прилагались наблюдательность и аналитический склад мышления. После так неудачно закончившегося визита на школьную крышу он окончательно убедился – для успешного колдовства Эль требуется спокойная обстановка и время. Много времени.

И еще нюанс. По всему выходило, что ведьмовство подруги носит, как бы сформулировать поточнее, нестабильный характер. Чудо может случиться, а может и нет. С вероятностью примерно пятьдесят на пятьдесят. Надеяться выйти сухим из воды при таком раскладе мог только совершенно безбашенный или очень везучий человек.

Правда, контролеров на маршруте почти не бывает.

В дальнем конце автобуса освободилось два места, и они забились в угол, скрывшись с глаз очкастой тетушки.

Музыка навеяла, и он не смог удержаться:

– Как поживает ведьмовской дневник? Всё до конца освоила?

Эль нахмурилась, нехотя буркнула:

– Не совсем. Треть примерно. Или чуть меньше. Остальное никак не выходит, сколько ни пробую.

– Может, позже получится, когда повзрослеешь немного.

– Может.

Утешение явно не зашло. Резко сменив тему, Эль начала рассказывать про Юльку и Дениса. Локтем он ощущал теплый ведьмочкин бок, джинсы плотно обтягивали её уже не тощие, как в прошлом году, а вовсе даже стройные бедра. Вик невольно засмотрелся на плавные изгибы, отвлекся и пропустил момент, когда вошли контролеры. Очнулся только поняв, что Эль умолкла на полуслове, тихо охнула и принялась знакомо шептать под нос неслышное и неразборчивое.

Дальше и правда случился цирк, правда не совсем такой, какой планировался.

Тетка в перманенте, пуховике и телогрейке, с характерной сумочкой через плечо, начала проверку со стороны водителя. Изможденный долговязый парень в темно-синей куртке – с конца, где окопались безбилетные зайцы.

У Вика разом взмокли ладони и подмышки – он ненавидел подобные ситуации, не умел выкручиваться и решать нерешаемые проблемы. Несмотря на выходной, отец с утра на работе, мать дома одна с Димкой. Перед уходом она предусмотрительно выдала старшему сыну две десятки и, мягко говоря, не обрадуется, узнав, что непутевое чадо с подругой угодило в ментовку, пожадничав оплатить проезд. Представив, как замотанная мать с Димкой наперевес едет вызволять их из участка, он мысленно застонал.

Однако, несмотря на, казалось бы, неминуемую катастрофу, поначалу всё шло хорошо. Парень, проверив билеты у соседей, скользнул по нарушителям безразличным взглядом и переместился к следующему ряду.

Эль облегченно выдохнула и перестала шептать. Зря. Видимо, тетка была главной и присматривала за напарником, безошибочно фиксируя орлиным взором все странности и неправильности. Когда пуховик и куртка встретились в середине автобуса, тетка что-то сказала парню, и оба начали проталкиваться в сторону безбилетников.

– Молчи, я сама, – успела прошипеть Эль.

Контролеры приблизились и нависли.

– Ой, тетенька, у меня братик немой, года два уже. Как напугался, так и молчит до сих пор. Мы в больницу как раз едем, – заблажила Таволга плаксивым голосом. – Нет у нас таких деньжищ, откуда. Мамка одна нас тянет, батю и не видели никогда, сбег от беды, паршивец. Пешком далече, не дошли бы. У братика ноги плохо ходят. С весны еще. А мамка на трех работах, не спит, не ест, когда ей с нами возиться.

Тетка открыла рот, а Вик мысленно зажмурился и страстно пожелал сделаться невидимым.

К сожалению, его желанию не суждено было сбыться.

––

Через двадцать минут позора они продолжили путь, но уже пешком.

Викинг выразительно молчал. Похожая на взъерошенного после драки воробья Эль тоже не спешила начать беседу. Смотрела исключительно под ноги и по инерции то и дело шмыгала носом.

Через квартал молчание сделалось нестерпимым.

– Как видишь, контролеры на этом маршруте всё-таки встречаются, – светским тоном начал Вик.

– А-ага.

– М-да. В итоге вышло не очень-то бонтонно, согласись.

– Чего?..

– Не комильфо вышло, говорю. Могло бы выйти значительно лучше.

– Да, каюсь, случилась осечка. Может, потому что нас было двое. Зато отпустили без штрафа.

– Потому что ты юродивую изображала. Рыдала, как актриса погорелого театра. Кстати, платок есть?

– Неа.

Викинг молча протянул свой. Эль от души высморкалась.

– Билеты пробить не проще было?

– Не проще. Вопрос принципа, – Таволга нахохлилась и сделалась окончательно похожа на задиристого воробья.

– В следующий раз так же будет?

– В следующий раз всё получится.

Уверенности ей было не занимать. Викинг только тихонечко вздохнул.

Полет. 1996-97. Глаша

Они брели из художки нога за ногу, то и дело соприкасаясь плечами. Домой не особенно хотелось. Там ждали родители, невкусный ужин, обязанности и уроки. Эль, вдобавок, мать отругает за тройку по лит-ре.

Сгущались сумерки, зажигались одно за другим окна.

– Может, сюда зайдем? Скучно без цели шататься.

Ничем не примечательный двор. Они проходили мимо, наверное, десятки раз.

– Почему нет, – Вик с готовностью направился к лавочке – сгрузить тяжеленный Элгин рюкзак и папку с рисунками.

– Покачаемся?

Качели и правда отчетливо виднелись на фоне светлой стены трансформаторной подстанции.

– Ага.

– Чур, я первая! – Таволга стрелой помчалась по дорожке, но вдруг притормозила, остановилась на полпути.

Викинг пошел за ней.

– Эй, ты чего?

– Смотри, что это?

– Где?

– Там, под кустом.

В такие моменты, как сейчас, ему казалось, что Таволга видит в темноте. Один фонарь остался за спиной, возле лавочки, второй тускло светился в районе качелей. Иного освещения двору не полагалось, дорожка тонула в густых вечерних тенях. Листья почти облетели, но там, куда указывала Эль, их еще оставалось предостаточно. На взгляд Викинга под кустом царила непроглядная темень.

– Ты что-то там видишь?

– Ага… кажется сумка или рюкзак.

– Ну и чего, пусть себе дальше валяется.

– Погоди, оно… шевелится.

– В смысле? Ты…

Не дослушав, она сунулась под куст. Вик, разумеется, следом.

– У тебя есть, чем подсветить?

Фонарик, как и складной нож, с некоторых пор всегда лежали у него в кармане. Только вот в котором?..

Под разлапистыми ветками инфернально блеснули два зеленых глаза.

– Кто там? – он невольно перешел на шепот.

– Кошка, – в голосе Эль растерянность соседствовала с жалостью, – или кот.

Вику показалось, что она сейчас расплачется.

Он наконец нашарил и включил фонарик, присмотрелся и мысленно застонал. Кошка выглядела совсем как та, с подвески. Круглоголовая, полосатая, бездомная, очень несчастная. Только зонта не было. Зато была кровь. Математический мозг Вика машинально прикинул объем кошки к объему человека… выходило, что крови на земле и опавших листьях много. Слишком много для небольшого зверька, который собирается жить дальше.

– Как думаешь, что с ней случилось?

– Машина, вороны, злые люди… какая разница, – Таволга шмыгнула носом.

Кошка молчала. Только смотрела не мигая.

Эль решительно вытерла глаза и нос рукавом куртки.

– Вик, отвернись, не смотри. А еще лучше – иди, погуляй вон там, у скамейки. Мне надо сосредоточиться.

Она потянулась к кошке, приговаривая что-то успокаивающее. Та разинула пасть с окровавленными зубами и яростно зашипела.

– Вот цапнет тебя сейчас.

– Плевать.

Кошка попыталась отползти. Задние лапы ее не слушались, живот… Вика замутило, и он поспешно отвернулся, судорожно сглатывая.

– Чего ты дурака валяешь? Её в ветеринарку надо.

Конечно, он понимал – какая ветеринарка? Кошке не помочь. Лишь малодушно надеялся, что она умрет как-то иначе, не у них на руках. Эль побелела так, что на лице остались лишь темные провалы глаз. Зыркнула бешено:

– В ветеринарке бродячую кошку с такими травмами усыпят. Отойди!

Положив фонарик на землю, он послушно ретировался за ближайшее дерево. Под кустом коротко вякнула кошка, и наступила тишина. Затем, понемногу всё громче, зазвучал шепот. Слов не разобрать, но слышен некий повторяющийся ритм. Будто произносится одно и тоже, но с вариациями и разными интонациями. Кошка больше не шипела и не вякала. Вообще никаких звуков не издавала. Некоторое время спустя мигнул и погас фонарик. То ли Элга выключила, то ли села батарейка.

Сколько прошло времени, он не знал. Может, пятнадцать минут, а может, больше часа. Шепот звучал не смолкая. Ему казалось, он видит, как Эль, стоя на коленях, раскачивается, словно неваляшка, вправо-влево.

Он думал, какими словами утешать и успокаивать, чем отвлечь, когда всё закончится. Думал, как сегодняшний вечер повлияет на их отношения. Если каждый раз при взгляде на него Эль будет вспоминать… додумать он не успел. Таволга неуклюже выбралась из-под куста, прижимая к груди нечто, завернутое в шарф.

Вик шагнул навстречу, прикидывая, где и как хоронить отмучившуюся мурку, и вдруг замер, как громом пораженный. По спине пробежал ледяной озноб. Таволга выглядела измотанной в край. Ее шатало, нос заострился, прядка влажных волос прилипла ко лбу. Тем не менее она улыбалась от уха до уха и выглядела абсолютно счастливой.

– Знакомься, это Глаша, – тихонечко произнесла она, подходя ближе, и осторожно отодвигая край шарфа. – Можешь её погладить.

– Эль…

– Да не бойся ты, она живая. Слышишь?

Только теперь он различил чуть слышное басовитое мурлыканье.

– Погоди, она же…

Из свертка высунулась круглая усатая мордочка, с любопытством уставилась на Вика. На умирающую кошка не походила от слова совсем.

Он осторожно протянул руку, дотронулся до теплой, местами слипшейся от крови шерстки.

– Их там что, две было?

– Вот Фома неверующий, – фыркнула Эль. – Пойди, посмотри.

Под кустом остались щедро испятнанная кровью листвяная подстилка да глубоко отпечатавшиеся в грязи лунки – следы от Таволгиных коленок. Вик ошалело потряс головой.

– Это как вообще…

– Фонарик забери, он у меня в левом кармане.

Они шли по ночной теперь улице. Таволга тащила увесистую, мурчащую Глашу, шокированный Викинг – чуть было не забытые на скамейке папку и рюкзак.

– От матери влети-ит, – мечтательно улыбнулась Эль. – Трояк по литературе – раз. Домой опоздала бог знает на сколько – два. Коленки в грязи и крови – три. Кошку бродячую в дом притащила – четыре.

– Блох и паразитов, кстати, тоже, – машинально поддакнул Викинг.

– Не думаю, что кто-то из них выжил в апокалипсисе, – безмятежно отмахнулась ведьмочка, поудобнее перехватывая Глашу. Та вдруг высвободила лапки и деликатно пристроила их на плечо спасительнице, потерлась макушкой о её подбородок.

Может, померещилось в темноте, может, на самом деле всё было не так плохо? Он в подробностях припомнил, как наклонился к кусту, как увидел… нет, ничего ему не померещилось. Та бедолага правда отдавала концы.

– Ты победила саму смерть, – вырвалось у Вика. – Так не бывает.

Она хмыкнула. Были в этом хмыканье и усталость, и превосходство, и гордость собой, и много чего еще.

– Как видишь, бывает.

– Эль… – он осекся и долго подбирал слова. – Чем расплачиваются за такое? Кровью? Годами жизни?

– Ви-икинг, – чуть насмешливо и снисходительно протянула она, – ты начитался дурацких книг. Это по-другому работает. Просто надо сильно-сильно захотеть и по-настоящему попросить. Такое не всегда получается, но уж если получилось…

Вик шел с ней рядом, поглядывая украдкой на осунувшееся лицо, лихорадочно блестящие глаза, обветренные губы и думал – умеет ли он так же сильно хотеть и просить.

Полет. 1996-97. Карусель

Из параллельного «А» прибыла добрая весть – биологичка заболела. Значит, вместо третьего урока будет «окно». По идее должны прислать замену, но ждать у моря погоды, а затем маяться в четырех стенах, когда на улице солнце и, может быть, последняя перед долгой зимой оттепель, мало кому охота.

Вылетели кто в чем – в сменке, в наспех наброшенных куртках. Порскнули в разные стороны. Лишь бы не увидели, не остановили.

Карусель во дворе за школой пользовалась бешеной популярностью как у мелюзги, так и у старших. За её состоянием внимательно следил кто-то неленивый, но немного странный. Может быть, маньяк, мечтающий изобрести вечный двигатель.

Карусель чуть не ежедневно смазывали тавотом, а прошлым летом выкопали из земли, заново установили так, чтобы не было даже намека на крен, и залили основание бетоном. В результате металл пачкался и выскальзывал из рук, зато оттолкнувшись один раз, можно было крутиться бесконечно. По крайней мере, Викингу ни разу не хватило терпения дождаться, пока карусель остановится самостоятельно.

В то же время состояние деревянных частей маньяка совершенно не заботило. Где-то осталась одна дощечка, где-то можно было сидеть только на спинке, крепко вцепившись руками и уперевшись ногами. Эдакое рисковое приключение на любителя. Особенно зимой, когда руки немеют от холода даже в перчатках. Тем более, если желающих прокатиться много, и желающие эти в основном мальчишки-старшеклассники.

Андрюха, конечно, оседлал карусель в первых рядах, отвоевав почти целиком сохранившееся сидение. Остальные гнездились, точно птицы на жердочке.

Друг-приятель что-то крикнул Викингу. Тот неопределенно махнул в ответ, повернулся к Эль:

– Идем?

Ведьмочка с сомнением покосилась на стремительно вращающиеся рамы из металлических труб, на шестерку бабуинов, с воплями и визгом облепившую карусель, на вытаявший круговой канавкой, отполированный многочисленными ногами темно-серый лед.

– Что-то не хочется.

Логично. С одной стороны, конечно, ветер, полет и восторг. С другой – условия уж больно экстремальные.

– Тогда куда?

– А какие варианты предлагаются? Тропический остров? Пляж? Конная прогулка? Ресторан с шампанским? Лимузин к подъезду?

Вик фыркнул.

– Парк, книжный или так побродим? Может где качели свободные найдем.

– Ага, – чуть сгорбившись, Эль засунула руки глубоко в карманы и уныло поплелась к выходу со двора. – Качели. Или парк.

Отчаянный визг и наступившая вслед за тем обморочная тишина приморозили обоих к дорожке, заставили поспешно обернуться. Карусель вращалась с прежней скоростью, вот только цеплялось за нее уже пятеро. Шестой не удержался и теперь лежал ничком в той самой канавке, которую скептически разглядывала пару минут назад Эль.

Они побежали обратно. Куртку Вик опознал сразу – сверзилась Юлька Шандарай. Маленькая и худая, она почти идеально вписалась в двадцатисантиметровый зазор между низом сидений и поверхностью льда. Ярко-розовый синтепон немного порван на спине, а так ничего, крови не видно.

Уткнувшись носом в грязный лед, Шандарай застыла в неудобной, нелепой позе. Состоящие из труб и острых винтов каркасы сидений стремительно мелькали над ней одно за другим. Лица не видно, непонятно даже, жива ли еще Юлька, или ей успело прилететь с разгона по башке.

– Не двигайся! – заорал Вик.

Глупость, конечно. Разумеется, Шандарай, если пребывала в сознании, и сама понимала – любое движение приведет к жутким последствиям.

Мальчишки застыли, испуганно глядя вниз – затормозить можно было только ногами, а под ногами была Юлька.

– Сделай что-нибудь! – глаза Эль походили на два оловянных пятака.

– Что?!

– Не знаю!

Он прикинул – скорость такая, что руки оторвет.

– А ты не сможешь… как-нибудь колдануть, остановить?

– Как?!

– Не знаю, ты же ведьма.

Эль в отчаянии помотала головой. Шок и ужас, помощи от неё не дождаться.

Трение, только трение, понемножку, полегоньку. Как назло – вокруг сплошные снег и лед, ничего подходящего не валяется. Чертыхнувшись, он обмотал руки шарфом и начал осторожно ловить мелькающие мимо спинки сидений. Сначала ничего не получалось – ощутимые удары, будто по рукам лупили веслом, сыпались один за другим.

Потом рядом встала Эль, и дело потихоньку пошло на лад. Скоро он мог уже ненадолго хвататься за изогнутые, покрытые облупившейся краской трубы поручней.

Только теперь он заметил, что Таволга тормозила карусель голыми руками.

– С ума сошла, без перчаток?!

– Забей, некогда.

– Ёлки, – только и смог вымолвить Викинг.

Наконец карусель остановилась. Мальчишки слезли, столпились вокруг. Шандарай лежала без движения. Элга встала на четвереньки, наклонилась к самой земле, заглядывая ей в лицо. Осторожно тронула за плечо:

– Юль, Юль, ты как?

– Мамочки, – тихим обморочным голосом отозвалась Юлька.

– Где болит?

– Н-не знаю.

– Ноги-руки шевелятся?

Шандарай неуклюже поскребла по льду сапогами.

– В-вроде бы.

Её бесцеремонно ухватили за куртку, выволокли на снег, подальше от карусели.

Юлька села, осторожно потрогала затылок.

– Как я испугалась, мама дорогая. Думала, изуродует к чертям собачьим.

Нос у неё оказался распухший и в кровище. На ладонях и щеке – ссадины.

До сих пор не отошедших от испуга мальчишек, наконец, прорвало:

– Да твою ж… вот чего ты с нами полезла?

– Говорили – подожди, потом покатаешься!

– Держаться не умеешь как следует, а туда же!

– А зачем вы так раскрутили? Я просила помедленнее! – огрызнулась в ответ Юлька, отчаянно пытаясь не разреветься.

– Что с неё взять, девчонка и есть девчонка, – сплюнул под ноги Андрюха.

– Тоже мне, джентльмен, сам сидел, а девчонка за железяки цеплялась, – осадила его Таволга.

– Так я первый занял.

– Вот и молодец, гордись теперь.

Юлька жалобно всхлипывала, стоя на коленях в подтаявшем снегу. Таволга обняла её, помогла подняться:

– Идти можешь? Голова не кружится?

– М-могу.

Вдвоем они довели Шандарай до школы, сдали медсестре.

– Погуляли на славу, – протянул Викинг, тупо глядя на закрывшуюся за Юлькой дверь медкабинета.

– Ага.

– Что с руками? – спохватился он.

Эль предъявила красные, отбитые ладошки. На одной алела глубокая царапина – видимо попался винт или неудачный сварной шов.

– Больно?

– Терпимо, – она помахала кистями, лизнула ранку. – Юльке хуже.

– Чего в медпункт не пошла?

– Там запах такой… – Эль передернула плечами, – мерзкий, и кафель страшный.

– Самое время про кафель думать. Сможешь себя полечить?

– Неа.

– Почему? Глашу ведь получилось.

– Это другое. Не знаю, как объяснить.

– А если попробовать?

– Не. Никак. Да заживет до свадьбы, чего ты всполошился.

– Шрам может остаться.

– Ну и что, – она хмыкнула. – Шрамы украшают ведьм. Придают им бывалости.

– А если инфекция?

– Ну что ты пристал? Как мама, ей-богу! В порядке всё будет, на мне заживает, как на кошке. Лучше скажи, что у нас после биологии? Лит-ра?

– Она.

– Вот и пошли.

Прозвенел звонок с урока. Они поднялись на третий этаж, добрели до нужного кабинета, обессиленно рухнули за парту. Викинг рассеянно перебирал учебники, не в силах сообразить, который нужен. Какая-то не до конца оформившаяся мысль билась в голове, не давала ему покоя.

– Слушай, а ты знала?

– Что? – не поняла Таволга.

– Про Юльку и карусель.

– В смысле?

– Когда на нас напали, и под Новый год, и на складе ты чувствовала опасность. Сегодня тоже?

– Нет, конечно, я же не господь бог, – Таволга смотрела удивленно. – Иногда чую, иногда – нет. Иногда чую, но не понимаю, что к чему. Такие мелочи, как сегодня, вообще обычно не замечаешь. Они как шелест листьев на ветру. Повседневная мелочевка.

Полет. 1996-97. Кинотеатр

В конце декабря, перед самыми каникулами, Эль принесла в школу мастерски нарисованных акварелью глухаря и рысь. Все хвалили. Вик, разумеется, тоже.

«Каждый год по зверю и птице».

Традиция – это хорошо. Вот только в прошлом году ворон был нарисован в его честь. В этом мог бы быть волк, но получилась рысь. Жаль.

В гости никто никого не пригласил. На прямой вопрос Таволга зябко повела плечами:

– Прости, не получится. Мама не против, но я не могу. Тот ужас… как люди кричали и скрежет. Железо по камню. Ночью снится. Хочется забыть, а праздник, он будет как детонатор.

Так ли? В который раз подумалось, что паранойя штука опасная, она подкрадывается тихо и незаметно. Только вот что делать, если, общаясь с Эль, он никогда не знает точно, где правда, где ложь, а где тонкая грань между ними.

– Хочешь, приду один, – с чуть грубоватой настойчивостью предложил Вик.

– Не выйдет, – она грустно улыбнулась. – Завтра мы уезжаем. Я, Юлька и ее предки.

Он слегка опешил.

– Куда?

– В дом отдыха. Кататься на лыжах.

– Надолго?

– На все каникулы. Новый год тоже там встретим. Мама к подруге, а мы – в леса.

Вик вдохнул, собираясь задать следующий вопрос, и выдохнул. Спрашивать больше, по сути, было не о чем.

– Хорошего отдыха. С наступающим.

Он мог собой гордиться – голос почти не дрогнул.

– И тебя, – она вновь улыбнулась. Может, чуть виновато, или Викингу так показалось.

––

Две недели они, как когда-то давно, в прежней беззаботной жизни, шлялись по дворам вдвоем с Андрюхой. Викинг был хмур и неразговорчив, приятель, как всегда, оптимистичен, энергичен и бодр.

Иногда мать отправляла с ними Димку. В отличие от Эль, Андрюха обожал возиться с мелким, умел с ним договариваться. Вик даже немного завидовал.

Втроем они торили дороги по глубокому снегу в Совином парке, строили крепость, лепили снеговиков. Впрягаясь вдвоем с Андрюхой, катали братишку на санках. В снежки играли редко – Димке вечно прилетало за шиворот, он начинал канючить и проситься домой.

Дважды с ними увязывалась Машка. С ней было неловко. Оба раза она являлась в этих своих суперколготках, короткой юбчонке и модном пальтишке. Промокала, мерзла и страдала, но домой идти упрямо отказывалась. К тому же в ее присутствии приходилось фильтровать базар и тщательно выбирать темы для разговора. Викинг стоически терпел, полагая, что Машкино общество приятно Андрюхе.

За день до конца каникул, возвращаясь домой к обеду, он внезапно встретил идущую из магазина Эль. Заметил издали и не поверил глазам – приехала и даже не позвонила?! Она тоже его увидела, замахала радостно.

Он медленно подошел, не зная, чего ожидать.

– Уже вернулись?

– Да, сегодня, – она как-то дежурно, словно вовсе не соскучилась, чмокнула его в щеку.

– Как съездили? – он привычно забрал у неё сумки, пошел рядом.

– О-бал-деть! Юлькина мама, правда, лыжу сломала. Зато ласку видели. Или норку. Не знаю точно. И белок там тьма. Они орешки выпрашивают, из рук берут, представляешь?

– Представляю.

Иногда он гадал – что происходит с Элгой в каникулы? Амнезия? Уезжая, она будто начинала жизнь с чистого листа, забыв обо всём, а возвращаясь искренне радовалась, обнаружив, что Викинг существует.

– Шандарай под конец простыла, обчихалась вся. Мы из-за этого чуть раньше вернулись.

– Бывает.

– А ты тут как?