Превратности Фортуны

– А они правда невообразимо страдают, эти мозги?

– Скорее всего, да, – Перфидий устало вздохнул и печально покачал головой. – Но ничего не поделать: приказ царя исследовать их и организовать их работу во благо государства.

После очередного поворота дороги деревья расступились, и я увидела белое здание жилого комплекса, чья архитектура изобиловала колоннами, просторными балконами и всевозможными арками. Автомобиль заехал на подземную парковку, с которой мы поднялись лифтом на этаж.

Квартира Перфидия оказалась под стать комплексу: просторная, с большими шкафами, а внешняя стена гостиной была выходом на балкон, закрытым прозрачными раздвижными дверьми. С балкона открывался потрясающий вид на окружающий парк, выглядевший отсюда морем зелени. Я, конечно, понимала, что полицейский в таком чине, как у Перфидия, не бедствует, но не ожидала, что настолько.

– А ведь я, представь себе, раскрыл дело, – сказал великий сыщик, ставя стакан лимонада передо мной на стеклянный столик, за которым я разместилась в роскошном удобном кресле.

– Вот это да! – искренне восхитилась я. – И кто же за этим стоит? На кого же работала та парочка?

Я вспомнила утренний звонок Августа. Может, именно это он имел в виду?

– Это оказалось совершенно неважно, – Перфидий сел напротив меня, выражение лица его стало серьёзнее некуда, а губы сложились в нечто, полностью противоположное улыбке.

– Как так? – я внутренне напряглась.

– Важно не то, кто послал этих двоих. Важно, зачем.

– За психосферами же?

– Ты даже представить не можешь, как бы я хотел, чтобы за ними! Но нет. Главная и, может, даже единственная их цель – это ты.

– Я? Да зачем я им?

– Вот именно. Ты очень верно вспомнила про колобка.

На самом деле вспомнил он, но да ладно.

– Ты же наверняка обращала внимание, насколько сильно нужна другим? Августу, его бывшему помощнику. Мамаша Сейбе тоже, ты рассказывала.

Я ничего такого не рассказывала, но промолчала.

– Все они вьются или вились вокруг тебя, как звери вокруг колобка. Чем ты им настолько нужна?

– Я – помощница Августа, поэтому я нужна Мамаше, она хочет через меня до него добраться. А что касается моего бывшего, так я очень даже нравлюсь мужчинам.

– Это да, нравишься ещё как, – невесело улыбнулся Перфидий. – По правде говоря, какое-то время я надеялся, что у нас с тобой сложится некоторое совместное будущее.

А сейчас не надеется? Зачем же он привёл меня к себе домой? Где-то в животе я ощутила холодящие иглы зарождающегося нехорошего предчувствия. Так, подумала я, а не пора ли мне уйти?

Перфидий между тем положил на столик планшет:

– Это нашли в цифровом облаке твоего бывшего. Все его устройства после смерти пошли на переработку, а вот в облаке кое-что осталось. Подобрать пароли составило немало хлопот, но всё-таки получилось.

Коснувшись экрана, он запустил ролик. На пару секунд я даже потеряла дар речи от возмущения. Героиней этого видео оказалась я: мои щёки краснели лёгким румянцем, глаза были полуприкрыты, с губ срывались томные вздохи, и тут же вовсю пыхтел, снедаемый любовным пылом, мой бывший, тот, что до сих пор жив. Иными словами, это была предельно откровенная запись нашего соития, о существовании которой я даже не подозревала.

– Какого?!

Я вскочила, перевернув на пол бокал с лимонадом и метнув в Перфидия молнию своего грозного взгляда. Но великий сыщик был всё так же серьёзен, я бы даже сказала: печален.

– Говорю же, – он остановил воспроизведение. – Видеозапись нашли в цифровом облаке покойного помощника Августа Лавлейса. Судя по дате записи в облако, ролик был отправлен в тот день, когда отвергнутый тобой кавалер пытался тебя убить, но погиб сам. А метаданные устроены так, будто запись сделана за день или два до отправки.

– Этого не может быть.

– Я знаю, – кивнул Перфидий. – Ты знала о существовании этой записи?

– Нет. Никогда бы не подумала, что он на такое способен!

– Если ты подозреваешь своего партнёра с видео, то это наверняка не он. Запись сделана на камеру полицейского робота-шпиона, у гражданских нет доступа к таким технологиям.

– Ага! Значит, этот ублюдок-полицейский подослал его.

– И записал в облако спустя столько времени? Но с какой целью?

– Не знаю. Но кто тогда? И зачем?!

– О, на вопрос «Зачем?» ответить как раз таки просто. Чтобы спровоцировать его на попытку твоего убийства. А кто… Давай-ка порассуждаем вместе. Прежде всего, стоит заметить, что ты – не первая барышня, которую пытался убить твой ныне покойный парень.

– Я знаю. Предыдущую он даже убил, но дело замяли.

– Якобы замяли, – Перфидий принёс мне ещё лимонада. Опрокинутый стакан так и остался лежать на полу.

– То есть якобы? Если бы ему поставили чип, он не смог бы на меня напасть.

– Это зависит от того, как чип настроить, – пожал плечами Перфидий. – Дело в том, что он стал помощником Августа именно после того убийства. Этому есть объяснение, что твой бывший был однокурсником Августа, тот за него и вступился. Однако сама посуди: какой беспечностью надо обладать, чтобы позволить работать помощником главы Департамента убийце без чипа?

– Большой? – предположила я.

Перфидий кивнул:

– Именно так, именно. Поэтому подходящим тут мог быть вариант поставить такой чип пусть не для коррекции поведения, но исключительно на всякий случай, для обеспечения безопасности Августа. А управление этим чипом отдать кому-то из команды Августа. Чипы же все устроены примерно одинаково, и отличаются они по большей части лишь запущенными на них программами. А раз чип управлялся не государством, то ничто не может помешать запустить какую-то ещё программу, угодную оператору.

Перфидий замолчал, выжидательно глядя на меня.

– Какую ещё программу?

– Например, программу такую, которая при появлении в области обзора конкретного человека запустит определённое чувство. Стимуляцией дофаминовой системы вознаграждения вызвать эйфорию и одновременно активировать эмоциональную значимость, чтобы объект воспринимался как уникальный. В довесок усилить выброс окситоцина и вазопрессина, закрепив ощущение доверия и привязанности. И всё – любовь с первого взгляда готова.

– К чему ты клонишь? – я почувствовала, как у меня пересохло во рту.

– К тому, что начальник одного из департаментов Службы общественной безопасности вполне мог отправить своего чипированного помощника с никому не нужной инспекцией в какой-то из подведомственных лупоцифранариев, где оный помощник неминуемо столкнётся с некой барышней. А, столкнувшись, воспылает к ней индуцированной чипом страстью.

– Это что, про меня?

– Ну а про кого же ещё? – Перфидий долго вздохнул. – Про кого же ещё.

– Но… – я не находила слов.

Мне хотелось спорить и опровергать, но при этом всё было настолько созвучно моим собственным параноидальным предположениям! Выходит, не таким уж параноидальным? Может, Перфидий и правда всё разгадал, всё раскрыл?

– Но как же понять, как удостовериться, что это всё не просто мои домыслы? – подсказал Перфидий.

Я энергично кивнула.

– Хороший вопрос, и я, конечно же, тоже им задался. Тело твоего бывшего давно кремировали, так что физических следов чипа не найти. Не исключено, что есть какой-то цифровой след, но с моими уровнями допуска обнаружить его не так-то просто. Да и подчистили его наверняка. Единственная цифровая улика, да и то косвенная, – видеозапись, что я показал. Остальное до определённого времени было лишь красивой гипотезой.

– А зачем это всё устраивать? – сообразила я. – Почему я могу быть так сильно нужна?

– Это был главный вопрос, – кивнул Перфидий. – То есть понятно, что всю эту цепочку событий Август мог организовать, чтобы, не вызывая подозрений, приблизить тебя к себе. Если не приглядываться к этой истории, то смотрится она как будто даже естественно. Глава Департамента сначала по доброте душевной отмазывает от наказания однокурсника. Когда же вследствие этого чуть не погибает некая барышня, Август, дабы искупить вину, берёт её к себе в помощницы, из грязи да поближе к вершине социальной лестницы. И никто к этой истории и не приглядывался, пока рядом случайно не оказался я. Но ключевой вопрос, без ответа на который вся моя гипотеза не имеет ровным счётом никакого смысла, это вопрос о том, зачем ты Августу.

О, знал бы Перфидий, как много я сама задавалась этим вопросом! Неужели сейчас я узнаю ответ?

– И? – я даже подалась вперёд.

– Здесь начинается самое интересное, – Перфидий сжал губы и несколько раз кивнул. – Помнишь, я спрашивал тебя про визит Августа в хостел для престарелых, после которого там все погибли?

Я кивнула.

– Он там имел беседу с одним из постояльцев.

Я опять кивнула.

– Так вот, этот постоялец – приближённый царицы. Точнее, был её приближённым при прошлом царе. А когда тот покончил с собой и царица вышла замуж за нынешнего царя, то оказался в опале. Ему исключительно повезло, что он хотя бы жив остался, пусть и лишился всего влияния и всех денег. Но по причине стеснённости в средствах под конец своей жизни оказался в хостеле для престарелых. Понимаешь, к чему всё идёт?

– Нет, – я помотала головой. – Зачем Август с ним виделся?

Внимательный взгляд Перфидия впился мне в глаза, и мне стало неуютно.

– Да неужели ты и правда ничего не знаешь, – Перфидий удивлённо цокнул языком и в задумчивости потёр подбородок.

– Чего не знаю?

– Помнишь, я рассказывал тебе про слухи насчёт предыдущего царя и царя нынешнего?

– Эм… Что-то про то, что прошлого царя довели до самоубийства?

– Да-да, именно про это. Только вот это не слухи, это всё так и было. Нынешний царь в самом деле организовал заговор с целью довести до самоубийства своего брата, который занимал трон до него. Заговорщики сделали цифровую модель предыдущего царя и с помощью неё рассчитали, как и какой информацией снабжать оригинал, дабы тот дошёл до мысли: жизнь – боль, и единственный способ прекратить страдать от боли – это расстаться с самой жизнью. Прошлый царь был духом слаб, и манипуляция удалась.

– Откуда ты это знаешь?

– Да это же знают все, кто хоть как-то близок к властным кругам, – кисло улыбнулся Перфидий. – Только говорить об этом не принято, а разговоры такие среди простого люда пресекаются чипированием.

– Ладно, допустим. Но какая тут связь с Августом и тем дедом в хостеле для престарелых?

– А связь тут самая прямая. Видишь ли, пока шла идеологическая обработка предыдущего царя, много кому было понятно, куда всё идёт. Даже вроде и самому предыдущему монарху всё это было понятно, но он ничего не имел против, ибо считал, что ему открывается свет высшей истины. Поэтому у меня возникло одно предположение. Я тебе говорил, что это слух, но это было моё предположение.

– Что за предположение? – я заёрзала от чувства близости разгадки, от предчувствия скорой развязки.

– Если бы царица забеременела, пока её мужа медленно, но верно подводили к идее о безусловной привлекательности смерти, то, разумеется, не стала бы рассказывать об этом, ибо понимала, к чему всё идёт, и что новый царь обязательно уничтожит ребёнка. Ведь именно этот ребёнок – законный наследник, именно родное дитя предыдущего царя, а не его брата, симулякр святого Фила признает новым монархом. Поэтому царице не оставалось ничего иного, кроме как с помощью некоего доверенного лица организовать извлечение эмбриона из своей утробы и отправить его в инкубаторы корпорации «Подари жизнь» взращиваться, как будто он был зачат искусственно самым обычным способом. Это была единственная возможность сохранить ребёнку жизнь. Я думаю, что как раз тот постоялец хостела для престарелых, с которым разговаривал Август, был тем, кто организовал спасение ребёнка. А под конец жизни, под действием лекарств и общей обиды на несправедливость судьбы, выдал тайну про законного наследника престола тому, кто сможет воспользоваться этим знанием против нынешнего царя. То есть Августу, который спит и видит, как воплотить в жизнь безумные идеи Солардяева.

– Фух, – выдохнула я. От обилия информации голова шла кругом. – Так. И кто же этот наследник?

– Как кто? – переговорил Перфидий, точно не веря ушам своим. – Так это же ты! Ты – дочь предыдущего царя, законная наследница престола.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но от изумления могла только по-рыбьи беззвучно шлёпать губами.

– Когда меня осенила эта догадка, – говорил между тем великий сыщик, – я не мог поверить. Но всё настолько сходилось один к одному, что не проверить было никак нельзя. Вчера я сделал генетический тест, благо собрать твой генетический материал со стакана, из которого ты пила, труда не составило. Никаких сомнений теперь быть не может: ты – дочь предыдущего царя, самая настоящая царевна Фортуны, даже скорее царица.

– Да как же это так, – наконец смогла я прошептать потрясённо. – Это выходит, что я могла всё это время не платить Жизненный кредит?

Перфидий усмехнулся, но как-то невесело, через силу, как будто всхлипнул:

– Только это тебя волнует?

– Нет-нет, – лепетала я, – но как же это? Что же это теперь?

– Я всю ночь об этом думал, – произнёс Перфидий, выделяя каждое слово.

– Мне надо к симулякру святого Фила, – вдруг настигло меня озарение.

Я вскочила на ноги, порываясь бежать к двери.

– Стой, – Перфидий произнёс это слово негромко, но в голосе звучала такая сталь, что я невольно обернулась.

И встретилась взглядом с дулом пистолета, который Перфидий держал в руках, целясь в меня. Да уж, совсем не такой ствол я ожидала увидеть, когда согласилась зайти сегодня к нему в гости.

– Сядь, – обманчиво мягко произнёс он.

– Что? – мой голос резко упал, потеряв свою силу. – Что ты делаешь?

– Сядь, – повторил он. – Иначе мне придётся подстрелить тебя. А ты же этого не хочешь, верно?

Мне, разумеется, не хотелось, и я вернулась на место, бросив взгляд на коммуникатор.

– Сеть здесь не ловит, – кивнул Перфидий, увидев моё движение. – Я поставил внутри квартиры глушилки.

– Что? Зачем?

– Как раз об этом я и собирался рассказать, когда ты направилась к двери. Изволишь дослушать?

– Словно у меня есть выбор.

Нельзя сказать, будто моё шоковое состояние прошло, в конце концов, не каждый день узнаёшь, что ты царевна, даже царица, государства с населением в полтора миллиарда душ. Однако относительное спокойствие словить мне удалось. Даже направленный на меня пистолет воспринимался без особого страха. Перфидий явно не собирался меня убивать, иначе ничто не помешало бы ему сделать это раньше. Да и зачем столько всего говорить человеку, которого ты собираешься убить? Значит, Перфидию нужно от меня что-то иное. Но что?

Да, кстати, вот, получается, что имел в виду Август, когда говорил о моей безопасности! Почему я его не послушала?

– Что же тебе от меня нужно? – я решила не тянуть время.

– Чтобы ты меня выслушала и, по возможности, поняла, хотя на последнее я не слишком надеюсь. Август считает, будто переиграл меня. Он в сговоре с моим начальником, который тоже увлёкся идеями Солардяева. Я даже примерно представляю их план: официально меня попытаются привлечь за связь с моей любовницей, когда та была ещё несовершеннолетней. При попытке задержания мною якобы будет оказано сопротивление – и меня убьют. Это довольно-таки типичная история. На неофициальном же уровне они объяснят, наверное, так: я поспособствовал отправке Аделаиды на Ефросинью, а её пытался завербовать Калагуру, стало быть, меня самого завербовали шиваиты, и поэтому я оказал сопротивление при задержании. При должной подготовке эта версия продержится до того момента, как тебя возведут на трон. Но я оказался немного быстрее их. Я успел раньше. Я вполне мог бы уже ознакомить кого надо с результатами моего расследования – и Август с сообщниками был бы схвачен, а ты была бы мертва.

От последних слов я вздрогнула.

– Но ты не сделал этого, – с трудом ворочая языком, выдавила я.

– Да, – мрачно кивнул Перфидий. – Не сделал.

– Почему?

– Потому что я должен убить тебя сам.

Я вздрогнула опять, попыталась высмотреть в лице Перфидия хотя бы тень улыбки (может, это просто такая неуместная шутка?) или какого-то тепла в уголках его губ. Но нет: сыщик смотрел сумрачно и серьёзно. Никогда ещё я его таким не видела, и сердце моё оборвалось, заходясь в следующее мгновение бешеным галопом, норовя выпрыгнуть наружу через горло.

– Но зачем? Зачем вообще убивать меня? Я же – законная правительница Фортуны, верно?

– Верно, – кивнул он.

– Тогда почему? Ты же – служитель закона!

– Я служитель нравственного закона, который, как ты помнишь, до конца не поддаётся облечению в слова. Впрочем, в этом случае кое-как поддаётся. Я исхожу из очень простой вещи: ты не должна оказаться на троне.

– Да почему? Что я тебе такого сделала?

– В том-то вся и печаль, что ничего. Да и никому ничего плохого не сделала, – он грустно улыбнулся. – Ты – хорошая, добрая девочка, и, не буду скрывать, весьма пришлась мне по душе. Пока я не узнал всю правду, я даже надеялся, что у нас с тобой может сложиться какое-то совместное будущее.

– Так и может, Перфидий, может! – я отчаянно перебирала в голове горсти разбегающихся слов, пытаясь сложить их в такие фразы, которые смогут повлиять на сидящего передо мной человека с оружием. – Если я стану царицей, я аскетов тех освобожу из психосфер.

– Сто будут спасены, но сколько погибнет?

– Да почему вообще кто-то должен погибнуть? Сам говоришь: я добрая. Царицей тоже стану доброй. Буду править справедливо!

– Если бы всё было так просто, – Перфидий, грустно улыбаясь, покачал головой.

– Да в чём проблема? – я почти кричала, настолько мне было страшно от происходящего.

– Беда в том, что тебя выносили как обычного человека в искусственной утробе, а потом воспитали в самой простой школе. Тебя не готовили к тому, чтобы быть царицей. В тебе нет ничего царского, ты не имеешь никакого представления, как работает власть.

– Я разберусь!

– А будет ли на это время? Ты сразу подпадёшь под влияние Августа или кого-то наподобие его. И станешь инструментом в борьбе за власть между разными группировками. Я говорил тебе: политическая ситуация на Фортуне сейчас неустойчива. Смена нынешнего царя на тебя со всей неизбежностью приведёт к тому, что здание государства нашего пошатнётся. Скорее всего, начнётся гражданская война между разными группировками, которые будут с безумным неистовством рваться к власти.

– Но ты не можешь этого знать, – не слишком уже уверенно сказала я, видя непреклонность Перфидия и начиная принимать то, что переубедить его не удастся.

– Да, ты права, не могу, ведь я не пророк, – кивнул он. – Но слишком велик риск. И я не могу этого допустить. Таков мой долг перед Отечеством и Валисом.

– Да какой ещё Валис?! – я не выдержала, подстёгнутая накалом ситуации. – Перфидий, ты же умный мужик! Как ты вообще можешь верить во всю эту ерунду? Это же всё полная чушь, ты читал вообще Новейший Завет? Про то, что Советский Союз создал управляемого со спутника робота-писателя и отправил его в США под именем Филиппа Дика уничтожать научную фантастику вражеской страны? Про то, как этот спутник вошёл в контакт с Валисом? Это же бред! Бред! Как там никто не заметил, что он робот? Таких роботов даже сейчас не делают, роботы не пишут книжки до сих пор. Как можно поверить в это?

– Во что-то умное и логичное любой дурак поверит, – Перфидий пожал плечами. – Поэтому в таком и не будет Бога. Ведь Бог – это не вопрос веры, это вопрос выбора, он лежит за пределами всех словесных конструкций и логических построений.

Глядя на его невозмутимую мрачную физиономию, я испытала прилив злости. И вот от рук этого упёртого придурка мне предстоит погибнуть?! Вообще-то он не первый надумал меня погубить. Я ускользнула из рук пытавшегося меня задушить полицейского, я спаслась от той парочки на космокатере, которая, кстати, тоже рассуждала похожим образом про Бога. А от тебя, сыщик, как сказал бы колобок, я и подавно уйду! Вот только как? Как это сделать?

Эх, если бы он накинулся на меня и принялся душить, тогда я свернула бы ему шею одним движением, как научилась на курсах самообороны. Но реальность оказалась такова, что он находился в паре шагов от меня, держа на мушке пистолета.

– Тебе не переубедить меня, – сказал Перфидий. – Я не сомкнул глаз всю ночь; нет – не просто не сомкнул – я ходил по комнате, как затравленное животное, и думал, думал, пересчитывал, взвешивал, как на весах, каждую возможность, каждый исход и каждую мелочь, способную хоть на йоту изменить судьбу. Поверь, ничего в этом мире я не хочу меньше, чем подвергнуть тебя смерти! Я чувствую это всем нутром, всё нутро моё полыхает и протестует каким-то наиважнейшим своим трепетанием. И всё же, и всё же иначе не выходит: увы! – другого пути нет. Я могу сдать тебя властям, и твою жизнь по приказу царя прервёт чужая рука. Тогда я не увижу твоей смерти, не замараю своих рук. И я даже хотел так поступить, ибо очень уж тяжело мне собственноручно убить тебя, ты и правда славная барышня, ты пришлась мне по душе. Но разве это будет не позор? Разве не смешно и гнусно так лицемерно прятаться за другими? Устранив тебя чужими руками, я стану подлецом. Хотя я в любом случае им стану! Думаешь, я не понимаю, какая это ужасная подлость: убить невинного человека, пусть и ради сохранения многих жизней? Но если я убью тебя чужими руками, устрашившись стать лицом к лицу со своим грехом, то я окажусь подлецом вдвойне: сначала из-за того, что послужил причиной твоей смерти, а затем из-за того, что убил невинного через посредство других и через это страхом своим растоптал надежду на спасение.

– Спасение?!

Я вскочила, изображая праведный гнев, хотя внутри я ощущала относительное спокойствие: план действий сложился.

Курсы самообороны не прошли для меня даром, а Перфидий – не полевой работник, он кабинетная крыса. Так что шансы у меня есть, а терять всё равно нечего.

– От кого ты собрался спасаться? – презрительно кривя губы, спросила я.

– От кого?.. Ха-ха! – он нервно рассмеялся. – Ты спрашиваешь, от кого я собрался спасаться? От самого себя прежде всего! От той гнусной тени, что стоит за моими плечами и шепчет мне на ухо, будто я могу остаться чистым, если отдам тебя в чужие руки. От позора и от подлости своей. От становления малодушным трусливым подлецом, корчащимся из-за непереносимого стыда, и от своей собственной трусости. Но ежели мне достанет мужества убить тебя самому, взять на себя всю ответственность перед ликом Валиса за свой грех, тогда хоть какая-то надежда…

Наверное, он мог долго ещё так разглагольствовать, но я дождалась нужного момента. Увлечённый жаром своего монолога, Перфидий забылся и немного отвёл пистолет в сторону. Тогда я со всей силы пнула столик предусмотрительно подставленной под него ногой. Столик влетел в Перфидия, разлетаясь на части и со звоном осыпая осколки на пол вместе с – вот так удача! – пистолетом. Пока мой несостоявшийся палач соображал, что же произошло, я прыгнула рядом с ним боком на пол, схватила оружие и, наведя его на Перфидия, принялась жать на курок раз за разом, выпуская пули, считай, в упор, покуда бездыханное тело великого сыщика не повалилось на пол.

10

Дав себе время немного отдышаться, я поспешила к входной двери. Нужно было как можно скорее убираться отсюда: мало ли, сюда нагрянут сообщники Перфидия или полиция. Но каково же было моё разочарование, когда я обнаружила, что дверь заперта. Чтобы открыть её, нужен был коммуникатор Перфидия, который я сняла с тела без труда, да вот разблокировать и воспользоваться не смогла.

Тогда-то я поняла, насколько глубок охвативший меня страх, насколько плотной пеленой он меня окутал. Страх, конечно, был и до этого, просто мною не осознавалась вся его мощь. Мне удалось избежать гибели от рук Перфидия, но это не значило, что жизнь моя в безопасности. Это лишь вопрос времени, когда о его открытии станет известно приспешникам царя, когда число желающих меня убить начнёт исчисляться десятками, если не сотнями или тысячами. Завеса страха сгустилась настолько, что вытолкнула на внешний контур моей личности такую её часть, которая оказалась в состоянии рассуждать здраво и относительно спокойно, хоть и несколько сомнамбулически, воспринимая всё происходящее так, будто оно происходит не со мной, а с какой-то посторонней бредущей во мгле фигурой.

Итак, я оказалась в запертой квартире с мёртвым телом Перфидия и без связи, то есть возможности позвонить Августу. В том, что надо звонить именно Августу, я не сомневалась. А кому ещё? Не в полицию же в самом деле – это всё равно что сразу сдаться самому царю. Непонятно, правда, почему Август держал меня всё это время в неведении насчёт моего происхождения. Но зато он беспокоился о моей безопасности и, по словам Перфидия, собирается возвести меня на трон. Взойти же на трон, по всему глядя, единственный для меня способ остаться в живых. Да и вообще, раз я царица – надо царствовать. Значит, Август – на моей стороне, и наши дороги совпадают.