Основы истории философии. Том 1. Античная философия – от досократиков до неоплатонизма

Отец Сократа был скульптором, и сам он также некоторое время занимался этим ремеслом; ещё во времена Павсания (ок. 180 г. н. э.) существовало произведение, выполненное Сократом (или считавшееся таковым), – одетые Хариты, стоявшие у входа на Акрополь. О матери его упоминает Платон (Теэтет 149 A), где Сократ называет себя: «сын повивальной бабки Фенареты» (υἱὸς μαίας μαῖας τινὸς καὶ φαιναρέτης) и говорит о себе, что также практикует её искусство – повивальное, помогая рождению мыслей своих собеседников и проверяя их истинность и прочность. Сократ получил предписанное афинскими законами юношеское образование (Критон 50 D) и также познакомился с геометрией и астрономией (Ксенофонт, Воспоминания, IV, 7). Только ненадёжные источники сообщают, что он «слушал» Анаксагора или даже Архелая; Платон (Федон 97 f.) объясняет его знакомство с учениями Анаксагора чтением его сочинений. Сократ, по-видимому, был знаком и с другими натурфилософскими учениями (Восп. I, 1, 14; IV, 7, 6), хотя и не одобрял их. Встреча с Парменидом, неоднократно упоминаемая Платоном, вероятно, исторична (см. выше, §18). Ещё большее влияние на его философское образование оказали софисты, чьи лекции он иногда слушал и с которыми часто беседовал, нередко направляя к ним и других (Теэтет 151 B). У Платона он иногда называет себя (Протагор 341 A; Менон 96 D; ср. Хармид 163 D; Кратил 384 B) учеником Продика, но не без лёгкой иронии, направленной особенно против его тонких словесных различений, так что самопровозглашение Сократа в Пире Ксенофонта (I, 5) как самоучки в философии (αὐτοδίδακτος τῆς φιλοσοφίας) не противоречит этому. Платоновское свидетельство о пути образования Сократа мы можем усмотреть в месте Федон 96 ff., см. мои Platonische Untersuchungen, Вена, 1861, с. 92—94.

В сочинениях сократиков Сократ почти всегда предстаёт уже пожилым человеком, каким они его знали. При его описании основным мотивом служит постоянное несоответствие между внутренним и внешним, что для эллина, привыкшего к гармонии, было ἄτοπον – сходство с силенами и сатирами во внешности и простота в речах при чистейшей нравственной цельности, полнейшем самообладании в наслаждении и лишениях и мастерстве в философской беседе (Ксенофонт, Пир, IV, 19; V, 5; Платон, Пир, 215; 221).

В изображении жизненного облика Сократа два главных свидетеля, Ксенофонт и Платон, в основном согласуются, хотя платоновский портрет повсюду тоньше. Что касается учения, то несомненно, что Платон в своих диалогах преимущественно вкладывает в уста Сократа свои собственные мысли; но в определённом смысле его диалоги всё же могут служить источниками знания о сократике, поскольку основа философии Платона лежит в философии Сократа, и различение обоих элементов в целом возможно, хотя и не везде в деталях осуществимо. Платон позаботился, чтобы даже среди идеализации не слишком удаляться от исторической истины, остаётся к ней совсем близок в отдельных небольших диалогах (Апология, Критон, также Гиппий меньший, Протагор и др.), а в других вкладывает такие учения, которые были совершенно чужды Сократу (как натурфилософия в Тимее и некоторые спекуляции об идеях в Софисте и Политике), в уста других философов. Ксенофонт писал тоже не в чисто историческом, а в апологетическом духе, но почтенная защита требует всё же полной исторической верности, и мы можем вполне предполагать у него это намерение, но не в такой же мере – способность к совершенно чистому и всестороннему пониманию и воспроизведению сократовской философии; Ксенофонт, кажется, слишком приписывает Сократу естественную для себя самого направленность всего научного стремления на практический интерес. Очень ценны краткие, но чисто исторические и касающиеся главных моментов высказывания Аристотеля о философском направлении Сократа.

Аристотель говорит (Метаф. XIII, 4): «Две вещи по праву можно приписать Сократу – индуктивные рассуждения (τοὺς τ» ἐπακτικοὺς λόγους) и определение общего (τὸ ὁρίζεσθαι καθόλου)». Областью исследования, в которой Сократ применял этот метод, Аристотель (Метаф. I, 6) называет этику. Фундаментальным воззрением Сократа, по Аристотелю, было отождествление теоретического понимания и практической добродетели в этической сфере (Этика Никомахова, VI, 13): «Сократ говорил, что фронесис (φρόνησιν) есть все добродетели… он называл добродетели логосами (λόγους), ибо все они суть эпистемы (ἐπιστήμας)». Эти указания вполне подтверждаются изложениями Ксенофонта и Платона; разве что Аристотель мог усилить формулировку. (Ксенофонт, Восп. IV, 6, 1): «исследуя вместе с собеседниками, что есть каждое из существующих [явлений], он никогда не останавливался». (Восп. III, 9, 4 ff.): «мудрость (σοφίαν) и благоразумие (σωφροσύνην) он не разделял… он говорил, что и справедливость (δικαιοσύνην), и всякая другая добродетель есть мудрость (σοφίαν)». С этим воззрением связаны убеждения, что добродетель учима, что всякая добродетель в сущности одна и что никто не бывает злым добровольно (а лишь по неведению) (Восп. III, 9; IV, 6; Пир II, 12; Платон, Апол. 25 E; Протагор 329 B ff.). Благо (ἀγαθόν) тождественно с прекрасным (καλόν) и полезным (ὠφέλιμον, χρήσιμον) (Восп. IV, 6, 8—9; Протагор 333 D; 353 C ff.). Лучше, чем случайная удача (εὐτυχία), – правильное действие (εὐπραξία), основанное на понимании и упражнении (Восп. III, 9, 14). Самопознание, исполнение требования дельфийского Аполлона «познай самого себя (γνῶθι σεαυτόν)», есть условие практической добродетели (Восп. IV, 2, 24). Внешние блага не способствуют [добродетели]. Ни в чём не нуждаться – божественно; нуждаться как можно меньше ближе всего к божественному совершенству (Восп. I, 6, 10).

Содержание сократовского философствования в противоположность космологии Цицерон (Acad. I, 4, 15; Tusc. V, 4, 10) метко обозначает словами, что Сократ «призвал философию с небес на землю, ввёл её в города и дома и заставил исследовать жизнь, нравы, блага и зло».

Сократ не обладал готовой системой этических учений, а лишь живым стремлением к исследованию, и потому естественно мог приходить к определённым этическим положениям только в беседе с другими. Так его искусство стало духовным повивальным искусством (μαιευτική). Его признанное незнание, которое, однако, основывалось на строгом сознании сущности истинного знания и стояло выше мнимого знания собеседников, связано с сократовской иронией (εἰρωνεία) – мнимой уступчивостью, которая оказывалась превосходству ума и мудрости другого до тех пор, пока они в диалектической проверке не растворялись в ничто. Таким образом, Сократ исполнял возложенное на него, по его убеждению, дельфийским богом через вызванное Херефонтом изречение оракула, что он мудрейший, призвание испытания людей (ἔλεγχος, Апол. 20 ff.). Особенно он посвятил себя воспитанию юношества, облагораживая Эроса, связывая чувственное начало с руководством души и совместным развитием мысли.

В строго логическом размышлении о нравственных вопросах заключается своеобразное философское значение Сократа. Однако, поскольку по своей природе рефлексия направлена на общее, а действие в каждом конкретном случае относится к единичному, для практической мудрости, помимо рефлексии, требуется еще практический взгляд или такт. Сократ хорошо понимал, что рефлексия нуждается в дополнении, и сознавал, что обладает таковым в своем собственном поведении. Но он не подвергал его психологическому анализу, а остановился на осознании внутреннего голоса, который его верно направлял, и с благочестивым чувством возводил его к божеству. Этот божественный голос в нем он называл своим δαιμόνιον.

В платоновской «Апологии Сократа» (p. 31 D) Сократ говорит: «То, что я не выступаю публично, происходит потому, что ἐμοὶ δαιμόνιόν τι καὶ θεῖον γίγνεται», и поясняет это так: с юности он всегда слышал голос, который, однако, лишь предостерегал, но не побуждал. Именно этот голос он в «Федре» называет τὸ δαιμόνιον τε καὶ τὸ εἰωθὸς σημεῖον.

Согласно Ксенофонту («Воспоминания о Сократе», IV, 3, 5), это δαιμόνιον предостерегало его, когда он намеревался заранее обдумать защитительную речь в суде (его нравственный такт подсказывал ему, что чистая преданность серьезности момента правильнее, чем подготовка, которая могла бы нарушить эту преданность). У Ксенофонта иногда менее точно говорится, что δαιμόνιον указывало Сократу, ἅ τε χρὴ ποιεῖν καὶ ἃ μή («что следует делать и чего не следует» – Mem. I, 4, 15; IV, 3, 12). Сила, из которой исходит этот внутренний голос, – ὁ θεός (Mem. IV, 8, 6) или οἱ θεοί (Mem. I, 4, 15; IV, 3, 12), те же боги, которые говорят с людьми и через оракулов.

Веру в богов Сократ обосновывал телеологически, исходя из строения организмов, части которых служат потребностям целого, опираясь на общее положение: πρέπει μὲν τὰ ἐπ» ὠφελείᾳ γινόμενα γνώμης ἔργα εἶναι («то, что происходит для пользы, должно быть делом разума» – Memor. I, 4, 4 ff.; IV, 3, 3 ff.). Вселенская φρόνησις (мудрость) направляет всё по своему усмотрению. Она стоит рядом с прочими богами как управительница целого: ὁ τὸν ὅλον κόσμον συντάτων τε καὶ συνέχων («устрояющий и поддерживающий весь космос»). Боги, подобно человеческой душе, невидимы, но ясно обнаруживают свое существование через свои действия (Memor. IV, 3, 13).

Аристофан в «Облаках» (впервые поставленных в 423 г. до н. э.) приписывает Сократу, помимо действительно ему свойственных черт характера и учений, также анаксагоровские теории и софистические тенденции.

Возможность этого недоразумения (или, если угодно, этой поэтической вольности) со стороны Сократа объяснялась не только тем, что он как философ вообще находился в известном противоречии с народным сознанием и что учение Анаксагора о богах не осталось без глубокого влияния на него, но и в особенности тем, что он как философ, размышлявший о субъекте и подчинявший свои действия этой рефлексии, действовал на той же общей почве, что и софисты, отличаясь от них лишь направлением своей философии. Со стороны же Аристофана это объяснялось тем, что он как нефилософствующий поэт и (насколько это было для него серьезно) антисофистический моралист и старобуржуазный патриотический политик едва ли удостаивал внимания специфические различия внутри философии, будучи убежден в порочности и опасности всякой философии, не говоря уже о том, чтобы распознать их существенность.

Того же мнения о Сократе, какое мы находим у Аристофана, по-видимому, придерживались и обвинители. В диалоге «Евтифрон» (p. 2b) Мелет характеризуется как молодой, малоизвестный человек, совершенно чуждый Сократу лично, а в платоновской «Апологии» говорится, что он выдвинул обвинение, раздраженный сократовским разоблачением невежества поэтов в сущности их искусства, διὰ τοὺς ποιητὰς ἀχθόμενος (Apol. p. 26c); возможно, он был сыном поэта Мелета, упомянутого Аристофаном в «Лягушках» (v. 1302).

Анит, богатый торговец кожей, был влиятельным демагогом, бежавшим при правлении Тридцати тиранов и вернувшимся, сражаясь на стороне Фрасибула. В «Апологии» (loc. cit.) Сократ говорит, что тот участвовал в обвинении διὰ τοὺς δημιουργούς καὶ τοὺς πολιτικούς ἀχθόμενος («из-за досады на ремесленников и политиков»), а в «Меноне» (p. 94c) намекается, что он порицал Сократа за уничижительные суждения об афинских государственных деятелях: согласно псевдо-ксенофонтовой «Апологии» (29f.), он гневался на Сократа, потому что тот считал, что его сын предназначен для чего-то лучшего, чем торговля кожей, и советовал отцу дать ему высшее образование. Ликон гневался (Plat. Apol. loc. cit.) διὰ τοὺς ῥήτορας («из-за ораторов»).

Обвинение гласило (Apol. p. 24; Xen. Mem. I, 1; Фаворин у Диогена Лаэртского II, 40):

«Вот что написал и подал Мелет, сын Мелета, из Питфа, против Сократа, сына Софрониска, из Алопеки: Сократ виновен в том, что не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и виновен в том, что развращает юношество. Наказание – смерть» (τἀδε ἐγράψατο καὶ ἀντωμόσατο Μέλητος Μελήτου Πιτθεὺς Σωκράτει Σωφρονίσκου Ἀλωπεκῆθεν· ἀδικεῖ Σωκράτης οὓς μὲν ἡ πόλις νομίζει θεούς οὐ νομίζων, ἕτερα δὲ καινὰ δαιμόνια εἰσφέρων· ἀδικεῖ δὲ καὶ τοὺς νέους διαφθείρων· τιμὴ θάνατος).

Обычные обвинения против философов вообще без тщательного исследования своеобразия учения Сократа были направлены и против него (Apol. 28d). Обвинения, которые Ксенофонт в «Воспоминаниях» (I, 2) начинает словами ἔφη ὁ κατήγορος («говорил обвинитель») и затем опровергает, вероятно, заимствованы им из обвинительной речи, составленной около 393 г. ритором Поликратом для оправдания осуждения Сократа в 399 г., и, по-видимому, частично впервые выдвинуты именно им, а не всеми упомянутыми в Memorab. I, 1, 1 обвинителями (οἱ γραψάμενοι) – как доказывает Кобет (Novae Lectiones, Lugd. Bat. 1858, p. 662—682), сравнивая Mem. I, 2, 12 с «Похвалой Бусирису» Исократа (5), из которой следует, что Поликрат первым заявил, будто Алкивиад был воспитан Сократом, а также Mem. I, 2, 58 со схолиями к Аристофану (т. III, p. 408 Dind.), согласно которым Поликрат упрекал Сократа в антидемократическом использовании места из «Илиады» (II, 188ff.). Кроме того, маловероятно, чтобы в обвинении, поддерживаемом Анитом, другом Алкивиада, Сократ был признан достойным наказания за свое влияние, и характер защитительной речи Сократа у Платона, вероятно в целом переданной верно, предполагает отсутствие этого пункта обвинения.

Возможно, выражение ὁ κατήγορος следует понимать в собирательном смысле: Мелет, Анит, Ликон или Поликрат, или кто-либо еще, обвинявший Сократа. Ксенофонт, не присутствовавший на суде, не стал бы тогда различать, кому принадлежат отдельные пункты обвинения.

Поведение Сократа Платон в целом описывает с исторической точностью в «Апологии», «Критоне» и первых и последних частях «Федона». Парресия (свободомыслие) Сократа показалась судьям надменностью. Его философская рефлексия была воспринята как покушение на нравственно-религиозные основы афинского государства, которые восстановленная демократия стремилась вернуть к прежнему значению. Предыдущее общение Сократа с людьми, считавшимися врагами народа, особенно с ненавистным Критием (см. Эсхин «Против Тимарха», §71), вызывало подозрения в отношении его тенденций.

Тем не менее осуждение состоялось лишь с небольшим перевесом голосов; согласно «Апологии» (p. 36a), Сократ был бы оправдан, если бы только три (или, по другой версии, тридцать) голосов подались иначе, так что из примерно 500—501 судей его осудили либо 253, либо 280, а оправдали 247—248 или 220—221.

Но после осуждения он не пожелал признать себя виновным, предложив вместо наказания награду – содержание в Пританее, и лишь по настоянию друзей согласился на штраф в 30 мин. Поэтому (согласно Диогену Лаэртскому II, 42) он был приговорен к смерти с перевесом уже на 80 голосов.

Исполнение приговора пришлось отложить на 30 дней, так как накануне в Делос было отправлено священное посольство. Сократ отверг предложенный Критоном побег как беззаконный. В тюрьме, в кругу учеников и друзей, он с полной твердостью и душевным спокойствием выпил чашу с ядом, будучи уверен, что смерть, подтвердившая его верность убеждениям, – самое лучшее для него и его дела.

Афиняне вскоре, как говорят, раскаялись в осуждении. Однако более широкий переворот во мнениях в пользу Сократа, по-видимому, произошел лишь благодаря деятельности его учеников. Рассказы позднейших авторов (Диодор XIV, 37; Плутарх «О зависти», 6; Диоген Лаэртский II, 43; VI, 91), будто обвинители были частью изгнаны, частью убиты, – вероятно, лишь легенда, хотя, возможно, связанная с тем фактом, что Анит, изгнанный, вероятно, по политическим мотивам, умер не в Афинах, а в Гераклее Понтийской, где еще в поздние века показывали его гробницу.

§34. Сократики в целом

Принцип знания и добродетели (ἀρετή), обретенный Сократом, обозначил перед его последователями задачу развития философских доктрин – диалектики (διαλεκτική) и этики (ἠθική). Из его непосредственных учеников (поскольку они имеют философское значение) большинство, как «односторонние сократики», обращаются преимущественно к той или иной стороне этой задачи: так, Мегарская, или эристическая, школа Евклида (Εὐκλείδης) и Элидская школа Федона (Φαίδων) занимаются почти исключительно диалектическими изысканиями, тогда как киническая школа Антисфена (Ἀντισθένης) и гедоническая, или Киренская, школа Аристиппа (Ἀρίστιππος) трактуют преимущественно этические вопросы, причем в различных смыслах и с опорой на отдельные направления досократовской философии. Однако различные стороны сократовского духа, а вместе с тем и все обоснованные элементы прежних учений Платон (Πλάτων) объединил в целостную систему, развивая их дальше.

К. Ф. Герман, Философская позиция старших сократиков и их школ. В его кн.: Собрание сочинений, Гёттинген, 1849, с. 227—255. Об Эсхине (Αἰσχίνης) пишет К. Ф. Герман (De Aeschinis Socratici reliquiis disp. acad., Гёттинген, 1850). О Ксенофонте (Ξενοφῶν) писали: А. Бёк (De simultate, quam Plato cum Xenophonte exercuisse fertur, Берлин, 1811), Нибур (Kleine Schriften, т. I, с. 461 и далее), Ф. Дельбрюк (Xenophon, Бонн, 1829), Хиршиг (De disciplinae Socraticae in vitam et mores antiquorum vi et efficacitate, in Xenophontis decem mille Graecos ex Asia salvos in patriam reducentis exemplo manifesta, в: Symbolae litterariae III, Амстердам, 1839), ван Хёвелл (De Xenophontis philosophia, Гронинген, 1840), Й. Х. Линдеман (Die Lebensansicht des Xenophon, Кониц, 1843; Die religiös-sittliche Weltanschauung des Herodot, Thucydides und Xenophon, Берлин, 1852), П. Вернер (Xenophontis de rebus publicis sententia, Бреслау, 1851), Энгель (Xenophons politische Stellung und Wirksamkeit, Штаргард, 1853), А. Гарнье (Histoire de la morale: Xenophon, Париж, 1857).

Киропедия Ксенофона представляет собой философский государственный роман, развивающий сократовскую идею о том, что знающий как достойный призван к власти и лишь он способен править. Платон, вероятно, в целом верно передал защитительную речь Сократа (Ἀπολογία Σωκράτους, Апология Сократа). Возможно, выражение ὁ κατήγορος («обвинитель») следует понимать в собирательном смысле: Мелет, Анит, Ликон или Поликрат, или кто-либо иной, выдвинувший обвинение против Сократа. Ксенофонт, не присутствовавший на судебном процессе, не стал бы уточнять, кому именно принадлежали отдельные пункты обвинения. Поведение Сократа Платон изображает в основном с исторической достоверностью в Апологии (Ἀπολογία), Критоне (Κρίτων) и в начальных и заключительных частях Федона (Φαίδων). Парресия (παρρησία, свободомыслие) Сократа показалась судьям надменностью. Его философские размышления были восприняты как подрыв нравственно-религиозных основ афинского государства, которые восстановленная демократия стремилась укрепить. Прежнее общение Сократа с людьми, считавшимися врагами народа, особенно с ненавистным Критием (см. Эсхин против Тимарха, §71), вызвало подозрения в его намерениях. Тем не менее приговор был вынесен с минимальным перевесом: согласно Апологии (Apol. p. 36a), Сократ был бы оправдан, если бы лишь три (или, по другой версии, тридцать) голоса были поданы иначе. Таким образом, из примерно 500—501 судей либо 258, либо 280 признали его виновным, а 247—248 или 220—221 – невиновным. Однако после вынесения приговора он отказался признать себя виновным, предложив вместо наказания почести за общественные заслуги – бесплатное питание в Пританее (πρυτανεῖον, городском совете), и лишь по настоянию друзей согласился на штраф в 30 мин (μναῖ). Тогда, согласно Диогену Лаэртскому (II, 42), он был приговорен к смерти с перевесом уже в 80 голосов. Исполнение приговора было отложено на 30 дней, так как накануне в Делос (Δῆλος) было отправлено священное праздничное судно. Сократ отверг предложенную Критоном (Κρίτων) возможность побега как противозаконную. В окружении учеников и друзей он с непоколебимым спокойствием выпил чашу с ядом (φαρμάκιον), будучи убежден, что смерть, подтверждающая его верность идеалам, станет наилучшим исходом для него и его дела.

Впоследствии афиняне, как говорят, раскаялись в вынесенном приговоре. Однако более широкий пересмотр взглядов в пользу Сократа, по-видимому, произошел лишь благодаря деятельности его учеников. Рассказы поздних авторов (Диодор, XIV, 37; Плутарх, О зависти, гл. 6; Диоген Лаэртский, II, 48; VI, 9—10) о том, что обвинители были либо изгнаны, либо казнены, скорее всего, являются вымыслом, хотя, возможно, опираются на факт изгнания Анита (по политическим мотивам) и его смерти не в Афинах, а в Гераклее Понтийской (Ἡράκλεια Πόντος), где в последующие века показывали его гробницу.

Дополнительные источники и исследования:

Ферд. Дюммер, Академика. Материалы по истории литературы сократических школ, Гиссен, 1889. (Много новых, стимулирующих и остроумных положений о взаимосвязях, хотя часто не хватает надежных обоснований.)

Издания писем (подложных) Сократа и сократиков:

– Й. К. Орелли, Collectio epistolarum Graecarum, Лейпциг, 1815.

– Гершер, Epistolographi Graeci, Париж, 1873.

Работы о сократиках:

– К. Ф. Герман, Философская позиция старших сократиков и их школ, в его кн.: Собрание сочинений, Гёттинген, 1849, с. 227—255.

– Альфр. Рауш, Об этической оценке εὐγένεια (благородства) и Πλοῦτος (богатства) у сократиков и перипатетиков, в: Philosophische Monatshefte, 20, 1884, с. 449—491.

Об Эсхине (Αἰσχίνης):

– К. Ф. Герман, De Aeschinis Socratici reliquiis disp. acad., Гёттинген, 1850.

– Велькер, Kleine Schriften, I, 417 и далее.

– Рих. Майстер, Ἀλκιβιάδης ὁ χαλκός, в: Jahrbücher für classische Philologie, 1890, с. 673—678.

Издания Воспоминаний (Ἀπομνημονεύματα) Ксенофонта:

– Рафаэль Кюнер, Л. Брайтенбах, Мор. Зайфферт и др.

О Ксенофонте (Ξενοφῶν):

– А. Бёк, De simultate, quam Plato cum Xenophonte exercuisse fertur, Берлин, 1811 (Kleine Schriften, т. IV, с. 1 и далее).

– Нибур, Kleine Schriften, т. I, с. 467 и далее.

– Хиршиг, De disciplinae Socratis in vitam et mores antiquorum vi et efficacitate…, в: Symbolae litterariae III, Амстердам, 1839.

– Й. Д. ван Хёвелл, De Xenophontis philosophia, Гронинген, 1840.

– В. Энгель, Политическая позиция и деятельность Ксенофонта, гимназиальная программа, Штаргард, 1853.

– А. Гарнье, Histoire de la morale: Xenophon, Париж, 1857.

– А. Гуг (Philologus, VII, 1852, с. 638—695).

– К. Ф. Герман (Philologus, VIII, с. 337 и далее).

– Георг Фердинанд Ретиг (университетская программа, Берн, 1864) – о соотношении Пира (Συμπόσιον) Ксенофонта и Платона.

– Арн. Гуг, О подложности приписываемой Ксенофонту «Апологии Сократа», в: Herm. Кёхли, Akademische Vorträge und Reden, Цюрих, 1859, с. 430—439.

– Г. Генкель, Ксенофонт и Исократ (Ἰσοκράτης), программа, Зальцведель, 1866.

– Заупе (Zeitschrift für Altertumswissenschaft, II, Дармштадт, 1855, с. 404).

– Шпенгель (Abhandlungen der Akademie der Wissenschaften zu München, VII, 1855, с. 729—769).

– Уебервег (Philologus, XXVII, с. 175—180).

– П. Саннег, De schola Isocratea, диссертация, Галле, 1867.

– Г. Тейхмюллер, Полемика Исократа против Аристотеля (Ἀριστοτέλης) и платоновских «Законов» (Νόμοι), в: Literarische Fehden, I, с. 259—285.

– К. Рейнхард, De Isocratis aemulis, диссертация, Бонн, 1873.

– А. Николаи, «Киропедия» (Κυροπαιδεία) Ксенофонта и его взгляд на государство, программа, Бернбург, 1867.

– О. Фабрициус, О религиозных воззрениях Ксенофонта, программа Альтштадтской гимназии в Кёнигсберге, 1870.

– Бекхаус, Ксенофонт Младший и Сократ, или О подложных сочинениях Ксенофонта, Берлин, 1872.

– Форстер (Zeitschrift für die Geschichtswissenschaft, 26, 1872, с. 225—267).

– А. Круазе, Ксенофонт, его характер и его время, Париж, 1873.

– Э. Поле, Так называемая ксенофонтовская «Апология» в её отношении к последней главе «Воспоминаний», гимназиальная программа, Альтенбург, 1874.

– А. Крон, Сократ и Ксенофонт (см. выше, с. 112).

– О. Иммиш, Ксенофонт о Феогниде (Θέογνις) и проблема аристократии, в: Commentationes philologicae…, Лейпциг, 1888, с. 71—98.

– А. Дёринг, Композиция «Воспоминаний» Ксенофонта как инструмент позитивной критики, Archiv für Geschichte der Philosophie, IV, с. 34—60; там же, V, с. 61—66.

– А. Дёринг, Понятие диалектики в «Воспоминаниях», там же, V, с. 185—197.

– К. Линке, De Xenophontis libris Socraticis, программа, Йена, 1890.

– Ферд. Дюммер, Платон, Павсаний и Ксенофонт (два «Пира»), Akademie, гл. III.

– Ферд. Дюммер, Промысел в «Воспоминаниях» и физика «Кратила» (Κρατύλος), там же, гл. VI.

– Г. Шахт, De Xenophontis studiis rhetoricis, Берлин, 1890.

– Г. Кайбель, Ксенофонтов Συνηγητικός, Hermes, 25, 1890, с. 581—597.

– Э. Вайссенборн, К «Воспоминаниям» Ксенофонта, Jahrbücher für Philologie, 143, 1891, с. 114—119.

– Э. Рихтер, Ксенофонтовские штудии, Jahrbücher für classische Philologie, 19-й дополнительный том, с. 59—154. (Рихтер считает сообщаемые Ксенофонтом беседы Сократа его вымыслом.)

– Теодор Бирт, О композиции сократических сочинений Ксенофонта, программа, Марбург, 1893.