Основы истории философии. Том 1. Античная философия – от досократиков до неоплатонизма

В то время как сообщения о Мелиссе и Горгии в основном считаются достоверными, сообщение о Ксенофане часто подвергалось критике как неисторическое, и прежде всего потому, что оно приписывает Ксенофану учения, которые, согласно другим источникам, ему не могут принадлежать. Это относится, в частности, к утверждению в сочинении, что Ксенофан считал своё «всё» ни ограниченным, ни безграничным, ни движущимся, ни покоящимся, что, якобы, не согласуется с упоминанием Ксенофана у Аристотеля («Метафизика», I, 5), где говорится, что этот философ ничего не прояснил (οὐδὲ διεσάφησεν, возможно, лучше: διεσάφησεν) и не ставил вопроса о понятийной (и, следовательно, ограниченной) или материальной (и, следовательно, безграничной) природе Единого (в зависимости от того, основывалось ли оно на понятии бытия, как у Парменида, или на непрерывной протяжённости субстрата всего существующего, как у Мелисса). Однако это место говорит лишь о том, что Ксенофан не выражался ясно и что он ещё не дошёл до проблем, рассмотренных Парменидом и Мелиссом. Между тем, оспариваемое учение приписывается Ксенофану не только в соответствующем разделе сочинения «О Ксенофане, Зеноне, Горгии», но и в «Φυσική ἱστορία» Теофраста, из которой эта заметка сохранилась у Симпликия в комментарии к «Физике» Аристотеля (стр. 22, изд. Дильса). Там сказано: μίαν δὲ τὴν ἀρχὴν ἦτοι ἐν τὸ δν καὶ πάν, καὶ οὔτε πεπερασμένον οὔτε ἄπειρον οὔτε κυνούμενον οὔτε ἡρεμοῦν ξενοφάνην τὸν Κολοφώνιον τὸν Παριμενίδου διδάσκαλον ὑποτίθεσθαι φησιν ὁ Θεόρφαστος, что в самом простом объяснении означает: Ксенофан учил, что ни одно из двух – ни ограниченность, ни безграничность, ни движение, ни покой – не присущи бытию, а не то, что он учил ни тому, ни другому, как полагают некоторые. Следовательно, у нас нет оснований сомневаться в достоверности этого сообщения в указанном сочинении, и всё остальное, что в нём говорится о Ксенофане, согласуется с другими источниками. Во-вторых, утверждают, что в разделе о Ксенофане обнаруживается диалектическое и методическое мышление, которое нельзя приписать первому из элеатов, названному Аристотелем в «Метафизике», I, 5, «менее искушённым мыслителем» (μικρόν ἀγροικότερον). Однако Аристотель включает в это определение и, несомненно, более изощрённого Мелисса, так что его суждение здесь не может иметь большого веса. С другой стороны, связная форма доказательства и последовательное проведение антиномий действительно не могут быть приписаны поэту-философу, жившему до Парменида, а скорее автору сообщения, который, вероятно, придал найденным им в поэме Ксенофана разрозненным дилеммам и доказательствам настоящую форму, так что содержание, тем не менее, не нужно считать чуждым Ксенофану. В-третьих, против исторической достоверности раздела о Ксенофане выдвигается возражение, что в нём встречаются и другие исторические неточности, из которых наиболее существенной кажется утверждение автора, что, по Анаксимандру, всё есть вода. Однако если Анаксимандр учил, что из смешения холодного и тёплого возникает жидкое, и рассматривал последнее как своего рода материю мира, то автор сообщения в беглом замечании мог сказать, что, по Анаксимандру, всё есть вода, имея в виду не начало, а более поздний период. Таким образом, нет ничего, что решительно противоречило бы исторической точности сообщения о Ксенофане, и поэтому его можно использовать как источник для изложения учения Ксенофана.

Сохранившиеся фрагменты сочинений элеатов не очень обширны, но дают нам вполне надёжное и в отношении основных идей достаточно полное представление об элеатской философии.

§18. Ксенофан из Колофона

Ксенофан из Колофона в Малой Азии, родившийся около 569 г. до н. э. и позднее переселившийся в Элею в Южной Италии, в своих стихотворениях критиковал антропоморфные и антропопатические представления о богах у Гомера и Гесиода и провозгласил учение о едином, всем управляющем божестве.

Бог – весь глаз, весь ухо, весь мысль; без труда он движет и направляет все вещи силой своей мысли.

Согласно собственному утверждению Ксенофана (у Диогена Лаэртского IX, 19), в 25 лет он начал свои странствия по Элладе (как рапсод) и прожил более 92 лет. Если он (как можно с вероятностью предположить на основании Афинея, Deipnos. II, стр. 54) покинул родину вскоре после похода персов под предводительством Гарпага против Ионии (544 г. до н. э.), то он должен был родиться около 569 г. Уже поэтому мы должны считать его (младшим) современником Пифагора, поскольку он упоминает последнего и, в свою очередь, упоминается Гераклитом. В преклонном возрасте он жил в фокейской колонии Элее (Гиеле, Велии). От его стихотворений сохранились фрагменты, но от философских – лишь немногие.

То, что бог Ксенофана есть единство мира, сообщается более поздними авторами; мы не находим этого учения в дошедших до нас фрагментах, и сомнительно, высказывался ли сам Ксенофан с полной определённостью в этом смысле о соотношении бога и мира, или же такая точка зрения была лишь имплицитно обнаружена у него другими мыслителями и выражена в такой форме.

Платон в диалоге Софист вкладывает в уста элейского гостя слова:

«Наше элейское племя, начиная с Ксенофана и ещё раньше, в своих философских рассуждениях исходит из того, что то, что называют „всё“, есть единое» (ὅτι ἓν εἶναι τὸ πᾶν καλούμενον).

Ещё более ранние, о которых думает Платон, – вероятно, некоторые орфики, воспевающие Зевса как единую издревле властвующую силу, начало, середину и конец всех вещей.

Аристотель говорит (Метафизика I, 5):

«Ксенофан, первый учитель единства среди элейских философов (Парменид называется его учеником), не дал ясного объяснения о сущности единого, так что нельзя понять, имеет ли он в виду понятийное единство (как позже Парменид) или материальное (как позже Мелисс); он, кажется, вообще ещё не уловил этого различия, а лишь, взирая на всё, говорил, что единое есть бог».

Феофраст (у Симпликия к Физике Аристотеля, л. 5 B) сказал:

«Ксенофан предполагал, что сущее едино и всё» (ἓν τὸ ὂν καὶ πᾶν Ξενοφάνην ὑποτίθεσθαι).

Силлограф Тимон (у Секста Эмпирика, Пирроновы положения I, 224) вкладывает ему в уста слова:

«Куда бы я ни обратил взор, всё разрешается для меня в единство».

Собственные изречения Ксенофана, насколько они до нас дошли, таковы:

У Климента Александрийского (Строматы V, 601 C):

«Един бог, величайший среди богов и людей, не подобный смертным ни обликом, ни мыслью» (Εἷς θεὸς ἔν τε θεοῖσι καὶ ἀνθρώποισιν μέγιστος, οὔτε δέμας θνητοῖσιν ὁμοῖος, οὔτε νόημα).

У Секста Эмпирика (Против учёных IX, 144):

«Весь он видит, весь мыслит, весь слышит» (οὖλος ὁρᾷ, οὖλος δὲ νοεῖ, οὖλος δὲ τ᾽ ἀκούει).

У Симпликия (К Физике, л. 6):

«Но без труда умом своим он всё приводит в движение» (ἀλλ᾽ ἀπάνευθε πόνου νόου φρενὶ πάντα κραδαίνει).

Там же:

«Он всегда пребывает в том же самом, не движется никуда, и ему не подобает переходить с места на место» (αἰεὶ δ᾽ ἐν ταὐτῷ τε μένει κινούμενον οὐδέν, οὐδὲ μετέρχεσθαι μιν ἐπιπρέπει ἄλλοθεν ἄλλη).

У Климента (Строматы V, 601 C):

«Но смертные полагают, что боги рождены, имеют их чувства, голос и облик. Но если бы быки или львы имели руки и могли бы рисовать и создавать изображения, как люди, они изображали бы богов и создавали бы тела, похожие на их собственные: кони – подобные коням, быки – быкам».

Там же (VII, 711 B):

«Эфиопы делают своих богов чернокожими и курносыми, фракийцы – русыми и голубоглазыми».

У Секста (Против учёных IX, 198):

«Всё, что у людей считается позором и бесчестьем – множество беззаконных деяний (θεῶν ἀδέρματα ἔργα), воровство, прелюбодеяние и обман, – всё приписали богам Гомер и Гесиод».

Там же (VII, 49; 110; VIII, 326):

«Достоверного знания о том, что я говорю о богах и о совокупности вещей, достичь невозможно; мы ограничены мнением (δόκος)».

Из физических теорем Ксенофана наиболее примечательно мнение, уже оспаривавшееся Эмпедоклом, о том, что Земля простирается вниз, как и воздух вверх, безгранично далеко. Ксенофан (согласно Стобею, Ecl. I, 522) считал светила огненными облаками. Наблюдение, что окаменелости морских существ встречаются в сиракузских рудниках, на острове Парос в мраморных каменоломнях и вообще во многих местах в глубине суши и на горах, Ксенофан (согласно Оригену или Ипполиту, Philos. I, 14) объяснял предположением, что некогда море покрывало землю, что сразу же привело его к теории периодического чередования смешения и разделения земли и воды.

§19. Парменид из Элеи

Парменид из Элеи, родившийся около 515—510 гг. до н. э., так что его юность пришлась на старость Ксенофана, – величайший из элейских философов, основавший учение о единстве на понятии бытия. Он учит: Только бытие есть, небытия нет; становления не существует. Сущее существует в форме единой и вечной сферы, непрерывно заполняющей пространство. Множественность и изменчивость – пустая видимость. Только мыслимое действительно; возможность быть и возможность быть мыслимым тождественны. О Едином, которое истинно, мышление может получить убедительное знание; но чувственный обман вводит людей в заблуждение, заставляя их верить в множественность и изменчивость вещей и украшать речь ложными представлениями.

В объяснении мира видимости, которое Парменид выстраивает гипотетически, он исходит из двух противоположных начал, находящихся в сфере явлений в таком же отношении, как бытие и небытие, – света и тьмы, к которым примыкает противопоставление огня и земли.

То, что Парменид получил от Ксенофана философские импульсы, определившие его собственное мышление, мы должны предположить уже на основании платоновского изложения (Soph. p. 242): «элейское философское преемство, идущее от Ксенофана (и еще более ранних)». Аристотель говорит (Metaph. I, 5): ὁ γὰρ Παρμενίδης τούτου (а именно τοῦ Ξενοφάνους) λέγεται μαθητής («говорят, что Парменид был его учеником»), где λέγεται, возможно, указывает не на неуверенность Аристотеля в реальных отношениях, а на условность термина μαθητής («ученик»), поскольку Парменид скорее вдохновлялся сочинениями Ксенофана, чем его устными наставлениями, и не был простым последователем, а сам создал метафизический принцип элейской школы.

Платон заставляет Сократа в Теэтете (183 E) и Софисте (217 C) говорить, что он в очень юном возрасте (πάνν νέος) встретился с уже глубоким старцем (πάνν πρεσβύτη) Парменидом, когда тот излагал свои философские учения. На этом рассказе строится сцена в (вероятно, неподлинном) диалоге Парменид, где также приводятся более точные указания на возраст Парменида (65 лет) и его спутника Зенона (40 лет) в то время. Вопрос о том, действительно ли встреча Сократа с Парменидом имела место или была вымышлена Платоном, остается спорным, но историческая достоверность гораздо вероятнее, поскольку Платон вряд ли позволил бы себе такой вымысел даже для сценического оформления и уж точно не стал бы повторять его несколько раз. Но даже если это вымысел, Платон вряд ли грубо нарушил хронологическую возможность. Поэтому указание Диогена Лаэртского (IX, 23), что «расцвет» Парменида приходится на 69-ю Олимпиаду (504—500 гг. до н. э.), ошибочно: в это время он был, вероятно, еще ребенком.

Говорят, что Парменид благотворно влиял на законы и обычаи своего родного города, следуя этико-политическому направлению пифагорейцев.

Платон воздает высочайшие почести нравственному характеру и философии Парменида. Аристотель оценивает его учение и метод аргументации менее высоко, но все же признает в нем самого выдающегося мыслителя среди элеатов.

В своей философской поэме (фрагменты которой сохранились у Секста Эмпирика Adv. Math. VII, 111, у Диогена Лаэртского IX, 22, у Прокла в комментариях к Тимею Платона, у Симпликия к Физике Аристотеля и др.) Парменид изображает, как богиня мудрости открывает ему двойное знание – как убедительную истину, так и обманчивые мнения смертных.

Истина заключается в познании, что бытие есть, а небытия не может быть; ложь – в мнении, что небытие также существует и должно существовать. Слепы и глупы те, кто считает, что бытие и небытие тождественны и нетождественны и что «путь всех вещей извилист» (οἷς τὸ πέλειν τε καὶ οὐκ εἶναι ταὐτὸν νενόμισται κοὐ ταὐτόν, πάντων δὲ παλίντροπός ἐστι κέλευθος – что живо напоминает Гераклита как философского выразителя мнения многих, придерживающихся таких основанных на чувственном обмане воззрений). Что немыслимо, того нет; одно и то же может быть и мыслиться (τὸ γὰρ αὐτὸ νοεῖν ἐστίν τε καὶ εἶναι). Истинно сущее не возникло и неуничтожимо, едино, неподвижно и вечно; оно «не было и не будет, но есть целиком как непрерывное», ибо не могло произойти ни из не-сущего (которое не существует), ни из сущего (поскольку оно само и есть сущее). Нет ни возникновения, ни уничтожения: сущее неделимо, всюду одинаково и постоянно тождественно себе, мыслящее и объемлющее всякую мысль; оно существует в форме совершенно круглой сферы.

Учение Парменида о видимости отчасти напоминает гераклитовские превращения огня, отчасти же – пифагорейское противопоставление предела и беспредельного (πέρας и ἄπειρον) и таблицу понятий Алкмеона, а также, вероятно, полемизирует с пифагорейской теорией, излагая космогонию, основанную на предположении всеобщего смешения света и тьмы, где эфирный огонь как положительное начало занимает место сущего. Эрос (как причина смешения) «из богов возник первым».

§20. Зенон Элейский

Зенон Элейский, родившийся около 490—485 гг. до н. э., защищает учение Парменида с помощью косвенных доказательств, пытаясь показать, что допущение множественности и изменчивости ведет к противоречиям. В частности, против реальности движения он выдвигает четыре аргумента:

1. Ахиллес не может догнать черепаху, потому что каждый раз, когда он достигает места, где она была, она уже успевает уйти дальше.

2. Движение не может начаться, потому что тело не может достичь другого места, не пройдя бесконечное число промежуточных точек.

3. Летящая стрела покоится, так как в каждый момент времени она находится в определенной точке.

4. Половина пути равна целому, потому что одна и та же точка (если измерять её движение относительно покоящегося и движущегося объекта) проходит за одно и то же время и с той же скоростью и половину стадия, и целый стадий.

C. H. E. Lohse, de arguments, quibus Zeno Eleates nullum esse motum demonstravit, Halle 1794.

Ch. L. Gerling, de Zenonis Eleatici paralogismis motum spectantibus, Marburg 1825.

Зенон, ученик и друг Парменида, согласно Страбону (VI, 1), также участвовал в его этико-политических устремлениях и в конце концов (по свидетельству Диогена Лаэртского IX, 26 и многих других) был схвачен при неудачной попытке свергнуть тирана Неарха (или, по другим источникам, Диомедонта) и умер под пытками, которые мужественно переносил.

В (платоновском?) диалоге «Парменид» упоминается написанное Зеноном прозаическое сочинение (σύγγραμμα), разделённое на несколько рядов аргументов (λόγος), каждый из которых выдвигал ряд предпосылок (ὑποθάσεις), чтобы довести их до абсурда и тем самым косвенно доказать истинность учения о едином бытии. Вероятно, именно из-за этого косвенного метода доказательства Аристотель (согласно Сексту Эмпирику, Против учёных VII, 7, и Диогену Лаэртскому VIII, 57; IX, 25) назвал Зенона «изобретателем диалектики» (εφρετήν τῆς διαλεκτικῆς).

Если бы существовало многое, утверждает Зенон (у Симпликия в комментарии к Физике Аристотеля, л. 30), то оно должно было бы быть одновременно бесконечно малым и бесконечно большим: первое – из-за отсутствия величины у последних частей, второе – из-за бесконечной множественности этих частей (при этом Зенон упускает из виду обратную зависимость между величиной и множественностью частей при последовательном делении, которая сохраняет постоянное произведение, и изолирует эти два момента – малость и множественность – друг от друга). Подобным же образом Зенон показывает, что многое должно быть ограниченным по числу и в то же время бесконечным.

Далее, Зенон (по Аристотелю, Физика IV, 3) аргументирует против реальности пространства: если всё сущее находится в пространстве, то и само пространство должно находиться в другом пространстве, и так до бесконечности.

Против истинности чувственного восприятия Зенон (по Аристотелю, Физика VII, 5, и Симпликию на это место) выдвигает следующий довод: если падающая куча зерна производит шум, то и каждое отдельное зерно, и даже мельчайшая часть зерна должны производить шум; но если последнее не так, то и целая куча, чьё действие есть лишь сумма действий её частей, не может производить шум. (Этот ход рассуждения аналогичен первому доказательству против множественности.)

Доказательства Зенона против реальности движения (у Аристотеля, Физика VI, 6, и комментаторов) оказали значительное влияние на развитие метафизики как в древности, так и в новое время. Правда, четвёртое из них не имеет цены. Аристотель отвечает на первые два, различая возможное и актуальное деление: только первое, но не второе, может быть бесконечным; на третье же возражение он замечает, что время не состоит из отдельных (дискретно мыслимых) «теперь». Можно усомниться, достаточны ли эти ответы. Бейль в своём Историческом и критическом словаре (статья «Зенон») оспаривает их. Гегель (История философии I, с. 316 и далее) защищает Аристотеля против него. Однако и сам Гегель усматривает в движении противоречие; тем не менее он признаёт его существующим. Гербарт же, напротив, лишает движение реальности именно из-за заключающегося в нём противоречия.

) Более подробное исследование этих проблем, которое не уместно здесь, я провёл в своей Системе логики (Бонн, 1857, с. 184 и далее, а также с. 409 и далее).

§21. Мелисс Самосский

Мелисс пытается прямым доказательством обосновать истинность элейской идеи о том, что существует только Единое. Однако он понимает единство скорее как непрерывность субстанции, а не как понятийное тождество бытия. Сущее вечно, бесконечно, едино, полностью тождественно себе, неподвижно и не подвержено страданию.

Мелисс-философ, весьма вероятно, тождествен Мелиссу-государственному деятелю и наварху, который командовал флотом самосцев при победе над афинянами на 84-й Олимпиаде (442 г. до н. э.) (Плутарх, Перикл, 26; Фемистокл, 2; Фукидид I, 117).

Несколько фрагментов из сочинения Мелисса «О сущем» (или «О природе») сохранились у Симпликия в комментариях к Физике (лл. 7; 22; 24; 34) и к трактату О небе (л. 137) Аристотеля.

Мелисс рассуждает так: если бы ничего не было, как можно было бы говорить об этом как о сущем?

Но если нечто есть, то оно либо возникло, либо вечно. Если оно возникло, то должно было произойти либо из сущего, либо из не-сущего. Но из не-сущего ничего не может возникнуть, а из сущего не могло возникнуть само сущее, поскольку оно уже существовало и не «становилось». Следовательно, сущее не возникло, а значит, оно вечно. Оно также не погибнет, ибо не может превратиться в не-сущее, а если бы превратилось в другое сущее, то не было бы уничтожено. Таким образом, оно всегда было и всегда будет.

Будучи нерождённым и неуничтожимым, сущее не имеет ни начала, ни конца, а потому бесконечно (хотя здесь легко заметить скачок от временной бесконечности к пространственной, что, вероятно, и послужило причиной упрёков Мелиссу со стороны Аристотеля в слабости мышления).

Как бесконечное, сущее едино, ибо два или более сущих ограничивали бы друг друга и не были бы бесконечными.

Как единое, сущее неизменно, ибо любое изменение сделало бы его множественным; оно, в частности, неподвижно, ибо нет пустоты, в которую оно могло бы двигаться (поскольку пустота была бы существующим не-сущим), а внутри себя оно также не может двигаться в силу своего единства.

Хотя Мелисс приписывает сущему бесконечную протяжённость, он не считает его телесным, ибо любое тело имеет части и не может быть единым.

Четвёртый раздел: поздняя натурфилософия

§22. Младшие натурфилософы

Младшие натурфилософы соглашаются с элеатами в неизменности субстанции, но в противоположность им постулируют множество неизменных субстанций и сводят всё становление и изменение, кажущееся возникновение и исчезновение к смене их взаимоотношений. Чтобы объяснить упорядоченную смену этих отношений, Эмпедокл и Анаксагор признают наряду с материальными субстанциями идеальную силу, тогда как атомисты (Левкипп и Демокрит) постулируют только материю и движение.

Первые греческие философы, отправляясь от чувственного восприятия, постепенно переходили ко всё более абстрактным понятиям. Однако после того, как элейская философия достигла наиболее абстрактного понятия – понятия бытия, но при этом утратила возможность объяснения явлений, последующие философы стремились сформулировать принцип так, чтобы, не отрицая единства и постоянства бытия, вновь открыть путь к множественности и изменчивости явлений. Соответственно, они пытались осмыслить становление (которое, наряду с бытием, имплицитно содержалось в учениях ранних философов), сводя его к движению (соединению и разделению) сущего.

Путь ранней философии (не столько отдельных философов, сколько последовательной смены их принципов) был аналитическим, путь позднейших – синтетическим; граница между ними лежит в элейской философии, точнее – в учении Парменида о бытии, но ещё не в теологическом учении Ксенофана о единстве. Поэтому Гераклит, хотя он и приблизился к понятийному пониманию становления, всё же должен быть отнесён к ранним философам и не может быть причислен к группе, представленной Эмпедоклом, Анаксагором и атомистами.

§23. Эмпедокл из Агригента

Эмпедокл из Агригента, родившийся вскоре после 500 г. до н. э., в своей дидактической поэме «О природе» устанавливает четыре элемента – землю, воду, воздух и огонь – как материальные принципы или «корни» вещей и добавляет к ним два идеальных принципа в качестве движущих сил: любовь (φιλότης) как объединяющее начало и ненависть (νεῖκος) как разделяющее. Периоды мирообразования основаны на попеременном преобладании любви или ненависти; существуют времена, когда благодаря ненависти всё разнородное разъединено, и другие, когда благодаря любви всё повсюду соединено. Мы познаём вещи в их материальных и идеальных элементах благодаря сходным материальным и идеальным элементам в нас самих.

Издания и исследования:

Empedocles Agrigentinus. De vita et philosophia ejus exposuit, carminum reliquiae ex antiquis scriptoribus coll., recens., illustr. Frid. Guil. Sturz, Lips. 1805.

Empedoclis et Parmenidis fragmenta ed. Amad. Byron, Lips. 1810.

H. Ritter, über die philosophische Lehre des Empedokles, in Wolf’s literar. Analekten, IV. St., 1820, S. 411 ff.

Lommatzsch, die Weisheit des Empedokles, Berl. 1880.

Empedoclis carminum reliquiae, ed. Sim. Karsten (als 2. Bd. der Reliquiae phil. vet. Grace.), Amst. 1838.

Th. Bergk, Empedoclis fragmenta, in: Poët. lyr. Gr., Lips. (1843) 1858. Id. de prooemio Empedoclis, Berol. 1839.

Panzerbieter, Beiträge zur Kritik und Erläuterung des Empedokles, Meiningen 1844.

Mullach, de Empedoclis prooemio, Berol. 1850. – Quaestionum Empedocl. specimen secundum, ib. 1852.

Empedoclis Agrigentini fragmenta ed. Henri Stein, praemissa disp. de Empedoclis scriptis, Bonnae 1852.

W. Hollenberg, Empedocles, Berlin 1853 (Gymnasial-Programm).

E. F. Apelt, Parmenidis et Empedoclis doctrina de mundi structura, Jenae 1856.

A. Gladisch, Empedokles und die Ägypter, Leipzig 1858.

Согласно свидетельству Аристотеля (Metaph. I, 3), Эмпедокл был немного младшим современником Анаксагора, который, вероятно, родился около 500 г. до н. э. По Аристотелю (у Диогена Лаэртского VIII, 52; 74), он прожил шестьдесят лет, так что его жизнь (по Целлеру) можно приблизительно датировать между 492 и 432 гг. до н. э. Его семья принадлежала к демократической партии, за которую Эмпедокл, как и его отец, активно боролся. Он странствовал по греческим городам Сицилии и Италии как врач, прорицатель, оратор и чудотворец; сам он приписывал себе магические силы. Аристотель, как сообщается (у Диогена Лаэртского VIII, 57; IX, 25; Секста Эмпирика VII, 6), называл его изобретателем риторики подобно тому, как Зенона – изобретателем диалектики.

Известно о двух сочинениях, написанных Эмпедоклом: «Φυσικά» («О природе») и «Καθαρμοί» («Очищения»).

Эмпедокл отрицает возможность возникновения того, чего прежде не было, и уничтожения чего-либо в ничто; существует только смешение и разделение (μίξις διάλλαξίς τε μιγόντων), а возникновение (φύσις) – пустое имя. Смешение происходит благодаря любви (φιλότης, στοργή, Ἀφροδίτη), разделение – благодаря ненависти (νεῖκος); первую он называет ἠπλόφρων («благородная»), вторую же – δυσμενής («враждебная»), λυγρός («губительная»), μαινόμενος («неистовая»), так что противоположность этих сил для него в некотором смысле сводится к противоположности добра и зла. Первоначала, которые остаются неизменными во всех смешениях и разделениях, суть: огонь (πῦρ, ἠλέκτωρ, Ἥλιος, Ἥφαιστος, αἰθήρ, ἀργής), воздух (αἰθήρ, οὐρανός, Ἥρη φρεβώλιος), вода (ὕδωρ, ὄμβρος, πόντος, θάλασσα, Νῆστις) и земля (γῆ, χθών, λιθώνας). Эмпедокл называет эти элементы «корнями» (τέσσαρα τῶν πάντων ῥιζώματα).