Африканский тиран. Биография Носорога. Продолжение

– В другой раз мои младшие братья, играя в лесу, съели ягоды, которые оказались ядовитыми. Никто в деревне не знал, как помочь. Я вспомнила, как моя бабушка говорила, что листья одного растения могут нейтрализовать яд. Но это растение росло в том месте, где часто видели крокодилов. Я знала, что если не схожу туда, мои братья могут погибнуть. Я взяла нож и пошла на берег. Страх был, но ещё больше было желание спасти их. Когда я принесла листья, мы сделали отвар, и братья выздоровели. С тех пор я знаю: если бояться, ничего не изменишь. Нужно действовать. Я не родилась сильной или мудрой. Эти качества приходят через поступки, через выбор, который мы делаем. Когда люди видят, что ты ставишь их интересы выше своих страхов или амбиций, они начинают доверять тебе. И это доверие – самое ценное, что у меня есть.

– Странно, что я тоже не стал старейшиной, – заметил Кифару. – Я бы мог рассказать истории и пострашнее.

– Вот в этом-то и разница, – вмешался в их разговор Бахати. – Никто не сомневается в твоих героических способностях. Люди их замечали и шли за тобой, я хорошо помню. Но согласись, что тебе не было нужно их уважение, даже поклонение. Ты всегда был сам с усам и не усложнял себе жизнь лишними заботами. И жалко, если ты по-прежнему не слышишь в рассказах Мауны того равновесия, о котором я только что говорил. А обычные люди его слышали и потому, в конце концов, согласились сделать её старейшиной.

– Согласились? Ты, небось, предложил?

– А если и я, что с того? В своей деревне Мауна и без того была старейшиной, пусть даже её так и не называли. Кто-то шёл за тобой к светлому будущему, кто-то шёл к ней за здравомыслием. В глазах духов одно другого стоит. А я привык видеть наш мир их глазами, ты же знаешь.

Наступило молчание. Мауна смотрела на Бахати. Бахати смотрел на Кифару. Кифару смотрел на свои руки и думал, что пора стричь ногти.

– Ты свёл меня с духом предков, – сказал он, наконец. – А можешь свести меня с теми, кто подбросил мне тотем?

Чего Кифару ждал от Бахати, доподлинно неизвестно, но то, что он услышал в ответ, стало для него сюрпризом:

– Я бы не стал спешить с этим. Те, кто действует через тайные символы, редко делают это с чистыми намерениями. Нам нужно сначала понять их истинные цели, прежде чем идти на встречу.

– Но ведь мы только что…

– Мауна не имеет к тотему никакого отношения, если ты об этом. Мы говорили о том, почему такое могло произойти, чем появление тотема спровоцировано. Новые старейшины, если ты ещё не до конца вник, не бросали тебе вызова. Они ждут от тебя помощи в восстановлении Мвангано Вакале. Они действуют через меня, а не через тотем. Но кто-то предпочитает тотем. Мне тоже любопытно – кто.

– То есть ты не знаешь?

– Я только знаю, что они таким образом выказывают свою боязнь.

– Они боятся меня?

– Твоей силы. Твоей власти.

– Послушай, а не могут это быть вообще посторонние люди? Я имею в виду каких-нибудь иностранцев, которые заинтересованы в том, чтобы у нас тут царил раздор.

– Могут. И я думаю, что ты лучше меня знаешь тех, кто на такое способен. Как и то, что им для воздействия на тебя никакие тотемы не нужны.

Кифару мысленно поставил рядом с тотемом улыбающегося Дэвида Спенсера Стюарта и увидел, что Бахати, разумеется, прав.

– Тогда кто же?

– Если это кто-то извне, они должны очень хорошо разбираться в наших верованиях и традициях. Ты ведь сам убедился в том, что тотем был рабочим, то есть не просто большой раскрашенной палкой. Иначе никакой встречи с Ньямати не произошло бы.

– И как же нам выяснить, кого винить?

– Ну, раз на то пошло, попробуй сегодня ночью опять поговорить с духом. Если получится, задай Ньямати этот вопрос. Никто не может запретить духу сказать правду. Другое дело, что сам дух может этого не захотеть.

Способ не самый очевидный, но кто знает, вдруг сработает?

– Хорошо, попробую. А если всё-таки обойтись без духа?

– Я что-нибудь разузнаю, – напомнила о себе Мауна.

Кифару оценил её искренность. Едва ли обычный старейшина признался бы в том, что происходящее на Кисиве ускользнуло от его внимания. Старейшины всегда делали вид, будто видят и слышат всё. Мауна не побоялась выказать неведение. Для этого тоже нужна сила. Бахати снова оказывался прав. Тот, кстати, заметил:

– Вот и порешили. И пусть появление пока неизвестно откуда взявшегося тотема послужит хорошим поводом объединить наши усилия и вернуться к гармонии.

Это прозвучало как тост, и все трое, улыбаясь, допили чай и поклонились друг другу.

Зачем читать чужие дневники

Месяц Зул-Хиджа, год 1285 по Хиджре11

Как велик мир, раскинувший свои просторы от берегов Индийского океана до тёмных лесов Африки! И всё же, глядя на этот мир, я всё чаще ощущаю его зыбкость, как песок, сыплющийся сквозь пальцы. Африка, земля безкрайних равнин и непокорных народов, кажется мне загадкой, которую ни одному чужеземцу не под силу разгадать.

Недавно ко мне донеслись вести о жестоких штормах у берегов Мозамбика. Говорят, корабли европейцев терпят бедствие, а их грузы тонут в водах. И всё же это не останавливает их жадных взглядов, устремлённых к нашим землям. Их алчность к золоту, слоновой кости и, что горше всего, к людским жизням отвратительна.

Я вижу, как Африка становится ареной борьбы. Здесь сталкиваются силы великих империй – британцев, французов, португальцев. Но среди них, как луч света, всё ещё горит пламя свободы, охраняемое племенами, готовыми до последнего защищать свои земли и традиции.

Взгляды мои устремлены на Занзибар. Пусть он остаётся центром торговли, богатым и сильным. Пусть он станет для всех африканцев примером того, как культура и знание могут сосуществовать с мощью. Но и здесь я вижу тени: лживые договоры, привилегии для чужаков.

Я молюсь, чтобы народ мой понял: сила – в единстве. Сила – в нашей связи с предками и верой в справедливость. Пусть эти земли не станут полем для чужих игр. Африка принадлежит её народам, и никто извне не вправе утверждать иначе.

Кифару перелистнул страницу дневника. Сеид сэр Баргаш ибн Саид аль-Бусаид видел вокруг себя то же, что и он сейчас. Ничего не меняется…

Месяц Мухаррам, год 1285 по Хиджре

Ветер, приносящий соль с океана, кажется мне посланником дальних земель, напоминающим о бурях, что бушуют в моём сердце. Африка, мать народов и хранительница древних секретов, становится жертвой новых, алчных звёзд, сверкающих на чужеземных флагах.

Сегодня, глядя на закат, я размышлял о нашем народе. Нас стремятся разделить: цвет кожи, язык, вера – всё это становится оружием в руках тех, кто хочет владеть нашим домом. Но разве земля, поливаемая одной кровью, не едина? Разве солнце не светит одинаково над всеми, кто идёт под ним?

Европейцы предлагают нам договоры, расписанные на языке их хитроумных намерений. Занзибар – мой Занзибар – становится шахматной доской, где пешки чужих королей двигаются наугад. Они думают, что можно купить преданность. Но души наших людей, закалённые в песках и ветрах, не продаются.

Я молю Аллаха о том, чтобы наши старейшины и правители поняли, что нельзя строить будущее, полагаясь на обещания, написанные на бумаге. У земли есть своя память. Она помнит племена, шедшие под звёздами, помнит костры, разжигаемые в ночи, помнит песни, что пели наши предки. И те, кто забывает голос этой земли, утрачивают своё право на неё.

Но я не могу не думать о том, как мы можем выстоять. Сила наших людей велика, но она рассыпана, как жемчуг, брошенный в песок. Моя мечта – собрать эти жемчужины в ожерелье единства. Если племена Африки поймут, что их враг не сосед, говорящий на другом наречии, а тот, кто приносит цепи и ложные улыбки, тогда мы сможем стать стеной, о которую разобьётся любой натиск.

Кифару вспомнил своё давнишнее путешествие в Занзибар. Интересно, что бы сказал он, то есть Саид аль-Бусаид, если бы увидел его сегодня – аэропорт, банк?..

Месяц Раджаб, год 1286 по Хиджре

Вчера я встретился с одним из старейшин племени, что живёт у реки Руфиджи. Его слова были подобны тростнику, сгибающемуся под ветром, но не ломавшемуся. Он сказал: «Ты правишь Занзибаром, но дух Африки нельзя заключить в стенах дворца. Он в ветре, в реках, в песнях и танцах. Если ты хочешь понять свою землю, слушай её так же, как слушаешь голос предков».

Эти слова задели меня. Неужели я, правящий торговыми путями и заботящийся о защите своих людей, забыл истинный голос земли? Я поклялся себе, что буду больше времени проводить среди народа, слушая их истории, изучая их радости и горести. Ведь власть, оторванная от своих корней, теряет силу.

Сегодняшний закат напомнил мне, что свет бывает не только солнечным. Свет – это единство, это вера, это знание, которое мы передаём из поколения в поколение. Африка будет свободной, пока её дети помнят, кто они есть.

Этот Саид будто знал, о чём будет думать через много-много лет. Он не писал завещание или напутствие себе самому. Он просто делился тем, до чего дозрел, что выстрадал и осознал…

Месяц Шаабан, год 1286 по Хиджре

Ветер, что касается моего лица сегодня, словно тот же, что дул в день моего первого столкновения с предательством. Я был молод, полон амбиций, стремлений укрепить Занзибар как центр торговли и власти. Но тогда, как и сейчас, мир напоминал зыбучие пески: шаги казались уверенными, но внизу скрывалась трясина.

Я вспомнил, как доверился советнику, человеку из дальних земель, который явился ко мне с громкими словами и подарками. Его речь была медом, а обещания – золотыми. Он уверял, что может помочь наладить торговлю с великими державами, защитить мои корабли от пиратов. Я, ослеплённый его вежливостью и искусной игрой на струнах моей гордости, подписал с ним договор.

На следующее утро, едва чернила высохли, он исчез. Вместе с ним пропало золото из казны, а мои корабли, якобы защищённые его гарантиями, оказались атакованы в открытом море. Я был унижен перед своими людьми, перед старейшинами, перед самим собой.

Но это поражение стало уроком. Я собрал своих верных соратников, тех, кто разделял мои идеалы. Мы отправились в деревни, в порты, даже в глубину джунглей, чтобы восстановить связи, которые я едва ни разрушил своим легковерием. В то время я понял одну истину: народ – это корни, которые удерживают власть. Без них дерево падёт, каким бы высоким оно ни было.

Ошибки, как я осознал тогда, – не причина для стыда, если ты используешь их, чтобы стать сильнее. Но если позволишь им сломить тебя, твои враги уже победили. Моя задача – всегда помнить об этом, чтобы не дать ни одной трещине разрастись до разрушения моего дома, моего Занзибара.

Поэтично писал. Но по делу. Уж ни тогдашнего ли мистера Стэнли имел он в виду, упоминая «человека из дальних земель»? Вполне может быть. Или его братца Джона-Дэвида. Вот тоже интересное место:

Месяц Раби аль-авваль, год 1286 по Хиджре

Африка – мать королей, земля, где трон стоит на песке, а власть определяется не только силой меча, но и глубиной мудрости. Короли, которых я знал и с которыми имел честь вести дела, были столь же разнообразны, как и земли, которыми они правили.

На севере я встречал правителей пустынь, тех, кто был закален солнцем и ветрами Сахары. Их сила заключалась в их способности выживать там, где, казалось, жизнь невозможна. Короли Марокко и Алжира казались мне олицетворением древних династий, чьи корни уходят в вечность. Они уважали меня за то, что я правил Занзибаром, торговым узлом, связывающим Восток и Африку, но всегда напоминали, что их предки держали ключи от караванных путей, где проходили золото, соль и тайны пустыни.

На западе, в землях Ганы и Нигера, короли, правившие золотоносными реками, казались мне хозяевами богатства земли. Но, несмотря на их несметные сокровища, они понимали, что их истинная сила заключалась в контроле над людьми и традициями. Когда мы обменивались дарами, они всегда выбирали то, что символизировало силу духа, а не просто блеск металла.

Южные короли, особенно те, что правили в землях Замбези, были воплощением дикого величия. Эти люди знали, как приручить реки и управлять потоками слоновой кости. В их глазах читалась гордость за свои земли, а в их словах – настороженность перед чужаками. Но даже они знали цену дружбы с Занзибаром. Я видел, как мои корабли, наполненные пряностями и шелками, причаливали к их берегам, а взамен получал редкие камни, древесину и тех слонов, что навсегда останутся символом королевской силы.

И, наконец, мои братья по побережью – султаны и вожди восточной Африки. Мы, связавшие свои судьбы с Индийским океаном, знали цену волнам, товару и слову. Многие из них были моими союзниками, но иногда наши отношения напоминали игру в шахматы, где дружба могла легко смениться соперничеством.

Я вспоминаю одного из них, правителя Момбасы, чья хитрость и изворотливость восхищали меня и настораживали одновременно. Он умел за одним столом предлагать мир, а за другим – заключать союз с моими врагами. И всё же я уважал его, потому что он, как и я, понимал: мир на этих землях строится на балансе интересов.

Моими связями с этими королями руководило одно: взаимовыгода и уважение. Я знал, что не могу править их землями, но мог предложить им то, чего они не имели: доступ к миру, который открывался за горизонтом. Я был мостом между Востоком и Африкой, и они знали, что этот мост нужно не разрушать, а укреплять.

Когда я думаю о них, я понимаю, что Африка сильна своими королями. Их мудрость, их страсть, их сила – всё это делает этот континент непреклонным перед любыми бурями. А моя задача – быть тем, кто укрепляет это единство, кто связывает королей Африки узами торговли, доверия и мира.

Кифару эти описания показались особенно интересными, поскольку он никогда прежде не задумывался о том, что ведь, действительно, во многих уголках африканского континента до сих пор живут потомки тех людей, которые некогда были королями, а быть может и остаются ими по-прежнему, под прикрытием всяких современных премьеров и президентов, что любят крутиться перед камерами и своими согражданами, разыгрывая важность, будучи при этом всего лишь если не марионетками, то просто ничего не значащими актёрами для слепой и глухой публики. Каким был когда-то их местный убаба, за спиной которого всеми делами вершила троица старейшин.

Месяц Джумада аль-ахира, год 1286 по Хиджре

Когда я думаю о наших союзах и конфликтах, перед моими глазами встают моменты, где история дышала жаром человеческих страстей. Я вспоминаю встречу с султаном Момбасы, чьи глаза, казалось, видели сквозь мою душу. Это был год, когда португальские корабли вновь появились у наших берегов, их флаги напоминали о временах рабства и разорения.

Султан Момбасы предложил мне сделку. Он сказал: «Баргаш, мы можем объединить наши флоты и показать европейцам, что восточная Африка не поддастся их гнёту». Но я знал, что за его словами скрывалась не только гордость, но и страх. Португальцы искали союзников, чтобы закрепиться на побережье. Султан знал, что в одиночку он не сможет им противостоять, но объединение наших сил означало бы укрепление его власти за мой счёт.

Я согласился, но с условием: порты Момбасы открываются для моих кораблей, а в своих водах он признаёт законы Занзибара. Он долго смотрел на меня, прежде чем сказать: «Ты мудр, Баргаш. Я принимаю твои условия. Пусть наши флаги развеваются вместе».

Это был риск, но союз с Момбасой позволил нам отразить португальскую экспансию. Их флот отступил, а наши берега остались нашими. Однако я знал, что султан Момбасы не простит мне этих условий, и наше партнёрство всегда будет построено на зыбком равновесии.

Есть ещё одна история, которой я не могу не поделиться. Она связана с королём Буганды, глубоко в сердце Африки. Его земли не знали моря, но он владел богатствами, которые поражали даже самых искушённых торговцев: слоновой костью, золотом и редкими тканями.

Однажды я отправил к нему послов с дарами: лучшие пряности Занзибара, шелка из Китая и кинжал, украшенный сапфирами. В ответ он прислал гонцов, которые привезли мне цепи из золота и кости, но самое главное – письмо. Оно было написано на языке Буганды, и его смысл раскрыли мне только позже: «Я слышал о твоей мудрости, Баргаш. Но я хочу знать, как далеко простирается твоя щедрость. Приди ко мне, если осмелишься, и покажи, что ты достоин называться моим союзником».

Это было вызовом. Я знал, что путь в Буганду опасен, но отказ означал бы потерю доверия. Я отправился, взяв с собой самых верных советников. Когда я прибыл, король встретил меня с блеском: ряды его воинов стояли в золоте, а сам он сидел на троне из слоновой кости. Он долго смотрел на меня, а затем произнёс: «Ты пришёл, и это достойно уважения. Но что ты предложишь мне, чего не может предложить ни один другой?»

Я ответил: «Я предлагаю не золото и не оружие. Я предлагаю мост к миру за пределами Африки, где твоё имя будут знать так же, как моё». Это произвело на него впечатление. Мы заключили союз, который укрепил торговлю между моим побережьем и его землями. Но я также знал, что этот король будет наблюдать за каждым моим шагом, проверяя, исполню ли я свои обещания.

Ниже Саид аль-Бусаид приводил короткий список современных ему королей, которых, судя по всему, он знал лично.

Месяц Раджаб, год 1286 по Хиджре

Велика Африка, и ещё более велики те, кто правит её землями. Среди королей и султанов моего времени есть те, чьи имена звучат, словно барабанный бой на ветру, и те, чьё влияние так тихо, как тень слона в полдень. Хочу здесь перечислить их, каждого с его достоинствами и слабостями.

Король Буганды – Мтеза

Характеристика: «Лев земель Нила»

Мтеза правил с железной волей, но его жестокость порой превосходила границы разумного. Его народ боялся его, но также уважал за то, что он умел сохранять порядок и защищать земли от внешних угроз. Он знал силу золота и слоновой кости, но не был чужд и тайным интригам.

Султан Момбасы – Саид бин Ахмад

Характеристика: «Хитрее песчаной змеи»

Саид бин Ахмад был мастером дипломатии. Его язык был как острие кинжала – всегда готов нанести удар, но снаружи скрывался в шелковых речах. Султан понимал, что его город – ключ к торговле, и пользовался этим с умом.

Король Ашанти – Коффи Калкалли

Характеристика: «Золотой властитель»

Правитель Ашанти был окружён несметными богатствами своих земель, но его главной ценностью была сила народа. Ашантийцы чтили его за умение не только сохранять, но и умножать традиции предков. Его войска славились дисциплиной, а двор – великолепием.

Император Эфиопии – Йоханнес IV

Характеристика: «Страж Востока»

Йоханнес был человеком глубокой веры и великих амбиций. Его трон на возвышенностях Эфиопии делал его недосягаемым для врагов, но также изолировал его от внешнего мира. Он видел в христианстве щит, способный защитить его народ, но знал и искусство войны, отстаивая свои земли от османов и европейцев.

Король Замбези – Чиконди II

Характеристика: «Река в человеческом обличье»

Чиконди правил землями, через которые текли великие реки. Его знали как правителя, умеющего сгибаться под натиском проблем, как тростник под ветром, но никогда не ломаться. Его мудрость помогала ему лавировать между племенами и внешними угрозами.

Султан Занзибара – Баргаш ибн Саид

(Да простит Аллах мою нескромность, но и моё имя должно быть упомянуто.)

Характеристика: «Мост между мирами»

Я всегда считал себя хранителем баланса. Торговля была моим оружием, а слово – моим щитом. Я видел, как мои корабли пересекают Индийский океан, связывая Африку с Востоком и Западом. Моё правление не безупречно, но я надеюсь, что мои усилия укрепляют Занзибар как сердце восточного побережья.

Королева Мадагаскара – Ранавалуна II

Характеристика: «Королева дождей»

Ранавалуна II мудро правила островом, окружённым как водами, так и врагами. Она обратилась к христианству, стремясь укрепить свои земли через образование и новые законы. Но за её кротостью скрывалась твёрдость, способная удерживать трон даже в бурные времена.

Каждый из этих правителей оставил свой след в землях Африки. Их амбиции, их страхи, их борьба – всё это создаёт ткань, из которой складывается наше время. Я же надеюсь, что однажды их потомки смогут объединить то, что пока разделяют реки, горы и традиции.

Ещё через несколько страниц Саид аль-Бусаид вносил в свои записки важное уточнение.

Месяц Шавваль, год 1287 по Хиджре

История всегда любит говорить о королях и султанах, как о звёздах, освещающих ночное небо. Но что такое звезда без тьмы вокруг неё? Кто такие короли без тех, кто стоит за ними – незаметные фигуры, чьи тени никогда не пересекают тронный зал? Эти люди, безымянные для хроник, на самом деле правят не меньше, чем сами монархи.

Я часто замечал: за спинами правителей всегда кто-то стоит. У Мтезы, короля Буганды, это был его главный советник, старейшина по имени Нканди. Этот человек говорил шёпотом, но его слова эхом отзывались в сердцах тех, кто слушал короля. Говорили, что именно Нканди подтолкнул Буганду к кровавым завоеваниям. Его взгляды были жёсткими, а убеждения – непреклонными. Но его мудрость нельзя было отрицать: он видел опасности задолго до их приближения.

В Момбасе Саид бин Ахмад никогда не делал шаг без своего визиря Омара. Омар был человеком, чья улыбка была столь же острой, как его ум. Его задачей было не только защищать султана от интриг, но и создавать их. Я слышал, как его называли «змеёй в человеческой коже», но Саид ценил его преданность и умение читать людей.

В Ашанти король Коффи Калкалли слушал жрецов, которые держали в руках не только силу традиций, но и страх перед духами. Один из них, жрец по имени Офори, часто обращался к королю, держа в руках черепа предков, будто они шептали ему свою мудрость. Но я видел: Офори был не просто хранителем традиций, он был мастером влияния, держащим Ашанти за горло так же крепко, как Коффи держал меч.

Йоханнес IV из Эфиопии имел рядом с собой духовников, чьи имена были известны только в монастырях. Говорили, что именно они определяли, с кем будет заключён союз, а кого ждет отлучение от церкви. Их власть была тиха, как шаги монаха, но столь же сильна, как стены церквей Лалибелы12.

Что касается меня, я тоже окружён тенями. Мой брат, мой главный визирь, мой советник по торговле – все они помогают мне править, но за каждым из них есть что-то большее, чем то, что видят мои глаза. Они верны мне, но в их верности всегда есть оттенок личной выгоды. И это правильно, ибо так устроен мир. Никто не движется без причины, и тот, кто утверждает обратное, либо глупец, либо лжец.

Эти тени напоминают мне о том, что власть – не только искусство управления, но и умение распознавать, кто находится рядом с тобой. Я часто думаю, что истинный правитель не тот, кто громче всех говорит, а тот, кто знает, кого слушать. Тени вокруг нас могут быть как защитой, так и опасностью. Важно одно: не стать пленником их силы.

Пророческие слова. Особенно сейчас, когда Кифару нужна посторонняя помощь. Потому что мыслями он запутался настолько, что не знает, куда и на кого кидаться. Он хочет всем верить, но ловит себя на мысли – особенно ночью, перед сном – о том, что не может, в сущности, доверять никому. До сих пор он хотел, как лучше, но почему-то по-прежнему на Кисиве остаются люди, которые видят в его искренних поступках своекорыстие. Разговаривая с Бахати, он уже было подумал, что вот-вот выйдет на след своих тайных противников, однако в последний момент оказалось, что они – это как будто вовсе не они и тоже ничего толком не знают.

Он погладил кожаную обложку оригинального дневника, который хранил теперь вместе с листами перевода. Вот, пожалуй, сегодня его единственный настоящий друг. Правда, он рассказывает о чём-то о своём, но, во всяком случае, не предаст и не обманет.

В уставшей за день голове промелькнула неуловимая мысль. Слишком яркая, чтобы не обратить на неё внимания. О чём это он? Ах, да, про дневник. Саид аль-Бусаид зачем-то ведь писал эти строки. Писателем он не был. То есть мог бы и не писать. А раз всё-таки написал, выходит, была причина. Он хотел писать. Хотел увековечить выводы, которые сделал за свою долгую и явно насыщенную жизнь. Причём, вероятно, он тоже знал, что живёт не первый и не последний раз. В таком случае, если мистер Стэнли прав и не обманывает, он мог писать дневник для себя будущего, для него, для Кифару. При этом он отдавал себе отчёт в том, что эти строки могут попасть на глаза кому угодно. Значит, это «кто угодно» должен, даже прочитав их, не понять сути.