Африканский тиран. Биография Носорога. Продолжение

Африканский тиран

Биография Носорога. Продолжение

Лоф Кирашати

Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.

(Фридрих Вильгельм Ницше)

Я не диктатор. Просто у меня такое выражение лица.

(Аугусто Пиночет)

Хуже нет тирана, чем мозг.

(Луи-Фердинанд Селин)

Дизайнер обложки Fooocus

© Лоф Кирашати, 2025

© Fooocus, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0067-2758-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Утро

Лицо с ярко-красными губами проступило на белом фоне двумя оттенками зелёного…

Кифару медленно просыпался1.

Всё тело ныло и страдало, будто накануне он отработал все двенадцать раундов с неутомимым Лесли.

Не может быть, чтобы так наступала старость. Он ведь ещё не дед. Он только сам недавно стал отцом. Во второй раз, когда у Илинки родилась глазастая малышка Тумаини – любовь всех обитателей замка.

Из реальности просочились тонкие ароматы жасмина.

Кифару приоткрыл веки и сфокусировался на лице спящей Султаны. Она выглядела всё такой же молодой и прекрасной, как когда он впервые увидел её на подиуме в Милане, хотя сейчас это казалось случившемся в далёкой прошлой жизни.

Кифару снова закрыл глаза и с лёгким стоном перевернулся на другой бок.

Самира лежала к нему спиной. Она ничем не пахла, зато спала более чутко, чем сестра и потому, почувствовав тёплыми ягодицами прикосновение могучего, хотя и тоже не до конца проснувшегося достоинства мужа, машинально подалась бёдрами ему навстречу.

В другой раз Кифару не преминул бы воспользоваться случаем, однако сейчас он уже был поглощён новыми для себя ощущениями и ограничился тем, что поцеловал чуть влажную шею.

Вероятно, думал он, переворачиваясь на спину, всё дело во вчерашнем разговоре с Джоном Смитом.

Они спали под общим одеялом, вернее, под лёгкой льняной накидкой, так что если ему сейчас вздумается встать, одна из жён наверняка проснётся, а тревожить их предутренний сон не хотелось. Тем более что если Джон Смит окажется прав, тревог у них у всех очень скоро прибавится.

Собственно, Джон Смит сказал, что всему конец.

Банковская система во всём мире лопнет, все счета в одно мгновение обнулятся и наступит не финансовый кризис, а настоящая перезагрузка всего и вся, поскольку исчезнут данные со всех компьютеров – не только нолики на счетах, но и нолики на серверах поддержки, включая какие-то там криптовалюты, на которые самые отчаянные и не самые прозорливые вкладчики имели неосторожность полагаться, думая, будто эти криптовалюты чем-то отличаются от всего остального или существуют в каком-то другом измерении, в каком-то другом интернете. Официально, предсказывал Джон Смит, катастрофа будет свалена на божий промысел, иначе говоря, на Солнце, на его резкую активность, на вспышку и электромагнитную бурю, будто бы добившую со скоростью света до Земли – лишь бы никто не вздумал искать крайнего и ответственного за произошедшее среди по-настоящему сильных мира сего, которым достаточно лишь отдать команду – и цивилизация, легкомысленно построенная на хрупком фундаменте электричества, перестанет существовать.

Даже если мистер Стэнли, названый брат Джона Смита, к этим сильным мира сего относился, предотвратить отключение он не мог, оказавшись сравнительно слабым, но зато мог узнать о нём заранее и поспешил уйти из жизни, чтобы ни с кем не делить ответственности. Тем самым он бросил его, Кифару, на произвол судьбы, а вместе с ним и их совместное предприятие, то есть весь остров Кисиву, довольно долгое время выступавший весьма удобной оффшорной зоной для таких же сравнительно слабых сильных мира сего.

Возможно, конечно, Джон Смит намекал на то, что никакого самоубийства не было и что мистер Стэнли «покончил собой» как кончали до него десятки, если не сотни, хитрых товарищей, воспользовавшихся этим немудрёным способом уйти не столько из жизни, сколько от кредиторов, ответственности и всяких иных прегрешений.

Кифару от этого не было легче. Мистер Стэнли мог бы его предупредить, однако не предупредил, то есть, по сути, предал.

Очевидно, он всё-таки непроизвольно заёрзал под покрывалом, потому что Султана на мгновение очнулась и поцеловала его в плечо.

– Ещё рано, спи.

Это она сказала ему или он ей? Ладно, не важно. Важно, что она уже снова заснула, не догадываясь о том, что им скоро придётся пережить.

А что, собстенно?

Кифару, глядя в полумрак потолка, попытался представить, каким образом мировое обнуление затронет их остров. Компьютеры окажутся пустыми? Или все программы останутся, но вместо некогда огромных сумм будут отныне показывать пустые окошки на счетах их бывших клиентов? На его счёте? И никто не сможет ничего восстановить? Всем придётся зарабатывать и наворовывать снова? Не хотел ли Джон Смит своим предостережением ненавязчиво дать понять, кто теперь станет единственным заступником Кисивы от мирового бандитского произвола? Разумеется, хотел. Он давно, ещё с Японии, только и ждёт, чтобы Кифару переметнулся под крыло к нему, разочаровавшись в мистере Стэнли и сделав ставку не на всепроникновение финансов, а на мощь оружия.

Если мистер Стэнли, действительно, умер или сделал вид, но навсегда, то какие тогда у Кифару есть варианты выбора? Не обращать ни на что внимания, как они и жили до всех этих оффшоров? Но тогда у них не было за душой ничего, кроме самого острова. Теперь же они тут все несказанно разбогатели и хранят под замками несколько тон золота высшей пробы. Это ли ни повод потерять покой как для них, так и для их соседей? Или даже не соседей, которые могут многого не знать, а непосредственно тех, кто раньше Кисиву прикрывал с земли и с воздуха. Банки точно знают. У банков есть армии. Банки могут решить, что имеют право золото забрать. И пожалуют без предупреждения с однократной ревизией. И это будет уже не толстый мистер Мунгу, кенийский божок, и даже не отрезанная голова ни в чём не повинного банкира с Занзибара. Это будут какие-нибудь ребята с пулемётами, отчаянные наёмники, вероятно, даже белые, которым платят за то, чтобы они уничтожали целые деревни одним взрывом или двумя очередями с вертолёта, не оставляя свидетелей и списывая потом всё на «местные разборки».

Значит ли это, что настало время потратить деньги на собственные зенитки, гранаты и миномёты? Но тогда он сделает ровно то, чего от него хочет Джон Смит. Кстати, куда он после вчерашнего разговора делся?

Кифару очень чётко вспомнились его прощальные слова:

– На всякий случай я оставил свой телефон вашей младшей жене. Она дала мне божественно откровенное интервью, приняв за журналиста из БиБиСи. Мой американский акцент её не смутил. Попросите потом у неё визитку на имя…

– Джона Смита, полагаю.

– Вы сама проницательность, Ваше Величество! Но нет, журналиста зовут… впрочем, пусть это будет моим маленьким секретом. Так ведь даже интереснее.

– Самира!

Она откликнулась глубоким вздохом, но не пошевельнулась.

– Самира…

– Не может быть, что уже пора вставать.

Он повернулся к ней всем телом и положил ладонь на голое бедро.

– Ты вчера общалась журналистом из БиБиСи?

– Что?

– Давала ему интервью?

– Ты знаешь, что я никому ничего не даю, кроме тебя.

– Я серьёзно. Он тебе визитку ещё оставил.

– Не помню, мне многие визитки оставляют, надо подумать.

– Подумай.

Она гибко изогнулась, и они оказалась лицом к лицу.

– Что-то случилось?

– Пока нет. Но визитку найти надо обязательно.

– Прямо сейчас?

– Нет, – не сдержал улыбки Кифару и поцеловал её всегда холодный под утро нос. – Но до того как ты уедешь на турнир.

– А ты что, не поедешь со мной?

– Возможно, но попозже.

Он почувствовал теперь уже на своём бедре прикосновение ладони и покалывание ногтей.

– О чём вы там шепчетесь?

Они всё-таки разбудили Султану, и та как всегда хотела знать причину.

Рассказать им всё, как есть? Ему наверняка станет легче, но стоит ли перекладывать ношу безпокойства на других? Или тем самым он их самих обезопасит, познакомив с грядущей опасностью. Нет, не грядущей – с возможной.

– У меня вчера был неприятный разговор. С названым братом мистера Стэнли, который обычно представлялся Джоном Смитом, хотя в той визитке, которую нужно отыскать, он, скорее всего, под другой фамилией. Короче, он мне сообщил, будто мистер Стэнли умер.

– Чтооо? – не поверили ушам девушки.

– Сказал, мол, самоубийство, но прозрачно намекнул, что может статься и розыгрыш.

– Но зачееем? – Султана, знакомая с мистером Стэнли и его местной женой, Золой, лучше сестры, прочувствовала абсурдность ситуации. – Хочешь сказать, что мы больше его не увидим и не услышим?

– Похоже на то. Хотя это не самое главное. Главное – причина.

И он в двух словах поведал им о том, что кем-то на самом верху вот-вот готовится настоящий финансовый кризис с обнулением всех до единого счетов, как частных, так и корпоративных, и с непрогнозируемыми последствиями.

– Надо срочно отключить наши компьютеры! – сообразила Самира и резко отбросила свой край покрывала, намереваясь вскочить и бежать это делать.

Сестра удержала её, прихватив через плечо Кифару, за локоть.

– Куда ты собралась, товарищ директор? Речь не про наши деньги, которые в нашем банке, на нашем замечательном сервере и которые, разумеется, ни к какому интернету не подключены именно для того, чтобы их так просто не умыкнули. Речь про все остальные счета и банки, включая оффшорные…

Кифару на мгновение подумалось, что Султана права, и всё не так уж катастрофично.

– … и наши счета вне острова, включая открытый счёт нашего драгоценного мужа.

Она говорила серьёзно, не язвила, однако Кифару от её слов стало тошно. Он привык не думать о деньгах, а тут оказывается, что думать и в самом деле скоро, похоже, ни о чём не придётся.

Самира осталась сидеть на краю постели, глядя через стекло стены на гладь озера, светлеющую перед скорым восходом обещавшего быть жарким солнца.

Кифару разглядывал её красивую долгую спину с крепкими лопатками и прямой линией позвонков, заканчивавшейся на пояснице двумя лукавыми ямочками.

– И зачем тебе понадобилась визитка этого твоего Джона Смита? – изогнулась спина, давая Самире возможность оглянуться и посмотреть на мужа вопросительно.

Кифару подумал, что иногда она кажется старше своей сестры.

– Он уже давно повадился приставать ко мне с предложениями взять под свою опеку. Она у него не финансовая, как была у мистера Стэнли, а сугубо военная, насколько я могу судить.

– Ну и отлично, – села Самира боком, демонстрируя профиль тугих грудок с бусинками пурпурных сосков. – Позвоним ему, и согласимся. – Она перехватила его взгляд. – Или ты не хочешь?

– Ещё не решил. Хотя мистер Стэнли и не отрицал, что они родственники, я подозреваю, что, по сути, они разные, если не сказать – противоположные. Джон Смит с первой же встречи в Киото показался мне малоприятным типом.

– Иногда первые впечатления обманчивы, – заметила Султана, уже незаметно вставшая с постели и по привычке накинувшая короткий шёлковый халатик, поскольку первым делом всегда ходила по утрам проведать близнецов.

– Намекаешь на то, что тогда, в Милане, я тоже тебе не сразу понравился?

Он протянул ей руку.

Султана послушно приблизилась, позволила ему распахнуть полы халатика и поцеловать живот.

– Точно не с первого взгляда, – рассмеялась она. – Наглецы не в моём вкусе. А смотрел ты на меня очень нагло, согласись.

– Это была не наглость. – Кифару потрогал языком ласковый пупок. – Это было восхищение.

– Послушайте, я начинаю ревновать, – послышался сзади весёлый голос Самиры. – Так не годится. Ты раньше меня вышла за него замуж.

– И потому должна позволить тебе наверстать упущенное?

Сестры со всей нежностью набросились на Кифару, одна спереди, другая со спины, и принялись бороться, не то с ним, не то за него, хватая, за что попало, лаская, кусая, целуя и теребя. Кифару хохотал и не сдавался, пытаясь ответить им тем же, но силы были неравны. Женская любовь всегда побеждает, а уж удвоенная, с влажными губами, жадными ртами и дерзкими, ловкими пальчиками – и подавно.

Близнецам пришлось потерпеть.

Встреча на повороте

Волейбольный матч в рамках турнира «Спорт Гол» закончился накануне ожидаемой победой гречанок. Сегодня их ждал финал с очень сильными красавицами из Бразилии.

Кифару собирался заранее отправиться на стадион, чтобы поближе познакомиться с представительницами обеих команд. Самира, руководительница всего этого мероприятия, уже уехала, не дожидаясь, пока он по заведённой традиции наиграется с детьми и уделит должное внимание Илинке.

Хешима и Уадзибу росли двумя потешными близнецами, отличить которых можно было разве что по дыркам на месте вывалившихся молочных зубов да по взглядам. У Хешимы он был прямой и внимательный, у Уадзибу – всегда с весёлыми искорками. Султана души не чаяла в обоих, однако соглашалась с Илинкой в том, что для Хешимы это, вероятно, далеко не первое воплощение. Поэтому в семье его считали всё-таки чуть-чуть старшим.

Малышка Тумаини была ещё совсем маленькой – Самира придумала называть её «ручной» – и большую часть времени спала. Даже когда Илинка её кормила. Только появление отца всегда будило её и превращало в шоколадное солнышко. Все считали, что со временем она посветлеет и пойдёт в мать-румынку.

Илинка жила с дочкой в той же башне замка, что и всё остальное семейство, правда, этажом ниже, поскольку не была официальной женой Кифару и продолжала исправно служить ему любимой рабыней, хотя и не так часто, как прежде. Ни она, ни Султана сознательно не брали в помощницы никаких нянек и своими детьми занимались сами.

Самира признавалась Кифару, что тоже подумывает о потомстве, однако молодость брала своё, и она справедливо считала, что пример сестры важен, да, но у неё всё ещё впереди. Кифару не настаивал и давал ей возможность заниматься не менее важным детищем – проектом «Спорт Гол КСС», который вот уже некоторое время привлекал к их острову всё больше мирового внимания своей эпатажной необычностью. Кое-где, правда, уже начинали возникать некие его подобия, но не такого масштаба и не с таким «информационным покрытием», что априори превращало любые попытки копирования «античной эстетики» в «дешёвую порнушку», говоря языком Самиры, которая совершенно на тему конкуренции – как в спорте, так и в семье – не переживала, поскольку знала наверняка: ни у кого нет и не будет такого призового фонда, как у них, а значит, и такого уровня спортсменок. Любую девушку можно побудить раздеться догола за небольшие деньги, но даже за большие нельзя при этом превратить её в настоящую профессионалку. А у них на турнирах выступали чемпионки стран и континентов, согласившиеся при этом уподобиться греческим богиням, даже без туник.

Кифару считал себя счастливым человеком. Оглядываясь назад, он осознавал, что всё в его предыдущей жизни складывалось пусть не совсем гладко, но именно так, как должно было. Иначе как объяснить то, что при всём своём интересе к противоположному полу он к двадцати с лишним годам окружил себя двумя жёнами-красавицами и не менее привлекательной во всех отношениях рабыней, и при этом никто не ревновал его не только друг к другу, но и к прочим его увлечениям, а Самира им даже потворствовала, занимаясь «спорт голом». Благодаря ей у него уже накопилась внушительная коллекция фотографий и видео лучших в мире спортсменок в том виде, в каком их видели разве что мужья и любовники. Все победительницы, будь то в командном или личном первенстве, традиционно задерживались на острове на несколько дней и принимали участие в «съёмках на память» или «для истории», хотя на самом деле результаты не шли дальше компьютера и предназначались для уютного согрева его мужского самолюбия. Он не изменял жёнам и даже рабыне, а те почему-то не считали изменой его нескончаемый платонический – «эстетический», как любила уточнять Самира – интерес к обнажённым женским телам, особенно в движении. Иногда, конечно, его нет-нет да одолевали сомнения, и ему хотелось проверить их искренность, приведя в замок какую-нибудь из победительниц и устроив с её участием небольшую оргию. Однако он этого не делал, тоже вполне сознательно. Возмущение и скандалы ему были не нужны, а если бы этот каприз все молчаливо стерпели, что бы это доказало? Что ему не перечат, потому что он всех содержит, и боятся потерять? Его бы это обидело и разочаровало ещё сильнее. Потому что, как и любой уважающий себя мужчина он, быть может, наивно полагал, что его любят и уважают за другие достоинства.

Об этом или примерно об этом он размышлял, пока ехал в тот день от замка через пол-острова к спортивному комплексу. Ехал, как ему нравилось, в полном одиночестве, на велосипеде, правда, новеньком, недавно купленном в торговом центре при комплексе. Торговый центр тоже был их с мистером Стэнли детищем, позволявшим последнему отмывать серьёзные деньги, а сородичам Кифару – иметь разные мировые прелести жизни, например, очень хорошие и удобные велосипеды.

Самира укатила на джипе, полагавшемся ей по статусу как руководительнице КСС, хотя если бы они отправились в дорогу вместе, едва ли она отказалась бы от такого же велосипеда только с женской рамой, который ждал хозяйку в гараже среди своих собратьев, поскольку Кифару заранее позаботился о том, чтобы самое полезное средство передвижения было у всех членов его большой семьи. Даже у старших малышей уже были трёхколёсные драндулетики, но они их пока игнорировали, предпочитая бегать и ползать.

Поездки на велосипеде способствовали не только здоровому образу жизни. Они позволяли, что называется, медитировать по дороге, обозревать происходящее вокруг быстрее, нежели при пешей прогулке, но тоже не спеша, а заодно создавали – и у самого Кифару, и у тех, кто его за этим занятием видел – ощущение безопасности. Когда Кифару иногда смотрел всякие заморские фильмы, ему бросалось в глаза, что тамошние крупные начальники предпочитают не скрывать, а всячески выпячивать свой авторитет, сопровождаемые в поездках целым эскортом «крутых тачек» с обязательным отрядом вооружённой охраны. Он представлял себе, что если бы отчебучил нечто подобное здесь, на Кисиве, его бы в лучшем случае подняли на смех, а в худшем – восприняли серьёзно и подумали, что он кого-то или чего-то боится. Собственно, это было ровно то, к чему его призывал Джон Смит.

Кифару выругался и плюнул в придорожные кусты.

Ни мистер Стэнли, ни его названый братец по-прежнему не хотели идти у него из головы. Тоже мне, медитация! Скорее уж «кошмар, который всегда с тобой». Надо будет поговорить с Илинкой или даже ещё лучше – с Бахати.

Бахати, если кто забыл, сперва был просто другом детства Кифару и капитаном их футбольной команды, а потом, после позорного разоблачения предыдущего убабы, главного шамана острова, сам в силу своих природных способностей сделался убабой. Причём весьма уважаемым, если верить даже половине тех слухов, что доходили до Кифару. Последний раз они виделись на его свадьбе с Самирой, поскольку благословение молодожёнов всегда входило в почётные обязанности убабы. Правильного убабы.

Кифару уже давно проехал Катикати, столицу острова, и потому не стал разворачиваться и возвращаться. Разговор с Бахати может подождать. Наверное, может подождать. Джон Смит не сказал, когда именно грянет кризис. Возможно, он уже грянул, но в таком случае либо они уже опоздали, либо до их острова волны дойдут не сразу, и тогда время ещё есть.

Кто-то мудрый когда-то сказал, что люди спешат не от большого ума. Впопыхах совершаются исключительно ошибки. Если же набраться терпения и выждать, быть может, вообще ничего не придётся делать. Всё само сложится.

Кифару сейчас на это очень рассчитывал.

Впереди было самое неприятное место путешествия – спуск с крутым поворотом направо по глинистой дороге. В своё время Кифару распорядился засыпать глину галькой, что улучшило ситуацию, но в основном для пешеходов. Велосипед мог и подвести. Особенно, если накануне прошёл дождик. Нужно было максимально не спешить и оставаться предельно сосредоточенным.

Когда он скатился по откосу и сворачивал за бугор, то чуть ни наткнулся на шедшую навстречу старуху, у ног которой семенила кошка. Пришлось выворачивать руль в сторону. Хорошо, что догадался не бить по тормозам, иначе его непременно занесло бы юзом.

Выругавшись себе под нос, Кифару оглянулся.

Ни старухи, ни кошки не было.

Они шли достаточно далеко от поворота, чтобы успеть скрыться за ним.

Померещилось? Но он ведь точно видел, что кошка белая, а старуха загадочно улыбается. Как та, что встречалась ему в детстве и предрекала всякие странные вещи, подробности которых он давно забыл.

Призраки Кифару не пугали. Точнее, пугали не больше, чем обычные люди. Всё-таки Африка была одухотворена иначе, нежели другие места на земле. Хотя Англия в своё время тоже показалась ему не лишённой «двойного дна». Те, кто родились и выросли в Африке, многое чувствуют и ничему не удивляются. Традиции предков научили их доверять природе.

Всю оставшуюся дорогу до стадиона Кифару размышлял о том, что могла означать эта внезапная встреча. И почему старуха улыбалась. Он даже вспомнил их давнишнюю встречу и обронённые ею тогда слова, вспомнил с точностью до интонации:

– …Хотя лучше бы я тебя не видела и не знала. Ведь ты хуже остальных. Хуже Зэмки с её отцом. Хуже тех, что приезжали по их душу. Хуже мистера Мунгу, который их сюда послал. Но уж так получилось. Чему быть, того не миновать. Тебе иначе нельзя. Остановишься – погибнешь. Будешь двигаться вперёд – далеко пойдёшь.

«Хуже остальных» он не был. Это Кифару знал наверняка. А вот про то, что надо двигаться вперёд – это она точно подметила. Подразумевалось ли, что сейчас – как и всегда – не время останавливаться в ожидании накарканного Джоном Смитом? Африка ведь живёт по другим правилам, чем остальной мир, а Кисива – по другим правилам, чем Африка.

Тень Эдинбурга

Стадион встретил его в тот день обычным гамом и возбуждением. И это несмотря на то, что с момента начала проведения здесь полузакрытых соревнований под эгидой КСС всю немалую территорию пришлось обнести заградительной решёткой, а на трёх пропускных пунктах расставить суровую охрану, бдительно проверявшую паспорта.

Паспорта на Кисиве тоже были новинкой, однако люди к ним быстро привыкли и даже полюбили, когда поняли их выгоду. Мистер Стэнли и здесь оказался прав.

Кифару ни местный, ни британский паспорт с собой не носил. При виде сына своего начальника гвардейцы вытягивались по струнке и молча провожали его взглядами, надеясь, что он слишком занят, чтобы устраивать им личный досмотр. Кифару, зная это, старался их не разочаровывать.

Приехавшим на Кисиву иностранцам, кроме паспортов, надлежало показывать ещё и приобретённый за немалые деньги билет. Он являлся поводом их пребывания на острове, иначе говоря, разрешением, заменявшим визу. Билеты были красивыми, пластиковыми. Их печатали на том же оборудовании, на котором в своё время печатались островные паспорта, Фураха, младший брат Кифару, и его красавица-жена Узури. Печатали они теперь, конечно, не сами, а силами уполномоченных работников, однако Фураха и Узури отвечали за главное – результат.

А ещё билеты были удобны тем, что печатались в ограниченном количестве и всегда теперь вручались в обмен на личные данные иностранцев, так что помогали держать всех посетителей острова в строгих рамках. За сбор этой информации также отвечал Фураха.

Соревнования по женскому волейболу в жанре «спорт гол», то есть нагишом, проходили за закрытыми дверями, иначе говоря, на центральном стадионе. Вокруг него тем временем кипела своя жизнь: футболисты – под присмотром Реми Жирара – и футболистки – под присмотром японки Момо – тренировались на открытых площадках, в недавно возведённых секторах играли баскетболисты и теннисисты, тут же лупили по грушам любители бокса, которыми руководил некогда личный тренер Кифару, а теперь полноценный гражданин острова Лесли, тоже негр и обладатель нескольких довольно серьёзных мировых титулов. Любители бегать бегали по беговым дорожкам, любители плавания соревновались в двух пятидесятиметровых бассейнах, накрытых общей крышей на случай дождя, любители побороться кувыркались на специально расстилаемых по такому случаю матах.

А мимо них ходили мелкие толпы любопытных иностранцев, прицеливаясь ко всему, что двигалось, телефонами, да покупатели с пёстрыми сумками из пристроившегося ко всему этому многообразию торгового центра.