Африканский тиран. Биография Носорога. Продолжение

Её поведение при всей своей соблазнительности не выглядело вульгарным. Она пользовалась красотой как инструментом, чтобы заставить Кифару сосредоточиться на том, что она говорит. Она знала, что его внимание привязано к ней, но ей это было нужно лишь для того, чтобы пробудить в нём мысли о своей роли и выборе.

– Ты сильный, Кифару, – сказала она, пританцовывая, – но сила без мудрости лишь оружие, способное уничтожить даже то, что тебе дорого.

– Кто ты?

– Ты не узнал меня? Я – Ньямати.

Ньямати! Он что-то про неё слышал. «Нья» на сива-улими9 – «душа» или «жизнь». «Мати» – «свет» или «озарение». Первый элемент подчёркивает связь с предками, духовной энергией и глубокой мудростью. Второй символизирует ясность, прозрение и важные истины, которые дух приносит. Душа света. Озаряющий дух.

– Ты угадал, – услышала она его мысли. – Я проводник между миром богов, предков и людей.

Овеяв его лицо лёгким жаром, Ньямати продолжила:

– Кифару, ты носишь силу тех, кто был до тебя, и тех, кто идет после. Но твоя душа утяжелена обидами и предательствами. Ты должен понять причину страданий своих и тех, кто направил тотем в твою жизнь. – Помедлив, добавила: – Тотем – это символ не только власти, но и ответственности.

– За тех, кто его мне подбросил? – спросил он прямо.

– Они видят в тебе лидера, но боятся, что твоя гордость тебя ослепляет.

– Почему?

– Твоя власть – не подарок богов. Это испытание. Если ты хочешь сохранить её и преумножить, ты должен доказать, что способен слышать не только своё сердце, но и голоса своего народа.

Дальше Ньямати стала объяснять, что она является воплощением коллективного разума предков Кисивы, хранительницей их памяти и силы. Тотем – это не просто символ, это связующее звено между поколениями. Она с неуловимой улыбкой призналась и в том, что тотем был подброшен людьми, которые не доверяют Кифару, но видят в нем последнюю надежду спасти остров. Они надеются, что тотем откроет его сердце истине и поможет сделать правильный выбор, несмотря на возможные личные потери.

Она показала Кифару виденье: группу людей в тенях, их лица скрыты, но от них исходит мощная аура решительности. Это они, старейшины острова, опасаясь грядущих потрясений, выбрали рискованный путь. Они знают, что Кифару – сильный лидер, но также считают, что он слишком привязан к власти и богатству, чтобы полностью служить своему народу.

– Ты должен сделать выбор, – произнесла Ньямати последние напутственные слова. – Защитить лишь себя и свою семью или рискнуть всем ради людей, которые смотрят на тебя, как на последнюю надежду. Не забывай, что сила твоего сердца важнее силы твоего оружия.

Кифару ковырнул остывшую яичницу.

Сон оставлял множество вопросов, но одно стало ясно: его ждут важные испытания, и он должен решить, как использовать свои возможности – ради собственной выгоды или ради общего блага.

Пробуждался он, правда, с чувством странного облегчения, словно бремя, которое нёс в душе, стало легче. Но вместе с этим в его сердце поселились тревога и сомнение. Ему показалось, что дух тотема видел его насквозь, словно разоблачил не только его силу, но и слабости, которые он скрывал даже от самого себя.

Сила твоего сердца важнее силы твоего оружия…

Что она хотела этим сказать? А невидимые старейшины, боящиеся выглянуть из тени? Они предатели или пытаются таким образом направить его на верный путь? Верный путь куда, в очередную ловушку?

Поспешить за ответами к Бахати? Он ждёт. Или всё-таки посвятить в тайну своих переживаний Илинку? Она может и не разбираться в их африканских хитросплетениях, но тоже обладает определённым даром и уж точно не заинтересована обманывать его. С Бахати в этом отношении не всё так гладко. Его связь со старейшинами должна быть прочна. Да, он, Кифару фактически сделал его убабой, вместо того, которого в своё время раскусил и изгнал, но кто же до конца знает, какие мотивы движут Бахати сегодня? Старейшины вон тоже присягали Кифару в верности, дарили накидку власти, однако он ни секунды не сомневался, что во сне он видел прячущимися в тенях именно их.

Илинка будто услышала его призыв и тихо появилась на пороге кухни – босая, в короткой шёлковой рубашке, овеянная ароматами свежести. Как только ей удаётся спозаранку становиться бодрой? Хотя, она, кажется, и не ложилась…

Рабыня налила себе в бокал холодного морса из холодильника и села напротив хозяина, любуясь его задумчивым лицом.

– Не помешаю?

– Нет, я как раз думал о тебе.

– Я польщена.

– Наверное, я должен с тобой поделиться. Ты меня поймёшь лучше меня. Ты всегда понимала.

– Что-то опять произошло?

Она нагнулась над столом и поцеловала ему руку, в которой он держал вилку. Вилка вздрогнула.

– Нет, но может.

– Тогда поделись.

Вероятно, оно того стоит. Иметь две разные точки зрения на один и тот же предмет всегда полезно. Тем более что про историю с тотемом она уже в общих чертах знала.

Илинка слушала его молча, не перебивая. Когда он закончил, пересела со стула к нему на колени, обняла за шею и заглянула в глаза.

– Что ты хочешь услышать?

– Во-первых, почему дух тотема явился мне в форме женщины?

– Насколько я могу судить, женщины в вашей культуре – это как раз те, кто воспитывают и наставляют. И не спорь, мне лучше знать.

– Чего ей было от меня нужно?

– Ньямати хочет, чтобы ты понял: власть – это не сила, а забота. Ты заметил, что она тебе не угрожала?

– Словами. Угрозу я чувствую до сих пор.

– Не путай угрозу с предостережением.

– А старейшины в тенях?

– То же самое. Тени – это символ не ясной угрозы, а скрытого страха. Эти люди боятся за будущее. Если ты дашь им понять, что можешь быть для всех лидером, их страхи уйдут.

– Считаешь, я должен с ними поговорить?

– Именно поговорить. Не наказывая, как ты умеешь. Пригласи их на какую-нибудь тайную встречу. Твоя задача – заставить их открыться. Ножом или пистолетом ты этого от них не добьёшься. Покажи им, что хочешь их услышать. Им и духам. Покажи, что готов к переменам.

– Ты уверена?

– Более того, если понадобится, я готова поприсутствовать на этой встрече.

– Но ты ведь не знаешь нашего языка.

– Иногда язык слов не нужен. – Она украдкой прикусила ему мочку уха. – Можно назначить эту встречу у воды и провести обряд очищенья. Они поймут. Попросишь прощенья за ошибки…

– Но какие?!

– Какие мог совершить с их точки зрения. Дашь клятву, что будешь действовать в интересах народа, чего они от тебя и ждут, если верить Ньямати. Ритуал покажет духам, что ты услышал их. А твой народ увидит, что ты не боишься признать… ошибки.

– Ты считаешь, что стадион, гвардия, золото – это мои ошибки? Что всё это я делал для себя, а не для людей?

– Нет, я так не считаю. Но мы с тобой понятия не имеем, что думают другие. И потом не забывай – я только пытаюсь объяснить слова твоей дамочки из сновидения. По мне так ты самый лучший. – Она по-собачьи лизнула ему губы. – И говорить тебе стоит не словами, а действиями.

Кифару не сдержал улыбки, но что-то вспомнил и посерьёзнел.

– А что насчёт испытания?

– Не знаю. Оно может быть и политическим, и физическим или духовным. Главное – чтобы ты был к нему готов. В любом случае, ты должен понимать, кто твои союзники, и проверить их на веру. Ты должен укрепить гвардию. Ну и, как говориться, проводить больше времени с народом, чтобы понимать его нужды и страхи.

Взгляд её влюблённых глаз на мгновение изменился, каким бывал, когда она входила в лёгкий транс и начинала пророчествовать. Кифару, не отрываясь, смотрел на красивый рот, говоривший:

– Духи выбрали тебя не просто так. Но окончательный выбор всегда за тобой. Ты можешь сохранить свою власть через страх, но тогда потеряешь уважение. Или ты можешь стать вождём, которого потомки будут чтить и после смерти. Решай, Кифару, но помни: предки смотрят на тебя.

Кифару вспомнились детские разговоры с дедом. Тогда он думал, что дед просто учит внука правильно ловить рыбу, но сейчас он понимал, что старый Адетоканбо побуждал его чувствовать ритмы природы и жизни.

Однажды, во время особенно тёплого сезона, дед взял его на берег озера, где они каждый вечер наблюдали за всплесками воды, ожидая появления большой рыбы, которая, как говорили, могла утащить лодку, если рыбак будет недостаточно осторожен.

– Видишь эти круги, Кифару? – сказал дед, показывая на широкие, расходящиеся по водной глади кольца. – Это признак большой рыбы. Она здесь. Но она мудрая. Она знает, что сеть или крючок могут обернуться для неё гибелью. Она никогда не выйдет к лодке, пока ни убедится, что там безопасно.

Маленький Кифару, с блеском в глазах, спросил:

– Но если она такая умная, как же её поймать, дедушка?

Старик усмехнулся и погладил внука по голове:

– Не всегда нужно ловить самую большую рыбу, Кифару. Иногда важно понять, почему она не даёт себя поймать. Если ты поторопишься и бросишь сеть слишком рано, ты не только спугнёшь её, но и потеряешь все свои снасти. Но если ты будешь слишком долго ждать, то к концу дня рыба может уплыть в другое место. И ты останешься только с кругами на воде, которые будут напоминать о твоём страхе принять решение.

В тот момент Кифару подумал, что его дед слишком осторожен. Ему казалось, что если бы он был в лодке, то просто прыгнул бы за рыбой, схватил её руками и вытащил на берег.

– Я бы точно поймал её, – с гордостью сказал он.

На это дед, посмеиваясь, ответил:

– Ты, возможно, поймал бы её, но кто знает, хватило бы у тебя сил её удержать? Иногда истинная победа не в том, чтобы схватить рыбу, а в том, чтобы научиться её уважать.

Тогдашний разговор с дедом заиграл в нынешней ситуации совершенно иными красками. Люди, которые подбросили тотем – та самая большая рыба. Они умны, хитры и действуют осмотрительно. Они послали ему сигнал, проверяя реакцию. Если он ответит слишком резко, он может не только «спугнуть рыбу», но и потерять доверие своего народа. Но при этом ждать слишком долго – значит позволить неуверенности и сомнениям захватить власть. Рыба может «уплыть» к другим вождям, про существование которых он сейчас даже не догадываться, а тени за его спиной могут стать не просто угрозой.

Самое время услышать мнение Бахати.

В город он отправился один и пешком. Не хотел даже трогать велосипед. Нужно было многое обдумать перед встречей. А на это требовалось время.

Церковь оказалась закрыта. Причём снаружи, на замок.

Кифару присел на лавку возле входа и принялся терпеливо ждать. Проходившие мимо люди приветливо здоровались с ним, однако не подсаживались к нему, чтобы поговорить, и даже не останавливались. Раньше он увидел бы в этом свидетельство их почтения и был бы только рад, но сегодня их поведение наполняло его чувством одиночества. Неужели они и в самом деле перестали видеть в нём часть себя, прежнего сорванца Кифару, и при всём своём уважении к его немалым заслугам воспринимают его чужим, оторванным, живущим непонятной им жизнью непонятно где – вроде на острове, а вроде и нет?

Почему его никто об этом не предупредил? Даже отец, которого никак нельзя заподозрить в неведении. Он всегда всё узнаёт первым. На то он и глава гвардии. Если бы кто-то что-то замыслил против его сына, он бы наверняка забил тревогу, а то и сам со всем разобрался. Но нет, на дне рождения он вёл себя как обычно, не сделав ни малейшего намёка на происходящее. Разве что ему мешала отцовская слепота. Он, как и Кифару, не мог даже предположить, что кому-то происходящее не по вкусу.

Старейшины. Он пребывал в полной уверенности, что раз и навсегда разобрался с ними. Поначалу они ещё пытались совать ему палки в колёса, но он учинил им полный разгром, со скандалом и громким разоблачением их подставного убабы. Теперь, как он думал, они были годны лишь на то, чтобы заискивать перед ним и преподносить ценные дары, вроде той накидки. Или он просчитался, приняв желаемое за действительное? Но они же старики! Им давно пора отправиться на встречу с его дедом. Насколько они уже пережили его? Лет на пятнадцать? Больше? Вообще-то это и понятно: он изначально был старше их. Поэтому и был тогда, в детстве Кифару, главным на острове. Старше, старше. Почему он ухватился за это слово? Если есть кто-то «старше», значит, есть и тот, кто «младше». Они были старейшинами и при этом оставались младше него. А если предположить, что и сегодня есть старейшины, которые младше их. Нет, не может такого быть. Он бы знал. Отец бы знал. Если только…

Его отвлек лязг замка.

Среднего роста, крепкого телосложения женщина в ярком платье, подпоясанном кожаным ремешком с медными вставками, ни на кого не обращая внимания, возилась с дверью церкви. Длинные, густые волосы заплетены в десятки аккуратных косичек, украшенных деревянными бусинами и мелкими ракушками. На шоколадной коже голого левого плеча выделялась татуировка в виде стилизованного изображения баобаба. Символ устойчивости и роста. На шее – ожерелье из акульих зубов. Раз уж на то пошло – символ смелости. На другом плече и на руках заметны светлые шрамы. Трудная жизнь? Насыщенный опыт?

– Вы не знаете, где Ба… убаба? – окликнул её Кифару.

Женщина повернула к нему немного угловатое лицо, с чётко очерченными скулами и сильным подбородком. Единственное, что смягчало её строгий облик – широкий нос и чуть приподнятым кончиком. Большие миндалевидные карие глаза были наполнены сосредоточенностью, будто она внимательно изучает собеседника, прежде чем ответить.

– Убаба у себя.

Голос низкий, с хрипотцой, при этом очень уверенный, отчего каждое слово звучит так, как если бы она уже знала вопрос и продумала ответ заранее.

– А замок? – Кифару не мог скрыть изумления.

– Убаба у себя, – повторила она без ожидаемой в подобных случаях улыбки.

Не старая, можно сказать даже молодая, но зачем такая серьёзность? И почему она его не узнаёт? Или просто делает вид?

– Я вас раньше здесь не видел. Как вас зовут?

– Мауна. – Она вынула замок из петель и отодвинула засов. – Вы правы, я в Катикати недавно. С тех пор, как вышла замуж за Тумбу.

Тумба? Ему должно что-то говорить это имя? Хотя, да, отец, кажется, упоминал его, когда рассказывал про воина, который наёмником прослужил несколько лет то ли в Кении, то ли ещё дальше, был ранен, ушёл в отставку, вернулся и поступил на службу в гвардию благодаря своему боевому опыту. Отец признавался, что увидел в нём отличного стратега.

– Заходить будете?

Она открыла дверь и жестом пригласила Кифару внутрь. Интересно, она понимает, кто перед ней? Странная особа.

Он вошёл в обычную полутьму церкви.

– Убаба, у тебя гости, – громко окликнула пустоту Мауна, заходя следом и прикрывая дверь.

– Я даже догадываюсь, кто это может быть, – ответила пустота голосом Бахати. – Уже иду.

Убаба вышел из кельи и по обыкновению протянул Кифару руку.

– Вижу, что результаты есть, – вместо приветствия сказал он. – Ну, рассказывай. Мауна, не угостишь нас чайком? У тебя это лучше всех получается.

– А я думал, что тебя нет, – начал Кифару, следя краем глаза за женщиной, занявшейся старенькой печкой. – Даже стучать не стал, раз замок снаружи. Ты тут всегда теперь так остаёшься?

– А что такого?

– Смело. Вдруг пожар?

– Пожары вдруг не происходят.

– Ну, это как сказать.

– Не важно. Давай лучше поговорим о деле. Какие новости? Тотем ответил?

– Ответил.

Кифару замялся.

– Можешь говорить при ней, как при мне, – понял его замешательство Бахати. – Мауна человек надёжный и не болтливый.

– Что она тут делает? – спросил Кифару, понизив голос.

– Чай готовлю, – эхом отозвалась женщина, не таясь и не скрывая, что всё слышит.

– Мауна, ты ведь знаешь, кто такой Кифару?

– Да, мы уже познакомились.

– Кифару, это Мауна.

– Очень приятно. А если поподробнее? – Раз его не стеснялись, он тоже решил не стесняться. – Как я понял, она замужем. Не помню, чтобы раньше замужние женщины заходили в церковь. И готовили убабе чай.

Мауна промолчала, а Бахати рассмеялся.

– С каких это пор тот Кифару, которого я знаю, живёт по традициям предков? Но ты прав – времена меняются. И меняют нас. – Он тоже понизил голос, в шутку. – Мауна была избрана.

– Избрана? Кем?

– А кто, подумай, имеет право находиться в церкви вместе с убабой да ещё чаи с ним распивать?

– Старейшины.

– Ну, вот и ответ на твой вопрос!

– Мауна – старейшина?!

– Как и её муж, Тумба.

Кифару не любил, когда посторонние видели, что он сбит с толку. Но что есть, того уже не отнять или, как говорили на Кисиве, что пустило корень, того уже не вырвать. Хотя, при желании, конечно, можно.

– А почему я ничего про это не знаю?

– Теперь знаешь.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я ждал не такого ответа?

– Не спеши закипать, друг мой, – миролюбиво поднял ладонь Бахати. На ладони был вытатуирован круг, разделённый на четыре сектора. – Для этого есть чайник. Сперва послушай меня.

Говорил он спокойно, уверенно, не оправдываясь и не угрожая. Кифару стало почти неловко за свою порывистость. Он кивнул.

– Природа учит нас балансу, – подхватил Бахати. – Старое не может преобладать в новом, как и новое – в старом. Это приводит к потере гармонии и скорой гибели. Я говорю о Кисиве. Раньше, когда ещё был жив твой дед, баланс поддерживали старейшины. Твоего деда не стало, старейшины отступили от его заповедей, ты и твои люди обрели силу, влили в Кисиву новую кровь, те старейшины не разобрались, оказали сопротивление и были отодвинуты.

– Вообще-то я в курсе…

– Но ты не в курсе, что как мы все живём на этом острове, так и остров живёт во всех нас. Когда мы не можем принять решения, он принимает решение за нас. Устами предков, устами духов, устами символов. Кстати, сейчас самое время обсудить, как прошла твоя встреча с духом тотема. Расскажешь?

Как ни хотелось Кифару дослушать друга, чтобы понять, к чему тот клонит, он покосился на Мауну, которая наверняка восприняла бы его замешательство как слабость, и, больше не раздумывая, рассказал свой сон.

– Вот видишь, всё сходится, – вздохнул Бахати, когда он закончил.

– Что именно?

– Предки обезпокоены твоими действиями. Ньямати – выразитель их гнева.

– Гнева? Чем же я, по-твоему, провинился?

– Речь не обо мне. Ты сам всё видел и слышал. Ньямати не явилась бы просто так. Она не говорит с каждым. Духи выходят из тумана только тогда, когда их терпение на исходе. Ты ведь наверняка задумался о том, почему дух принял форму женщины.

– Задумался.

– Мауна, о чём говорит женское начало?

Мауна, не принимавшая участия в их беседе и почти забытая Кифару, отозвалась из дальнего угла помещения:

– О гармонии.

– Вот именно! Я назвал это «балансом», но можно сказать и так. Женский облик твоего духа указывает на необходимость вернуться к изначальной гармонии. Ты знаешь, что это такое? – Поскольку Кифару промолчал, Бахати охотно продолжил: – Твой дед знал, что Мвангано Вакале10 – это то, что глубоко укоренено в мировоззрении Кисивы и отражает наше понимание мира как сложной системы, где всё взаимосвязано и должно находиться в состоянии равновесия. Изначальная гармония – это не только мир между людьми, но и их связь с землёй, водой, небом и духами предков. – Он снова поднял ладонь и показал разделённый на четыре равные доли круг. – Вот изначальная гармония, Кифару. В ней время – не линия, а цикл. То, что происходит сегодня, является отражением прошлого и влияет на будущее. Поэтому важно уважать традиции, чтобы сохранить гармонию в следующем витке. В центре ты видишь солнце как источник жизни. Четыре его луча делят изначальную гармонию на четыре стихии – землю, воду, воздух и духов.

– Мне кажется, ты сейчас должен сказать, что я эту гармонию чем-то нарушил, так?

– А ты считаешь, что нет?

– Например.

– Примеров, к сожалению, много.

– Дай догадаюсь. Наверное, я виноват в том, что первым построил себе дом, лучше и выше, чем у соседей. Угадал?

Бахати кивнул.

– Но я дал народу Кисивы, тебе, Мауне, всем средства строить такие же дома. Я нашёл золото, кстати, в нашей же земле, но не взял его, а превратил в деньги и раздал людям. Разве я ни восстановил равновесие?

– Отчасти – да. Но, восстановив его в одном месте, ты нарушил его в другом. Золото, которое ты вынул из земли, принадлежало ей. Наделив им людей, ты обделил им землю.

– Бахати, послушай…

– Кисива обладала изначальным балансом территории. Ты его снова нарушил, когда решил остров увеличить. Не спеши оправдываться, поскольку я ни в чём тебя не обвиняю. Ты на всё это имел право. Ты просто не знал, что своими действиями уничтожаешь гармонию.

– Хочешь сказать, что развитие – это всегда плохо, а лучше всё оставить, как есть и ничего никогда не трогать?

– Это ты говоришь, не я. Я говорю о равновесии. Канатоходец не стоит на одном месте. Он идёт по верёвке, натянутой над пропастью, но, чтобы не сорваться, постоянно удерживает баланс. Если на один конец его шеста поместить мужчину, а на другой – двух женщин, женщины перевесят, и баланс нарушится.

– Если ты против многожёнства, так и скажи.

– Я не против. Я лишь указываю на то, что не видно тебе, но видно со стороны и приводит к потере равновесия. Когда ты уничтожил прежний совет старейшин, предложив взамен их бездействию и коррумпированности финансовые выгоды, ты на какое-то время гармонию восстановил. Но потом маятник снова стал отклоняться. Поэтому тотем – это не подарок и не угроза, а скорее вызов, брошенный всей нашей общине. Это не попытка подорвать твою власть, а проверка, готов ли вождь быть вождём, которого будут уважать не только из страха, но и из доверия. Ньямати ведь сама тебе сказала: «сила твоего сердца важнее силы оружия». То есть власть не должна опираться только на страх и силу, но также на связь с народом и умение слышать голоса тех, кто слабее. Предки не просто так посылают сны, Кифару. Они хотят видеть в тебе человека, который не только ведёт за собой, но и чтит их волю. Если ты хочешь сохранить их благословение, ты должен действовать решительно, но мудро. Сначала заручись поддержкой предков, а затем – поддержкой народа.

Сказать, что слова Бахати удивили Кифару, не сказать ничего. Если бы его не подготовила к ним расшифровка сна Илинкой, он бы сейчас не сидел так смирно, раздумывая над услышанным и попивая действительно вкусный чай. Он бы обвинил Бахати в предательстве, в пособничестве его новым врагам, которые в самое неподходящее время подбросили ему тотем и спровоцировали всю эту кашу в голове. А раз это дело рук старейшин, значит, тут замешена и Мауна с её раненым мужем-стратегом.

Илинка, если он правильно помнит, предложила мягкий, примиряющий путь: возможно, те, кто стоят за тотемом, не враги, а люди, которые хотят направить его. Но в доверии заключено немало риска. В юности он не один раз обжёгся, доверяя не тем.

– Мауна.

– Да, Кифару.

Она снова была готова к тому, что он её окликнет.

– Как ты стала старейшиной? Явно ведь не по возрасту.

– По поступкам, – ответил за женщину Бахати.

– Неужто она настолько скромна, что не может сама про них рассказать?

– Когда мне не было двенадцати лет, – заговорила Мауна, спокойно, но твёрдо, глядя на Кифару, – в нашей деревне произошёл спор между двумя рыбаками. Один из них утверждал, что сеть, которой он ловил рыбу, принадлежит его семье с незапамятных времён. Другой настаивал, что нашёл её у берега, куда она была выброшена водой. Оба были уважаемыми людьми, и их ссора могла разделить всю деревню. Я почувствовала, что мне нельзя оставаться в стороне. Я пошла к обоим, выслушала их истории, а затем позвала свидетелей – тех, кто мог видеть, как сеть была потеряна и найдена. Но настоящую правду мне открыл старый узел на сети. Он был завязан так, как делал это только отец первого рыбака. Тогда я сказала: «Сеть говорит правду. Но вместо того чтобы спорить, почему бы вам ни поделить улов пополам?». С тех пор они начали рыбачить вместе, и их дружба стала крепче, чем когда-либо.

Кифару улыбнулся. История прозвучала наивно, но искренне.

– Ещё я помню, как однажды, когда была подростком, в нашу деревню пришёл странник. Его лицо было скрыто под грязной тканью, он едва говорил и выглядел пугающе. Люди шептались, что он проклят, что его нельзя впускать. Некоторые предлагали прогнать его силой, боясь, что он принесёт беду. Но я остановила их. Я подошла к нему, не обращая внимания на страх, который витал вокруг. Его глаза говорили больше, чем слова: он был голоден, измождён, но не опасен. Я сказала: «Ты выглядишь уставшим. Что привело тебя сюда?». Мужчина долго молчал, прежде чем ответить. «Я из Уганды. Там началась война. Моя семья погибла, а меня отправили в лагерь, где я был всего лишь рабом. Я сбежал, спрятавшись на пароме, который шёл на ваш остров. Я никому не причиню вреда. Я просто хочу найти место, где смогу снова стать человеком». Я сказала людям: «Если он пришёл за помощью, духи накажут нас за то, что мы отвернёмся от него». Мы накормили его, дали воду и место для отдыха. Вскоре он вызвался помогать с рыболовными сетями и починкой лодок. Люди начали уважать его за трудолюбие и спокойный характер. Когда он уходил, то сказал мне: «Вы дали мне не только еду, но и возможность почувствовать себя живым. Вы дали мне веру в людей. Я этого не забуду». Тогда я поняла, что страх часто рождается из незнания. Но вместо того чтобы бояться, нужно смотреть в корень проблемы. Понять – и только тогда принимать решение.