Африканский тиран. Биография Носорога. Продолжение

Пока Бахати вещал, глядя себе под ноги, все внимательно его слушали, не перебивая и не разговаривая. Когда он закончил и поднял глаза, за приоткрытой дверью церкви грянул раскат грома. Снова ливанул дождь.

– Я, кажется, понял, – сказал Кифару, ни к кому не обращаясь. – Нам не нужно спешить. Эта штуковина могла появиться с дурными намерениями, но она же может принести пользу.

– Какую? – в отчаянии заломил руки Фураха.

– Пока не знаю. Но думаю, что Бахати не один умеет чувствовать духов. Этот, скорее всего, хочет со мной поговорить. Я дам ему такую возможность, а потом решу его судьбу. Как сделать так, чтобы он мне приснился?

– Надежнее всего, – ответил Бахати, – оставить тотем на ночь в спальне.

– Нет! – воскликнула Узури.

– Можешь взять его и поставить вместе с моим покрывалом. Оно предохранит тебя и твоих домочадцев, но не помешает, если дух решит заявиться к тебе во сне, как Кибоке. На всякий случай, на полу, где будет стоять тотем, насыпь вокруг него песка, а лучше —мелко-мелко молотых ракушек. И наоборот, чтобы дух наверняка с тобой заговорил, поставь в тот же круг свечу, а вторую – у себя в изголовье.

– Я правильно понимаю, что спать мне при этом лучше одному?

– Предпочтительно, – хмуро кивнул Бахати.

Кифару подумал, что в любом случае стоит показать тотем Илинке. Она наверняка что-нибудь добавит к словам убабы. Да и от Султаны с Самирой прятать его не стоит. Они не трусихи, как Узури, и тоже могут что-нибудь вразумительное сказать или подсказать.

Попрощавшись с Бахати и оставив ему деньги «на молитвы», Кифару довёз брата с женой до своего прежнего дома и, не задерживаясь, отправился в обратный путь.

– Что это вы вдруг решили под дождём кататься? – поинтересовался водитель, один из нового пополнения гвардейцев, которых специально отправляли в Кению сдавать на настоящие права.

– Да вот, дома засиделся, – неопределённо ответил Кифару, погружённый в собственные мысли.

Парень хохотнул, принимая сказанное за шутку. Ведь все знали, что его нынешний пассажир умеет появляться в разных точках острова в самый неожиданный момент. Уж он точно дома не сидит.

– Ну, в таком доме не грех. Мой старший брат называет его «новым символом Кисивы», – гордо добавил водитель.

– А что было «старым»? – неохотно поддержал разговор Кифару.

– Ясное дело – носорог!

– Тебя как зовут?

– Усукани.

– Ты отсюда, из Катикати?

– Не, из Таму.

– Зэму знаешь?

– Зэму, жену Мдого? Кто ж её не знает!

– Этот Мдого – младший сын Эмеки, который крокодилов разводит?

– Он самый.

– Как она? Мы с ней раньше вместе учились.

– Правда?! Отлично поживает, по-моему.

– У неё ведь, кажется, сын…

– Два сына. Второй недавно родился. Назвала его Кифару, в честь вас.

– Забавно. А твои родители чем занимаются?

– Отец тоже в гвардии. Мать сладости делает.

– Таму этим славится. Одни запахи чего стоят! Про вкус я и не говорю. А сам служишь давно?

– Вообще-то сегодня у меня первое настоящее задание.

– Да ты что! И как?

– Нравится. Кто бы мог подумать, что мне доведётся вас катать и с вами разговаривать! Мать, наверное, не поверит.

– Ну, не велика честь. Братья?

– Не, один я.

– Понятно. Друзей много?

– Есть несколько. А что?

– Да так, хотел просто поинтересоваться, что вы со сверстниками насчёт нынешней жизни на Кисиве думаете.

– А тут и думать нечего – отличная жизнь. Всё есть, все сыты, все при деле. Враги не суются. Даже крокодилов нет, разве что у Эмеки на ферме.

Усукани улыбался, не отрывая глаз от размытой дороги.

– Сам-то не женат?

– Я-то? Не, рановато.

– А сколько тебе?

– Семнадцать.

– Думал, старше.

– Да, многим так почему-то кажется. Есть у меня пара девочек на примете, но пока времени нет.

– Пара?

– Ну, да. Почему бы и не пара? Мы с ребятами посчитали, что если каждый из нас по две жены возьмёт, в смысле, как вы, то ещё свободные девчонки останутся. Их больше почему-то рождается.

– У меня одна дочка и два сына.

– То у вас. У вас вон и замок есть. А у нас в Таму дамочек всегда было больше.

– Наверное, их на сладкое тянет.

Усукани согласно хохотнул.

– А можно вас тоже кое о чём спросить?

– Спрашивай.

– Я насчёт… что это мы такое туда-сюда на крыше возим? Не подумайте, я не любопытный, просто вы так долго в канисе просидели… Штука, как я понимаю, важная и тяжёлая, но при этом вряд ли дорогая.

– Почему?

– Дорогую вы бы не оставили под дождём мокнуть.

– Верно. – Кифару думал. – Ничего особенного. Подарок от друзей. Божок деревянный.

– Божок? Здорово! Мне они тоже нравятся.

Кифару снова покосился на юного водителя. На Кисиве, насколько он знал, никто резьбой по дереву раньше не промышлял, кроме как где-то на северо-западе, в одной укромной деревеньке. Лодку сладить – это завсегда, но возиться с деревяшками для красоты… Деревянные фигурки можно было купить на рынке, но их, если он не ошибается, завозили с большой земли.

– А где ты их видел?

– Ну так я же вам про Мдого, мужа Зэмы говорил. Постойте, или не говорил? Он этим у нас в Таму и занимается. Вот уже несколько лет, как сам режет.

– И красит?

– И красит, если надо. Странно, что вы не знали.

– Интересно. Я просто никогда этим делом не интересовался. И что, он у нас на острове один такой?

– Других не знаю. А он хорошо делает, красиво. Говорит, в интернете научился.

– В интернете? Интересно. И для кого он их делает?

– Ну, – посерьёзнел Усукани, – во-первых, на продажу. Идут, рассказывал, хорошо. Особенно фигурки наших футболистов. Очень похожими, кстати, получаются. А во-вторых в Таму у нас тоже ведь своя каниса есть. Её не так давно построили, вот Мдого и вызывался её украсить. Вы бы как-нибудь заехали, полюбопытствовали, оно того стоит.

– Непременно загляну. Благодарю за рассказ. Вот мы и добрались, кажется.

Джип миновал распахнутые створы внешних ворот и остановился перед внутренними. Вышли, сняли потяжелевший от дождя свёрток с багажника.

– Давайте я вам помогу его в дом занести, – вызвался Усукани.

– Не нужно. Ты свободен.

– Мне не трудно. Что вы один корячиться будете?

– Мне тоже нетрудно. А иначе придётся тебя потом убить.

Усукани решил, что это очередная шутка, и рассмеялся. Однако больше напрашиваться не стал.

Кифару умело взвалил тотем на плечо, нашёл центр тяжести и, не оглядываясь, побрёл домой общаться с духом.

Боги и духи

– Я всё сделал, как ты сказал, но никто ко мне во сне вот уже две ночи не является.

Они снова сидели в церкви напротив друг друга, на сей раз вдвоём. Тотем тоже остался в замке. Пили крепкий кенийский чай с имбирём из маленьких стеклянных чашек, ставших недавно популярными на острове.

– Ты спешишь с выводами, – вздохнул Бахати. Он смотрел на Кифару внимательно, будто старался что-то прочитать в его взгляде. – Дай ему ещё три ночи. Он мог пока просто не привыкнуть к твоему дому.

– Я тут подумал… Слушай, может, это всё небезопасно? В смысле, может, кто-то решил меня, ну, ты сам знаешь, типа сглазить, а я, вместо того, чтобы сопротивляться, пускаю его к себе в голову.

– Кто тебе это сказал?

Кифару вспомнил разговор с Илинкой, единственной, кому он по секрету показал тотем. Тотем ей сильно не понравился. Она почувствовала в нём затаённую силу и посоветовала не шутить, а поскорее избавиться от «проклятой деревяшки».

– Никто.

– Странно. Раньше ты бы на такие вещи даже внимания не обратил. Или я неправ?

– В смысле?

– Мне кажется, ты всегда считал себя выше религии, обрядов и прочих, как ты ещё в школе выражался, «суеверий».

– Было дело. Но времена меняются. Мало ли с чем нам приходится сталкиваться по жизни. Теперь я думаю, что всякие боги и духи – её часть…

– Правильно думаешь.

– … и мне этих знаний не хватает.

– Но ты хотя бы помнишь, что рассказывала на уроках Вереву?

– О, когда это было! Я тогда только о девчонках думал.

– А сейчас!

– А сейчас мне нужно о моих девчонках заботиться. Послушай, я к тебе не как к убабе, а как к другу пришёл.

– Я понимаю. Но ты не сам пришёл. Тебя Шейкара прислал.

– Шейкара? – Кифару осёкся. Имя показалось ему знакомым, как кажутся знакомыми слова песни, которую слышишь впервые. – Ты это про кого?

– Владыка Тени. Один из наших богов, из тех, что с нами постоянно. – Бахати допил чай и поставил пустую чашку на ладонь, будто зачем-то показывая собеседнику. – Погоди, ты что, и вправду ничего не знаешь?

– А что я должен знать?

– Но ведь у тебя теперь нгози, символ власти, которую, если не ошибаюсь, подарили тебе старейшины. Она ко многому обязывает своего хозяина.

– К чему, например?

– Хотя бы к тому, что должен знать и помнить любой житель Кисивы.

– Про богов?

– И про богов, и про то, зачем мы тут вообще?

– Ты знаешь?

– Конечно. Я – убаба.

– Убаба, расскажи.

– Хорошо. Что именно?

– Зачем мы живём?

– Люди рождаются, – тихо заговорил Бахати, продолжая разглядывать чашку, – чтобы стать частью великого замысла и поддерживать гармонию мира. Каждый человек имеет своё предназначение, и жизнь даётся ему как возможность познать мудрость богов, обрести внутреннюю силу и передать этот опыт следующим поколениям. – Он перевёл взгляд с чашки на Кифару, который молча ждал продолжения: – Существует шесть основных целей рождения человека. Уважение к природе и её законам – первая. Люди рождаются, чтобы жить в согласии с природой, ведь она – дар богов. Они обязаны заботиться о земле, воде и всех её обитателях, так как это поддерживает равновесие в мире. Вторая – ради развития через испытания. Шейкара, Владыка Тени, напоминает, что трудности в жизни – это не наказание, а путь. Люди рождаются, чтобы преодолевать преграды, извлекать уроки из ошибок и становиться мудрее. Третья цель – служение общине. Каждый человек – часть большего целого. Его жизнь имеет смысл, когда он вносит вклад в благополучие своей семьи, деревни и всего острова. Общинная жизнь укрепляет связь между людьми и богами. Дальше?

Кифару кивнул.

– Следующая цель – продолжение традиций. Люди появляются на свет, чтобы сохранять и передавать мудрость предков. Это отражается в ритуалах, историях и песнях, которые соединяют поколения. Пятая цель – выражение благодарности богам. Рождение – это благословение, и жизнь даётся, чтобы люди могли почитать богов, выражать благодарность за их дары и поддерживать с ними связь через молитвы, ритуалы и праздники. Ты давно молился, Кифару?

– Никогда – это давно?

Бахати с задумчивой улыбкой продолжал:

– Наконец, последняя цель – поиск баланса между светом и тьмой. Каждому человеку дарована возможность познать как светлые, так и тёмные стороны своей души. Это помогает ему понять свою природу, преодолеть слабости и обрести внутренний мир. Таким образом, мы верим, что рождение – это начало пути к духовному и жизненному совершенству, а сама жизнь – это дар и испытание, которое нужно пройти с честью.

– Сплошное испытание, – согласился Кифару.

Бахати снова наполнил чашки чаем. Имбирь легонько щипал язык и бодрил.

– А как всё это вписывается в систему мира, убаба?

Он умышленно не назвал друга по имени, чтобы не рассеивать ощущения таинственности и важности. Сейчас ему действительно хотелось во многом разобраться, во многом, что он по той или иной причине раньше упускал из виду.

– Давай я тебе лучше сперва напомню, как наш мир был создан, – предложил Бахати.

– Напомни.

– Давным-давно, когда не существовало ни земли, ни воды, всё представляло собой безкрайний туман. В этом тумане плавала одна-единственная звезда, которую звали Мзиму. Она была наполнена древней мудростью, но её свет терялся в густой пелене, и она чувствовала себя одинокой. Мзиму захотела создать мир, чтобы её свет мог дарить жизнь. Она глубоко вдохнула и выдохнула туман, превратив его в безкрайние воды. Так появилась Ньянза, богиня воды и жизни. Ньянза стала первой дочерью Мзиму и обняла её свет, наполнив воды сиянием. Но воды метались безпокойно, и Ньянза попросила Мзиму создать того, кто сможет их унять. Тогда Мзиму вдохнула ещё раз и выдохнула ветер, сотворив Бахари. Он начал дуть над водами, направляя их движения. Бахари, гуляя над водой, захотел увидеть землю. Тогда Мзиму собрала свет своей звезды в одну точку и бросила его в воды Ньянзы. Свет вспыхнул, и появилась земля – первый остров, Кисива.

Бахати заметил на губах Кифару улыбку, но продолжал:

– Остров стал домом для новой силы, ведь на нём выросла зелень, а реки и озёра наполнились жизнью. Это была заслуга третьего бога, Джаали, бога плодородия, созданного Мзиму, чтобы оживить землю.

– Реки и озёра, ты уверен?

– Нет, но это не мои слова.

Кифару вспомнил, как давным-давно они с братом нашли на Кисиве золото, а там, где они его нашли, были в основном овраги и низменности, что и в самом деле могло свидетельствовать о пересохших руслах рек. Хотя бы одной.

– Но этот мир, полный красоты, не был совершенен. Люди, созданные из глины и воды, стали ленивыми и забыли уважение к богам. Тогда, из глубин самой тьмы, Мзиму выдохнула своего строгого сына – Шейкара, Владыку Тени. Шейкара пришёл на Кисиву, чтобы наказывать за гордыню и невежество. Он разрушал, чтобы жители острова могли учиться. Его наказания были суровы: потери, засухи, болезни. Но через испытания люди становились сильнее, мудрее и осознавали свою связь с богами. Теперь жители Кисивы чтят каждого бога. Они молятся Ньянзе за жизнь, Бахари – за путь, Джаали – за плодородие, Кифару – за защиту, а Шейкару – за уроки, которые помогают им стать лучше. Так мир обрёл своё равновесие, а Кисива стала сердцем всего сущего, окружённая водой, ветрами и тайной тени Шейкара, который всегда напоминал, что без тьмы невозможно увидеть свет.

– Как ты сказал? – встрепенулся Кифару.

– В каком месте?

– Ты сказал «Кифару – за защиту». Это как прикажешь понимать?

Бахати выглядел озадаченным.

– Я думал, уж эту часть ты точно знаешь. Ведь тебя в его честь назвали.

– Меня назвали в честь той штуковины, на которую, как выясняется, так любят натыкаться женщины. Отец её заметил, когда я только-только родился. Точнее, не её, а её размер, – добавил он не без затаённой гордости, которая сейчас впервые показалась ему самому наивной и смешной. – Я ошибался?

– Тебе решать. – И Бахати продолжал, снова переходя на почти напев: – Кисива, наполненная жизнью, осталась уязвимой перед внешними опасностями. Тогда Мзиму решила создать защитника. Она вдохнула туман в землю острова, и из неё появился Кифару, бог силы и защиты, олицетворяющий мощь и стойкость. Кифару был создан в образе носорога, его рог стал символом непоколебимой воли, а его шаги отгоняли врагов острова. Кифару сразу же начал оберегать Кисиву от любых угроз. Его громкий рёв был слышен за пределами острова, и даже самые смелые хищники боялись приблизиться. Но не только сила была даром Кифару. Он также научил жителей Кисивы защищать себя, быть смелыми и стойкими. Испытания, которые он устраивал для молодёжи, стали важным ритуалом и помогали воспитывать храбрость. Со временем жители Кисивы научились уважать не только силу, но и уроки, которые шли с ней. Благодаря Кифару они поняли, что настоящая защита заключается в единстве общины и умении постоять за себя.

– И мой отец эту легенду знал?

– Спроси его.

– Но в школе мы её точно не слышали. Я бы заметил. Странно. – За сомнением промелькнула догадка. – Послушай, а ты не мог её сам случайно придумать?

Бахати рассеяно посмотрел на собеседника, точнее, сквозь него, куда-то в одному ему видимую даль.

– За те деньги, что ты мне по доброте душевной отвалил в прошлый раз, мог.

Кифару одним глотком допил чай. Чай успел остыть.

– Мудрые мысли, я считаю, не должны теряться в суете. Если бы рассказ о богах, о сотворении нашего острова и о многом другом были у меня в детстве в виде книжки, я бы точно всё знал и помнил. Нужно такую книжку написать и издать, Бахати. Сможешь?

– Написать – да, издать – нет.

– Я найду, кто её издаст в лучшем виде. Напиши.

– Хорошо. Про каждого из богов – отдельную главу. Чтобы читающие прочувствовали их важность. Ведь это будет соответствовать и третьей, и четвёрной и пятой цели жизни, не так ли? Если этого не рассказывала нам Вереву, это ещё не значит, что этого не знали наши предки.

– Слишком много «этого», – буркнул себе под нос Бахати.

– Что?

– Ты явно не писатель.

– Мне и не надо им быть. Я защитник. Меня создала Мзиму, сам же говорил. А ты сочи… писать умеешь, у тебя красиво и интересно получается. Вот и давай. Нужно возрождать утерянные знания. Людям новые старые традиции ой как важны. Ты уже придумал название книги?

Бахати встал с циновки, на которой они сидели, и молча удалился к себе в келью, куда имел право заходить только он, убаба. Кифару остался терпеливо ждать.

Вернулся Бахати с толстой тетрадкой. На мятой синей обложке было кривоватым почерком выведено белым фломастером «Укумби», а строчкой ниже, «Ингубе». Первое на суахили означало «зал», второе – на сива-улими, языке Кисивы – «покров».

– Я уже давно это пишу… записываю, – пояснил Бахати, торжественно вручая Кифару тетрадь. – Ещё годик, и можно будет издавать.

– Годик? А быстрее не получится?

– Наверное, получится.

– Постарайся. Дело хорошее. Полезное. Почему «зал»?

– А, ты про название! Смотри. «Укумби» ведь на суахили не только «зал», но и «пространство для собрания», так что в контексте священной книги оно может символизировать место, где собраны все знания, истории и мудрость богов. «Укумби» станет символом духовного собрания, объединяющего жителей Кисивы в вере и традициях.

– Допустим. Мне нравится. А «Ингубе»?

– Это слово наше, исконное. Его можно тоже символически понять двояко: и как «покров», и как «священная защита». Оно, по-моему, неплохо отражает идею книги как хранилища знаний и мудрости, защищающего традиции и связь с богами. «Ингубе» также может ассоциироваться с чем-то, что обволакивает, как мантия, объединяющая всех жителей под покровительством веры.

– Ёмко, уникально и глубоко связано с духом Кисивы, – не без ноток торжественности подвёл итог Кифару. – Так и порешим. Пиши. Чем больше я думаю, тем отчётливее понимаю, что эта книга нам обязательно пригодится. Удивляюсь, почему никто не сочи… записал её раньше. Ты будешь первым убабой, которому это удалось.

Бахати просиял, но и промолчал.

Кифару напомнил причину своего приезда:

– Ну так как, меня кто-то решил силами того же Шейкара сглазить? Может, всё-таки лучше ту деревяшку выбросить, а не дома держать?

– Если дух живёт в тотеме, а мы определили, что живёт, то как ты думаешь, куда он денется, если ты его жильё разрушишь?

– А тотем – это разве не дух?

– А твой замок – это ты?

– Ладно. Понял. Так что же мне делать? Может, есть какое-нибудь зелье, чтобы этого духа привлечь, ну, во сне?

– Есть, конечно.

– Дай, я попробую.

– Оно тебя ослабит. Это опасно. Либо рядом с тобой всю ночь должен сидеть твой сторож.

– Кто?

– Доверенный человек, который будет видеть и понимать, что с тобой происходит, и не даст тебя в обиду.

Бахати явно намекал на себя. Кифару не стал эту мысль продолжать, чтобы собеседник не почувствовал скептицизма.

– Есть у меня такой человек, проверенный. Неси своё зелье. Ничего страшного со мной не произойдёт. Сколько я тебе должен? – спросил он, когда убаба вернулся с глиняным пузырьком.

– Если твоим сторожем буду я – нисколько.

– Ты занятой человек, дружище. Зачем мне тебя от дел отрывать? К тому же, сторож, которого я имею в виду, и так со мной каждую ночь проводит.

– Если ты про женщин, то они…

– Не переживай. Я знаю, что делаю. С твоей помощью. Так сколько?

Бахати неохотно называл цену. Кифару положил на циновку деньги и взял пузырёк.

– Как пить?

– Вместо ужина.

– Ясно. Ладно, я поеду, пожалуй. Рад был тебя видеть. Ты мне много важного сказал. Интересные у нас с тобой планы получились. Надеюсь, что теперь сработает, и я скоро приеду снова – поделиться результатами. Кстати, тебе тут одному не скучно?

– Привык. Да и ты – не единственный мой посетитель.

– Не удивлюсь, если выяснится, что у тебя и дети есть, – рассмеялся Кифару.

Бахати только головой покачал.

На прощанье они тепло обнялись, совсем как в детстве, после игры, когда надо было бежать домой.

Сон и круги на воде

Зелье сработало.

Утром Кифару проснулся, но долго не открывал глаза, удивлённый тому, что отчётливо помнит весь сон, от начала до конца. Обычно от снов у него оставались разрозненные картинки и ощущения.

Рядом лежала Илинка, его сторож, которую он предпочёл Бахати. Бахати, возможно, сильнее, но уж больно Кифару не хотелось пускать его к себе в дом, особенно в спальню. И особенно потому, что Бахати, напротив, очень этого хотел, так хотел, что не смог скрыть.

– Получилось? – спросила она, почувствовав, что он шевелится.

– Кажется, да.

Он открыл глаза.

Они с Илинкой были вдвоём. Никто не знал, как подействует зелье, поэтому Султана решила на всякий случай ночевать с детьми у себя в спальне. Самира так и вовсе с вечера осталась на стадионе, поскольку сегодня утром её предстояло решать много важных организационных вопросов. Фелисию она по такому случаю тоже захватила с собой.

– Как я спал?

– Как убитый. Теперь моя очередь.

– А ты что ж, даже не вздремнула?

Он поласкал ладонью её по-прежнему твёрдые груди, на которых, похоже, не отражались ни возраст, ни материнство. Илинка закинула руки за голову и сладко потянулась.

– Я не имела права. Я же охраняла твой сон.

Кифару хотел полюбить её, прямо здесь и сейчас, однако сдержался. Ему подумалось, что подобная трата энергии может сказаться на памяти, и он что-нибудь важное из своего сна наверняка позабудет. Он только поцеловал девушку в голый живот, накрыл одеялом и встал.

После вчерашнего дождя утро показалось ему прохладным.

Пустая кухня встретила его тихим урчанием холодильника. Кифару на скорую руку приготовил себе завтрак из трёх яиц со свежими овощами и сыром, сел к столу и призадумался. Он должен был поделиться своим сном с Бахати, но не знал, стоило ли рассказывать всё или сделать купюры.

Во сне Кифару оказался на вершине какого-то очень древнего, как ему показалось, плато, где возвышался тот самый тотем, что сейчас стоял в круге из песка и с погасшей свечкой у него в комнате. Вокруг был туман, воздух наполнен ароматами жасмина и специй.

С неба спустилось мягкое золотое сияние и осветило дух, который как раз выходил из тотема. Точнее, выходила, поскольку дух сгустился и принял форму женщины, женщины соблазнительной, чей вид одновременно восхищал, завораживал и внушал трепет. Кифару запомнилось предчувствие опасности.

Её одеяние было почти прозрачным, сотканным из тончайших капель воды и серебряных нитей. Оно обтекало тело, подчеркивая изгибы, но сохраняя таинственность. На шее – ожерелье из драгоценных камней, каждый из которых будто пульсировал светом.

Шаги её были неслышны, но даже самое лёгкое движение оставляло ощущение энергии, словно земля у неё под ногами дышала.

Её кожа была темна, с мягким, бархатистым оттенком, словно пропитана светом луны, отражённым на водной глади. Она сияла тонким перламутровым блеском, что подчёркивало неземное происхождение.

Глаза. Глаза были бездонными озёрами, сияющими глубоким янтарным светом. Их взгляд одновременно обжигал и нежил, будто она была способна увидеть все тайны души Кифару. Когда она смотрела на него, глаза её словно переливались волнами. Он до сих пор отчётливо чувствовал одновременно восторг и безпокойство.

Волосы густые и длинные, как тропическая ночь, с вплетёнными золотыми нитями и мелкими украшениями из раковин подчёркивали её связь с водой и духами. Они слегка колыхались, хотя никакого ветра не было, будто жили собственной жизнью.

Когда женщина заговорила, её голос прозвучал как смесь нежного шёпота и далёкого эха. Слова её проникали в самое сердце, вызывая у Кифару непреодолимое желание слушать её безконечно.

Говорила она так, словно знает о нём все: его страхи, сомнения и желания. Она не осуждала его, но её слова были полны скрытого вызова. Она играла на его слабостях, пробуждая в нём и гордость, и уязвимость.

Пока они говорили, она слегка касалась то его плеча, то руки, и прикосновения её, лёгкие, как дуновение ветра, оставляли ощущение жара.

Она то приближалась к нему, то отходила, отчего у него создавалось странное впечатление, будто она близка и всё же недосягаема. Её движения напоминали танец, где каждый шаг рассказывал целую историю.