Африканский тиран. Биография Носорога. Продолжение

Чудеса того дня на этом далеко не закончились, потому что, как и ожидалось, неутомимая Фелисия ещё до обеда отличилась в волейбольном и баскетбольном поединках, где требовалось то, чего она от природы не имела – рост. Который она, тем не менее, достойно компенсировала природными техникой и точностью. В волейбол Кифару играл снова с ней, в баскетбол, для разнообразия, против. Он считал, что в баскетболе научился разбираться неплохо, однако Фелисия играла, не глядя на чины, и в какой-то момент от её усилий ему стало даже не по себе. Бразильянку невозможно было остановить, если только ни каким-нибудь грубым запрещённым приёмом. Она то финтила, пробиваясь к кольцу, то резко останавливалась за трёхочковой линией, в обоих случаях делая меткий бросок и дисциплинированно убегая отрабатывать в защите. Всё это она проделывала молча, не отвлекаясь на разговоры, и лишь изредка покрикивала на партнёров, подсказывая ходы.

Но самое поразительное зрелище ждало уставивших удивляться гостей перед ужином, когда Фелисия сама предложила Лесли «немного побоксировать». Надели перчатки, вышли в ринг, и началось то, чего начаться было не должно. Во-первых, считается, что бокс женский и бокс мужской – это разные вещи. Во-вторых, считается, что в боксе важны весовые категории. Фелисия заставила зрителей, а главное – Лесли об этом забыть. Причём она не пользовалась обеими своими недостатками и не рвалась отчаянно в бой, ожидая со стороны маститого противника снисходительных поддавков, нет, в её сдержанной манере просматривалась чёткая тактика, она именно боксировала, то есть работала головой не меньше, чем телом, а тело её умело слушаться головы безпрекословно. Лесли сам когда-то учил Кифару, что по-настоящему талантливый боксёр не спешит уничтожить противника, но с первых же минут старается показать ему всю безуспешность любых его попыток. Физическая победа может никогда не произойти или быть случайной, тогда как победа моральная осечек не даёт. Если противник понимает, что перед ним мастер, он невольно зажимается и в какой-то момент обязательно допускает решающую ошибку. Сейчас Кифару видел, что зажат именно он. Зажат от неожиданности, потому что Фелисия не реагировала на его излюбленные финты, не ввязывалась в размен ударами, из которого наверняка не вышла бы на ногах, но гнула свою линию – уклонялась, резко контратаковала короткими комбинациями, а главное – «сидела на дистанции», то есть не подпускала Лесли к себе слишком близко и при этом держала его в поле своей досягаемости, которую ей удавалось в нужный момент сокращать за счёт быстроты ног. На ум невольно приходило распространённое сравнение с кошкой, только в данном случае Кифару казалось, что правильнее было бы сравнить кошку с Фелисией, а не наоборот. Разумеется, все видели, что Лесли не стремится послать симпатичную девушку в нокаут, но и она не менее очевидно позволяла ему боксировать свободно, как бы говоря: ты правильно делаешь, что меня жалеешь, потому что ты же понимаешь, что и я тебя жалею. На лицах обоих играла напряжённая улыбка, оба после десяти минут равной схватки без перерывов тяжело дышали, но не сдавались.

Заметив, что остановить бой некому, а останавливать пора, Кифару первым зааплодировал. При этом он даже встал со своего места. Остальные присоединились к нему, Лесли отшатнулся, спружинил, но не пошёл в очередную атаку, а дружески поднял руки в воздух. Фелисия позволила ему себя обнять. Было видно, что она готова продолжать, и если бы инициатива исходила не от Кифару, вероятно, продолжила бы, не будучи готовой к товарищеской ничьей.

– Где это чудо было раньше? – поинтересовалась полушёпотом Вереву.

– Спала. С Самирой прилетела, – не вдаваясь в подробности, ответил Кифару.

– У нас ещё побудет?

– Побудет, конечно.

– Да, такую звезду упускать нельзя. Даже я уж на что в спорте не разбираюсь, а и то вижу, что она девочка одарённая. У тебя тут будет жить?

– Скорее всего.

– Ну, ты прям целый цветник вокруг себя собрал, – улыбнулась бывшая учительница, никогда прежде эту тему с ним не обсуждавшая.

Она, видимо, хотела добавить что-то нравоучительное, мол, смотри, чтобы жёны не приревновали, или что-нибудь вроде того, однако вовремя спохватилась, сообразив, что перед ней больше не ученик её школы, а хозяин замка и самый влиятельный человек острова. Кифару её понял и ответил улыбкой, чуть ехидной.

Фелисия поклонилась гостям, а Самира объявила, что их замечательной спортсменке требуется перед ужином привести себя в порядок, и на правах «старшей подруги» увела девушку. При этом она подмигнула мужу. Он догадался о её намерениях и через некоторое время, когда все поднимались из спортзала к бассейну, тоже незаметно скрылся.

Фелисию он нашёл одну. Самира, по словам девушки, куда-то отлучилась. По всей видимости, она не хотела им мешать.

Фелисия стояла рядом с душем, уже мокрая, и поливала грудь шампунем. Кифару, не раздеваясь, помог ей намылить спину. Спина была длинная, женственная, однако на ощупь производила впечатления щита из мышц.

– Ты на всех произвела неизгладимое впечатление, – приговаривал он, водя скользкой ладонью между твёрдыми ягодицами.

– И на вас?

– И на меня.

– Я рада, мой господин.

Он хотел сказать, чтобы она не называла его «моим господином», поскольку эта привилегия уже закреплена за Илинкой, но промолчал.

В душ никто из посторонних зайти не мог, наружная дверь была заперта изнутри, однако Кифару не воспользовался моментом. Правда, он позволил Фелисии нежно поцеловать себя в щёку, ополоснул руки и присел в плетёное кресло полюбоваться на то, как она принимает душ.

Откуда-то с улицы долетела мелодия регги. Фелисия вздрогнула, прислушалась и экспромтом исполнила под неё полный соблазна танец для своего единственного зрителя. Мокрая и сверкающая, она вышла из-под прохладных струй и некоторое время изгибалась перед Кифару, после чего, почувствовав, что он не собирается её приласкать, с улыбкой упорхнула обратно, хотя и не стала закрывать за собой стеклянную дверцу.

Хотел ли он её? Неимоверно. Она была молода, ровесница Самиры, если не младше, его тянуло к ней, к её сильному телу амазонки, которое охотно уступит ему, ему одному, но он подумал о детях, подумал о жёнах, об Илинке и ограничился тем, что накинул на плечи девушки, когда она закончила и выключила воду, длинное полотенце.

– Спасибо, – прошептала Фелисия, не уточняя, за что именно.

Наплававшись в бассейне и освежившись после жаркого дня, гости собрались было на обычной веранде, однако Султана объявила, что ужин будет проходить во дворе, у костра.

– Ну, как тебе? – негромко спросила Самира, вытягиваясь в низком шезлонге рядом с мужем. – Пообщались?

– Пообщались.

– Она тебе нравится?

– Она всем нравится. Вон, посмотри, мои близнецы от неё не отходят.

Хешима и Уадзибу крутились вокруг смеющейся Фелисии и показывали, что тоже умеют драться.

– Не всем. Илинка, кажется, ревнует, – неопределённо заметила Самира. – Поговори с ней при случае.

Когда Кифару через некоторое время подошёл к задумчивой румынке и вручил ей бокал с ледяным соком, она поблагодарила его улыбкой, однако глаза её оставались грустными.

– Где Тумаини?

– Я её уже уложила.

– Значит, сегодня мы можем провести вечер вместе?

– Да, если хочешь.

– Ты забыла сказать «мой господин».

– Я не была уверена в том, могу ли я так к тебе обращаться, – отвернулась на костёр и танцующих гостей Илинка. – Вероятно, теперь было бы правильней говорить «наш господин»…

– Самира была права.

– В чём? Угадала с подарком?

– Нет, в том, что ты меня ревнуешь.

– Ты только поэтому решил со мной поговорить?

– Послушай, ничего не изменилось.

– Наверное.

– Она не моя рабыня. Ты моя рабыня. Фелисия моя игрушка.

– Очень приятно. Что я должна ответить?

– Ничего.

Он обнял девушку за плечи и повёл подальше от костра, туда, где в тени стен никто бы не мог им помешать. Если её не убеждают слова, возможно, она поверит действиям.

В самом деле, когда они вернулись к гостям, Илинка выглядела повеселевшей и охотно выполнила просьбу Кифару, поцеловав несколько растерявшуюся Фелисию. Самира всё это замечала и издали поглядывала на мужа с понимающей улыбкой, будто догадываясь о том, что в итоге вся его благодарность достанется ей. Чтобы получить, нужно отдать – было её неукоснительным девизом.

Гости остались ночевать.

Это не помешало Кифару уединиться в спальне с обеими жёнами. Он также счёл, что общая постель может стать неплохой базой для примирения, и пригласил Илинку, а Самира привела Фелисию.

Пока сестры ласкали мужа каждая на свой лад, Кифару, превозмогая сладкие муки плоти, обратился к застывшим перед ним девушкам с короткой речью, призвав не ссориться и любить друг друга, поскольку он, их хозяин, так хочет. Договор о дружбе был скреплён поцелуями – вынужденным со стороны Илинки и искренним – со стороны Фелисии, которая не имела к новой подруге ни малейших претензий и была готова поступать ровно так, как ей велят. В итоге сёстрам пришлось потесниться, и ласки продолжили теперь уже четыре тёплых рта, нежных, жадных и дерзких. Кифару, довольный собой и тем, как всё вышло, перестал сдерживаться. Второй раз, третий…

Сёстры устало посмеивались, глядя на изумлённое лицо Фелисии, которая хотя и имела опыт общения с мужчинами, ничего подобного и представить себе не могла. Правда, она и тут проявила спортивный характер и твёрдо решила никому не уступать, даже самому Кифару. Илинка некоторое время пыталась от неё не отстать, но тоже выбилась из сил и легла на прохладные камни пола. Теперь все трое наблюдали, как блестящая от пота – своего и чужого – бразильянка извивается, пригвождённая носорогом к смятым простыням, и со сдавленным воем встречает его немилосердно пронзительные тычки ответным вскидыванием бёдер. Казалось, эта неравная борьба может продолжаться вечно. Смотреть и ждать, кто победит, было невыносимо.

Илинка перехватила выразительный взгляд Султаны и поспешила ускорить ход событий. Она перелегла с пола на кровать рядом с ничего не замечающими любовниками, протянула руку и стала проводить длинными ногтями по окаменевшим ягодицам Кифару, который, как все три девушки знали по собственному опыту, мог превозмочь всё, кроме этой ласки. Так вышло и на этот раз. Кифару вогнал свой рог в нежные лепестки живой куклы на всю немыслимую глубину, выдавив из неё захлебнувшийся стон, и отпрянул, выскользнув наружу. Илинка умело перехватила его ладонью, и он излился горячей страстью её на пальцы. Рог задрожал и медленно обмяк, не теряя при этом внушительной толщины. Фелисия вопросительно смотрела не то на свою спасительницу, не то на мучительницу. Ей никогда ещё не было так больно и приятно. Илинка с задумчивой улыбкой вытерла пальцы её длинными волосами. Сёстры уже снова склонили головы на грудь Кифару и осторожно гладили его вздрагивающий от недавнего напряжения живот, каждая что-то шепча ему на ухо. Кифару тихо смеялся.

Тотем

Утро разбудило всех пятерых барабанной дробью дождя по оконным стёклам.

Вставать не хотелось. Хотелось лежать и наслаждаться ароматом по-прежнему молодых женских тел.

В дверь постучали.

Сёстры набросили халатики и побежали смотреть, кто там. На пороге они обнаружили слегка смущённую Таонгу, сообщившую, что гости расходятся.

– В такой ливень?!

– У всех много дел…

– Какие сегодня могут быть дела? Оставайтесь! Позавтракаем.

– Не сахарные. Мы вам тоже надоели.

– Ой да прекратите! Кифару, скажи, чтобы никто не расходился.

– Я… я сейчас выйду, – только и смог ответить он, отрываясь от губ Илинки и погружаясь в губы Фелисии. – Минутку подождите.

Минутка затянулась, так что когда Кифару в бордовой шёлковой пижаме, прекрасно скрывавшей за своей шириной его характерные черты, спустился на гостевой этаж, он никого там уже не застал. Пришлось спускаться ниже, во двор.

Он как-то выпустил из виду, что его отец – начальник службы охраны острова, глава гвардии, то есть в его распоряжении все подручные средства. Самыми значимыми сегодня оказались военные джипы, дюжина которых была на всякий случай приобретена по образу и подобию джипа Имаму.

Отцу не составило труда вызвать три ближайших по рации, и гости оживлённо занимали места под просторным каменным навесом у стены.

– Решили уехать, не попрощавшись? – весело, чтобы никто не заподозрил обиду, поинтересовался Кифару, раскрывая объятья всем, кто пожелает ответить ему тем же.

Желающих оказалось много.

– Не хотели тебя будить, – шепнул ему на ухо Абрафо. – Ты ведь человек семейный, причём неоднократно.

– Всё было очень хорошо. Спасибо вам, – сказала как всегда приятно пахнущая Узури и украдкой поцеловала Кифару в щёку.

– Рад, что повидались, – крепко пожал руку отец.

– Не прячь от нас такой бриллиант, – заглянула ему в глаза Момо, а стоявший за её спиной Реми Жирар пояснил: – Скоро очередной чемпионат, и ваша Фелисия нам бы очень пригодилась.

– Физуха у неё что надо, – подтвердил подошедший для рукопожатия и улыбающийся во всё лицо Лесли, – а вот над двоечкой я бы поработал. – Заметив удивлённый взгляд Кифару, добавил: – Шучу. Это над моей двоечкой я бы с ней поработал. Бойчиха – что надо! Твоя Самира – прирождённый агент. Где она только её нашла?

– Там больше таких нет, – заверил его Кифару, и все рассмеялись.

Один только Фураха не делал вида, будто рад уехать. Его что-то явно угнетало. Улучив момент, когда во дворе остался последний джип, в котором его ждала, приложив щеку к мокрому стеклу, Узури, он окликнул брата и отошёл в сторону.

– Что-то стряслось? – напрямик спросил Кифару. В этом он брал пример с отца.

– Это ты мне скажи. – Фураха смотрел под ноги и тёр лоб, как делал, когда хотел сказать нечто важное, но не решался. – Ты ничего не заметил?

Кифару с улыбкой огляделся.

– А что я должен был заметить?

– Да вон, там, у стены, – махнул Фураха в сторону. – Вчера я видел эту штуковину на берегу, где мы купались, думал, так нужно, кто-то специально поставил, как украшение, а сегодня она оказалась тут.

Он имел в виду то, что Кифару поначалу принял за горелое бревно в рост человека, припёртое сейчас к стене. Накануне он ничего подобного ни здесь, ни у воды не замечал. Возможно, Фурахе показалось.

– Пошли, глянем.

Бревно обгорелым не было. Чёрной была покрывающая его по всей длине краска. Две другие – алая и белая – пересекали ствол линиями и точками. Точки и линии складывались в рисунок, в котором при хорошем воображении угадывалась фигура человека с разинутым в хищном оскале ртом, короткими, широко расставленными ногами и тонкими, как щупальца осьминога, руками.

– Похоже на чей-то тотем, – зевнул Кифару.

– Тебе его кто-то подарил? – не спуская с брата глаз, уточнил Фураха.

– Нет. Я бы знал. Наверное.

Первой его мыслью была мысль о Бахати. Не в той связи, что прежний друг и нынешний могущественный убаба мог ему подобный подарок преподнести, но он, вероятно, единственный, кто мог бы его смысл разгадать. Однако воображаемый Бахати приветливо помахал и ушёл на второй план, а на первый вышел Джон Смит, то есть Дэвид Спенсер Стюарт. Угрожающий – а в этом сомнений не было – тотем смахивал на его рук дело. И не потому, что наглого американца не пригласили на день рождения, а потому что Кифару до сих пор никак не отреагировал на его предложение.

– Ладно, разберёмся. Поезжай домой. Тебя вон Узури заждалась.

– Не нравится мне это, брат. – Фураха не имел привычки называть его «братом». Похоже, действительно, разнервничался. – Давай лучше погрузим эту хрень на джип и прямо сейчас съездим к Бахати. Он тебе не откажет и наверняка сумеет объяснить, что это такое.

– А ещё лучше давай его распилим и пустим на дрова, – будничным тоном предложил Кифару, хотя самому ему было слегка не по себе. – В такой дождь хорошо посидеть у камина.

– Какого камина! – не на шутку переполошился Фураха. – Ты, кажется, слишком оторвался в этом своём замке от остального острова. Разве ты забыл, что если уничтожить тотем – будет только хуже? Так его ещё можно уговорить, а если сломать и тем более сжечь – всё, пиши пропало. Ты выпустишь из него злого духа.

– Почему обязательно злого?

– Потому что если лишить жилища даже доброго духа, он тоже начнёт мстить.

– Ну, раз ты за меня так боишься, может, нам его просто из замка вывести и где-нибудь зарыть? – предложил Кифару. – Или, скажем, в озеро бросить. Пусть себе плавает и никому не мешает.

Фураха метнул на брата укоризненный взгляд, подошёл к тотему, осторожно обнял и попробовал поднять.

– Его сюда не один человек принёс, – заключил он и наклонил бревно. – Берись давай за острый конец.

Действительно, тотем стоял на заточенном острие, которым его при желании можно было воткнуть в землю и тем более песок.

– Ну так как, помогать будешь или мне Узури звать?

Оклик вывел Кифару из странного оцепенения.

Братья вдвоём подняли тотем и подтащили его к джипу. В багажник на крыше он не уместился, пришлось его к багажнику привязывать.

Всю дорогу до Катикати Узури помалкивала и даже не поинтересовалась, что они такое везут.

На Мраба, центральной площади, джип остановился перед закрытыми дверями канисы. Церковь, с тех пор, как её перекрасил отец Бахати, снова выцвела и представляла собой хоть и по-прежнему живописное, но грустное зрелище. Возможно, был виноват дождь, который всё не хотел прекращаться.

Двери церкви были закрыты, но не заперты. Их вообще, насколько помнил Кифару, никогда не запирали. Это стало бы знаком неуважения к тем людям, которые могли нуждаться в помощи убабы.

– Что вы сюда тащите? – остановил их на пороге знакомый негромкий голос.

Бахати вышел им навстречу из своей кельи и преградил дорогу. Разумеется, в неярком свете ламп он узнал братьев. Бросил нелюбопытный взгляд на их ношу.

– Думаю, это по твоей части, – сказал Кифару, приставляя тотем к стене. – Объяснишь?

– Сегодня его подсунули нам в дом, – пояснил Фураха. – Мы решили, что это либо какое-то дурное предзнаменование, либо угроза.

– Почему? – Бахати погладил ладонью черный столб.

– А ты так не считаешь? – удивился Кифару.

Бахати посмотрел на него. Кифару спохватился и протянул руку. Бахати пожал её с задумчивой улыбкой.

– Тут изображён человек, – сказал он.

– Это мы уже поняли.

– Человек – единственный враг носорога. Один он может его убить. Никто из других хищников на это не способен. Разве что тигр, да и тот охотится только на детёнышей носорога.

– Значит, я был прав? Это угроза? Вы увидели её, убаба?

– Я увидел человека. Но не увидел главного – оружия. Без оружия с носорогом даже человеку не справиться.

Кифару подмигнул брату. Напряжённое лицо Фурахи не изменилось.

– Убаба, вы узнаёте этот тотем?

– Как я могу узнать то, чего не видел раньше, юноша?

– Но вы же наверняка читаете символы?

– Читаю.

– Что означают эти?

– Кифару, – Бахати посмотрел на старого друга. – Если ты пришёл ко мне за советом, мы можем просто поговорить. Но если ты пришёл, чтобы я разобрался с этим тотемом, придётся соблюсти надлежащие условности.

Кифару вынул из кармана брюк пачку денег. Спросил, не пересчитывая:

– Этого хватит?

Обнаружив несколько «Килиманджаро»8, Бахати заметно оживился, но к деньгам прикасаться не стал. Вместо этого он ненадолго удалился к себе в келью, куда кроме него не имел права входить никто из посторонних, и скоро вернулся с широким покрывалом. Покрывало он разложил прямо на полу, а братьям велел опустить тотем ровно посередине. Покрывало было кожаным и старым, с пушистыми кисточками на углах.

Бахати тщательно запеленал тотем и будто прислушался. Кифару невольно последовал его примеру. Было по-прежнему тихо. Хотя, нет, стало ещё тише. Но как это возможно?

– Дождь, – спохватился Фураха и выглянул на улицу. – Дождь прекратился!

Кто-то сказал бы, что это совпадение, однако на Кисиве в совпадения не верили.

– Выходит, тотем и вправду проклятый? – вопрос Фурахи прозвучал скорее как утверждение.

– С чего ты взял, юноша? – в тон ему отозвался Бахати. – Разве дождь – это плохо? – Чтобы рассеять повисшее напряжение, добавил: – Пока мы только установили, что он связан со стихией неба и воды. Связан сильно. Придётся ритуал продолжить. Время есть?

– Конечно.

– Мне показалось или вас кто-то ждёт?

– Моя жена, – спохватился Фураха. – Отослать её домой?

– Нет, будет лучше, если она присоединится к нам. Тем более что она тоже не посторонняя.

Фураха сбегал за Узури. Девушка робко вошла и осмотрела помещение, где никогда раньше не была.

Между тем Бахати уже доставал и расставлял всё необходимое. Он раздал присутствующим по связке трав для окуривания. Мужчинам он дал африканский белый шалфей, а Узури досталась полынь. На завёрнутый в покрывало тотем он положил калебас – сосуд из высушенной бутылочной тыквы, заполненный водой, вероятно, предварительно им освящённой. Рядом поставил пузатый барабанчик, а Узури протянул деревянный свисток. Все участники обряда должны были надеть на шею костяные обереги. Для проформы.

– Это кости наших предков, – буднично пояснил Бахати. – Предки защитят нас, если что-то пойдёт не так.

Узури побледнела.

Наконец, на пол возле тотема была поставлена чаша с маслом.

Первым делом нужно было очистить пространство помещения. Бахати поджёг травы. Они долго тлели, издавая неприятные, острые запахи.

– Если дух есть, мы его вызовем, – словно из-под потолка донёсся приглушённый голос убабы.

Он стал бить в барабанчик и бубнить себе под нос какие-то молитвы, Узури, стараясь поддерживать ритм, задула в свисток, а братья принялись хлопать в ладоши.

Так продолжалось некоторое время.

– Хватит, – сказал Бахати. – Если дух нас услышал, он себя проявит.

Проявить себя духу предстояло в два этапа. Сначала Бахати развернул покрывало и полил тотем водой из калебаса. При этом он внимательно наблюдал за тем, как вода стекает по чёрной краске, и за мокрыми пятнами на коже.

– Хорошо, – приговаривал он. – Вода не испаряется, не шипит. Цвет не меняется.

Он поджёг масло и наклонился к огню. Пламя сначала горело спокойно, но потом послышалось потрескивание, оно задрожало, словно почувствовав сквозняк, резко вспыхнуло и снова осело.

– Плохо, – понуро прокомментировал Бахати. – Дух есть.

– И что делать? – не сдержался Фураха.

– Уничтожить, – как само собой разумеющееся сказала Узури. – Я слышала, что с духами шутки плохи. Чего мы ждём?

– Не спеши, девочка, – остановил её Бахати и принюхался. – Иногда духи являются, чтобы нас не наказать, а предупредить. Давным-давно, – начал он нараспев, – когда саванна ещё была молодой, а солнце светило так ярко, что казалось, оно оживает каждый день, в одном племени жил мудрый вождь по имени Кибока. Он был известен своей справедливостью и силой, и его народ процветал в мире с землёй и духами предков. Однажды ночью, когда луна освещала саванну серебристым светом, Кибока увидел странный сон. Ему явился дух, похожий на человека, но с кожей, переливающейся, как вода в реке, и глазами, горящими, как угли. Дух говорил языком, который был одновременно знакомым и непонятным. Он сказал: «Вождь Кибока, ты силён и умен, но к тебе приближается беда. Твоя земля в опасности, и только тот, кто слышит голоса саванны, сможет её спасти. Завтра на закате приди к большому баобабу, где река поёт, и я расскажу тебе больше». На следующий день Кибока собрал своих воинов и старейшин, чтобы обсудить сон. Многие были встревожены. Одни считали, что это знак предков, другие – что это ловушка. Но Кибока решил, что должен сам выяснить правду. Он отправился к баобабу, взяв с собой только копьё и амулет, подаренный матерью. Когда солнце начало скрываться за горизонтом, и красные и золотые краски залили небо, Кибока услышал голос реки, будто шёпот духа. Из-за деревьев появился тот самый дух из сна. Дух сказал: «О вождь Кибока, твоя земля в опасности. Люди с далёкого берега реки готовятся прийти с огнём и железом. Они хотят взять ваши земли и воду. Ты должен собрать свой народ, чтобы защитить его, но не только силой оружия. Твоё сердце должно быть таким же крепким, как корни баобаба, и таким же гибким, как его ветви». Кибока спросил: «Как я узнаю, когда они придут?». Дух улыбнулся: «Прислушивайся к саванне. Она шепчет тебе через ветер, через топот антилоп и песни птиц. Если будешь внимателен, ты узнаешь их намерения». На следующее утро Кибока вернулся в деревню. Он собрал охотников, чтобы те следили за окрестностями, и велел старейшинам читать знаки природы. Через несколько дней охотник вернулся с вестью: у реки видны чужие следы. Тогда Кибока собрал всё племя и предложил устроить засаду. Но, вспомнив слова духа, он понял, что сила – не единственное оружие. Вместо нападения он послал женщину из племени, известную своим красноречием, поговорить с чужаками. Женщина узнала, что чужаки пришли не с намерением разрушать, а в поисках воды и еды, так как их земля иссохла. Кибока решил помочь им, поделившись запасами, но потребовал, чтобы те уважали законы саванны. Чужаки согласились, и вскоре между двумя народами установился мир. В ту же ночь дух снова явился Кибоке и сказал: «Ты доказал, что мудрость сильнее копья. Пусть твой народ процветает и дальше, а саванна хранит тебя». С тех пор племя Кибоки жило в мире, благодаря уроку духа и мудрости своего вождя. Сила нужна, чтобы защищать, но мудрость и понимание помогают находить пути к миру.