Бронзовый крест, золотая печать

– Считаю, что нужно, – закивал я. Растянемся в цепь, метров десять – пятнадцать друг от друга и пойдём вдоль шоссе. Если кто что-то увидит – кричите.

На самом деле долго искать не пришлось. Буквально через пятьдесят метров перед нами предстало то, что мы никак не могли отыскать за дорогой. Зацаринный первым натолкнулся на искомый объект, о чём немедленно и громко известил всех остальных. Вскоре все мы сгрудились около квадратного водоёмчика в некоторых местах всё ещё обрамлённого каменной балюстрадой. Причём камни, из которых она была составлена, как две капли воды походили на только что найденные у дороги.

– Этот бассейн наверняка был барской купальней, – безапелляционно заявил Павел, – вон смотрите, там кажется, даже ступеньки сохранились!

Я опустился на колени и без колебаний сунул руку в почти чёрную воду. Вода была холодна как лёд и к тому же ощутимо скользила между пальцев.

– Скорее даже не купальня, – уточнил я, отряхивая мигом занывшую ладонь, – вернее сказать – облагороженный родник! Так вот откуда вся усадьба снабжалась водой! Именно отсюда! Оттого-то мы и следов колодцев там не нашли. Зачем какие-то колодцы, когда есть такой замечательный родничок!

После моих слов все сочли необходимым зачерпнуть по горсти воды и отведать того, что до нас пили только графы да князья. Напившись, мы, не сговариваясь двинулись вдоль проточенной водой канавки, в отличие от прочей серо-жёлтой местности, обрамлённой сочной и пышной зеленью. И чем дальше мы углублялись в чащу леса, тем меня всё более и более охватывала уверенность в том, что окружающий нас лес вовсе не естественный, а именно посаженый. Полянки, на диво правильной формы, обилие разлапистых лип и островки совершенно не характерного для центральной России кедра.

Когда же мы оказались на берегу круглого прудика, то все сомнения разом отпали. Мы гуляли вовсе не по лесу, а по одичавшему за долгие годы советской власти усадебному парку. Прудик (в диаметре он был не более 15 метров), был окружён правильно уложенным валом, и очень скоро стало понятно, что по его гребню некогда пролегали дорожки для прогулок барыни и её многочисленных друзей и родственников. За первым прудом, местность несколько понижалась, образуя своеобразный коридор, пусть и заваленный ныне упавшими дубами. Завал был вполне преодолим и, разумеется, мы ринулись вперёд, одержимые вполне объяснимой жаждой первооткрывательства. К всеобщему удивлению, за лесным проходом отыскался второй прудик, более камерный, заботливо обложенный тёсаными каменными плитами. На некотором расстоянии от него нашим взорам открылись остатки фундамента какого-то прямоугольного строения. Вокруг него росли толстенные липы, и в жаркий летний денёк в подобном местечке было словно в тенистом раю.

– А барская баня-то стояла именно здесь, – вскинул над головой сильно закопченный обломок кирпича Михаил. Поскольку стены у неё были деревянными, от них, как видите, не осталось и следа, а кирпичики от печи вот они, в наличии!

– Что-то маловато их тут, – поднял второй обломок Говоров, – на приличную печь точно не хватит.

– Полагаю всё более или менее целое давно выломали и куда-то вывезли, – со вздохом буркнул в ответ Зацаринный. У наших селян нет большей радости, чем что-нибудь сломать и загадить. Боюсь себе даже представить, что случилось бы с пирамидой Хеопса, окажись она на нашей территории. За полгода не осталось бы и камешка, всё растащили бы по хатам.

– У нас не со зла так получается, – примирительно сказал Воркунов в ответ на столь нелицеприятное заявление, – а от многовековой нищеты. А как говорили в старину – нищий сраму не имёт! Так что будем надеяться на то, что когда народ наш малость разбогатеет, то практически автоматически станет малость добрее, человечнее и опрятнее.

– Слушайте, – вклинился в наш разговор Алексей, – а зачем мы эту баню-то искали? Ну, вроде как нашли её, и дальше что?

– Действительно, – спохватился я, – что мы время на пустые разговоры растрачиваем? Ты сходи к машине, – попросил я Говорова, – принеси мой рюкзачок с прибором, он в багажнике лежит. А вы, братцы, -повернулся я к застывшим в ожидании распоряжений Михаилу и Павлу, – составьте-ка по-быстрому примерный планчик этого замечательного местечка. Вот вам блокнот, компас и карандашик. Я же пройдусь вдоль стока из второго прудика, взгляну на перспективу.

Путешествие моё было непродолжительным. Липовые посадки вскоре закончились, после чего начался хаотический и крайне разнокалиберный березняк. По тощеньким диаметрам древесных стволов было понятно, что им не более чем по 10—20 лет, и значит, посажены они были в последние годы советской власти. Хаотичные заросли оказались невелики по занимаемой площади. Два, три десятка шагов и передо мной словно распахнулось одно из полотен Васнецова. Я стоял лицом к довольно широкой речной долине, ограниченной справа старой, давным-давно разрушенной плотиной. Слева же, за земляными валами, украшенными редкими посадками слабо-зелёных кустиков, виднелись крохотные деревенские домики и стальные столбы линии электропередачи.

Техногенный пейзаж меня не заинтересовал, ведь гораздо интереснее было смотреть вправо. Я представил себе, что плотина ещё не разрушена и всё пространство лежащей ниже долины залито отливающей оливковым отсветом водой. По ней неторопливо скользит двухвёсельная лодочка, в которой офицер в белом мундире катает золотоволосую девушку. Барышня хохочет и прикрывается от брызг небольшим кружевным зонтиком. А на нижней площадке белой лестницы, спускающейся к украшенной розовыми цветами крохотной пристани, стоит слуга с серебряным подносом, накрытым льняной салфеткой. Журчит стекающая по косогору вода, вразнобой щебечут птицы…

Я так глубоко погрузился в созерцание картин давно прошедшей эпохи, что когда рядом внезапно затрещали сучья, испуганно шарахнулся в сторону. Но это был всего лишь Михаил, вылезающий из-за кустов.

– О-о, да здесь, я вижу, солидный овражек раскинулся, – бросил он рассеянный взгляд вниз, – весьма милый видок. А ты что здесь застыл? Опять думаешь?

– Ага, размышляю. План набросали?

– В общем да, изобразили что смогли, уж не обессудь. Пойдём к остаткам бани, Алексей твой магнитометр уже принёс.

Я побрёл за Воркуновым, словно узник, приговоренный к казни на гильотине. Тупо шагал за его широкой округлой спиной и внутренне настраивался на предстоящую работу. Но сколько не напрягал свои кладочувствительные рецепторы, всё никак не мог представить себе, что под полурассыпанным фундаментом что-то могло быть. Мы преодолели небольшой холмик и с его макушки сквозь переплетения липовых сучьев, я увидел наших сызранчан. Они стояли прямо в центре старого фундамента и активно потрошили мой рюкзачок.

– Никак хотите работы ускорить? – двинулся я к ним.

– И как только с помощью этой штуки можно определить, что лежит под землёй? – осторожно похлопал Алексей по коробке магнитометра. Мы вот, с Павлушей никак не сообразим.

– В теории всё довольно просто, – принялся я навешивать на себя брезентовую сбрую. Каждый металлический предмет на Земле, ну-у…, или почти каждый, имеет так называемую магнитную проницаемость отличную от единицы. Соответственно в той или иной степени данный предмет вносит маленькое искажение в естественное магнитное поле Земли. И мой небольшой приборчик, – подцепил я крепления к коробчатому корпусу, – помогает данные искажения обнаружить. На качество и скорость поисков, надо сказать сразу, влияет множество разнообразных параметров. Например, физические свойства конкретного металла, его форма, глубина залегания, расположение магнитных полюсов планеты и прочее. Но в процессе рутинной работы быстро познаёшь сопутствующие работе закономерности и учишься на ходу ориентироваться в подземной ситуации. А в общем и целом, дело не хитрое, только нужно побольше практики!

Подготовившись к «прозвонке» территории, прилегающей к бывшей бане, я вдруг отметил про себя, что Воркунова поблизости нет. Это было довольно необычно, поскольку на незнакомой местности он неизменно старался держаться как можно ближе ко мне. Чисто городской житель, он инстинктивно боялся леса и относительно уверенно чувствовал себя лишь на открытых пространствах. Но поскольку теряться в леске, зажатом с одной стороны асфальтированной дорогой, а с другой протяжённой низиной было просто негде, я не стал волноваться. Ведь ему достаточно было посильнее крикнуть, чтобы быть услышанным. Прибор был готов к работе, и прежде чем начать работу, я попросил Зацаринного показать мне тот план, что они с Воркуновым должны были нарисовать.

Бумага была мне незамедлительно вручена, и я принялся за её изучение. Документ, разумеется, не ахти какой, но даже и такой помогал лучше определиться в пространстве. Двумя прямыми росчерками была обозначена дорога на Дружбу, квадратиком – начало родника, прудики – кривоватыми кружочками. В общем и целом вся композиция вытягивалась практически перпендикулярно по отношению к шоссе. Вынув из-за уха карандаш, я волнистой линией пририсовал опушку парка и то место, где прежде разливался барский пруд. Завершив свой труд, развернулся лицом к северу и попросил своих спутников поискать неизвестно куда запропастившегося Михаила.

Поисковой работы на том месте, где стояла баня, было совсем немного. Сам фундамент был около шести метров в ширину и восьми в длину. Буквально две минуты и стало понятно, что мои пессимистические настроения были небезосновательны. На обрисованных каменными плитками пятидесяти квадратных метрах металлом даже и не пахло. На всякий случай я ещё намотал несколько кругов по относительно свободной от растительности площадке, но результат был прежний, т.е. нулевой. Захрустели сухие сучья, и я повернул голову на звук. Из-за плотной гущи древесных стволов показался Михаил. Один. На его круглом лице было написано такое выражение, будто он как минимум выиграл в лотерею.

– Слу-у-шай, – горячо выдохнул он мне прямо в ухо, – я там такое видел!

– Ой, не пугай меня, – слегка отстранился я в сторону. Но надеюсь не логово волчьего семейства?

– Хуже…, в смысле лучше. Я тут побродил по окрестностям, отошёл подальше, чтобы спокойно посидеть в кустиках и случайно наткнулся на ещё один фундамент! Высокий, вот такой, – стукнул он себя по ноге несколько выше колена, – сложен из красного кирпича! Да, а здесь-то что-нибудь отыскалось? – только теперь обратил внимание Воркунов на висящий на моей груди магнитометр.

– Пустота, – мотнул я головой, – как в космосе.

– Может, пойдём, обследуем и мою находку?

– А ребят не видел, они пошли тебя искать.

– Нет, не видел, но уверен, что они не пропадут. Пойдём скорее, пока я не забыл, куда возвращаться.

Михаил повернулся и энергично устремился к одному ему известной цели. Я же пошёл за ним не столь быстро, а останавливаясь через каждые пять шагов и, на всякий случай делая замеры, а вдруг что попадётся! Вскоре деревья перед нами как бы расступились, и в центре довольно большой треугольной поляны я тоже увидел остатки какого-то строения. Сказать, что увиденное не добавило мне даже малейшего энтузиазма, значит ничего не сказать. Уродливый каменный прямоугольник действительно возвышалось где-то на 60—70 сантиметров от земли. Бетонная, неплохо сохранившаяся, плита площадью примерно в тридцать квадратных метров, лежала на неумело сложенном основании из кирпича. Основание некогда было столь же коряво оштукатурено, но к настоящему моменту штукатурка во многих местах отвалилась, обнажив ярко-красный, чисто советский кирпич. Вокруг постройки кое-где сохранились полусгнившие столбы, с которых свисали остатки колючей проволоки. Кроме проволоки один из них украшала сильно заржавевшая металлическая пластина. Приблизившись к ней я не без труда прочёл «___ское ле___во».

– Скорее всего, – подскочил сбоку Михаил, – здесь базировалось именно Вельяминовское лесничество.

– Невеликая база, – качнул я столб, который неожиданно легко начал крениться набок, – всего для двух мужичков с топорами. И мне кажется, для нас здесь ничего интересного нет и быть не может.

– Почему же? – искренне удивился Михаил. А я так был уверен в том, что здесь везде следует хорошенько поискать. Помнится, ты всё негодовал по поводу того, что та часть усадьбы не просматривается со стороны Трубечино. Но ведь место, этот бывший парк, где мы сейчас находимся, он ведь тоже к усадьбе относится!

– Ты так считаешь? – в свою очередь удивился я. С чего ты взял, что это место откуда-то видно? Я вот дальше чем на тридцать метров ничего различить не могу!

– Он не может различить, – всплеснул руками Воркунов, – Бог ты мой, какое горе! Ну, пойдём, я тебе всё покажу.

Михаил ухватил меня за рукав и буквально силой поволок мимо полуобрушенного забора к дальним берёзкам. Поскольку я уже представлял себе, что через несколько шагов мы окажемся на берегу бывшего пруда, то особо сопротивляться не стал. Но когда мы действительно выбрались на край свободного от растительности обрыва, Воркунов не стал демонстрировать открывшиеся красоты, а сразу развернул меня лицом налево. После этого он вытащил из нагрудного кармана раскладной бинокль и сунул его в мою левую руку.

– Видишь мачту электропередачи?

– Вижу, – подтвердил я, – пока не слишком понимая, к чему он клонит.

– Возьми влево от неё на… пол-ладони.

– И что?

– Прямоугольник белесый наблюдаешь?

– Хочешь сказать, – подкрутил я колёсико резкости, – что перед нами именно старая школа?

– Точно, – прихлопнул в ладони Михаил, – она и есть! И заметь, – повернул он меня лицом к лесу, – берёзовой поросли двадцать лет тому назад не было и в помине! А уж когда наш дедушка ходил в школу, так здесь и подавно было чисто как зимой на катке. Что же он, любезнейший наш, тут видел?

– Мог видеть, – поправил я.

– А мог он видеть лишь одно, – нетерпеливо мотнул головой мой друг, – опушку этого самого парка! Но не только её. Согласись, издалека один лес от другого и не отличишь. Вывод – здесь раньше было что-то ещё, причём заметное с большого расстояния!

– Хочешь сказать, – махнул я рукой в сторону развалин лесничества, – что Дятлов любовался на домик лесников? Да это же явно социалистический новодел! Всё вкривь и вкось сделано, только колючка качественно натянута, по лагерному образцу. Никогда не поверю, что сия постройка стояла здесь в начале прошлого века. Не мог он её видеть, никак не мог!

– Надо всё же разобраться с этим вопросом, – отобрал Михаил свой бинокль. А где же местные ребята? Было бы неплохо и с ними посоветоваться…

Словно в ответ на его вопрос раздались голоса и наши спутники весело переговариваясь, вывалились из-за зарослей дикого шиповника.

– Слушай, Паша, – протянул Воркунов бинокль своему родственнику, – как ты считаешь, можно нас сейчас видеть со стороны Трубечино?

– Видеть, – с некоторой неуверенность в голосе отозвался тот, – интересно, кому интересно за нами наблюдать?

– Я не про то, – принялся подталкивать его к краю обрыва Михаил, – ты посмотри во-он туда. Да, да, левее, видишь беленький прямоугольник?

Потом мы ещё минут десять по очереди смотрели в бинокль, и спорили о том, имел ли в виду старик – фронтовик именно данное место, либо какое-то иное. Потом наши разговоры плавно перетекли на тему возможности визуального отличия парковых посадок от естественно растущих зарослей. Как и следовало ожидать, обсуждение завершилось тем, что мы всё же вернулись к остаткам кирпично-бетонного строения. Столпились около столба с вывеской и принялись созерцать открывшуюся нам картину.

Да, конечно, особо смотреть было не на что, и тем не менее мы с Михаилом принялись разглядывать выщербленную по краям бетонную плиту с каким-то нездоровым вниманием. Алексей же, из-за своей неуёмной активности устоять на месте, разумеется, не мог и, запрыгнув на своеобразные подмостки, принялся отбивать гулкую чечётку. Эти звуки, которая порождала бетонная плита, мигом породили у меня сразу два вопроса. Зачем был выстроен столь высокий цокольный этаж, и почему сторожка для лесничества была возведена именно в этом месте?

Ответить на первый вопрос я рассчитывал довольно быстро. Высокий цокольный этаж обычно сооружают в том случае, если под ним планируется соорудить подвал. Подвал под сторожкой вполне мог некогда быть, и я ринулся искать его. Но как не приглядывался, как не ползал по почерневшему от времени бетонному монолиту не смог углядеть в нём и малейшего следа не то что люка, но даже и малейшей сквозной щёлочки. Спрыгнув вниз, я принялся столь же тщательно обследовать периметр фундамента. Ведь в нём должно было быть хоть одно воздуховодное отверстие, без которого на Руси не обходится ни один приличный подвал. Разочарование постигло меня и здесь. Построенный из собранных с «бору по сосенке» кирпичей был столь же однороден, как и лежащая на нём плита. Хотя, кое-какой результат от изысканий имелся. По высоте размытой сероватой плёнки я выяснил, на какую высоту в здешних краях поднимался снег. Высота эта была не велика, всего сантиметров тридцать, что было даже меньше половины общей высоты основания сторожки. Да и вообще, мне начало казаться, что для обычной бревенчатой или щитовой хижины совершенно не требовался столь внушительный фундамент. Загадка была налицо, и для её объяснения требовалось найти подходящие аргументы.

Я оглянулся в поисках поддержки от соратников, но те столпились в тесную кучку на приличном от меня расстоянии и тихо ржали над очередным анекдотом Алексея. Столь наплевательское отношение к нашему совместному предприятию меня ужасно покоробило. Понятно местные, для них наш поход был подсобным материалом для газетной статьи. Но Михаил-то приехал со мной за 800 километров ради вполне определённой цели. И вот теперь, когда осталось так мало времени для работы, мой напарник решил почесать язык!

– Так, парни, – резким тоном прервал я их веселье, – вижу, вы уже закончили?

– А разве нет? – не переставая хихикать, повернулся ко мне Павел.

– Ну, если так хотите, то да. Осталось ответить только на два простеньких вопроса…

Теперь на меня смотрела вся троица. Но взгляды были несерьёзные, словно от меня ждали какой-нибудь незлобивой шутки.

– Вопросы следующие, – неторопливо двинулся я в сторону несколько расслабившихся сподвижников. Первый. Почему сторожку поставили именно здесь? Второй. Зачем её водрузили на столь массивный и высокий фундамент?

Недоумённое молчание повисло над полянкой, и я счёл необходимым подбодрить своих разом стушевавшихся помощников.

– Кто ответит верно и обоснованно хотя бы на один вопрос, получит лично от меня целый батон столь вкусной местной колбасы. Ну, смелее, кто первый?

– Может быть, что-то связанное с определённой скрытностью, – неуверенно выговорил наш водитель. Лесники, они того…, вечно норовят поглубже в лес забраться.

– Странная однако, глубина получается? – удивился я. Настоящие леса тут даже и не начинаются, так, парк какой-то. Другое дело, что от единственной дороги они действительно удалились на максимально возможное расстояние. Но такое удаление практически ничем особым лесникам не помогало. Скорее наоборот. Подъехать к дому, даже к месту его будущей постройки практически невозможно. Следовательно, все материалы для здания, будь то, кирпичи или брёвна, приходилось таскать на себе, что согласитесь не слишком удобно. Я много видел всевозможных лесничеств, и к каждому из них подходила дорога. Асфальтовая, разумеется, редко, но просёлочная – всегда и вплотную! Но здесь случай особый, как вы все видите, сторожка есть, и даже довольно приличная, а дороги к ней нет вообще!

– Может здание строили совершенно посторонние люди? – предположил Михаил. Где им сказали, там они и построили.

– Тогда почему начальник приказал выстроить её именно тут, ведь что-то должно было сподвигнуть его на такое решение? И вообще, можем ли мы выяснить, когда именно она была построена?

– Думаю, узнать не сложно, – ловко выудил Зацаринный из кармана куртки мобильный телефон в блестящем кожаном чехольчике. У меня по случаю имеется телефон начальника сызранского облстроя. Недавно брал у него интервью. Полагаю, если кто и сможет дать нам подобную информацию, то именно он.

Павел набрал номер и через несколько секунд вёл беседу со строительным чиновником. Впрочем, немедленного ответа он не получил. Тот сослался на то, что требуется заглянуть в какие-то документы и пообещал перезвонить позже.

– А что мы затормозились? – подал голос слегка заскучавший Воркунов. На кой чёрт нам сдались какие-то даты создания каких-то убогих построек? Яснее ясного, что к нашим поискам бывшая лесная избушка не имеет ни малейшего отношения. Надо искать дальше! Время-то посмотрите, четверть четвёртого, а мы не продвинулись ни на шаг! Давай решать, мы либо определяем следующий шаг в поисках, либо отправляемся восвояси!

В чём-то он был прав, но опускать руки, тем более перед посторонними людьми было просто постыдно.

– Если есть дельные соображения – поделись! – грубо рявкнул я на него. Мы здесь вообще что делаем-то? Правильно, пытаемся отыскать некие артефакты, оставшиеся со времён Октябрьского переворота. По всей видимости, на той части усадьбы, где мы работали с утра, ничего подобного нет. Может, там ничего никогда и не было. К тому же и мы, и наши предшественники поработали там на славу. Остаётся надежда лишь на эту часть усадебного комплекса. Но, как все видят, в этом одичавшем парке столько места, что на поиски уйдёт уйма времени. При этом есть лишь мизерная надежда, только крохотная вероятность того, что некая толика богатства графини Екатерины сохранилось до наших дней. И если их всё же спрятали, если успели укрыть, то, чёрт побери, не менее 90 процентов за то, что их спрятали в каком-то укрытии. Согласны?

– Согласны, согласны, – вразнобой закивали мои спутники.

– А раз согласны, то слушайте дальше, – всё больше и больше входил я в раж профессионала от кладоискательства. То, куда могли что-то спрятать, было готово, т.е. построено задолго до того, как начались крестьянские погромы и прочий революционный беспредел. Но об этом месте, об этом тайничке, может быть совсем небольшом, знал совсем узкий круг людей. Может быть всего два – три человека. Только при таких условиях можно надеяться на то, что спрятанное до сих пор цело. Теперь дружно напряжём наши мозги и попробуем вычислить, где мог быть тот тайничок! Подскажу для тугодумов. Всякий тайник легче всего организовать там, где: «А» есть, или предполагается построить некое сооружение, или «Б» изначально присутствует некий природный феномен. Ну, там дерево пятисотлетнее, или скала какая…, витиеватая, искусственный грот…, ну, что-то в этом роде. На предмет наличия подобных редкостей мы парк ещё раз осмотрим, но для начала, вернее сказать, для продолжения, хотелось бы закончить с местными рукотворными постройками. Подобных объектов пока выявлено всего три. Первый – обрамление источника. Второе – остатки бани. Третье – фундамент сторожки.

Тут я на секунду прервал свою речь, дабы перевести дыхание и меня тут же перебил Михаил.

– Да что тут проверять, – прихлопнул он ладонями по своим выцветшим джинсам, – дураку ясно, что сие, с позволения сказать, строение воздвигнуто много позже кончины бедной графини! Её косточки давно истлели на семейном кладбище, прежде чем сюда привезли первый кирпичик! Так что…

И в этот момент в руке у Павла заливисто забренчал телефон. Он предупреждающе вскинул её вверх, как бы призывая всех к молчанию, и поднёс аппаратик к уху. Несколько раз во время беседы кивнул головой, словно поддакивая невидимому собеседнику, и произнёс в заключение короткой беседы лишь несколько слов благодарности. Затем убрал телефон в карман и поддерживающее подмигнул Воркунову.

– А Миша в чём-то прав. Звонил Николай Валерианович и сообщил, что Вельяминовское лесничество на его балансе не числится с 1993-го года. Но он заверил меня в том, что оно было построено как раз перед Второй мировой. В 38-м, либо 39 году. Вот так!

– Ага, – вырвалось у меня, – тогда давайте прикинем биографию уважаемого товарищи Дятлова к истории возведения данного сооружения. В какое, говоришь, время он родился? – обратился я к Павлу.

– По его словам на фронт он попал в 43-м году в возрасте двадцати двух лет. Значит, родился в 1921-м году!

– В школу отправился в 28-м, – живо подхватил Михаил, – и если учился десять лет, то в 38-м точно мог наблюдать строительство сторожки.

– В данном вопросе не так всё просто, – остановил его Зацаринный, я наводил соответствующие справки. В те времена десятилетки ещё не существовало. В лучшем случае семилетка. Но если учитывать то, что в деревнях обычно начинали учиться только с восьми лет, то школу он, скорее всего, закончил в 36-м.

– Стало быть, – подвёл я итог обсуждению, – ни самого строительства, ни тем более готовых стен наш уважаемый Николай Петрович не видел. Но что-то он всё же видел, иначе и упоминать об этом месте ни в жизнь не стал бы!