Бронзовый крест, золотая печать

– Ты что так возбудился? – поинтересовался я, когда он завершил не менее чем десятый виток.

– Представляешь, Сашок, – сделал Михаил жест обеими руками, будто обнимал большой бочонок, – какой завтра мы можем огрести куш!

– Ага, нос раскатал. Мой тебе дружеский совет – выкинь всё из головы и постарайся об этом не думать. Кто знает, что именно там валяется. Это мы себе представляем, что там укрыты несметные сокровища, а ведь действительность может оказаться куда как более прозаической. Так что ложись спать, а мечтания и надежды отложи до утра.

Воркунов вроде как последовал моему полезному совету, но всё равно долго ворочался с боку на бок и что-то вполголоса бормотал.

Глава пятая.

И небо в алмазах…

Кажется, я только смежил веки, как оглушительно зазвонил стоявший над моим изголовьем телефон. Сняв трубку, я сквозь ускользающее сонное забытьё пробормотал: – Слушаю.

– За вами тут пришли! – деловито сообщил мне женский голос.

– Кто пришёл, – не понял я, – зачем пришёл?

– Двое пришли, – понизила голос моя собеседница, – говорят, вы с ними договаривались…

– Наверняка это Алексей с Павлухой подъехали, – мигом очнулся Михаил. Они ко мне вчера пристали, как репьи, чтобы значит сегодня начать пораньше. Я возьми, да брякни: – Да хоть в пять приезжайте…, вот они и припёрлись ни свет не заря!

– Скажите, – пробурчал я в трубку, – что мы сейчас спустимся.

Когда Говоров грузил наш багаж, я улучил момент и взглянул на часы. Действительно, было всего семнадцать минут шестого, и голова моя всё ещё никак не могла отойти от одолевавших меня под утро кошмаров. И лишь свежий ветерок, овевавший лицо, привёл меня в относительно рабочее состояние. В салоне царило нервное молчание, и никто не проронил и слова, пока наша машина птицей не взлетела на холм, некогда занимаемый обширной усадьбой Перси-Френч. Алексей предельно осторожно преодолел неудобный кювет и, сколько было можно, двигался между невысоких ёлок и зарослей дикого шиповника. И лишь когда дальнейшее движение стало совершенно невозможно, он выключил двигатель.

Не теряя ни секунды, мы принялись разгружать машину. Разобрав сумки с инструментами, наша четвёрка двинулась к оврагу, пригнувшись в три погибели, будто мы были вышедшими на операцию партизанами. Впрочем, кладоискатель от партизана по своей сути не очень-то и отличается. Каждый старается осуществлять свою деятельность скрытно, в обстановке сугубой конспирации.

Вот и остатки сторожки. Зацаринный выпустил из рук глухо брякнувшую сумку, после чего присел около неё на корточки.

– Где будем долбить, – обернулся он ко мне, – сверху, снизу?

– Полагаю вон там и начнём, – указал я пальцем на отверстие пробитое вчера Говоровым. Стенка там кажется не слишком толстая, и мы с ней быстро справимся.

Так и произошло. Тяжёлая кувалда, обмотанная для смягчения звука от ударов старой мешковиной, оказалась столь удачным инструментом, что через каких-то двадцать минут у нас имелось отверстие, через которое вполне мог пролезть человек крепкого телосложения. И, естественно, этим человеком оказался я сам. В тот момент, когда мне удалось отбить весьма внушительный кусок стены…, рядом не оказалось никого, кто бы изъявил страстное желание полезть в образовавшийся пролом. Все мои подельники просто смотрели на меня столь внимательными и напряжёнными взглядами, что у меня не возникло и мысли о том, чтобы перепоручить эту операцию кому-то иному. У предводителей кладоискательских экспедиций есть масса привилегий, и лишь одна обязанность. Одна, но ужасно неприятная – приходится первому лезть туда, куда лезть совсем не хочется. Да, разумеется, данное правило можно и не соблюдать, вот только впоследствии можно не надеяться на то, что соратники будут тебя безоговорочно слушаться.

Растолкав кирпичные обломки локтями, я бесстрашно протиснулся вперёд. Тут, под бетонной плитой, было темно, прохладно и…, тихо. Все проблемы внешнего мира моментально унеслись в неизведанные дали, и осталось только одна мысль и только одна задача – как можно скорее разобраться с обнаруженной накануне магнитной аномалией. Чья-то рука просунула в пролом фонарь и, обретя свет, я первым делом осмотрелся вокруг. Выяснилось, что в моём распоряжении весьма небольшое свободное пространство. Метра четыре с половиной в широкой части и всего пару метров в узкой. Я находился в своеобразном коробке, три стенки которого были образованы стенками цокольного этажа, а последняя состояла из балюстрады основания беседки и выступающих в мою сторону ступеней. Впрочем, вовсе не ухищрения строителей минувших времён занимали меня, а лежащие под ними останки былого дворянского величия. Ступеней было всего три, и поначалу особого внимания я на них даже не обратил. Да и то, что на них смотреть? Три каменных бруска, примерно полутораметровой длины и сантиметров сорока в ширину. Меня на ту минуту интересовал только металл, и именно его я принялся искать. Внимательно осмотрел каждый закуток помещения, прополз его из угла в угол на четвереньках, бдительно осматривая и ощупывая каждый подозрительный предмет. На поверхности металла почти не оказалось, так, пара длинных гвоздей, да сильно проржавевшая шайба. С одной стороны это было хорошо, поскольку отпадала версия нахождения под плитой большого количества строительного мусора. Ведь поскольку сигнал от присутствия металла имелся, то стало понятно, что находится он гораздо глубже.

Требовалась свежая идея, и я поспешил выбраться наружу.

– Ну, – первым помог мне встать на ноги Воркунов, – что нашёл?

– Держи, – протянул я ему гвозди, – большего пока ничего нет. Но отыскать необходимо, поскольку столь малое количество металла не может дать столь мощное искажение поля.

– Так может быть заделанная в плиту арматура фонит? – предположил Говоров.

– Я поначалу тоже так думал, но потом сообразил, что если бы здесь применяли арматуру, то её клали бы по всей площади пола. Но здесь мы этого не видим. У нас имеется два хорошо различимых «пятна». Одно ближе к центру, оно имеет неправильную форму в виде этакой толстой сардельки. Вторая метка была меньше, ближе к глухой стене и имела линейную форму. Что-то вроде обрезка трубы, либо куска толстой арматуры. Давайте-ка сюда лопату, попробую для начала разобраться с малой железякой. Кажется, она находится не так глубоко…

С этими словами я снова нырнул в дыру и, не теряя время понапрасну, принялся раскапывать землю там, где, судя по показаниям прибора, находилась некая металлическая палка. Первая находка не заставила себя ждать. Хотя производить раскопки приходилось в крайне неудобном положении, когда было невозможно стоять даже на коленях, до цели удалось докопаться минут за пятнадцать. К счастью, почва была относительно мягкая, и на глубине примерно в полметра лезвие укороченной штыковой лопаты стукнулось о явно металлическую преграду.

Вытащив из висящего на поясе чехольчика сделанный на заказ совок из титана, я перевернулся на живот и продолжил копать немного медленнее. И вскоре был вознаграждён сразу двумя прелюбопытными вещицами. Первой были старинные ножницы, к сожалению, сильно повреждённые коррозией. А затем в моих руках оказалось нечто невиданное. Извлечённая из земли штуковина на ощупь сильно смахивала на царский скипетр. Точнее сказать было невозможно, поскольку предмет пребывал в плотном кожаном чехле. Кожа его от времени, разумеется, задубела и потрескалась, но всё ещё сохраняла свою первоначальную форму.

Вновь пришлось вылезать из «забоя», поскольку рассмотреть что-либо в тесноте и поднятой совком пылище было невозможно. Моё второе появление вызвало едва ли не овации. Находки буквально вырвали из рук, а меня самого мягко подтолкнули к постеленной на краю плиты газетке. На газетке лежали пластиковые тарелочки с изрядно подъетыми закусками. Были они не Бог весть какими, но поскольку утром мы так и не позавтракали, то даже холодные сырники и бутерброды с ветчиной оказались очень даже кстати.

Пока я поспешно насыщался, мои соратники взялись рассматривать найденный предмет. Кожу с него мигом содрали, после чего нашим алчно горящим взорам предстало нечто такое, что поначалу было даже непонятно как обозвать. Представьте себе этакое стальное веретено, заканчивающееся на конце явно специально сделанным крючком. Верхняя часть изделия сработанного неведомыми мастерами, завершалась небольшим грушеобразным утолщением, с глубокими продольными проточками.

– Что за ерундень нам попалась? – воинственно помахал странным предметом Павел.

– Здорово похоже на сильно похудевшую украинскую булаву, – пожал плечами Воркунов, – только до «незалежной» отсюда далековато будет.

– Мне кажется это какой-то инструмент? – вставил слово Алексей, как всегда остающийся на самых приземлённых позициях. А что? Очень похоже на рычаг от какого-то сельскохозяйственного агрегата.

– Зачем же его закопали именно тут? – оторвался я от поедания бутерброда. Пусть перед нами, как ты утверждаешь, некий инструмент. Хочется понять, что именно им делали? Ведь никаких сельскохозяйственных приспособлений здесь нет, да, скорее всего и не было никогда. К тому же брошенные рядом ножницы…

– Это особые ножницы, – поспешил уточнить Павел, – подобные до сих пор используют для стрижки овец в деревнях.

– Ага, – внезапно развеселился Михаил, – этой колотушкой их били, а потом ножницами стригли.

– Нет, нет, – завертел головой Зацаринный, явно не оценивший его шутки, – овец подобными ножницами стригут, когда они живы, а не когда забиты. К тому же именно этими ножницами ни с кого шерсть состричь невозможно. Смотрите, как сильно изувечены их кончики, такими много не наработаешь.

– А где, ты говоришь, они лежали? – улыбка словно бы стекла с лица Воркунова.

– Вместе с колотушкой, практически в одной ямке! – указал я пальцем в сторону пролома.

– Тогда ножницы были использованы точно не для стрижки!

– Для чего же?

– Что бы ими копать! И копали ямку именно для этой железной палки! А когда выкопали, то бросили ножницы прямо туда же, ведь больше они копавшему были не нужны. Острым предметам хорошо раскапывать землю, закапывать же – крайне неудобно!

– Значит, кованая ручка могла ещё кому-то понадобиться? – уточнил Алексей.

– Дураку понятно, – довольно недипломатично отозвался Михаил, – что могла. Иначе на кой чёрт её понадобилось прятать именно тут. Осталось только сообразить, для какой такой надобности?

– Тут и думать нечего, – подвёл я итог обсуждению, – всё дело в беседке, которая здесь некогда гордо возвышалась над искусственным прудом. Судя по тому, что железная палка была зарыта в шаге от ступеней, ею что-то делали именно в этом месте. И тот, кто инструмент спрятал, предполагал воспользоваться им вновь. Вот только не удалось у него, не сложилось почему-то.

– Раз копал ножницами, – добавил Алексей, – то, стало быть, копатель очень торопился. Так торопился, что не имел времени подобрать более удобный инструмент для землеройных работ. И видимо обстоятельства, заставившие его поспешать, были экстраординарны. И можно обоснованно подозревать, что именно с этим человеком на своём жизненном пути повстречался товарищ Дятлов. Скорее всего, их встреча произошла либо во время войны, либо сразу после неё.

– Кстати, – встрепенулся Зацаринный, – а ведь наш фронтовик успел посидеть в лагере! Да, да я выяснил. С 47-го по 53-й он отбарабанил в «солнечной» республике Коми. И не учился он никогда в Трубечино, поскольку детство провел в городе Старый Оскол. Сюда же приехал только в 57-м! Значит вовсе не сидел наш информатор за партой и не смотрел через окошко на эту беседку. Это тот, другой персонаж нашей истории в ней сидел, а может быть даже не сидел, а участвовал в её строительстве!

– Тогда мы с вами имеем ситуацию удивительного совпадения или, если хотите, везения, – подхватил я его мысль. Ведь могло же так случиться, что наш неизвестный и Дятлов в какой-то момент времени оказались в одном лагере. По какой-то причине неизвестный поделился с Николаем Петровичем своими знаниями о спрятанных некоторое время назад предметах. Почему он так поступил, трудно сказать. Может, был в весьма преклонном возрасте, или сильно болел, а Дятлов ему в чём-то помог. Так или иначе, но именно он принял на себя бремя хранителя тайны. Тогда же он узнал, что клад зарыт вблизи какой-то беседки. Беседку было видно из окна школы. Ему оставалось лишь приехать на место и отыскать её. Но когда Дятлов переселяется поближе к усадьбе, выясняется очень неприятная подробность. Усадьба к тому времени уже уничтожена под корень, да и от беседки не осталось никаких видимых следов. Наш разведчик терпеливо ждёт и когда в его поле зрения появляются люди, имеющие хоть какую-то поисковую технику, он обращается за помощью к ним. Как мы теперь знаем, их поиски были неудачными…

– Дальше мы и так знаем, – нетерпеливо прервал мои разглагольствования Говоров, – что мы теперь-то будем делать?

– Я знаю, – громко заявил Михаил, выступая вперёд, – пусть для начала Александр снова прозвонит всю плиту. Посмотрим, не изменилось ли что. А мы со стороны посмотрим. Саня нам скажет, где у него прибор указывает максимальные и минимальные значения поля, и мы прямо по бетону нанесём метки. Ну, чтобы потом лучше ориентироваться…

Идея, в общем и целом была совсем неплоха, и мы взялись за её исполнение с давно позабытым чувством энтузиазма. Сам Воркунов принялся помогать мне надевать сбрую магнитометра, а сызранские ребята по собственной инициативе начали расширять отверстие в кирпичной кладке. Произвести необходимые замеры было делом нескольких минут, после чего мы все взобрались на бывший пол сторожки и ещё раз убедились в том, что расчерченное обломком кирпича пространство практически в точности совпадает с находящимися несколько ниже ступенями.

– Расколотить их к чёртовой матери и всё, – спрыгнул вниз Воркунов. Где наша кувалда, куда её положили?

– Остынь дружочек, – постарался я охладить его неумеренный пыл. Для начала, там просто негде размахнуться. Да и ступени сами по себе довольно толстые. Думаю надо попробовать как-то иным способом их отодвинуть. Попробуй использовать ту кочерёжку, что я откопал. Вдруг именно для этого она и была тут припрятана.

Моё предположение было чисто умозрительным, но, в конце концов, именно оно и оказалось верным. Впрочем, до момента триумфа было ещё далеко. Теперь же в «забой» спустились Михаил и Павел. Они, разумеется, взяли с собой не только железный шкворень, но и прочие долбильно-ломальные инструменты, имевшиеся в нашем арсенале. Мы же с Алексеем остались снаружи, чтобы при необходимости оказать им помощь не только словом, но и делом.

Некоторое время ничего кроме пыхтения и сдержанной ругани двух пытающихся пристроиться в тесном пространстве мужиков из пролома не было слышно. Довольно скоро им удалось установить, что между плитами ступеней имеется примерно трёхсантиметровый зазор, куда они и направили свет фонаря. И обнаружили там довольно толстые полозья, расположенных ближе к концам плит. Полозья были прямоугольного сечения, и с каждой стороны ступеньки их было по две. Поскольку глазастому Зацаринному удалось рассмотреть в одной из них небольшое отверстие, было решено засунуть в него крючковатый хвостовик шкворня и попытаться его подвигать. После пары неудачных попыток самая верхняя ступенька протяжно заскрипела и сдвинулась своим правым концом на пару сантиметров. Уловив принцип работы механизма для перемещения, ребята значительно сместили вперёд не только верхнюю, но и среднюю ступеньку. На всё про всё у них ушло больше часа, но если бы они работали в те времена, когда беседка была свободна от последующих построек, на подобную работу наверняка ушло бы гораздо меньше времени.

– И там ничего! – разочарованно выдохнул Михаил, выбравшись из пролома.

– Как, совсем ничего? – недоверчиво пробурчал Говоров, – нацеливаясь вместо него пролезть в дыру. Но что же тогда давало столь сильный сигнал?

– А эти рельсы и давали! Ведь больше там абсолютно ничего нет!

Подождав, пока наружу вылезет и перепачканный Павел, я поторопился занять его место. Вслед за мной под плиту влез и Алексей.

– Как хитро устроена эта лесенка, – похлопал он ладонью по верхней ступеньке. Правда, лично мне не очень понятно, зачем все эти хитрости? Обычная беседка, обычные ступеньки, к чему строителям исхитряться, делая их подвижными?

– Заказчицей этого строения являлась сама Екатерина Максимилиановна, – ответил я. А она, как утверждает Паша, была женщиной прагматичной и прекрасно разбиралась не только в строительных делах, но и в финансах. И уж сто процентов за то, что каждый чертёж подрядчик согласовывал с ней, а не с управляющим по хозяйственным вопросам. Значит, наша графиня знала о хитрых ступеньках и хитрость их механизма её вполне устраивала.

– Может именно она такие и заказала?

– Может быть и заказала! Графини, они такие. Сказала – сделать так, и все делают именно так. Вот только бы знать для чего ей понадобилось такие заморочки?

Убедив самого себя, что столь необычное устройство лестничного марша было сделано намеренно, я принялся рассматривать конструкцию столетней давности более внимательно. Посветил справа, посветил слева, лёг на землю и посветил снизу. Воспользовался дружеской помощью сопящего рядом Говорова. Оказалось, что никаких особых хитростей тут не было и в помине. Примитивный храповой механизм, который, однако же, действовал на диво надёжно даже через столько лет. Вскоре выяснилась и ещё одна техническая тонкость. Рычаг для передвижения ступеней был необходим лишь для передвижения их от самой беседки. Задвинуть их обратно можно было просто руками. Требовалось лишь навалиться на каменную плиту всем телом, после чего та просто скользила по рельсам в обратную сторону.

– Александр Григорьевич, – слегка толкнул меня плечом Алексей, – вам не кажется странным, что земля под ступеньками как-то отличается по цвету от той глины, которая лежит вокруг фундамента?

– Ну, естественно, – рассеянно ответил я, думая совершенно о других вещах. Снаружи ведь была обычная почва, трава, одуванчики всякие…, а под каменными плитками, ничего не росло. Вот оттого…

– Всё как раз наоборот, – возразил Алексей, – на мой взгляд, в каменном кармане под ступенями почва куда как более тёмная, и вон даже в ней какие-то сучки и шишки просматриваются.

– Значит, землю сюда просто принесли из леса, – недовольным тоном отозвался я, надеясь хотя бы этим остановить его неуёмное любопытство. И потому…

Но мой скоропалительный ответ не понравился даже мне самому. Ведь если именно в данном месте почва резко отличается от близ лежащей, то впору действительно задаться вопросом, как и отчего подобное случилось. Я понимаю, быстренько забросать дыру у фундамента рядом лежащей глиной и все дела. Но чтобы специально тащить сюда землю из относительно удалённого лесного массива, для такого поступка должно было быть какое-то разумное объяснение.

– А нам нечем её быстренько копнуть? – принялся оглядываться по сторонам Говоров. У меня создаётся такое впечатление, что почву сюда не только принесли издалека, и к тому же тщательно притоптали.

Совок был при мне и через секунду я пустил его в дело. Да, земля здесь резко отличалась от той, которая была вокруг бывшей беседки. Рыхлая, набитая органикой почва копалась на удивление легко и, разумеется, она не шла ни в какое сравнение с тем каменистым суглинком, из которого состоял прилегающий к оврагу бугор. Я рыл словно одержимый и буквально через три минуты лезвие совочка царапнуло по какому-то препядствию.

– Свети сюда, – подтолкнул я фонарь к Алексею, – здесь что-то лежит! Большое!

Звуки, доносящиеся из зоны раскопок, мигом привлекли наших соратников и их напряжённо насупленные лица тут же появились в проломе.

– Готовьтесь принимать груз, – осадил я их, – тут какой-то чемодан отыскался!

Однако я несколько ошибся в формулировке. Это был вовсе не чемодан, а весьма популярный в прошлом веке дорожный саквояж. Сделан он был из качественной свиной кожи и поэтому сохранился относительно хорошо. Правда, ручка его всё равно оторвалась, едва лишь я потянул её вверх. Причина этого стала понятна через пару секунд. Саквояж оказался столь тяжёл, что лишь слегка шевельнулся своим округлым телом в ответ на мои совсем неслабые усилия. Только благодаря своевременной помощи Алексея, находка была наконец-то выволочена наверх, а затем вытолкнута наружу. Мой помощник поспешил выскочить вслед за ним, но меня что-то удержало на месте. Дело было в том, что я пока раскопал лишь треть каменного «кармана» и оставшиеся две трети вполне могли скрывать ещё что-то интересное.

Разумеется, мне тоже страшно хотелось хоть одним глазком посмотреть, что же лежит в найденном саквояже. Мерещились сверкающие бриллиантами перстни, россыпь золотых червонцев и сверкающие кровавыми рубинами диадемы. Но, но, но! Было бы просто не солидно известному на всю страну кладоискателю вот так, словно пацану охать, ахать и прыгать при виде старинной ювелирки. Следовало закончить раскопки гарантированно и результативно, и только тогда, с гордо поднятой головой появиться из пролома. Отряхнуть руки, небрежно взглянуть на рассыпанные по плите сверкающие на солнце побрякушки и этак небрежно пробурчать вполголоса: – Ну, что столпились-то, неужели никогда подобного барахла не видели?

Самое интересное оказалось в том, что мои подозрения насчёт того, что рядом с первым может оказаться и второе захоронение, сбылись с удивительной точностью. Несколько десятков ударов совком и под бетонным сводом бетонной крыши снова раздался подозрительный звук. Кровь ударила мне в голову, и в предвкушении новой добычи я принялся копать дальше. На сей раз мне удалось извлечь нечто похожее на большую шляпную коробку. На её крышке сохранилась даже надпись – «Серж де Сантаж – Париж». Коробка была несколько легче, нежели саквояж, но так же весьма увесистая.

Толкая её к пролому, я мысленно ликовал, и хотя всеми силами старался сохранить внешнее спокойствие, губы непроизвольно растягивались в неудержимую улыбку. Лишь одно обстоятельство смущало мой дух и удерживало от того, чтобы не заорать от восторга. Обстоятельством этим была тишина. Мои соратники, пребывающие снаружи, по неизвестной причине словно воды в рот набрали. Конечно, могло так случиться, что они втихомолку готовили для меня какой-нибудь сюрприз. Хотя вряд ли. Не того рода-племени были мои спутники. Даже улыбались крайне скупо, и по складу своих характеров вряд ли подходили на роль организаторов дурацких розыгрышей и шуток. А ведь момент для всеобщей радости и ликования был куда как подходящий. Отчего же тогда такая тишина?

С трудом выпихнув в пролом глухо забренчавшую при падении шляпную коробку, я выбрался и сам. Поднялся, повернулся. Вся троица стояла рядочком с другой стороны и с растерянными лицами смотрела на кучку непонятных предметов разложенных на краю плиты. Рядом с одной кучкой находилась другая кучка, поменьше. И из чего состояла она, мне было видно просто отлично. Рваное тряпьё, скомканные, изрядно пожелтевшие от времени куски газеты словно переносили меня в давно исчезнувший мир.

– Так что ж там было? – внезапно охрипшим голосом спросил я, видя, что ни золота, ни каменьев драгоценных не видно и в упор.

– Фигурки разные…, металлические, – неопределённо пожал плечами Михаил, – некоторые весьма увесистые.

– Это…, по всей видимости…, бронза, – куда как увереннее откликнулся Зацаринный. Моя бабушка, царство ей небесное, всю жизнь стеклянные поделки собирала. А графиня, видать, увлекалась куда как более дорогой бронзой.

– Я тут ещё одну коробку откопал, – постарался я как-то приободрить своих погрустневших сотоварищей, – может в ней что-то более ценное находится?

Вторую коробку перенесли на плиту, вскрыли хлипкие замочки охотничьим ножом и склонились над её утробой. Надежда, как правило, умирает последней, и в этом случае она долго не мучилась. И здесь мы увидели всё то же самое – завёрнутые в рваное тряпьё сильно потемневшие фигурки разнообразных зверюшек.

– Может там ещё что-то есть? – дёрнул Михаил подбородком в сторону пробитого в фундаменте отверстия. Не может так быть, чтобы какие-то бронзовые финтифлюшки спрятали, а настоящие драгоценности оставили у всех на виду!

– Почему, всяко могло быть, – развёл я руками. Ведь как мы с вами знаем, хозяйка имения была в отъезде. А раз так, то значительное количество драгоценностей и всевозможных украшений путешествовало с ней. Не одна же она отправлялась в вояж, со свитой. Там было кому багаж носить и личные ценности охранять. Деньги же в те времена было принято хранить в банке, а столовые сервизы и посуду, как нам так же известно, простой народ поразбил и поразграбил.

– Полагаю, – поддержал мою точку зрения и Павел, – что всё же основные ценности Киндяковых – Френчей хранились вовсе не здесь, а в Винновке, в семейном поместье. Ведь здесь было чисто дачное хозяйство, куда господа приезжали на пикники, да на охоту. Семейные реликвии здесь были совершенно ни к чему. А вот охотничий арсенал, да всяческие безделушки – им здесь как раз было самое место! Так что эта коллекция, – обвёл он рукой нашу добычу, – практически стопроцентное попадание в цель. Ожидать чего-то иного было просто неразумно.