Год семьи

Что поделать, существование наше состоит не только из удач, свершений, достижений и успехов, на жизненном пути встречаются и неудачи. Зря, что ли, по всей местности и на окружающей территории среди народа утвердилось мнение, будто жизнь прожить – не поле перейти и не мутовку облизать, жизнь прожить, что море вплавь пересечь. Но и то правда, несчастья бояться, счастья не видать.

Во власти тяжёлых, как жернова, дум Тягин рассеянно побрёл к парадному входу. Надо ли говорить, среди зловония и гнетущей атмосферы местного воздуха большие и нарядные, украшенные резьбой и бронзой двери мнились вратами рая.

Глава 8

По обыкновению звон будильника ударил в темноте внезапно, как ночной убийца. Да, будильник проявил себя как отпетый тать, как бессовестный правонарушитель – из-за угла, исподтишка, вероломным образом, в коварной манере, в предательском ключе. И что тут ерничать, что насмехаться и проявлять иронию, даже при скромной фантазии, при скудном воображении будильник вполне уподоблялся наёмному злодею, подстерегающему наивную жертву в темноте. Но и то правда, что спящий с чистой совестью человек безраздельно доверчив, бесхитростно простодушен и опасного умысла в свой адрес не подозревает, не предполагает, никоим образом не ждёт. Впрочем, для того и предназначен бдящий и несговорчивый страж, чтобы в урочный час бескомпромиссно подать сигнал тревоги – проснись, дружок, пора в дорогу.

Вопреки долгу и помыслам, забыв предназначение и предначертание, Колыванов, однако, не проснулся и не двинулся с места, несмотря на безжалостную силу звука. Лишь жена вскинулась заморочено, ужаленная звоном, как иглой. Верится с трудом, но Колыванов на самом деле он не откликался не только на будильник, но и на тревожное беспокойство, на беспокойную тревогу жены, на магнитное поле местности, на закон всемирного тяготения, на розу ветров и показания барометра, остался безучастным к внешним сигналам и проявлениям, которые, по мнению научных кругов, непрерывно и беспрепятственно поступают к нам с разных сторон.

По большому счёту, женщины, надо признаться, к постороннему влиянию заметно чувствительнее мужчин. В отличие от мужчин женщины более совершенные и восприимчивые создания, их переживания гораздо тоньше и ярче, а кроме того, окрашены в богатые тона и оттенки. Говоря проще, жене хватило первоначального сигнала, чтобы проснуться, зажечь лампу и любовно тронуть мужа:

– Вася, пора вставать.

Что тут скажешь, голос, всегда знакомый и узнаваемый, не произвёл, тем не менее, должного впечатления и решающего значения не возымел.

«Устал, кормилец», – догадливо сообразила, сообразительно догадалась благоверная, но присутствовали, к сожалению, присутствовали в сочувствии и досада, и недовольство, и обида, как всегда, когда мужчина не оправдывает надежд, на которые вправе рассчитывать близкая женщина. Другими словами, когда жена не получает причитающегося ей внимания.

«Где он так вымотался?» – задалась вопросом жена, не оставляя попыток оживить мужа. Неотложная реанимация, однако, не дала результатов, муж беспробудно спал или, попросту говоря, бестактно игнорировал жену, а если ещё проще, то недальновидно, неосмотрительно и опрометчиво избегал и как будто вовсе отсутствовал.

В то утро по неисповедимому стечению обстоятельств личные чаяния супруги невольно совпали с производственной необходимостью на транспорте. Неподвижный и бесчувственный, как бревно, Колыванов интереса не представлял ни дома, в супружеской постели, ни в гараже автобазы, ни в кабине автомобиля, от шофёра повсюду требовалось личное присутствие и живое участие – в натуральном виде, душой и телом, с ног до головы, собственной персоной.

Так или иначе, но, не откладывая в долгий ящик, то есть, не мешкая и не медля, жена ухватила на столе забытый с вечера чайник и резво, в один момент отсосала из носика воду, а потом – мать честная! – щедро и безжалостно прыснула в лицо мужу.

Какие сомнения, час от часу не легче, живём часом с квасом, порою с водою, а чай пить – не дрова рубить, можно и надорваться. Поступок жены расценим так и эдак: с одной стороны, необходимость, с другой – зверские замашки. К счастью, водные процедуры и побудки схожим образом случались редко и пока в привычку не вошли, обычаем не стали. Народ, между прочим, давно приметил: кто часто за шапку берётся, тот редко уходит, кто часто кадит, тот редко молится, кадилом машет и лики коптит. А ещё говорят, хоть святых выноси.

Разумеется, с гуманистических позиций и юридической точки зрения поступок жены можно охарактеризовать как бесчеловечный. Даже закоренелых преступников и матёрых злодеев холодной водой будят в исключительных случаях, крайне редко, права человека и мораль никто пока не отменял. Понятно, что на водные процедуры Василий отреагировал вполне предсказуемо: вздрогнул от неожиданности, испуганно распахнул глаза и смотрел ошарашенно, не понимая, где он, что стряслось, какие происшествия назрели.

– Что?! – только и смог произнести Колыванов, очумело всматриваясь в женское лицо.

– Ничего,– подчёркнуто сухо ответила жена, всем видом показывая, что не намерена удовлетворять досужее любопытство. – Пора вставать.

Замерев, Василий озабоченно терялся в догадках и пялился спросонья, молча задавался вопросом, откуда дождь, долго ли продлится, в чём причина осадков?

Не лишним будет напомнить и особо следует подчеркнуть, что, окаменев, Колыванов в неудобной позе сонно всматривался в сидящую на постели женщину. Если подходить трезво, выражение его лица и положение тела красноречиво свидетельствовали о полном неведении, недоумении, недомыслии. В сознании, похоже, концы не сходились с концами, мысли, похоже, разбежались, разлетелись по всем направлениям, окончательно и бесповоротно разошлись, расстались с действительностью, шофёр, похоже, утерял связь с реальностью, мучительно гадал и никак не брал в толк, кто объявился и предстал перед ним наяву.

Вообще, если внимательно глянуть окрест, среди мирного населения обнаружатся многочисленные диагнозы, симптомы и синдромы, не подвластные медицине. Вот и сейчас женские черты были Колыванову знакомы, но кому они принадлежат, шофёр не помнил.

Ах, казалось бы, что за откровенный, ни много, ни мало, дуализм! Среди простого народа дуализм слывёт вредным и опасным учением, в котором материалистическая идея тесно и неразрывно сочетается с идеалистической материей. В свете научной философии родоначальниками и основоположниками дуализма считаются известные учёные Кант и Декарт. Уважая их и отдавая им должное, Василий Колыванов, тем не менее, проявлял в своих оценках известную осторожность и присущую ему сдержанность, чтобы не сесть ненароком между двух стульев, не попасть нечаянно впросак.

Однако сдержанность сдержанностью, осторожность осторожностью, но для шофёра дуализм, с одной стороны, выражал позитивную двойственность, характерную для диалектики, а с другой, наглядно демонстрировал негативную раздвоенность, которая прозрачно намекает на отсутствие цельности.

Между тем, если не придираться, а смотреть сквозь пальцы, дуализм широко и довольно часто наблюдается в личной жизни. Колыванов, к примеру, твёрдо знал и помнил, что женщина приходится ему женой, в то же время шофёр напрочь запамятовал имя. Как Василий ни тужился, ни силился, ни старался, как ни напрягал кору головного мозга, вспомнить имя не удалось.

– Что смотришь, Василий, жену не узнаёшь? – придирчиво, с явной обидой и подозрением осведомилась женщина, как бы предъявив обвинение в сознательном и преднамеренном умысле.

– Почему? – неуверенно возразил Колыванов. – Узнаю.

– А по-моему, не узнаёшь, – настаивала жена в категоричной форме.

– Узнаю, – вяло отстаивал позиции шофёр, однако благоразумно избегал конкретных упоминаний – ошибёшься, не дай Бог, возникнут претензии, упрёки, подозрения, лишние умозаключения и конкретные выводы женского ума.

Впрочем, если начистоту, справедливость и юриспруденция требуют пусть и трудных, но чистосердечных признаний. Нет в жизни мужчины участи тяжелее, нет задачи труднее, цели благороднее, нежели после ночи опознать на рассвете любимую. Задача не из лёгких, а вспомнить спросонья родное имя и не ошибиться, не опростоволоситься, не обмишуриться, не дать промашки, не попасть впросак и вовсе подвиг.

Но пора, пора всем объявить, пора всех оповестить, пора народ предупредить, а население предостеречь от скороспелых выводов и преждевременных заблуждений: провал в памяти случился с Колывановым впервые в жизни. Имя жены Василий усвоил сразу, с первого брачного дня, с первой ночи и знал твёрдо, без обмолвок и оговорок, в памяти удерживал прочно, забывчивостью до сих пор не страдал. И все годы брака, разбуди его среди ночи, жену узнал бы с беглого взгляда, с первого предъявления, имя назвал бы, не задумываясь, и даже без подсказки.

Надо ли говорить, медицине присуща романтика. Ещё на заре научного здравоохранения врачи не жадничали, не скаредничали и для нарушений памяти отвели редкое по красоте и роскошное по звучанию название: АМНЕЗИЯ!

Разумеется, нет нужды лукавить, нет смысла кривить душой. От научного термина отчётливо веет поэзией, диагноз звучит, как любовная песня, серенада, к примеру, – кто оспорит, кто рискнёт возразить? Если отдаться на волю чувств, в медицинском термине слышится имя неземной женщины, прекрасной незнакомки, чей образ грезится в мечтах, достоин песен и стихов. По нынешним временам, имя Амнезия впору присвоить белоснежной яхте олигарха, салону красоты или агентству недвижимости, не говоря уже о службе знакомств и брачной конторе.

По совести говоря, у нас нет желания кого-то обижать, выводить на чистую воду, строить козу и делать грязные намёки. Однако из песни слова не выкинешь, правда есть правда, и она кому-то колет глаза. Если начистоту, в учебниках психиатрии упоминаются разнообразные виды амнезии. Случай с Колывановым, скажем, напоминал ретроградную амнезию, пациент отчётливо помнит давние события, удерживает воспоминания детства и юности, но забывает, что с ним случилось, грубо говоря, вчера или, к примеру, час назад.

Не будем, однако, подходить излишне строго и всякое лыко ставить в строку. Нельзя, к счастью, утверждать, что ночь отшибла память Колыванову в полном объёме. В голове, как клёцки в бульоне, всплывали многочисленные женские имена, но какое из них носит жена, шофёр забыл и не мог вспомнить, хоть убей. Забывчивость, кстати сказать, не порок, многие великие люди страдали забывчивостью, а народ и тут своё слово вставил: забыл бык, как телёнком был.

– Вася, вставай,– напомнила жена, достав из шкафа чистую рубаху. – Надень, я постирала.

Так и не вспомнив имени супруги, Колыванов всё же нашёлся, голь, как известно, на выдумку хитра.

– Спасибо, жена,– поблагодарил он искренне и, что называется, от чистого сердца, от всей души.

Нет резона ломиться в открытую дверь. С позиций благоразумия и здравого смысла шофёр принял, конечно, верное и беспроигрышное решение, тогда как ошибка в имени любимой чревата, понятное дело, серьёзными последствиями, если не сказать, катастрофой.

Силы небесные, какие сомнения, какой разговор, жена – она и есть жена, дана законом, небом и судьбой. Что касается её имени, муж обязан помнить, как «Отче наш», и твёрже, разбуди его среди ночи и даже впотьмах. Впрочем, в глубине души шофёр догадливо сообразил и прочно усвоил, что без имени жены в семейном общении долго не протянешь, далеко не уедешь, тему не осилишь, в толк не возьмёшь. Рано или поздно грянет разоблачение, а не то и сам опрометчиво угодишь впросак.

Между тем, вспомнить имя не удавалось, в голове случилась прореха, образовался чёрный провал. Мысль кружила вокруг да около, как шарик в рулетке, который скачет, скачет, но в желанную лунку никак не угодит.

Если смотреть без предвзятости, утро не отличалось разнообразием. Убедившись, что интереса муж не проявляет, что внимания от него, как от козла молока, жена повела себя в соответствии с обстоятельствами. Во-первых, разочарованно поджала губы. Во-вторых, демонстративно сняла с себя праздничную чёрную комбинацию, которую собственноручно и от всей души привёз ей в качестве подарка муж. В-третьих, надела обыденное, а точнее повседневное бельё, которое носила по будням, когда муж находился в отлучке.

Как упоминалось уже, чёрную комбинацию жена старалась приурочить к редким ночлегам мужа. Не встретив, однако, взаимной чуткости, чуткой взаимности и ответного расположения, жена сочла праздничную форму неуместной. Выражаясь проще, бельё не соответствовало моменту. В конце концов, долг платежом красен, как аукнется, так и откликнется, мужья по обыкновению и в большинстве своём видят сучок в чужом глазу и не замечают бревна в своём.

Кстати сказать, вдобавок к разочарованию и дурному настроению жена надела домашний халат, от которого за версту тянуло и веяло скукой, плесенью, суточными щами, прогорклым маслом и унылой наезженной колеёй. Рутина, будь она проклята, постылая рутина ест поедом – старой бабе и на печи ухабы. Так уж сложилось, что кроме скоропостижной злокачественной амнезии на женские имена, других заметных явлений в поведении мужа никто с утра не наблюдал. Правда, курицу в дорогу шофёр всё же получил – ароматная птица с пылу, с жару в исполнении жены.

Тем временем утренний ветерок непринуждённо полоскал штору и раскачивал оконную створку, которая жеманно поскрипывала, будто притворно жаловалась на унылую жизнь. Разумеется, Колыванов – кто бы сомневался! – со свойственной ему от рождения принципиальностью, без раздумий и колебаний, живо откликнулся и незамедлительно принял безотлагательные меры. Как ни оценивай, сокола по полёту видно, мастера по работе. А и впрямь дело мастера боится, потому как мастер из печёного яйца живого цыплёнка вытащит. Словом, капнуть в петли машинное масло было секундным делом. И если на то пошло, он не откладывал на завтра то, что мог сделать сегодня, указанное свойство характеризует мужчину с положительной стороны. В любом случае, стриженая девка не успела косы заплести, скрип исчез и впредь никому не докучал.

– Хозяин! – одобрительно высказалась в адрес мужа жена.

– А как же, своё, чай, – снайперским глазом Колыванов прицелился в потолок и окинул взглядом стены. – Пора ремонт делать. Приеду, займусь.

– Хозяин! – уже совсем тепло похвалила его жена.

– На то, жена, и мужчина в доме, чтобы порядок был, – объяснил он доступно и порадовался, что пока удалось обойтись без имени – надолго ли? – вот в чём вопрос.

Надо признаться, имя супруги мозговым извилинам по-прежнему не давалось, не приходило на ум, затерялось в глубине организма и оставалось для шофёра тайной за семью печатями, если не сказать хуже. Некоторые предположения, которые на языке юристов называют версией, Колыванова всё же посещали, но убедительными не казались, хотя, если честно, по жизни шоферов чаще характеризует природная уверенность в себе.

Однако везение везением, удача удачей, но мелкая оплошность, случайная промашка, лёгкая спотычка языка, как и мимолётная потеря бдительности могли дорого стоить или, по крайней мере, выйти боком – страшно представить, жутко подумать, душа уходит в пятки, невозможно вообразить. По совести говоря, прежде всего следовало опасаться беглых обмолвок, невольных оговорок, непроизвольных высказываний, которые ненароком и невзначай срываются с языка. Доктор Фрейд, о котором уже шла речь, подобным случайностям и бесконтрольным проявлениям организма придавал большое значение, личность пациента была для него, всё равно что открытая книга. По мнению Фрейда, обмолвки, оговорки, а кроме них, непреднамеренные ошибки и, конечно, сны, непроизвольно выдают тайные секреты и секретные тайны пациента, не говоря уже о диагнозах, которые гнездятся на дне личности, в закромах души. Ах, душа, душа наша вечная, песня бесконечная, пора, пора, голубь мой, задуматься о душе.

Нам нет резона дурачить, спорить, лукавить, судачить, душа – всему мера, но нам её не измерить, поскольку душа бессмертна, и нет ни конца, ни края. И что суесловить, городить огород и трезвонить, засевай поскорее грядки, душа уходит в пятки, а коль грехами богата, спина во всём виновата, ей и ответ держать.

Если начистоту, то под углом брачных отношений многие граждане мужского пола на собственном опыте знают, что стоит опрометчиво и недальновидно допустить ошибку в имени любимой, приключений на свою голову не оберёшься. Кое-кто удивлённо и недоверчиво вскинет брови – откуда, мол, простому шофёру из гущи народа ведомы тонкие чувства и глубокие знания. Однако Колыванов чтил Фрейда и бдительно помалкивал, осмотрительно держал язык за зубами, чтобы ненароком, по рассеянности или по неосторожности, не назвать жену чужим именем.

С другой стороны, Колыванов по наивности души и внутренней чистоте натуры питал слабую надежду, что жена случайно обнаружит себя, невзначай сама выдаст имя или хотя бы мельком намекнёт.

Тем временем она быстро и умело спроворила его в дорогу: запеленала жареную курицу, налила в термос горячий кофе, упаковала дорожную сумку. Управясь с провизией, жена, как заправский костюмер, обула-одела мужа, застегнула на все пуговицы, подпоясала ремнём, завязала шнурки.

– Ты у меня такая заботливая, – растроганно отметил Василий, поощрив женщину благодарным поцелуем.

– Муж, как-никак! О ком мне ещё заботиться?! – уверенно высказала жизненную позицию и личный взгляд жена. – О муже забочусь, о детях.

В коридоре Василий приложил к губам указательный палец – тихо, мол, и осторожно приоткрыл дверь в соседнюю комнату, где мирно спали дети. Мальчишки размещались на двухъярусных полатях, которые своими руками соорудил Колыванов, младшая дочь разметалась во сне за прутьями детской кроватки. Стоя на пороге, супруги благоговейно наблюдали картину, которая с возникновения жизни на планете умиляет всех счастливых родителей. –      Уезжать из дома не хочется, – прикрыв дверь, посетовал в сердцах Колыванов.

– Так не уезжай, – с грустью вздохнула жена и загорюнилась, закручинилась, поникла, на глаза навернулись слёзы.

– Что ты, жена, что ты… – ласково успокоил её супруг. – Я скоро вернусь.

– И опять уедешь, – всхлипывая, глотала она слёзы.

– А потом снова вернусь.

– Ну да, на одну ночь.

– У меня работа такая, – отзывчиво, с душевной теплотой урезонил её Василий.

– Работа, работа…Только и слышу.

– Жена!.. – укоризненно приобнял её Колыванов, как бы пеняя за несправедливые и необоснованные обиды.

– Да, жена, – подтвердила она горестно. – Вдова при живом муже. Всё жду, жду…

– Зато каждая наша встреча – праздник! – торжественно, с подъёмом в голосе объявил супруг.

– Праздник, праздник… – покивала она кротко и вздыхала, вздыхала жалобно, безуспешно пыталась справиться с печалью. – Колготки детям купи.

– Обязательно,– пообещал он с готовностью.

– Стиральная машина барахлит.

– Приеду, починю, – заверил он твёрдо.

– Вася, в театр хочется.

– Обязательно! Приеду, сходим.

Напоследок она обняла мужа и уже созрела к прощанию, как вдруг сверхъестественным образом шофёра осенило свыше – осенило, озарило, надоумило. Кору головного мозга, оба полушария и весь мозг в целом молнией пронзила насквозь острая догадка. Несмотря на уравновешенное состояние психики и вдумчивое отношение к жизни, Колыванов простонародным жестом хлопнул себя ладонью по лбу:

– Вера! – оживлённо воскликнул Колыванов в приподнятом настроении, в праздничном возбуждении, как будто нежданно-негаданно обнаружил ценную пропажу, как будто давно бился в уме над трудной задачей, и вот – на тебе! – свершилось, внезапно додумался.

Схожим образом повёл себя древний грек и одновременно крупный учёный Архимед, когда сидя в ванне с водой, неожиданно для себя открыл новый научный закон, названный его именем. «Эврика!» – крикнул учёный, что в переводе означает: я нашёл! С тех пор благодарные потомки изучают закон Архимеда в школе.

– Ах, Вера, Вера!.. – вне себя от счастья качал головой Василий, ещё не веря, что все трудности позади и он усилием воли преодолел амнезию.

– Что, милый? – приветливо отозвалась жена, и он понял, что не ошибся, не дал маху, не попал впросак, но исключительно метко и даже точь-в-точь угодил в цель.

– Вера, Верочка, Верунчик!.. – весело, почти ликуя, но и с облегчением повторял Колыванов, словно с души свалился камень, словно разбежались кошки, которые скреблись на сердце, словно прочь все заботы, долой тревоги, а впереди брезжат полное благополучие, беспечное, существование, душевный комфорт и удобство – ни забот, ни хлопот.

– Да ты что, Василий? Что с тобой? – недоверчиво уставилась жена и смотрела круглыми непонимающими глазами.

Что, собственно, он мог объяснить, чем оправдать своё необъяснимое и неоправданное поведение? Возьмись Колыванов доходчиво и доступно втолковать кому-то причину свой забывчивости, вряд ли ему удалось бы. Какая тяжесть на сердце, какие на теле вериги, как скована мысль, как немеет язык, если мужчина забыл имя любимой! Надо ли говорить, что за чувства переживал в глубине души Колыванов. Пусть сегодня и обошлось, но где гарантия, что обойдётся завтра? Всем содержанием личности, выдающейся глубиной ума и незаурядным сознанием Василий уразумел кошмарную ответственность и жуткую опасность.

Нет смысла вникать и повторяться, но вдобавок ко всему его переполняла радость. Так он с утра намаялся с женским именем, так настрадался, что радость била ключом и выплёскивалась через край. Но и на то оговоримся мнением народа: радость без печали не бывает, радость горю не попутчик, радость быстро забывается, печаль же никогда. От избытка чувств и в знак благодарности Колыванов обнял жену и тихо, но внятно, словно делился чем-то сокровенным, сказал:

– Вера, кит гораздо тяжелее слона, ты согласна?

– Конечно.

– Тем не менее, в отличие от слона кит питается одним лишь планктоном.

– Неужели?! А рыбу он ест?

– В том-то всё дело. Исключительно мелкий планктон. В воде плавают бактерии, микроскопические рачки, моллюски, простейшие организмы, водоросли…

– Неужто кит на них охотится? При его-то размерах…

– Размер здесь не причём. Кит воду процеживает, – сообщил Василий задушевным голосом .

Услышав откровения мужа, Вера, судя по внешним признакам, едва не потеряла дар речи. Такого доверия и такой близости она не ожидала от мужа в самых смелых мечтах. На редкость неожиданно и совершенно бескорыстно супруг поделился несметным богатством внутреннего мира.

– Вера, мы с тобой вместе не первый год, – доверительно продолжал Колыванов. – И я хочу, чтобы ты знала: самое популярное в мире женское имя – Анна. Его носят 100 миллионов женщин.

– Вася, Господи, откуда ты знаешь?! – всплеснув руками, неподдельно

поразилась Вера.

– Вокруг нас существует информационное поле, – плавным жестом Колыванов очертил в пространстве круг. – Любую информацию можно получить непосредственно оттуда. Главное – проявлять интерес.

– Какой же ты у меня умный! – жена смотрела на него с восторгом и восхищением не в силах отвести глаз.

– Верочка, ты животное муравьеда знаешь? – деликатно осведомился Колыванов.

– Как же, слышала, но лично не встречала, – охотно поддержала разговор жена.

– В нашем климате муравьеды не водятся, – уточнил Василий. – Только в Южной Америке.

– Они муравьями питаются?

– Правильно, – кивнул в знак согласия Колыванов. – Животное довольно крупное – метр, иногда больше. Но интересен муравьед совсем другим.

– Чем же, Вася, чем? – сгорая от нетерпения, проявила горячий интерес Вера.

– В длину его язык составляет четверть тела,– сдержанно, но веско, со значением произнёс Колыванов.

– Не может быть! – отказалась верить жена. – Ты обманываешь меня!

– Верочка…– укоризненно качнул головой Василий. – Как я могу тебя обмануть? Когда я тебя обманывал? За один день муравьед способен поймать языком 30 тысяч насекомых.

– Ах, Вася, если б не ты, я бы никогда этого не узнала. Я так тебе благодарна!

– Вера, я тебе доверяю и надеюсь, это взаимно, – сказал Колыванов убедительным голосом.

– Вася, неужели ты сомневаешься? – в голосе жены помимо любви угадывался протест.

– Если бы я сомневался, я бы и звука не проронил, молчал бы, как рыба. Но я тебе верю, у меня нет причин скрывать от тебя правду. В Древней Греции женщины свой возраст считали не со дня рождения, а с момента вступления в брак. Вера, ты понимаешь, что это значит?

– Что? – жена глубоко задумалась, в лице отразились трудности и усилия, словно она с места на место перетаскивала неподъёмную тяжесть.

– Догадайся, ты сможешь, – поощрил её Колыванов, и хотя он знал, что время не терпит, что пора в дорогу, что за опоздание грозит штраф, тем не менее и однако терпеливо ждал, пока жена додумается сама, без подсказок, пока без посторонней помощи дойдёт своим умом.