Полная версия
В очередной раз пройдя стандартные процедуры, ОН прошел вместе с обязательным сопровождающим на территорию тюрьмы. ЕГО проводили в кабинет, на столе которого одиноко лежал оставленный еще вчера блокнот с несколькими карандашами для заметок. Дела, естественно, не было. Оно хранилось в сейфе и выдавалось только на время работы над ним. Пару минут спустя Сергей Васильевич принес папку и положил на стол.
– Ну как, – поинтересовался капитан, – вчера много успели прочитать?
– Не очень, – почти не соврал ОН, – только начал.
– Там жесть, конечно, – покачал головой офицер, – я за 12 лет службы многое повидал, но тут что-то такое, прям… не знаю, даже как сказать – нечеловеческое что ли.
– Каждое преступление уникально, – ОН кивнул, – любое убийство вызывает ужас у нормального человека. Даже бескровное, даже случайное – не важно. Убийство – есть убийство. Лишение жизни другого человека ничем не может быть оправданно, кроме как буквой Закона.
– Ну да, ну да… Вы, кстати, еще будете с ТЕМ встречаться до, так сказать, кхм… финала?
– Да, ТОТ же вчера обратился с жалобой на экзему – так что надо провести процедуру. Принес мазь с собой. Побуду врачом сегодня какое-то время, – ОН пожал плечами.
– Сейчас к вам его привести?
– Да, – ОН кивнул, – лучше сразу пообщаюсь быстро, чтобы потом уже засесть за дело и погрузиться, так сказать, с головой.
– Хорошо, – согласился капитан, – сейчас тогда попрошу дежурного выдать вам белый халат и проводить в отдельный кабинет. Минут через 10 коридорный приведет к вам ТОГО.
Какое-то время спустя он в медицинском халате и фонендоскопом на шее уже сидел за столом, на котором сиротливо стояла баночка с жирной салицилово-цинковой пастой. Спокойно ждал. Интересно, но внутреннее состояние было ровным – никаких эмоций. Наконец, конвойный привел ТОГО. Последовало стандартное представление – фамилия, имя, отчество и статья.
– Мне, это, – замялся конвойный, – лучше снаружи или внутри подождать?
– Здесь подождите, пожалуйста, – мягко ответил ОН, – только у самой двери.
Сотрудник с видимым наслаждение подпер левым плечом дверной косяк и перекрестил ноги. Обвел взглядом интерьер в поисках временного развлечения, и, увидев большой плакат пожарной безопасности принялся с интересов изучать устройство огнетушителей и предназначение багров.
– Проходите, присаживайтесь, – пригласил ОН ТОГО, – покажите ваши руки еще раз.
ТОТ прошел несколько метров, отделяющих дверь от стола, и аккуратно без спешки присел на самый краешек стула. Вытянул руки и положил их на стол ладонями вниз. ОН внимательно, не прикасаясь, рассмотрел кисти. Удивительная гладкая на вид и нежная кожа. Неровные грубые коросты экземы смотрелись несуразно на тыльной стороне ладоней. Пальцы длинные с аккуратно подстриженными ногтями – будто только что из маникюрного салона. ОН вспомнил:
– Вы еще говорили про ноги.
– Да, и на груди тоже.
– Покажите, – властно сказал ОН.
ТОТ также неспешно снял обувь без шнурков и по очереди поставил на ботинки сначала левую, а затем и правую ноги. Расстегнул робу и откинул полу. На груди слева красовалось кровоточащее пятно экземы. Красное на белой коже. ОН опустил глаза вниз – на белых ступнях отчетливо виднелись аналогичные коросты. ОН перевел взгляд на руки, на грудь, снова на ноги… Что-то странное, но что? Внезапно ОН понял – экзема везде была одинаковая. В смысле, размер и форма коросты была одна и та же – что на руках, что на ногах и груди. Пятна были абсолютно идентичны. Когда-то ОН читал, что в католических странах у некоторых людей необъяснимым образом появляются образования в виде следов, символизирующих раны Христа от распятия. Ладони, ступни и грудь. Медицина изучала эти явления, но только развела руками – мистика.
– Авитаминоз? Недостаточно витамина группы «В»? – с оттенком надежды спросил ОН. – Возьмите баночку на столе. Это – жирная паста. Она поможет, снимет дискомфорт.
– Нет, – ТОТ покачал головой и улыбнулся, – дело не в витаминах. Говорят, это – стигматы. В тот день, смывая ИХ кровь со своих рук, я впервые это увидел.
– Хм…
– Вы ведь так и не читали мое дело, верно? – ТОТ резко подался вперед и перешел на шепот.
Они и так общались негромко, но все же ОН непроизвольно посмотрел в сторону конвойного – тот самозабвенно изучал инструкцию по оказанию первой помощи пострадавшим при пожаре. До окружающих ему, казалось, не было никакого дела.
– Нет, – прошелестел ОН, – нет, не читал. Как вы догадались?
– Я не догадывался, – улыбнулся ТОТ в очередной раз, – просто знаю. Вы же знаете, чувствуете вещи, предметы, людей (ОН вздрогнул) – вот и я – просто знаю.
ОН не знал, что сказать. Перед ним сидел нескладный худой полураздетый пацан с красными коростами на белом теле. Уже не мальчик, но еще и не мужчина. Щенок. Сидел и улыбался своей мягкой улыбкой.
– Зачем ты это сделал? – вдруг резко спросил ОН, переходя на «ты».
– Вы же даже не знаете – что.
– Знаю, то есть понимаю – статья сто вторая – убийство двух и более лиц – тут даже дело открывать не надо.
– Да, верно, я совершил убийства, – ТОТ согласно кивнул. – сразу могу сказать, что тут нет судебной ошибки – никто не заставлял и не подставлял – я действительно совершил ужасное преступление. Но я не раскаиваюсь. Ни капли. Я все сделал правильно. В рамках своих понятий…
– Мы живем по закону! – ОН чуть возвысил голос.
– Да, – ТОТ снова кивнул, – все верно. Поэтому я полностью признаю вину и принимаю наказание как справедливое и заслуженное. Все верно.
Они помолчали.
– Зачем? – повторил ОН свой вопрос.
– Вам это не надо. Это – мое. Только мое. Не ваше. Ваше дело – замкнуть этот круг.
– Не скажешь?
– Нет, – ТОТ покачал головой. – Я сказал достаточно. Можно просьбу?
ОН невольно вздрогнул. Просьба? Хотя… смотря какая, конечно – это в американских фильмах выполняют последнюю просьбу в виде еды, выпивки или сигареты. У нас нет такой практики. Система достаточно консервативна.
– Просьбу можно озвучить, – сказал ОН осторожно подбирая слова, – не факт, что можно выполнить.
– Она простая, но сложно выполнимая одновременно. По крайней мере, для вас. Но больше я ее никому высказать не могу.
– Хорошо, – ОН качнул головой, – выкладывай…те.
– Я хочу уйти… безболезненно, без мучений. С одного выстрела, – ТОТ посмотрел на НЕГО своими синими глазами, – можно?
ОН выдохнул. Всего-то…
– Я всегда это делаю с одного выстрела. Безболезненно и мгновенно, насколько это вообще возможно, – с ноткой гордости сказал ОН.
– Обещаете?
– Я…
– Не торопитесь с ответом, пожалуйста, – ТОТ перестал улыбаться, – я же честно говорил, что для вас это будет сложно. Именно для вас, когда придет мой час.
– Совсем нет…
– Знаю, вы не бросаете слова на ветер, – ТОТ позволил себе улыбку, – я тоже. Так что – обещаете?
– А что взамен?
– Вы же не торговец, я знаю, – вновь легкая улыбка скользнула по губам ТОГО, – торгуетесь для проформы. Но я готов отплатить вам той же монетой и дать то, что вы так и не можете обрести.
– И что же это? – ОН усмехнулся.
– Покой, – ТОТ чуть развел окровавленные ладони в стороны. – Вы дарите покой мне, а я – вам. Но только в том случае, если вы выполните свое обещание.
– Не очень понял, – ОН удивленно поднял брови, – о каком покое для меня вы говорите?
ТОТ откинулся на спинку стула, сложил на коленях свои кровоточащие руки. Легкая улыбка играла на его губах. Не издевательская или ехидная – нет, просто улыбка. Скорее даже, усталая. ОН посмотрел в сторону конвойного – времени уже прошло более чем достаточно для проведения процедуры, а они все не закончили. ТОТ перехватил ЕГО взгляд. Снова улыбнулся.
– Не переживайте, он не торопится – будет ждать столько, сколько потребуется.
– Откуда…, – начал было ОН.
– Просто знаю, – снова парировал ТОТ, – для конвойного прошло всего несколько секунд, он еще даже не успел изучить схему огнетушителя в разрезе – это его сильно увлекает.
– Вы умеете управлять временем?
– Никто не может управлять этой категорией, – и снова улыбка, – управлять можно только восприятием отдельно взятого индивидуума или группы индивидуумов. Вот смотрите – сколько мне лет?
ОН удивленно посмотрел на ТОГО, изогнув в недоумении левую бровь.
– Ваше поведение меня несколько забавляет, – не стал скрывать ОН, – ну хорошо, отвечу – на вид вам не больше 20, я бы даже сказал – 18 или 19.
– Верно. Ничего не смущает?
– Что же должно меня смущать? – ОН хмыкнул.
– Хоть вы и не читали дело и даже не открывали, но вы видели титул на обложке с данными.
– Ну да, и что?
– У вас профессиональная фотографическая память. Вспомните год рождения.
– Конечно, легко – тысяча девятьсот… двадцать третий, – выдохнул ОН еле слышно.
– Именно, – ТОТ снова улыбнулся, – я похож на 70-летнего старика?
– Опечатка? – предположил ОН.
– Ни в коем случае. Смотрите.
И ТОТ резко вскочил с места, опрокинув стул с громким стуком. Конвойный встрепенулся, неуловимым движением привычно схватился за дубинку на поясе:
– Но-но, старик! Что за игры? А ну – сел быстро обратно! Что совсем на старости лет из ума выжил?!!
– Извините, – ответил ТОТ робко, аккуратно поднял стул и уселся на его краешек. – Вот, видите? Старик, – прошелестел ТОТ.
ОН смотрел непонимающе. То, что происходило, не укладывалось ни в какие нормы адекватности и ясности сознания.
– Не переживайте, – сновал начал ТОТ, – это ваше сознание так все воспринимает. Игра исключительно вашего разума – не более того. Впрочем, продолжим, – вы спрашиваете, какой покой я могу вам подарить?
ТОТ побарабанил пальцами по коленям, как будто играл на пианино какую-то спокойную мелодию. ОН затаил дыхание.
– Ты же помнишь свою первую казнь?
– Конечно, – ОН кивнул.
– Нет, я не про того психопата, которому ты вынес мозг в Курганской тюрьме. Я про твою первую казнь, с которой все началось. Помнишь?
ОН молчал. Даже не обратил внимание, что ЕМУ стали «тыкать».
– В 1980 году в Афганистане, – продолжил ТОТ, глядя ЕМУ прямо в глаза, снова переходя на «вы», – ночь застала в горах группу разведчиков под вашим командованием. Вы поступили очень разумно и профессионально, запретив разводить огонь, несмотря на ночной холод. Распределили дежурство, себе выбрав самую тяжелую «собачью вахту». Поступили как настоящий отец-командир. Первым дежурил пацан с Урала – Каргаполов, с такими смешными красными от южного солнца веснушками на юношеском курносом деревенском лице. Самая легкая вахта. Все перекусили галетами и спокойно легли спать. А часовой уснул. Тоже. Так бывает. После тяжелого перехода, набив тощее брюхо сухарями. Разморило. И вас нашли душманы. Спящих.
ОН перестал дышать. Ужас скользнул глыбой льда вниз по спине. Пальцы задрожали. Все, что ОН так старался забыть, ТОТ вытащил, казалось из небытия, и вывалил на него, как ушат дерьма. Ощущение было, будто его вскрыли без наркоза. Тупым скальпелем. От горла до паха. И сломав грудину, раскрыли ребра как две створки раковины. ОН явственно увидел твое трепыхающееся в агонии сердце. Тук-тук, тук-тук, тук…
– Рассвет вы встретили со связанными руками, стоя на коленях на холодных острых камнях, – спокойно продолжил ТОТ, – все в крови со сломанными пальцами, ребрами, отбитыми почками. Душманам было скучно. Они не рассчитывали на такую удачу. И решили, что Аллах наградил их за праведность, послав подарок в виде беспечных гяуров. Они хотели поразвлечься. Они выбрали тебя и еще одного срочника – помнишь, его звали Женя? Вы его еще называли на американский манер Джоном. Вам развязали руки и посадили лицом друг к другу. Между вами положили пистолет с одним патроном. Для полноты веселья ваши лбы пометили зеленкой – нарисовали жирную зеленую точку чуть выше глаз. Выживает тот, кто берет пистолет и стреляет во второго. Пистолет они вам дали такой хороший, мощный, надежный – американский кольт м1911 сорок пятого калибра. Убойная штука. Именно тогда, впервые в жизни ты почувствовал сущность вещи, которую держал в руках, ее смертоносность, агрессию, голод и жажду крови. Твой новый дар. Ты прекрасно знал, что на такой расстоянии выстрел просто снесет человеку полчерепа, расплескав мозги с кусками костей на бездушные афганские камни. Тебе было страшно. Очень страшно. Жене тоже. Ты еще держался. Время шло. Духам надоело ждать и они запустили секундомер. У вас была минута на принятие решения. Ты лихорадочно искал выход. Осталось 45 секунд. Женя обоссался. Ты крепился. Тридцать секунд – озвучил бородатый душман на ломанном английском. Все вокруг заржали. Твой мочевой пузырь тоже не выдержал. Пятнадцать секунд – духи передернули затворы на своих калашах и пристали стволы к вашим головам. Десять секунд. Женя обделался по большому. Мышцы лица задергались в конвульсиях. Пять секунд. Женя убрал руки за спину и распахнул рот в беззвучном крике. Его глаза были безумны. Волосы стали белые – он поседел на глазах. Ты такого никогда раньше не видел. Три секунды, две… Ты схватил пистолет, большим пальцев взвел курок и выстрелил Жене прямо в жирную зеленую точку на лбу. У вас у обоих был выбор. Ты выбрал жизнь. Он выбрал честь.
ОН сжал ладони в кулаки с такой силой, что чуть не сломал себе пальцы. ОН не мог отвести от ТОГО свой взгляд.
– Потом, – продолжил ТОТ, – потом все было проще. Тебе приказали убить остальных. Всех. Ты встал с колен, зарядил любезно предложенную тебе полную обойму в пахнувший пороховой гарью кольт, подошел и хладнокровно выстрелил каждому из своих семерых парней прямо в голову. Пули раскалывали черепные коробки как перезрелый арбуз. Кровь была везде. Душманы тебе аплодировали, хлопали по плечу. Ты даже смог улыбнуться. Стоял там, посреди трупов в обоссанных штанах и улыбался.
Через минуту в небе показалась «сушка» – вас срисовали, и русский офицер отправил вам подарок в виде 250-килограммового ФАБа. Не выжил никто. Кроме тебя. Ни царапины, лишь гул в ушах. Рядом на камнях корчились несколько раненых духов с оторванными конечностями. Ты взял штык. Остановился только тогда, когда понял, что человеческая плоть превратилась в изрубленный фарш. Ты убил их всех. Чтобы они молчали. И они молчали. Никто так и не узнал, что в тот день случилось в ущелье.
ОН превратился в статую. Ни движения, ни дыхания. Холодный пот стекал тоненькой струйкой по правому виску. Зубы застучали друг о друга с нечеловеческой силой. Наконец, ОН выдавил из себя:
– ТЫ – демон.
– Вовсе нет, – легкая улыбка на тонких губах, – просто могу читать твою память. Все, что там отложилось. С момента рождения. Не более того. Остальное мне недоступно. Это – мой дар. Но тебя не касается, как я его получил.
В кабинете повисло молчание. Оно, казалось, давило на грудь – было тяжело дышать. Глаза наливались кровью. Нейроны носились в сером веществе головного мозга как угорелые, но четкая картинка все никак не складывалась.
– В общем, ты старался забыть, – продолжил ТОТ, – но я тебе готов помочь. Давай вместе вспомним, как выглядел Женя, а?
– Молодой пацан-срочник, – бесцветным голосом прошептал ОН, – девятнадцати лет, худой, нескладный, как новорожденный жеребенок… с синими глазами, – закончил ОН и посмотрел в синий омут глаз ТОГО.
Звенящая тишина разрывала мозг. Только конвойному надоело подпирать дверной косяк и он переминался с ноги на ногу, продолжая обогащать свой кругозор ценной информацией с плакатов, которые украшали стены кабинета.
– Этот кошмар больше не будет мучить тебя. Он уйдет. Я подарю тебе покой. Мы договорились? – ТОТ больше не улыбался.
– Да, – прошелестел ОН чуть слышно.
– Ты обещаешь сделать то, что я попросил?
– Да.
– Как бы трудно тебе это не было?
– Да.
– Конвойный! – гаркнул ТОТ. ОН впервые услышал такой зычный и властный голос. – можно мне в камеру?
***
ОН вернулся к себе в кабинет. На автомате. Сознание путалось. Дело лежало на столе. На мгновение ЕМУ показалось, что картонный уголок обложки чуть отогнулся – как бы в беззвучном призыве «открой меня!» ОН сел на стул. Пододвинул к себе дело. Несколько раз перечитал. Действительно, 1923 года рождения – все цифры прописаны очень четко, никакого двоякого толкования здесь быть не может. Отодвинул папку от себя. Постарался задуматься. Не получилось.
Надо просто с кем-то поговорить. Ни о чем. Перезагрузиться. Что-то сбойнуло в сознании. ОН зачем-то взял со стола блокнот с первым космонавтом на обложке и один из карандашей. Ноги сами привели его к кабинету начальника тюрьмы.
– У себя? – просил ОН дежурного.
– Нет, вышел, – пожал плечами офицер, – там, вроде потерпевшая пришла. Скоро придет. Да вы проходите – подождите его внутри – сейчас он будет уже.
ОН не заставил упрашивать себя дважды. Зашел в кабинет и сел сбоку у приставного стола. Дежурный дверь оставил открытой. Все та же массивная подставка на столе, те же плакаты с изречениями о пенитенциарной системе на стенах, огромный сейф в углу. Внезапно очень захотелось кофе. ОН повернул голову – через открытую дверь было видно дежурного, который со всем доступным ему усердием изучал внутренности мега-популярного издания «СПИД-инфо».
– Товарищ лейтенант!
– Да-да, – дежурный встрепенулся и мгновенно убрал газету в ящик стола.
– Можно кофе организовать? Черный, без сахара.
– Конечно, – офицер расплылся в довольной улыбке, – а у нас еще и сгущеночка свежайшая есть – просто объедение!
– Нет-нет, спасибо, – ОН устало улыбнулся, – сгущенкой вашей меня уже пытались соблазнить, но сладкому нет места в моей жизни.
– Кааак, совсем? – двадцатилетний лейтенант искренне недоумевал, как так добровольно можно себя лишать таких радостей жизни.
– Именно, – пожал ОН плечами, – возраст, знаете ли. Надо держать себя в форме.
Так за пустыми разговорами ОН почувствовал, что начинает отпускать. Потихоньку. Тем временем дежурный резвым кабанчиком метнулся ставить чайник на кофе. ОН откинулся на спинку старого, еще советского образца, стула. Ножки жалобно скрипнули. ОН с легким облегчение выдохнул. Потер ладонями лицо. Сильно, до красноты. Разогнал кровь. Почти хорошо. Через несколько минут перед ним стоял стакан в никелевом подстаканнике под старину с горячим ароматным напитком. Первый же глоток вернул уверенность в себя.
В коридоре послышались голоса. Они приближались и становились все громче. Мужской и женский.
– … как человек, прекрасно вас понимаю, – мужской бас, – но я – офицер и начальник тюрьмы, должностное лицо.
В кабинет вошли двое: Владимир Александрович и незнакомая ЕМУ женщина, скорее, молодая девушка. Увидев ЕГО, они замолчали. Майор грузно опустился в свое кресло, посетительница присела по другую сторону приставного стола. Все молчали. В воздухе сквозила неловкость. ОН все прекрасно почувствовал.
– Добрый день, – поздоровался ОН мягко, – не хотел бы мешать вашему общению. Мое присутствие, явно, лишнее в вашем диалоге. Владимир Александрович, зайду к вам попозже.
– Да, прошу прощения, что сразу не поздоровался, – начальник тюрьмы в задумчивости потер переносицу, – добрый день, да. Возможно, кстати, наоборот – вы сможете помочь. Это – потерпевшая по делу о двойном убийстве. ОНА – ближайшая родственница убитых, дочь и жена, соответственно. Точнее, вдова. А это, – майор протянул руку в ЕГО сторону, – наш доктор.
ОН кивнул в приветствии, в ответ ОНА молча едва улыбнулась уголками губ. Очень худая, хрупкая, почти невесомая девушка – с виду, подросток, если бы не морщинки на лбу и седые пряди в длинных волосах, собранных в хвост и перетянутых простой канцелярской резинкой. Отсутствие косметики на лице. Темное, почти черное платье с большими карманами по бокам. Никаких украшений на руках – только простенькие латунные часы на ремешке из кожзама. ЕЕ серые глаза были пусты – казалось, из них просто высосали всю энергию. Осталась только оболочка, стеклянные протезы, которые двигались, но ничего не отражали. Жизнь ушла из этой девушки.
– Пожалуйста…, – видимо, уже в сотый раз прошептали ЕЕ безжизненные тонкие губы. – вы же можете, я знаю.
– Вы же уже подавали запрос и в суд, и в прокуратуру, – майор молитвенно сложил руки перед собой, – вам ответили, что, по закону, это невозможно. В четком соответствии с Уголовно-исполнительным кодексом, на казни осужденного, помимо исполнителя, присутствует только прокурор, представитель тюрьмы и врач (кивнул на НЕГО), который фиксирует наступление смерти. Все. Гражданские не допускаются на исполнение приговора. Ни родственники, потерпевшие, ни кто-то еще. Казнь проводится в закрытом режиме. Таков закон. Вы можете быть только уведомлены о самом факте осуществления наказания. Все.
– Я не знаю, как мне жить дальше… – бесцветный лишенный красок голос, губы еле двигаются, – зачем… пришла к вам в последней надежде… Ладно бы это была честная драка, в которой они могли защищаться. Но ведь он же убил их во сне… кувалдой… я даже не могла их опознать по лицам – только по рукам и родинкам. У них не было лиц, и голов тоже не было… я никогда не забуду глазные яблоки, которые мертвым взглядом смотрели на меня из … этой кровавой каши, намешанной из осколков костей, крови и серого мозга. Единственное, что было целое – это глазные яблоки. Они смотрят на меня каждую ночь… я мечтаю спать без сновидений. Но они смотрят. На меня. Каждую. Ночь.
Майор не знал, что ответить. Да и что тут скажешь? Учить молодую девочку жизни, рассказывать ЕЙ, что нужно искать новые смыслы, что время лечит и надо только подождать, потерпеть… Советы давать легко. Пожалуй, это самое легкое, что можно делать в жизни. Давать советы. Начальник молчал, будучи хорошим человеком, он искренне сочувствовал потерпевшим. За годы службы он видел сотни и тысячи искалеченных судеб и исковерканных душ. Еще будучи зеленым лейтенантом, он пропускал всю боль других через себя, высасывая собственную психику, доводил себя до края из-за бессилия что-то изменить. С годами чувствительность притупилась. Это – не черствость, нет. Это – всего лишь защитная реакция организма. Нельзя хранить в себе всю боль этого мира. Никакие предохранители не выдержат. Все что он мог – это честно исполнять свой долг и искренне сочувствовать чужому горю. Еще говорят – «относиться с пониманием» – чушь, понять можно, только испытав подобное. У него не было такого опыта. К счастью, не было. Да, он терял родственников, но не таким ужасным способом. Он не мог понимать в полном смысле этого слова, но мог сочувствовать чужому горю.
– Я… я хочу увидеть, как его казнят, хочу увидеть ужас в его глазах, – голос девушки чуть окреп, – да, я знаю, я говорю ужасные вещи, – ОНА закрыла лицо руками, – Господи, что я говорю? Я – какое-то чудовище… Нельзя вернуть отца и мужа, но я должна видеть, что справедливость свершилась. Пусть он испытает то, через что прошли они…
Лицо девушки исказила гримаса, которая отразила целую гамму чувств от ужаса и боли до агрессии. ОНА вскочила со стула, тонкие руки обхватили голову, тело согнулось пополам и задрожало в беззвучных рыданиях.
ОН открыл блокнот и начал что-то быстро записывать остро отточенным карандашом. Майор рванул к девушке и гаркнул по дороге: «Воды!» Дежурный вломился в открытую дверь – мгновенно оценив ситуацию, выскочил обратно в коридор. Через считанные секунды он вернулся со стаканом воды. Девушку совместными усилиями усадили на стул, дали воды. Лейтенант со скоростью вентилятора как веером обмахивал ЕЕ своей газетой «СПИД-инфо», которую, видимо, успел достать из ящика своего стола. ОН дописал и резким движением вырвал листок из блокнота. Неаккуратно, оставляя рваные неровные края. Так несвойственно для НЕГО.
Девушка чуть успокоилась. Дыхание выровнялось. Подняла руку к голове и автоматически, чисто по-женски, поправила прическу. Мужчины с явным облегчением выдохнули.
– Мне, наверное, надо идти, – сказала ОНА чуть более уверенным голосом, – в любом случай, я должны была попытаться. Спасибо, что выслушали.
Трое мужчин, в каком-то молчаливом соревновании стараясь опередить друг друга, помогли ей подняться. Дежурный пошел проводить посетительницу.
***
ОН вернулся в свой временный кабинет. Еще не дойдя до стола, небрежно бросил на столешницу блокнот. Спохватился, передвинул блокнот на правый край стола, поправил карандаши. Идеально ровно. Как по линейке. Задумался. На этот раз получилось.
Зачем ОН это сделал? Пока остальные успокаивали девушку в кабинете начальника тюрьмы, ОН успел незаметно подложить ей в карман платья записку. Благо карманы были огромные и по непонятной ЕМУ моде оттопыривались в разные стороны. Кинуть в один из них клочок бумаги было не сложнее, чем профессиональному баскетболисту забить двухочковый со штрафного.
Найдет ли ОНА записку? Точнее, даже так – сможет ли, учитывая то душевное состояние, в котором находилась? А найдя, прочитает или выбросит? Внезапно появилась четкая уверенность – найдет, и прочитает, и придет. Да, так и будет.