Полная версия
Ож ги Бесофф
Сказки на ночь
Сказка#1 Ecce Homo
«Сказка – ложь, да в ней намек»
Пролог.
Голубое небо, теплое солнце и сравнимое с парным молоком море остались на оторванной странице календаря. Хотя… кто сейчас отрывает прожитые дни/месяцы календаря? – Достаточно свайпа по экрану мобильного телефона и ты уже в настоящем, еще свайп – и «здравствуй, будущее!» Да какая, в принципе разница – главное, что зимние каникулы со всеми вытекающими и отягчающими обстоятельствами остались в прошлом. Кожа еще помнит жар южного солнца, на языке ощущается фантомный вкус экзотических фруктов и ледяного игристого. Хотя, будем объективны, никаким такими отягчающими обстоятельствами прошедший отдых Дмитрия и не грешил – несмотря на новогодние праздники, не было ни тазиков оливье, ни ведра алкоголя – так, все достаточно умеренно, на минималках. Застряв в самом начале своего четвертого десятка, Дмитрий нутром понимал, что игры с организмом во вседозволенность закончились еще лет пять назад, и сейчас усиленно старался соблюдать режим питания, пинками загонял себя в фитнес-зал, ходил в салон красоты и не хуже иных женщин разбирался в кремах для рук и лица. Ну, а что делать – успешный человек должен и выглядеть на миллион… причем, не в рублях. Как минимум, так думал сам Дмитрий. Но как бы сказал его университетский преподаватель по психологии: «Очень интересное заблуждение».
В общем, пока отдых еще дотягивался из прошлого своими остывающими лучами до Дмитрия, серое и промозглое московское настоящее закрывало врата в нирвану и брала за горло своей цепкой ледяной хваткой.
Москва, январь, полное отсутствие снега и серость, которая казалось, была везде – она стекала с неба тягучими потоками, укрывая крыши домов, отражаясь в лужах и бликуя в глазах горожан. Кстати, о людях – как же их много на улицах и в метро. Бесформенный, местами пестрый, людской поток пингвиньей походкой, раскачиваясь из стороны в сторону, плавно течет вперед, чтобы, разбившись о плексоглассовые створки турникетов, отдельными каплями просочиться в теплое чрево подземки.
Как же Дмитрий ненавидел все эти часы пик и набитые под завязку вагоны метро. Особенно, в летние месяцы, когда сотни и без того потеющих тел поднимают руки, чтобы держаться за поручень, являя миру огромные пятна пота на подмышках одежды. Неподражаемый калейдоскоп запахов и полнейшая какофония, когда в отдельно взятом ограниченном стенами вагона пространстве щедро намешали амбре нестиранных носков, помойной ямы, аммиака и приправили все это щедрой порцией вчерашнего забористого перегара. Утренний дезодорант, если кто-то им и пользовался, не спасает, а лишь усугубляет общую картину, доводя спертый воздух до состояния термоядерного. Если попал в современный состав с работающим, что не всегда бывает, кондиционером – считай, повезло. А если видишь приближающийся к твоей станции старый «Ёжик» – пиши пропало. Полчаса в такой жестяной банке подземки – и ты сам полупьяный и смердящий вываливаешься на перрон, жадно хватая ртом, типа, «чистый» воздух, и пытаешься отчаянно лавировать среди новой порции страждущих попасть в нутро вагона, чтобы разбавить настоявшееся амбре «свежими» ароматами.
Поэтому Дима последние лет 10 передвигался по городу исключительно на собственном авто или каршеринге. Тепло, сухо, не тесно – да, можно встрять в пробку, но зато в комфорте. Все имеет свою цену, и комфорт тоже. Но сегодня любимая, пусть и далеко не свежая, но все ж таки старушка-BMW осталась на парковке бизнес-центра, и Дмитрий, угрюмо кутаясь в стеганную курту и брендовый кашемировый шарф, под моросящим в январе дождем в итальянских ботинках ручной работы на тонкой подошве целеустремленно шагал по Новоспасскому мосту в направлении станции метро «Пролетарская». Пробки 9 баллов, мать его… весь центр не просто красный, а пурпурный – стоит наглушняк все, что должно по своей сути двигаться: машины, такси, автобусы – все стоят, выплескивая свою злость через непрекращающийся лай клаксонов. Да еще и светофор перед выездом на мост решил, что ему пора в отпуск и извещал всех об этом радостным бесконечным миганием своего желтого тигриного глаза.
Не то чтобы Дима не любил ходить пешком – иногда, особенно летом в хорошую погоду, ему доставляло удовольствие, оставив машину у метро, прогуляться по мосту неспешным шагом, щурясь от яркого солнца и охотно подставляя свое лицо теплому свежему ветерку. Но никак не сейчас. Весь мокрый, злой как черт, проклиная все и вся, он торопился на встречу с заказчиком. На кону – контракт на несколько десятков миллионов. Ради этого он готов был и ползти по-пластунски, и пятиться как рак – в общем, хоть тушкой, хоть чучелом. Диме нужен был этот контракт, и он был намерен добиться его любой ценой.
К счастью, мост остался позади. Как никогда желанное сейчас теплое метро все ближе. Осталось только нырнуть в переход под Новоспасским проездом и выйти на Крутицкий переулок – вдалеке сквозь марево капель мороси уже манила своим кровавым цветом большая буква «М».
Шаг в переход. В лицо бьет тяжелая волна вони и гула голосов. Дима вспомнил, что летом в прежние времена здесь любили тусоваться бомжи, но сейчас и в январе, когда за последние годы за порядком в городе стали следить особенно тщательно… Людей без жилья, денег и социальной ответственности сейчас редко где можно было встретить, хотя раньше этот переход был их излюбленным местом в Таганском районе Москвы – ответственные службы то ли не знали про их существование (сомнительно), то ли просто махнули рукой, но факт остается фактом – все начиналось с одного индивидуума, скромно сидящего у стены и просящего милостыню грубым рокочущим голосом, в котором эхом отзывались все беды, свалившиеся на его потрепанного жизнью обладателя. Через неделю их стало уже двое, потом трое… и к концу лета в переходе тусовался уже целый табор однотипных личностей, похожих друг на друга как братья, потрепанных обстоятельствами и земными страстями. Они уже не только сидели/лежали вдоль стен, но и очень вольготно перемещались по всему переходу, где-то кучкуясь, мешали проходу и заставляли женщин переходить на быстрый, граничащий с бегом шаг, а мужиков – тихо материться сквозь зубы, зажимая рукавом нос. Но это было раньше.
И сейчас Дима, еще спускаясь по лестнице вниз, явственно почувствовал, что они вернулись. Гул голосов, пьяные выкрики и запах прямо говорили об этом. Интересно. Удивительно. Забыто и уже непривычно. Неприятно, но некритично. Всего 50 метров по переходу – и он снова на улице в двух шагах от желанного входа в метро.
Лестница закончилась, поворот направо в коридор перехода. Ндааа, «жильцы» вернулись – хотя немного, всего трое, но один колоритнее другого. Неопределенного возраста женщина с отекшим лицом, узкими бойницами глазниц, запутанной сальной гривой волос, в желтой с грязными пятнами юбке поверх, явно мужских, штанов сидела у стены на картонной коробки из-под «Додо-пиццы» и без устали с ноткой сосредоточенности резкими круговыми движениями вращала перед собой трехлитровую банку с какой-то мутной жидкостью. Почему-то Дмитрий обратил внимание на ее грубые руки с обломанными ногтями, еще хранящими на себе полустертые пятна какого-то темного лака. Рядом сидел чумазый пацаненок… хотя, ну как – пацаненок? – может, лет 18-20, да кто ж его разберет под таким слоем пыли, грязи и целого «сэндвича» из элементов одежды, надетой друг на друга вперемешку без грамма логики. При этом, верхняя одежда в виде когда-то синей куртки с полуоторванным капюшоном была не верхней как таковой по факту, а робко выглядывала из огромных размеров рубашки с аляповатой абстракцией, которая, изначально, была то ли ночной сорочкой, то ли платьем, то ли, действительно, рубахой великана 60+ размера. И вот этот обладатель столь эклектического гардероба завороженно и с азартом смотрел на вращение трехлитровой банки своей соседки, постоянно выкрикивая хриплым голосом каждые две секунды: «Декантер! Сильней! Давай! Сильней! Давай!…» Его зациклило на этих словах, но другие в настоящий момент были просто без надобности. Для этих двух обитателей перехода весь мир скукожился до размеров грязной со сколами на горловине трехлитровой банки.
Третьего Дима заметил не сразу – тот стоял неподвижно, подперев тшедушным плечом в рваном рукаве серую плитку облицовки стены перехода. Ничего необычного, но что-то напрягало… непонятно что. Небольшая фигура стояльца, казалось, не несла в себе никакой угрозы, руки были пусты и свисали плетьми вдоль плотного покрытого бесчисленными слоями одежды тела. И все же что-то было не так.
Внезапно Дима понял что. Обычно представители подобного, назовем это «класса» (хоть и являются, по сути, деклассирующими элементами) всегда стараются разжалобить прохожих, то смиренно прося мелочь, то размашистыми нетвердыми движениями накладывая на себя крест и прикрываясь Христом, молят подать хотя бы ради него, но во всех случаях они, как правило, смотрят в пол, мимо, снизу вверх, робко и смиренно и никогда не пристально в глаза. Вызывающе и пристально. Никогда.
Этот же смотрел именно так – открыто, с легким налетом наглости, в упор, не отводя глаз. Трещина кривой улыбки пересекала его густо заросшее серо-рыжей бородой лицо, открывая миру желтые пеньки кривых зубов за скатанными рулонами штор серых тонких губ. Он ждал. Ждал его. Казалось.
Дмитрий сбился с шага на ровном месте. Чертыхнулся про себя. Ерунда какая-то. Вовремя пришла спасительная мысль – его же ждут на важной встрече. Все остальное не имеет значения. Вижу цель – не вижу препятствий. Нервно поправив на руках перчатки из тонкой телячьей кожи, Дима ускорил шаг. Вернулась уверенность. Глядя четко перед собой, он целеустремленно шел четко посередине коридора к выходу из перехода.
Проходя мимо стоящего бомжа, Дмитрий внутренне сжался, как будто, в ожидании чего-то. Но внезапно раздавшийся голос все равно заставил его вздрогнуть. И голос исходил не от бородача. Сидящий у стены пацан прервал свою медитацию на трехлитровую банку и, не отрывая зачарованного взгляда от стеклянной тары, хрипло прокричал: «Подайте тысяч 10, лучше 15 – желательно, купюрами по 100 и 500 рублей!» Дима подумал, что ослышался.
В любой другой раз он бы просто прошел мимо, отрицательно мотнув головой или ограничившись коротким «нет мелочи». Но высказанный запрос ввел его в ступор. Что за дичь! Какие 10-15 тысяч? Четверть среднемесячной среднестатистической зарплаты в виде милостыни??
– Тебе зачем? – на автомате спросил Дмитрий, нервно поправляя отяжелевшую от январской мороси кашемировую шапку на голове.
– Да так – на Хеннесси не хватает, а хочется очень, – ответило тело у стены, продолжая не отрываясь смотреть на вращение жидкости в банке.
Дима встал как вкопанный. Сюр какой-то… Зачем ему Хеннесси? Почему? Как? Что за бред? Мозг лихорадочно гонял нейроны, пытаясь нащупать логическую цепочку. Но причинно-следственная связь никак не желала находиться, растворяясь в глубинах подсознания.
Дмитрий вздохнул и задал вопрос, который никогда бы ранее не спросил, ни в каком галлюциногенной сне он не мог такое представить, но все же:
– А что в банке?
Зачем он это спросил? Для чего ему эта информация – что у бомжей в банке? Сознание бессознательно выбивалось из-под контроля.
Парень у стены с приклеенным к стеклянной банке взглядом спокойно проскрипел в ответ:
– Шатонёф-дю-Пап, 2017 год, винодельческое хозяйство семейства Гигаль. Не Almaviva или OpusOne, конечно, и, уж тем более, не Petrus, но все же… вполне себе приличный ассамбляж.
Дима не считал себя крутым знатоком, но в вине кое-что понимал на любительском уровне и достаточно неплохо – уж что такое Petrus стоимостью несколько тысяч долларов за бутылку, он знал, хоть и не пробовал никогда. Да и ШдП в районе 100 евро за бутылку… Здесь, в подземном переходе Новоспасского проезда белокаменной в грязной исцарапанной и отбитой стеклянной банке в отекших от беспросветного пьянства пальцах бомжихи… Это как? Да, и откуда они вообще знают все эти названия??
– Дай! – он зачем-то снял перчатку и протянул холеную руку со свежим маникюром в сторону тары.
Парень у стены с явным усилием отклеил свой взгляд от напитка и впервые взглянул на Дмитрия. Над кривым сломанным носом в засохшей кровавой коросте блестели разноцветные глаза – карий и зеленый. Они не мигали. Совсем не мигали. Дима видел наличие век, но не мог уловить момент их движения. Карий был похож на бездонную яму, а его зеленый собрат – на бесконечный тоннель, который не отражал мир вокруг, а, казалось, затягивал в себя все окружающее. Отражал не во вне, а внутрь.
– Не могу пока, – сказал парень, и в глубине радужек его глаз что-то хаотично задвигалось, – Не могу пока, – повторил он вновь, – Видишь же – идет декантирование, вино еще не подышало, оксидация не завершена.
– Все равно, дай! – Дима уже не понимал, что происходит и не отдавал отчета своим действиям – его замкнуло, – Дай же! Ну!
Женщина у стены качнулась вперед и нехотя встала. Ее руки остановили вращение, и жидкость в банке, также нехотя, мазнув по инерции несколькими волнами по стенкам декантера, встала в сосуде, чуть покачиваюсь в такт тремору рук своей владелицы. Затем она медленно подняла руки и протянула емкость в сторону Дмитрия. Молча.
Дима в какой-то необъяснимой спешке схватил своими чистыми руками полупрозрачную от грязи банку и сделал оборот. Затем второй. Жидкость вновь отправилась по своему привычному маршруту по внутренней окружности тары. Опустив нос прямо в горловину, Дима жадно вдохнул.
Это было вино. Без дураков. Причем достаточно высокого качества – явно не бормотуха. Рефлекторно Дима сделал глоток, даже не пытаясь подержать жидкость во рту, как учил когда-то знакомый сомелье. Дима не был знатоком, и не мог разложить аромат и вкус на молекулы, составляющие сорта винограда, или отличить тот же Шатонёф от Приората, но… Это было вкусно. Не так… Это было вкусно!
Он попробовал еще раз приложиться к банке, но до тех пор молча стоявшая женщина, проявила неожиданную прыть и резким движением вырвала посуду из его рук.
– Но-но! Ты не него не скидывался! Ишь, хитрец – нахаляву пить! – женщина рассмеялась каким-то приятным грудным смехом, который резко контрастировал с внешностью огородного пугала, – сказано же было – давай десятку на вторую бутылку! Или пятнашку и купим вон ему, – она мотнула гривой спутанных волос в сторону сидящего парня, – Хеннесси, а то страдает без нормального коньяка.
– Не ломайся и не жмоть!
Дима вздрогнул – говорил третий бомж, который до сего момента не вступал в беседу и молча с насмешкой наблюдал за всеми участниками.
– У тебя в сумке кошелек, который ты в фирменном бутике BRIDGE во Флоренции на Пьяцца Уффици покупал 3 года назад. Не топ, канеш, – бомж зевнул, раскрыв свою щербатую пасть, и даже не потрудился прикрыть рот рукой, – но и не бюджетный вариант, – продолжал он, – добротный средний класс, люкс тебе еще рановато… О чем это я? Ах, да, так вот – в твоем кошельке лежат две двухтысячные купюры, две по «косарю» и одна «пятерка». Так что – хочешь выпить – гони бабло!
Как зомбированный Дима достал из сумки коричневый потертый на углах кошелек вышеназванной итальянской фирмы, открыл на автомате и достал искомые купюры – ровно те, которые назвал бородатый.
– Вот и славно! – бородатый кивнул парню у стены, – сгоняй, обналичь!
Дима моргнул, рука держала пустой кошелек, денег там уже не было.
– Готово! – паренек убрал руку за спину и тут же достал ее обратно. Кривые пальцы с черной каймой грязи на ногтях держали темную бутылку с чистенькой свеженькой бело-желтой этикеткой, – Гигаль, Шатонёф, как и заказывали! Последнюю забрал.
– На! – добавил весело парень, кивнув Диме на банку, – добивай, тогда, это, а мы пока новую бутылку проаэрируем. Пусть подышит.
Дима рефлекторно протянул руки, взял банку и, не отрываясь, в несколько жадных глотков осушил остатки. Протянул тару обратно, сказал «спасибо» заплетающимся языком и на нетвердых ногам поплелся к выходу. Алкоголь моментально нанес нокаутирующий удар в голову, растекаясь по всему организму в компании эритроцитов с тромбоцитами, расширяя сосуды и изменяя сознание. В след ему раздался звук вылетающей из бутылки пробки, звон стекла о стекло, каркающий смех и насмешливый бас: «Конечно, все ж таки 15% крепости да на пустой желудок! Но ничего – дойдет как-нибудь на своих двоих…»
Спотыкаясь на каждом шагу, Дима выходил из перехода по скользкой лестнице. До заказчика в тот день он так и не доехал.
***
Он плохо помнил, как дошел домой, как… А ведь, что интересно – именно, дошел, а не доехал. Хотя от Пролетарки до южной стороны Измайловского парка, где он жил на улице Плеханова, километров 8 – не меньше. И существенная часть маршрута проходит вдоль не самого дружелюбного для пешеходов Шоссе Энтузиастов. В общем, до дома он именно дошел. Часа за полтора. Уже почти трезвый.
На автомате достал ключ, открыл дверь и рефлекторно произнес стандартную фразу «всем привет! Я дома». Кому это «всем» этот самый привет предназначался – так и непонятно – ведь Дима жил вдвоем с девушкой, но каждый раз предпочитал приветствие во множественном числе. И эти «все» в лице единственной девушки традиционно вышли его встречать в коридор из просторной и модной в наши дни кухни-гостиной. Галина, назовем так нашу второстепенную героиню (или, как бы сказали киноманы – «актрису второго плана»), приветствовала своего избранника радостной улыбкой, вытирая фартуком остатки муки с тонких пальцев. Они были вместе уже года 3, что по современным меркам, являлось достаточно приличным сроком для совместного проживания, но, как оказалось, недостаточно приличным – для создания официальной семьи. Хотя, если говорить более точно – одна хотела того, чего второй всячески избегал. Полный рассинхрон. И периодически, раз в несколько месяцев, вопрос о браке ставился ребром, но каждый раз он категорически снимался с повестки дня аргументом за авторством Шопенгауэра – «брак в два раза увеличивает обязанности и в два раза сокращает свободу». От себя Дима всегда добавлял: «Рано еще, я пока не готов. Надо созреть…» Так и зрел, уже три года.
Вытирая руки фартуком, Галя, не отрываясь, смотрела на Дмитрия – тот не двигался уже несколько минут, превратившись в манекен, и не спешил раздеваться, продолжая держать в руках ключи и сумку. Стеклянные глаза уставились на аляповатый бутон на обоях, словно боялись пропустить момент его цветения. Серая московская грязь растекалась из-под подошв неснятых ботинок.
– Какие планы на вечер? – девушка попробовала пошутить и тем самым разрядить обстановку, которую непонятно кто зарядил. – Останешься сегодня в коридоре или все же пойдем ужинать?
– А?? – выдохнул Дима и оторвал замороженный взгляд от обоев. Ключи от квартиры робко звякнули под рефлекторно сжавшимися пальцами. Циркулирующий в коридоре поток воздуха донес до Галины переработанные ароматы продуктов французских виноделов.
– О как! – подведенные брови изящно изогнулись, придав лицу удивленное выражение. – Сегодня – праздник какой-то? Я что-то пропустила? Прям, чувствую себя лишней на этом празднике жизни), – девушка не оставляла попытки свести все на шутку. – У тебя ж, вроде, принцип всегда был – на работе «ни-ни», а сегодня только вторник… или я благополучно упустила среду, четверг и отдельно пятницу, и сегодня – уже суббота?
– А? – манекен медленно оживал, но пока оперировал только междометьями. – А?.. нет, то есть – да, сегодня вторник, все верно… да, пил, но не на работе.
– Ну, слава Богу – отвис, – порадовалась Галя, – будем считать это сбоем системы, перезагрузка не потребовалась. Тогда, предлагаю все-таки переместиться на кухню – в коридоре тоже, конечно, хорошо, но, рискну предположить, что ужинать все ж таки нам будет удобнее на кухне) Пойдем!
Дима повесил ключи на гвоздик, сумку положил на тумбочку и, наконец, присел на пуфик, чтобы снять ботинки. Узкая облегающая итальянская обувь никак не хотела поддаваться – тонкие с пропиткой шнурки сопротивлялись любым попыткам их ослабить, а энергичное раскачивание туфли с той же целью приводило к ровно такому же нулевому результату. Наконец, благополучно разозлившись на бездушную обувь, Дима напрягся и в победном рывке сдернул туфлю с ноги. Вместе с носком. Движение было настолько резким, что, накопившаяся на протекторе подошвы грязь, радостным веером разлетелась полукругом и осела незатейливыми серыми каплями на обоях цвета слоновой кости.
– Ой…
– Ну что ж, – Галя поджала на мгновение губы, но пересилила себя, – задел положен, первая победа достигнута. Предлагаю не останавливаться на полпути и разуться полностью. Давай помогу – я же вижу, тебе неудобно. Видимо, носки промокли и ботинки стало тяжело снимать…
Девушка присела на корточки и своими тонкими пальцами ловко расшнуровала второй ботинок. Освобождение второй ноги из обувного плена обошлось гораздо меньшей кровью.
– Ну вот – дело сделано! – Галя поднялась во весь рост, – кстати, ты сказал, что пил не на работе. А где, тогда, интересно даже?
– А?
– Дима, солнышко, я, как дипломированный филолог, очень душевно прошу при общении со мной помимо междометий и звукоподражаний использовать и иные части речи. Как минимум, существительные, прилагательные и глаголы будут более информативными. Уж поверь мне.
– Да-да, – Дима потер лоб, помотал головой, – да, конечно, прости. Где пил?… Не поверишь… в переходе.
– кхм…???, – девушка прокашлялась, – в переходе? Что ж, романтично, конечно, да и креативно – тут ни убавить, ни прибавить… А с кем и что?
– Кхм…, – растрепанные последними событиями нейронные сети Дмитрия постепенно успокаивались и возвращались в некое подобие системности, – эээээ…. Мммм…. Как бы это…
Он никак не мог выжать из себя правду последних часов – внутри что-то мешало. Это как пытаться выдавить крем из тюбика с закрытым колпачком – усилий много, давление внутри только растет, пальцы немеют от напряжения, кожа сохнет, а в результате – тубус рвет в слабом месте шва сочленения носика – и с громким чавкающим звуком на руках оказывается добрая половина крема из контейнера. Прорвало – что называется… А попробуй в тюбик запихать обратно лишнее. Так и тут.
Диму прорвало. И даже не в самом слабом месте. А просто сорвало все заглушки, закрутки, блоки. Словно боясь, что его остановят, он, захлебываясь словами, съедая в спешке окончания и разбрызгивая слюну во все стороны, торопливо вываливал на Галину подробности сегодняшнего вечера. Минут десять. Нон стоп. Потом замолчал. Сдулся как шарик. Осел на коридорном пуфике.
Галя молчала. Во время монолога она даже не пыталась прервать или задать уточняющий вопрос. Нутром поняла, что нужно молчать. Монолог закончился, а молчание девушки – нет. Ни звука, ни вздоха, ни слова. В квартире повисла тишина. Этот как в наушниках включить режим активного шумоподавления – раз, и мир, как будто, оглох, вырубив все аудиодорожки, оставив работать только видео-ряд. Говорят, звенящая тишина. В современном мира она гудит как трансформаторная будка. Абсолютно неинформативно, просто гудящий фон, который рвет сознание – как кошка, которая вцепилась когтями в кожу и плавно, без рывком, тащит к себе мягким движением, лишь увеличивая с каждым миллиметром все нарастающую боль…
– Хорошо, – Галина, наконец, прервала гудящую тищину, и помотала головой, рассыпав темные волосы по хрупким плечам, – пора ужинать. Переодевайся и мой руки. У нас сегодня – домашние пельмени с телятиной и индейкой. Твои любимые.
Она развернулась. Застыла на мгновение и снова повернулась к Диме. Легкая робкая улыбка пробежала как тень по тонким ненакрашенным губам.
– Резюмирую, – продолжила Галя, – для ясности картины: были пробки, ты оставил машину и решил поехать на метро, спустился в переход – а там, бомжи, которые показались тебе странными. Они пили какую-то бурду из трехлитровой банки. Тебя они уверяли, что там Шатонёф – вместе с тем, там могло быть все, то угодно. За каким-то лешим, ты попробовал – твой мозг повелся на подсказку и подтвердил, что это французское вино. На всякий случай, напомню тебе – единственный раз мы с тобой были на слепой винной дегустации прошлым летом мы оба полностью провалили все тесты, не угадав не единого образца. А тут ты, вот прям так сразу, узнал Шатонёф… Затем они провидчески тебе сообщили, что у тебя есть кошелек и там есть деньги – оракулы, блин, Кассандра по ним плачет – и даже назвали номиналы…
– Вот-вот, – Дима встрепенулся, – они назвали номиналы банкнот!
Хоть у Гали и не было пока своих детей, но, видимо, это сидит у всех женщин на генетическом уровне – она снисходительно посмотрела на своего мужчину как на пятилетнего ребенка, который не понимает еще очевидных вещей в силу возраста, и которому все надо разжевывать по сто раз. От этого взгляда самооценка Дмитрия резко рухнула вниз на десять процентных пунктов.