Полная версия
В тот день к делу ОН снова даже не притронулся. В этом больше не было необходимости. ОН знал все, что ЕМУ было нужно.
***
ОН стоял в тени у самой кромки неогороженного пруда, стараясь не испачкать грязью свои ботинки. Дул легкий весенний ветерок, и на поверхности пруда играла еле уловимая рябь. Лучи яркого солнца старательно пробивались через листву плакучей ивы и касались открытых участков кожи. Где-то вдалеке на детской площадке звучали детские крики и смех.
«12 часов дня, танцплощадка горсада, крайняя правая скамейка». Сухие строки информации, которые ОН написал в той записке. ОНА должна прийти – не может не прийти. Очень удобное место, чтобы пообщаться и остаться незамеченным. Овального вида открытая танцплощадка примыкала к городскому пруду и с трех сторон была укрыта зарослями, достаточно трудными для прохождения. Само ограждение площадки не было глухим, и состояло из плохо пригнанных досок с большими просветами между ними, через которые можно было легко просунуть руку.
ОН, как всегда, пришел заранее и спокойно ждал, снаружи со стороны пруда. Заранее продумал и отрепетировал быстрый и безопасный отход. Даже если кто-то захочет оббежать площадку и посмотреть – кто же там спрятался – он просто не успеет это сделать. Несколько быстрых шагов – и ОН выбирается из зарослей, несколько секунд быстрого бега – и ОН уже около высокого забора местного футбольного стадиона – как раз в том самом месте, где городские пацаны надорвали доску, чтобы можно было тайком шастать внутрь. Еще секунда – и ОН, отодвинув в сторону доску, проскальзывает в щель и оказывается в глухом уголке территории стадиона. Пойди найди. Все продумано.
До времени Х оставалось еще добрых 5 минут. Оказалось, что ОНА тоже любит пунктуальность. В этот же момент в просвет между досками мелькнула тень – будто кто-то садился на скамейку. ОН прильнул к щели – буквально в полуметре увидел женскую фигуру в черном платье с «хвостом» на голове. ОНА сидела спиной. В это раннее время площадка была пуста – мамаши со своими детками предпочитали проводить свое время совсем в других местах городского сада – там, где есть аттракционы и песочницы. А парочки и группы охочей до танцев молодежи начнут стягиваться сюда только вечером.
– Добрый день, – ОН мягко поздоровался вполголоса, стараясь выделять каждое слово, – спасибо, что пришли.
На ЕГО удивление ОНА даже не вздрогнула и не попыталась обернуться, чтобы увидеть, кто говорит. Хотя и к такому повороту ОН тоже был готов. ОНА лишь вздохнула и немного помолчала.
– Здравствуйте… Кто вы? Я могу задать этот вопрос?
– Меня попросили с вами встретиться, – ответил ОН, делая ударение на слове «попросили». – Попросили выслушать. И помочь, если это возможно. Скажу сразу, во избежание ложных ожиданий, мои возможности очень ограничены. Их почти нет.
– Простите, – прошептала фигура, – вы не ответили на вопрос…
– Ах, да, – ОН чуть отстранился от щели в стене, потер рукой лоб, – я отвечу. Но, пожалуйста, обещайте, что не будете поворачиваться. При первой же попытке это сделать разговор будет окончен. Я предпринял меры – вам не удастся меня увидеть. Это так – на всякий случай, чтобы не было искушения.
– Понимаю, – промолвила девушка, – обещаю… жизнью клянусь.
ОН подумал, кивнул сам себе.
– Думаю, вы и так знаете, что я такой. Но правильно будет это сказать вслух – я привожу в исполнение смертные приговоры.
– Палач.., – прошелестела ОНА.
– Если вам так угодно – да.
– Присутствие на казни исключено? Это возможно при каких-то условиях?
– Нет, – ОН ответил достаточно жестко и твердо, чтобы не давать надежду и сразу пресечь развитие беседы по этому руслу, – это закон.
– Я помню… мне говорили… но, тогда, что? Что я могу попросить у вас? – девушка приподняла худые плечи, голос оставался безжизненно ровным.
– Для чего вы хотели присутствовать на казни? Что вы от этого ожидали бы? – вопросом на вопрос ответил ОН. ОН знал, слышал ЕЕ желание там, в кабинете начальника тюрьмы, но ОНА должна была озвучить это сама – ведь ОН, по легенде, не мог этого знать.
ОНА вздохнула, сгорбилась, опустив плечи. Воцарилось молчание. ОН не прерывал. Ждал. Вопрос задан. Ответ должен был прозвучать.
– Ужасная вещь… то, что хочу спросить… – голос девушки снизился почти до шепота, – вы можете… можете убить ТОГО не сразу… чтобы помучился… несколько раз стрелять… чтобы… какой ужас…
– Я не занимаюсь мучением людей, – спокойно сказал ОН, – я не садист и привожу приговор с одного патрона. Всегда. Вернемся к вам – не описывайте процесс и исполнение – вы этого не знаете и не понимаете. Ответьте просто – что вы хотите от этого? Помимо самого факта, что убийца будет наказан.
– Вы же читали дело? – спросила ОНА.
– Да, – соврал ОН.
– Я хочу… – ОНА подумала, как будто собираясь с мыслями, – чтобы ТОТ испытал всю полноту ужаса, уходя в ад из этого мира…
– Это можно.
– Как… – ОНА полуобернулась.
– Вы обещали! – резко и быстро прервал ее ОН, отстраняясь от щели.
– Да-да, простите… – голос потух, и ОНА приняла прежнее положение к нему спиной.
– Это можно, – повторил ОН.
– Вы… обещаете?
– Да.
– Как я узнаю?
– Никак. У вас есть только мое обещание, – спокойно, но твердо произнес ОН, – ну, либо, возможно, у вас получится почувствовать. Я не знаю ваши способности. Каждый день проверяйте свой почтовый ящик – я сообщу, когда казнь будет назначена. Уже скоро. Очень скоро.
– Хорошо. Спасибо, – прошептала девушка. – А что взамен?
– В смысле? – не понял ОН.
– Что вы хотите взамен?
– Чтобы что-то дать – нужно что-то иметь, – ОН помолчал, – я не про деньги… Вы сейчас пустая. Совсем. Последний год забрал у вас все. Мне ничего не надо.
– Вы же обещали?
– Да. Просто так. Не взамен. Прощайте…
– Подождите, – ОНА снова подорвалась, но тут же села обратно, – подождите… Возможно, вы правы. Я уверена. Я знаю. Я почувствую. Вы выполните обещание. Все, что у меня есть сейчас – … ничего… кроме этой телесной оболочки… ничего… А знаете, что, – ЕЕ голос окреп, – дайте мне год. Ровно через год в 12 часов я приду сюда, на эту самую скамейку, если смогу вернуть… как-то отблагодарить за… как-то язык не поворачивается назвать добром то, о чем я просила…
– Я понял, можете не продолжать.
– Или не приду, – все же продолжила ОНА, – если пустота внутри окончательно сожрет меня. Ровно в 12 часов. Через год. В этот же день. Захотите – приходите. Если в 12 меня не будет – уходите. Ожидание бессмысленно.
– Я понял… До… свидания.
***
Весна. Какое замечательное время года. Антагонист осени. Небо убирает серый зимний фильтр и открывает взору свой естественный голубой цвет. Робкие солнечные лучи начинают усиленно топить пласты грязного снега, накопленные за долгую зиму. Птицы вдруг вспоминают, что они умеют петь, и наполняют своим щебетанием весенний нагретый воздух. Весной начинает пахнуть. Это сложно описать. Можно только прочувствовать.
Вторая половина весны – это уже маленькое лето. Снег исчезает, деревья и кустарники наряжаются в свою зеленую прическу, а молодую траву уже активно ровняют своими жужжащими газонокосилками работники коммунальных служб. Солнце еще не жарит, но уже хорошо прогревает и активно способствует выработке эндорфина в человеческих индивидуумах.
И как же хорошо, когда в такие солнечные весенние деньки приходят не менее хорошие новости. Вот и сегодня апрель передавал своему братцу маю эстафетную палочку, а ЕЙ передали весточку. В своем почтовом ящике ОНА нашла страничку, явно вырванную из какого-то блокнота с перфорацией на верхней узкой стороне, на которой было написано всего одно слово – «СЕГОДНЯ».
***
Последние дни ОН активно готовился. Нужно было в сотый раз все продумать, проверить, прокрутить в голове разные сценарии, настроиться психологически. Разобрал, почистил и смазал безотказный Макаров. На всякий случай заменил в обойме пружину подачи – крайне нежелательно было бы словить перекос патрона в самый неподходящий момент. Проверил затвор – тот ходил идеально и почти бесшумно.
После той встречи ОН с ТЕМ больше не встречался. Хотя ТОГО еще несколько раз водили на кожные процедуры, но уже без НЕГО. ТОТ спрашивал про НЕГО. Сказали – уехал, и, вообще, не твое дело. Сейчас никак нельзя было встречаться. ОН помнил, что пообещал ТОМУ и ЕЙ. ОН планировал сдержать слово. И то, и другое. Оба. Слова. Для этого нельзя было встречаться. Никто не должен знать, что в ЕГО голове, что записано в памяти.
ТОТ снова через коридорного передал жалобу. Стигматы уже не просто кровоточили – кровь буквально текла из них. Удачное совпадение. ТОМУ сказали, доктор может прийти только вечером, ждите. ТОТ ждал.
Наконец всё было готово. И все. Врач, прокурор и замначальника тюрьмы уже ждали в комнате в дальнем крыле следственного изолятора. Два дюжих охранника пришли за ТЕМ. ОН ждал в коридоре за дверью.
– … Встать! На выход – доктора из-за тебя пришлось к ночи выдергивать, – услышал ОН голос коридорного внутри, – Давай двигай на процедуру! Руки за спину!
ТОГО вывели из камеры, поставили лицом к стене, пока коридорный закрывал дверь. Развернули и тут ТОТ увидел ЕГО. Глаза расширились от ужаса. ОН прошептал губами всего одно слово, хотя в этом не было необходимости – ТОТ и так все считал из его памяти.
«СЕЙЧАС».
***
Демон зевнул и лениво посмотрел на часы, как будто ему так важно было знать, какой сейчас час.
– Язык с тобой смозолишь, – пожаловался темный, – устал, пока все пересказал.
– Не понял…, – Дима все это время сидел без движения, будто приклеился к дивану, и тут подался вперед, – а дальше?
– Что дальше? – сделал вид, что не понял Вельзевул.
– Что было дальше? Чем закончилось? Он дал два обещания – они противоречат друг другу – как он их выполнил?
– Ой, – демон сделал вид, что умилился, поправил очки и сложил руки на груди, – из всего сказанного тебя интересует только то, как выкрутился палач? А людские судьбы тебе снова не интересны? Депрессия потерпевшей на грани самоубийства, работа оперов, которые поймали убийцу, то, что случилось в Афганистане… Не, не интересно? Мораль – вы же так любите о ней рассуждать. Не следовать ее нормам – это ж так сложно, а просто порассуждать – язык-то без костей. Он дал два разных обещания и оба выполнил – в сказке это явно сказано. Если кто плохо слушал – я не виноват.
– Да хватит уже словоблудием заниматься! – вскипел Дима, – Чем все закончилось??!
– Так я все сказал, – пожал плечами демон, – в сказке все есть. Имеющий уши, да услышит. Как говаривал один француз, Альбер Камю, после нашего очередного с ним общения лет 80 назад: «Книга, которая дает ответы на все вопросы, это – мертвая книга». Или что, тебе надо слащавый липкий до тошноты хэппиенд? Типа, через год ОНА ровно в 12 часов в белом платье сидела на то же скамейке, а ОН подошел к ней с букетом весенних тюльпанов? Так что ли? – глумливо продекламировал демон, пытаясь спародировать голос Володарского.
– А хоть бы и так?
– Да откуда ж я знаю, – пожал плечами темный – дело происходило вчера вечером только – еще ничего не понятно. Поживем – увидим.
– Врешь! – Дима аж вскочил, – ты же сам говорил, что это начало 90-х, первые годы после распада Союза – я тогда только родился еще. Никак это не могло быть вчера. Тридцать лет уже прошло с лишним.
– Ма-ла-дец! – похлопал в ладоши демон, – внимательный. Хвалю – возьми с полки пирожок и бутылку виски. Ладно, не могло это быть вчера – верно. Ты тогда еще не родился. НО! – он поднял свой указательный палец вверх, – сказка есть сказка. И менно на этом месте она заканчивается. Все, точка. Пора мне, прощевай… Может заскочу еще к тебе как-нибудь на ночь – расскажу что. А может и нет. Не решил еще. Вот такой я – умный красивый, но нерешительный, ага.
Вельзевул развернулся, а Дима вскочил и рванул к нему. Точнее, он попытался это сделать, но, словно, ударившись о невидимую стену, рухнул обратно на диван.
– Чёрт!
– Да здесь я, здесь – сколько уже можно звать-то? – демон широко зевнул и на сей раз культурно прикрыл свою пасть ладонью. – Кстати, все спросить забываю? Как там твои родители поживают в своем домике в деревне? Все ли у них хорошо? Насколько помню, у матушки вашей вы во втором браке родились года через 2 после описываемых событий, и она младше вашего батюшки на 20 с лишним годков, ага? Матушка никогда не вспоминала ни первого мужа, ни своего отца. А, и еще – помнишь, ты все любил, когда маленький был, орден «Красной Звезды» у отца рассматривать, гордился, все просил рассказать, а тот отнекивался… Отец у тебя старый уже, за 70 – самое время написать мемуары про свои боевые подвиги. Тогда, помню, в 1980 году в Афганистане интересные события происходили, ага. Ну, ладно, прощевай…
Пахнуло серой и Дмитрий остался в гостиной один. Секунды перетекали в минуты, а те – в часы. За окном забрезжил рассвет. Дима не двигался. Для него время остановилось. Скрипнула дверь – в комнату вышла Галя. Заспанное лицо, взлохмаченные после сна длинные волосы, в халатике поверх ночной рубашки.
– Дима? Ты что, так и не ложился? Дима?
Он не шелохнулся. Сидел, как истукан, глядя перед собой невидящим взглядом. Девушка опустилась перед ним на колени, взяла его голову в свои мягкие и теплые ладони.
– Дима, что случилось? Поговори со мной? Тебе что-то приснилось? Что, какой-то кошмар? Пойдем уложу тебя спать! Это ж я, твоя…
– Моя кто? Кто? – вдруг встрепенулся Дима и посмотрел на подругу расширенными зрачками, голос перешел на крик, – Кто? Ты? Моя? Жена, любовница, подруга дней моих суровых? Кто?
Девушка чуть опустила голову, улыбнулась и промурлыкала:
– Я? Я – твой суккуб.
***
Следующая Сказка#2 Quid pro quo ждет свою ночь для рассказа.
Сказка#2 Quid pro quo. Пролог. Утро нового дня
Что-то стало холодно. Ступни, казалось, заледенели. Дима подтянул ноги к телу – стало теплее. Оказывается, его нижние конечности просто торчали из-под пледа. Пледа? Дима открыл глаза и сел. Огляделся. Он был на диване в кухне-гостиной под домашним пледом. За окном расплескалась зимняя серость. Кажется, шел снег. Очередное январское морозное утро. Он повернул голову, прислушался. Тишина? А, нет – в коридоре явно слышался характерный шум, как будто кто-то принимал душ. Кто? Тьфу ты, дурак – вот же странный вопрос. Он резким движением скинул с себя плед, вскочил на ноги и устремился в сторону ванной комнаты, тем более, что его мочевой пузырь отчаянно сигнализировал тревогу и всеми доступными способами показывал, что держится из последних сил.
Рванул дверь ванной. Звук водяных струй усилился. За ним послышался женский вскрик.
– Ой, это ты, – в ванной стояла обнаженная Галина и смотрела на него, отогнув в сторону цветную шторку, – вот же напугал, бестолочь! Чего ты вламываешься?!
Дима стоял посреди немаленькой по размерам ванной комнаты и усиленно пытался собраться с мыслями. Вспоминал. Вспомнил.
– Ты мой кто? Суккуб? – голосом, в котором доброта отсутствовала как факт, спросил он. Но Галина уже снова скрылась за струями воды и продолжала свой утренний моцион.
– Что? Ты что-то спросил? – мокрое лицо девушки снова появилось из-за шторки. – Ты же видишь – я моюсь, плохо слышно…
– Ты. Мой. Кто? – отчеканил Дмитрий, глядя прямо на Галю.
– Какой мой? Я – же девушка, причем, твоя – Галя распахнула свои серые глаза, – что вообще происходит? Ты недоспал? Или, просто, вожжа с утра под хвост попала? Мне через полчаса, край, надо уже бежать.
– Сук…куб, – выдавил из себя Дима.
– Че…го? – в глазах плескалась обида, – Мить, как ты меня назвал? Что происходит?
Галя резки движение одернула в сторону штору. Выключила воды. Схватила с раковины полотенце и, вышагнув из ванны, стала с силой вытираться. На бледной коже выступили красные пятна, как всегда бывало, когда она злилась. Поджав губы, девушка молчала и терла себя полотенцем так, будто хотела содрать весь эпидермис.
– Ответь мне, – настаивал Дима.
Девушка швырнула в него свое мокрое полотенце, резко оттолкнула в сторону и, схватив с вешалки халат, с силой натянула его на себя так, что затрещали нарукавные швы.
– Ты, что? – угрожающе прошипела она, – решил мне с утра устроить спектакль? Я же тебе говорила, что у меня сегодня важная встреча – надо сконцентрироваться и настроиться. А ты? Ты вчера, мало того, что бухнул где-то в переходе с какими-то бомжами, нажрался какой-то дряни, так потом еще и полночи бродил по кухне с включенным светом, да так, что я тебя под утро насилу уложила на диван. Вообще, скажи «спасибо», что еще и пледом тебя укрыла! Неблагодарный!!!
Не выдержав, девушка разрыдалась. Она плакала взахлеб, искренне и отчаянно, размазывая слезы и остатки воды по ненакрашенному лицу. Глаза моментально покраснели. Сквозь рыдания прорывались отдельные слова.
– Полчаса… накраситься еще… прическа…встреча… в 12…а тут… ты… козёл!
Дима стоял неподвижно, прижав к телу брошенное ранее в него мокрое полотенце. Футболка медленно пропитывалась влагой. Она раньше никогда его не обзывала. И он тоже. Какие бы ни были ссоры, страсти, но они всегда к друг другу относились с уважением, не опускаясь до оскорблений или низости.
– Козёл? – прошептал он.
– А ты? Ты меня как сейчас назвал, а, милый? Суккай какой-то??!!! За что?????
И без того влажную атмосферу ванной комнаты обогатила новая порция девичьих слез. Галя, присела на край ванной, перекрестив ноги, и, не переставая, рыдала.
– Сук.Куб. – раздельно четко произнес Дима.
– Да хоть квадрат!!! Сам ты – … в кубе!!
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Сейчас надо спокойно досчитать до 10. Медленно. Нет, не так. Меееедлеееееннооооо. Да, именно так. Чёт какая-то дичь происходит… Дима потер лицо – тем самым полотенцем, которое продолжал держать в руках. Влага, свежесть и аромат чистого девичьего тела. Мягкие ворсинки мохера нежно гладили кожу лица, словно теплые женские руки. Это помогло включить мозг.
– Мне, это… надо отлить, – выдавил из себя Дима. Его мочевой пузырь тактично молчал во время их эмоционального разговора, но сейчас напомнил о себе с новой силой.
Галя подняла заплаканное лицо.
– Ну так отливай, в чем сложность-то? Или тебе надо мое разрешение. Хорошо, так и быть – властью, данной мне хер знает кем, дозволяю тебе слить все накопленные за прошлую ночь излишки жидкости вместе с креатинином, мочевиной и иными азотистыми остатками, не считая уробилина и урохрома, которые образуются из билирубина и придают твоей утренней моче такой насыщенный неприятно-грязный цвет.
– Чего?…
– Если ты забыл, Котик, – девушка сделала ударение на последнем слове и ехидно улыбнулась сквозь слезы, – по первому средне-специальному образованию я – фельдшер. Давай, иди, доставай свою дренажную трубку. Так и быть – я отвернусь.
Он искренне и с нескрываемым наслаждением заржал. Не засмеялся, типа громко или заливисто, а именно – заржал. В голос. Его мотало из стороны в сторону. Отбросил в сторону ненужное полотенце. Хлопал себя по коленям, стучал по кафельной плитке кулаком. В общем, ржал с упоением. Через какое-то время он понял, что уже не солирует и их, как минимум, уже дуэт. Хотя, и как максимум, тоже дуэт. Полуголая катающаяся от смеха девушка и небритый полусонный парень с разрывающимся мочевым пузырем просто порвали это ограниченное ванное пространство какофонией звуков и междометий, некоторые из которых, казалось, голосовые связки просто не могли произвести. Но они производили.
Как говаривал старина Иммануил Кант – «юмор – это способность приходить в хорошее расположение духа». В общем, опустим все пикантные подробности. Они не так важны в контексте нашего повествования. Скажем лишь, что после долгожданного опустошения мочевого пузыря последовало короткое, но бурное соитие женского и мужского начал. И спустя полчаса местами непробритый, но зато в костюме, Дмитрий и все еще ненакрашенная, но с сияющими глазами Галина парочкой голубей выпорхнули из семейного гнездышка каждый по своим неотложным делам. Галя мазнула губами его по щеке, проворковала «в такси накрашусь» и была такова. Дима, вспомнив, что машина осталась на парковке у бизнес-центра, вздохнул и тоже вызвал тебе такси.
Уже в такси он почувствовал, что голова начинает раскалываться. Неужели, вчера, действительно, какой-то дрянью траванулся? Хоть то, что он реально вчера бухал с бомжами Галя подтвердила, а остальное… Привиделось? Приснилось? Бормотуха наложилась на усталость и отформатировала сознание до полной неузнаваемости? Что это все было? Сон? Вопросов было так много, а вот с ответами – полная беда. Ноль. Зеро. Никаких внятных объяснений. А тут еще Афган, 1980 год, мама, второй брак… Стальные клещи словно сдавили виски с обеих сторон – Дима почти услышал, как трещат кости. Чёрт! Родители… А ведь он, действительно, почти ничего не знал про их прошлую жизнь: отец служил где-то в органах, к моменту его рождения вышел на пенсию, в молодости, вроде, и правда был в Афгане – орден, вот, остался с тех времен… мать всю жизнь проработала учительницей, сейчас только вышла на пенсию, до встречи с отцом – да, была замужем, детей до него не было… Да, ведь и правда, оба практически никогда не рассказывали о прошлом – все разговоры были только о настоящем и будущем. Из старых фотографий были только те, что из детства. Молодость, как будто, была вырезана при монтаже. И родственников не было – ни с той, ни с другой стороны. Дима помнил, что всегда завидовал своим сверстникам, которые росли в семье не одни, ходили по праздникам в гости к родственникам, ездили к бабушкам в деревню… Он никуда не ездил и не ходил – семья жила достаточно закрыто от всех. Отца и мать, казалось, всегда устраивает только общество друг друга. Больше им никого было не надо. Ну, за исключением только его самого – они его любили. Точнее, любят. Очень нежно и всепоглощающе.
Что делать? Позвонить матери? А то отец терпеть не мог общаться по телефону – всегда говорил, мол, хочешь поговорить – приезжай в гости. Ну, позвонит он матери, а что сказать-то? Мам, а мне тут приснилось – а у тебя первого мужа и отца правда убили, да? А потом убийцу казнил папа, да? Мама, а наш папа – палач на пенсии? Дичь какая… Он с силой потер лицо руками до красноты. То ли совпадение, то ли его сознание, включив в работу правое полушарие мозга, так ударилось в фантастику, что братья Стругацкие вместе с Айзеком Азимовым обзавидовались бы его созидательным творческим масштабам.
Дима подумал и все же достал телефон. Мама ответила после первого же гудка, словно ждала.
– Алло, сынок, привет!
– Ма, здравствуй!
– Что так рано звонишь? Случилось что? А я тут задумала чебуреки нажарить – помнишь, папа все говорил, как ему его бабушка в детстве жарила… ну да ты ее не знаешь, не застал уже… так она все какие-то травки в фарш добавляла, а тесто делала на водке, представляешь?! А тут, не поверишь, на рынке нашла эти травки сушеные, купила, вспомнила про бутылку водки в шкафу и все – надо чебуреки лепить – а куда деваться-то? Представляешь?! Вот, я с самого утра тесто замесила – сижу мну его вручную уже почти час – бабушка все говорила, тесто должно быть эластичным и не прилипать. А фермер мне вчера мясо хорошее продал – вот сейчас с тестом закончу и буду фарш молоть…
Мама болтала не переставая, перескакивая с одной темы на другую. Дима понял, что вклиниться в ее монолог будет нереально. Просто сидел и кивал в ответ, как будто она могла это видеть.
– … в общем приезжай на чебуреки! А то совсем редко стал навещать – закончила мама.
– Да, мам, конечно. Только не сегодня точно – работы полно. Может, в выходные.
– Только вместе с Галей – а то давно не были. Все, я побежала – тесто само себя не помнет. Целую, сынок!
Дима положил трубку. Нда, поговорил, называется. Ну, по крайней мере, у родителей все хорошо. Мама щебечет не переставая и хлопочет на кухне, а батя, скорее всего, традиционно ворчит для проформы, но помогает маме по мере сил – все ж уже восьмой десяток пошел… Вроде, счастливы они. Да и слава Богу.
Все, тряпка, собрался! Тяжелый день – сегодня надо разгрести все косяки дня вчерашнего. Работа сама себя не сделает. И Дима ухнул с головой в дела и заботы. Вынырнуть получилось только вечером. Поздно.
***
Сказка#2 Quid pro quo. В одну реку дважды…
Сказка#2 Quid pro quo. В одну реку дважды…
20:00. Сегодня без снега. Темно и морозно чутка, но не холодно – градусов 5-7. Ветра почти нет – из-за этого кажется теплее. Дима постоял у закрытой еще со вчерашнего вечера машины. Подумал. Получилось. Устал как собака. Хотя, вот ведь странно – почему усталость всегда сравнивают с собакой? И почему всегда сравнения с животными? Если упрямый, обязательно как осел. Если сильный, то как бык или медведь. Если трудолюбивый, то как пчела. Хотя, да, пчела, как бы и не животное. Но все же. Ведь гораздо правильнее, наверное, было бы сказать – устал, как тягловая лошадь. Или свирепый, как бегемот или носорог, на худой конец… Еще в детстве в Дарвиновском музее ему экскурсовод рассказывал, что в Африке страшнее бегемота зверя нет – эти «милые» с виду существа обладают скверным характером и очень территориальны – нападают на любого нарушителя своего спокойствия, не умеют отступать, дерутся до конца, убивают на раз-два крокодилов и львов, перекусывают пополам или затаскивают в воду и топят, их агрессия не знает границ… Нда, а с виду такие «няшные» и спокойные – ровно до того момента пока их не разозлить. В общем, да, странные, не всегда логичные сравнения укоренились в нашей речи. Исторически. Все их принимают как данность. И просто применяют в обычной жизни. Это ладно – животные, Бог бы с ними. А что касается укоренившихся сравнений в разных языках – вот, где точно мозг сломаешь. Русские как говорят? – например, холодный/прохладный как… лед или камень. Норм? – вроде, да – логично на обывательском уровне. А англичане как скажут? Прохладный как … огурец (cool as a cucumber). А про мертвого? Русский скажет – мертвый как труп (скорее, мертвее не бывает), а британец – мертвый как дверной гвоздь (dead as a door-nail). Но больше всего Диме нравилось, что если у рязанца или туляка от страха сердце уходит в пятки, то у жителя туманного Альбиона оно уходит… в рот (heart in one’s mouth). Все, занавес, без комментариев. Хотя, какую-то логику они туда же заложили, верно? В общем не получилось без комментариев. А раз уж все равно не получилось, то заодним Дима решил подумать и о том, почему русскоязычные люди всегда говорят «чертовски умный» или «дьявольски умный». Хм… почему именно чертовски? Зато можно сказать, что человек божественно красив. А вот, божественно умен – нет. Красота, то есть, от Бога, а ум – … ?