bannerbanner
Кровь на песке
Кровь на песке

Полная версия

Кровь на песке

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 11

– Лай-лай-лай! – закричала Чеда, распугивая прохожих.

Некоторые уступали дорогу, склонив головы, но некоторые нарочно начинали идти медленнее, мешая пройти. Чеда протиснулась между ними как раз вовремя, чтобы увидеть, как скарабеи разбегаются в разные стороны на перекрестке пяти улочек, расходившихся как спицы в колесе между рядами разномастных лачуг. Чеда побежала за старшим. Почему-то ей казалось, что он знает больше, чем напарник.

– Хоп-хоп! – крикнул тот, будто подавая кому-то знак. – Хоп-хоп!

Они забежали в самое сердце пустошей. Среди мусора, сломанных ящиков и бочек метались в поисках убежища мужчины и женщины, скрывающие лица. Чеда то оббегала препятствия, то перепрыгивала. Гнев нарастал внутри нее: она знала, что мусор этот появился посреди дороги не случайно. Все эти люди пытались задержать ее! Правая рука пульсировала болью сильнее, чем лодыжка, но Чеда не остановилась, боль подстегивала ее гнев, хотя год назад она и сама бросала бы перед Девой ящики.

Скарабей заметил брошенную телегу без мула и, взбежав по ней, как по трамплину, запрыгнул на соседнюю дырявую крышу. Чеда прыгнула за ним, и погоня продолжилась, на этот раз – по крышам домишек. Понимая, что бежать ему некуда, скарабей выхватил нож и обернулся к ней. Чеда была готова: рывок, подсечка – и он плашмя рухнул на крышу. Отнять у него нож оказалось легче легкого: он явно был не бойцом, а вором, посланным за какими-то сведениями. Но за какими? Это ей предстояло выяснить.

Чеда поставила его на ноги, заломила руку за спину. Скарабей не сопротивлялся, только обернулся назад, к Училищу…

Сперва Чеда не поняла, на что он смотрит, – солнце било в глаза, – но потом, шагах в пятидесяти, разглядела среди моря коричневых крыш мужчину. Вот он натянул тетиву раз и тут же второй… Мгновения не прошло, как обе стрелы вонзились скарабею в грудь. Тот застонал, обмяк…

Первой мыслью было бросить его и погнаться за стрелком, но она прекрасно понимала, что ни за что не поймает его – слишком далеко, – и подняла умирающего повыше, чтоб в случае чего, использовать как щит.

Но больше выстрелов не последовало.

Она медленно опустила умирающего, обернулась… и замерла. Эти наручи, этот широкий пояс… Боги всемогущие!

Рядом раздался резкий свист – Индрис с Камеил вылезли на крышу. Они заметили труп, проследили за взглядом Чеды… Но лучник исчез.

– Они застрелили его, – сказала Чеда. Камеил встала на колени рядом с трупом, выдернула стрелу.

– Я бы на их месте сделала то же самое.

– А что другой?

Камеил пожала плечами.

– Его преследуют Мелис и Сумейя.

Индрис подошла, пристально взглянула на неподвижную Чеду, затем на труп.

– Что ты видела?

Чеда покачала головой.

– Мужчину с луком.

Индрис не стала расспрашивать дальше, но продолжила наблюдать исподтишка. Неудивительно: Чеду едва ли не трясло, потому что она узнала стрелявшего.

Его поножи. Широкий пояс. Манера двигаться.

Эмре. Она узнала бы его и на смертном одре.

Эмре только что застрелил человека, выкравшего тайны Училища.

Глава 11

Увидев их на крыше Училища, Эмре сразу понял, что все пошло не по плану. Он наблюдал, как Мелек и Илиам убегают, увидел, что Стальных дев не остановили ни огненная пыль, ни болт, зацепивший спину одной из них.

Боги, боги, за что вы сделали Дев из стали, а нас – из плоти и крови!

На словах план Масида выглядел просто: зайти, забрать у своего человека список имен и выйти.

«Зачем столько предосторожностей? – спросил у него тогда Эмре. – Это же привлечет внимание, и Короли поймут, что мы что-то замышляем».

Масид погладил длинную раздвоенную бороду и снисходительно глянул на него.

«Пусть сейчас это кажется глупым и рискованным, но мы все делаем правильно».

Глядя, как Дева гонится по крышам за Илиамом, Эмре подумал, что Масид был прав.

Он натянул тетиву, прицелился Деве прямо в грудь, но Илиам выхватил нож и тут же упал, не успев увернуться от подсечки. Эмре опустил лук, когда узнал ее, Деву. Улыбка Тулатан, это же Чеда! Он был уверен!

Нервный смешок вырвался из горла. Эмре готов был убить любую Деву, кроме нее. И отдать им Илиама нельзя – Масид ясно дал это понять. Защищать Илиама и Мелека, но убрать, если Девы или Серебряные копья их схватят.

Чеда подняла пленника, выкрутила ему руку. Еще немного – и они спрыгнут, тогда шанс будет утерян. Вновь вернулся застарелый страх, оцепенение, как в тот миг, когда маласанский пес убивал Рафу, брата. Но на этот раз он боялся не за себя, а за Чеду – от одной мысли о том, чтобы убить ее, навредить ей, прошибал холодный пот.

Эмре моргнул, затряс головой. Хватит бояться. Ты родился заново, и пути назад нет.

Отточенным движением он поднял лук, натянул тетиву и выстрелил, тут же наложил новую стрелу и выпустил прежде, чем долетела первая.

Третья стрела не понадобилась – обе вошли глубоко в грудь Илиама. И, как бы Эмре ни старался нарастить вокруг сердца броню, сожаление вонзилось в него ледяным ножом.

Он знал Илиама, и знал хорошо. Они рассказывали друг другу истории у огня, готовили вместе. Несколько раз Илиам защищал Эмре от других скарабеев, не доверявших новичку. А теперь этот «новичок» выпустил две стрелы ему в грудь. Убил его. Пусть по приказу, но разве от этого легче?

На мгновение он почувствовал себя хуже маласанского пса.

Чеда обернулась к нему, застыла. Подбежать бы сейчас к ней, обнять, увести из Обители! Хотя бы просто поговорить… Но он не мог. Как и она не смогла бы уговорить его покинуть Воинство Безлунной ночи.

Снизу раздался пронзительный свист, и Чеда отвлеклась. Эмре не стал ждать: спрыгнул с крыши и затерялся в переулках Отмелей.

* * *

Дюжины огромных складов стояли бок о бок в круглящейся полумесяцем южной гавани Шарахая. Порой грузы в них не застаивались и на час, тут же переходя из рук в руки купцов, сошедшихся лично или через шарахайских посредников. Порой лежали неделями, дожидаясь, пока начальник каравана выберет момент, чтобы сбыть их по лучшей цене.

Среди них ютилось несколько шумных аукционных домов для местных торговцев и не менее шумных, да еще и вонючих, загонов для скота. Носильщики, как муравьи, сновали с тележками от причалов и обратно, купцы и матросы суетились на складах, устраивая свое добро, сквозь плотную толпу протискивались продавцы еды, впереди, уговаривая прохожих попробовать что-нибудь «лучшее в Янтарном городе», бежали их детишки.

Гавань гудела как улей, полнилась звуками, запахами, языками и потому оказалась идеальным местом для встреч Воинства – так шумно, что даже Королю Шепотов не расслышать их разговора. Эмре подозревал, что даже Король Юсам ничего не смог бы понять, покажи ему колодец портовую сутолоку.

Однако таилась тут и опасность: через гавань потоком текли деньги, и Серебряные копья слетались сюда как мухи на мед, принюхиваясь, где бы урвать и кого бы покарать. Они разгоняли толпу, словно соколы стаю скворцов, и порой у них даже получалось предотвращать преступления.

К вечеру гавань постепенно затихала, но, проходя мимо доков, Эмре заметил шестерых стражников. Некоторых он знал: Воинство платило им, чтобы они закрывали глаза на Эмре и остальных. Но всех не подкупишь – слишком много их товарищей пало от рук Воинства. К тому же Серебряные копья верны были Королям и своему командиру, среди них трудно было найти тех, кто польстится на деньги.

Эмре побродил немного, сбрасывая возможный хвост, и, убедившись, что за ним никто не следит, вернулся к маленькому складу с прилепившимся к стене загоном для скота. Он перепрыгнул через забор, распугивая свиней и стараясь не вляпаться в их дерьмо, и вошел на склад. Вонь ударила в нос. Он ненавидел ее, но не из-за отвращения, а из-за воспоминаний о работе на скотобойне. То были темные дни, он пытался обуздать ненависть к себе, забыться в работе… и не смог. Он винил себя в смерти Рафы, а вонь напоминала ему об этой вине.

Внутри, в стойлах, стояли несколько каимирских рабочих лошадок. Мускулистый конюх как раз чистил одной из них копыта, но, заметив вошедшего, недобро уставился на него.

– Однажды дюны переменятся, – сказал Эмре. Обычная присказка среди Воинства, намекавшая, что настанет день, когда Короли падут. Конюх кивнул и указал скребком на дверь в подвал.

Спустившись по ступеням, Эмре оказался в комнатушке, освещенной одиноким фонарем. Под ним сгрудились семеро мужчин и женщин – половина из Училища. Благодаря им Мелеку с Илиамом удалось раздобыть сведения.

Мелек, вернувшийся раньше всех, выглядел обеспокоенным. Эмре замутило. Он хорошо умел подавлять и скрывать свои чувства, но вина и сожаление нахлынули на него теперь сильнее, чем в тот миг, когда он стрелял в Илиама. Убеждай себя, не убеждай – он отнял жизнь друга.

Хамид, сидевший в темном углу, бросил на него сонный взгляд из-под век и указал на место рядом с собой.

– Рассказывай, – велел он. Остальные придвинулись ближе.

Эмре рассказал о том, что увидел с башни, о погоне, о том, как застрелил Илиама. Все время он пристально смотрел в глаза Мелека, не желая скрывать от него правду. Илиам был его братом, Мелек это заслужил.

– Скорблю о твоей утрате, – закончил Эмре.

Мелек сглотнул и кивнул, вытер слезы рукавом.

– Этот упрямый ублюдок все равно не сдался бы.

«Возможно», – подумал Эмре, но боль сделалась лишь сильнее.

Из всех только Мелеку повезло. Он вытащил из-за пазухи свиток из папируса и передал Хамиду. Тот придвинулся ближе к фонарю, пробежал взглядом по строчкам.

– Очень хорошо. – Он окинул взглядом собравшихся. – Ради этого мы и рисковали своими жизнями. За это погиб Илиам. Пусть на душе тяжело, это правильная тяжесть, ведь мы выполнили сложную работу. Теперь идите. – Он указал в сторону лестницы. – Семь дней никаких связей с командирами.

Один за другим заговорщики ушли, пока не остался лишь Эмре. Хамид окинул его пустым взглядом.

– Хочешь узнать, что принес Мелек? Я не могу тебе сказать.

– Я не за этим остался, – возразил Эмре, хотя, по правде сказать, ему было любопытно, ради чего погиб Илиам. – Его поймала Дева. Поэтому пришлось его застрелить.

Хамид спрятал свиток за пазухой. В его глазах наконец зажегся интерес.

– Это была Чеда, верно?

Эмре опешил.

– Как ты…

Хамид задул фонарь и, взяв Эмре за рукав, потащил к выходу.

Снаружи сумерки опустились на пустыню, первые звезды заблестели на синем бархате небес.

– Я же вижу, когда ты в облаках витаешь, Эмре.

– Я нигде не витаю. Беспокоюсь о ней, вот и все.

Они свернули на юг, прошли мимо складов.

– Знаю, вы были близки, но она выбрала свой путь. Что толку теперь о ней волноваться? Это тебя только отвлекает. Эмре, в нашей игре цена ошибки – не отрубленный стражниками палец и даже не рука. На кону твоя жизнь или, что еще хуже, беседа с Королем-Исповедником. Перестань беспокоиться о Чеде и начни беспокоиться о нас.

Эмре фыркнул.

– А что о нас беспокоиться? Мы только и делаем, что прячемся и бегаем от Королей.

Хамид пожал плечами.

– Отступить – не значит проиграть.

– Все, что мы устроили во дворце Кулашана, было впустую. Хамзакиира похитили у нас из-под носа, а Короли с тех пор лютуют все сильнее.

– Они берут только исполнителей, которые ничего не знают. Мы пострадали меньше, чем могли бы.

– И что получили взамен?

– Кто тебе сказал, что всегда нужно получать что-то взамен? Это война. Мы сражаемся, порой теряем товарищей, но в конце концов победим.

Хамид выглядел непривычно довольным и уверенным, будто знал что-то, что Эмре неведомо. Он скрывал свои чувства куда лучше, чем в детстве, но Эмре все равно подмечал знаки.

– Что-то случилось ведь.

Хамид пожал плечами.

– Сегодня мы узнали больше, чем знали вчера.

– Что-то еще.

Хамид едва заметно улыбнулся.

– Давай, говори.

– Наше путешествие во дворец Кулашана оказалось… Не таким уж бесполезным.

– Хамзакиир?

Хамид не сказал ни слова, но по его многозначительному молчанию Эмре все понял.

– Он нашелся?

Хамид сделал странный жест: то ли кивнул, то ли пожал плечами. Эмре указал ему на грудь, на спрятанный за пазухой лист.

– Это он попросил, так?

– Ничего в Аль’афа Хадар не делается без ведома Исхака, нашего лидера.

Эмре все понял. Хамзакиир вернулся и держит совет с Исхаком, отцом Масида.

– Но Училище…

– Скажи, Эмре, если бы ты хотел ударить Королей побольнее, куда бы ты целился?

К чему он ведет?

– В их сыновей и дочерей.

Хамид улыбнулся.

– А еще?

«Стальные девы» – вот самый очевидный ответ. Первородные дочери, гордость Королей. Однако достать их было трудно. Эмре встречал в Воинстве умелых бойцов, но в пустыне не было равных Девам: они не просто сражались – они упивались битвой. Даже Масид скрепя сердце признавал их превосходство. Эмре сомневался, что после жесткого ответа Королей на убийство Кулашана Воинство готово напасть на Дев. Но если не на них, то на кого же?

Ответ был прямо перед ним.

– Мы нацелимся на их лучшие умы.

– Так же, как они на наши.

Значит, Хамзакиир решил уничтожить ученых. Эмре в своей жизни видел не так много тех, кто смог поступить в Училище, не то что стать ученым. Но, как и многие шарахани, считал это призвание благородным.

– Ты уверен, что это правильно?

– Практически все в Училище – богатеи, – бесстрастно ответил Хамид. – Дети благородных семейств, потомки аристократов. Было бы кого жалеть.

Он был прав. Каждый год несколько студентов из бедных кварталов удостаивались мантии ученого, но пробиваться им становилось все сложнее.

– Было бы кого жалеть, – эхом откликнулся Эмре. – Можно вылавливать их по одному.

Хамид ухмыльнулся.

– По одному.

Глава 12

Когда земля загудела, словно боевые барабаны, Рамад понял, что смерть приближается, но как бы он ни пытался освободиться, его тело отказывалось подчиняться. Так он и стоял рядом с Мерьям и Алдуаном, неподвижный, словно камни, разбросанные вокруг.

На западе догорало солнце, рассеивая последние брызги света, как раскаленную медь. Небо наливалось лиловым синяком, напоминало о боли и пытках. Черная фигура приближалась широкими скачками, камешки и песчинки подскакивали на гладкой пустоши в такт грохоту копыт.

Рамад продолжал бороться, пытался выбраться, отогнать страх. Заставить себя говорить, чтобы выторговать у эрека хотя бы Мерьям или Алдуана…

Гулдратан приближался, пригнув голову, словно волк, преследующий добычу: чудовище в короне из шипов, черное и гладкое, с раздвоенным хвостом, извивающимся, будто змея, рисующим гипнотические узоры все быстрее и быстрее…

В десяти шагах он остановился, обошел «подношения» по широкой дуге и наконец приблизился к Мерьям, склонился над ней, раскинув руки.

– Вот как? Пришла ты без защиты?

Мерьям не ответила, но Рамад слышал, как быстро она дышит, словно загнанный заяц.

Гулдратан перешел к Рамаду, опустил голову, глядя ему в глаза. Рамад чувствовал на лице его ядовитое дыхание, но не мог ни отвести глаз, ни оглянуться.

– Щенок, за Белой Волчицей бегущий, – он растянул тонкие черные губы в улыбке, оскалил желтые клыки и подскочил к Алдуану. Рамад видел теперь лишь его раздвоенный хвост.

– А третий…

Рамад услышал крик царя, услышал, как что-то проткнуло кожу, а потом причмокивание – так дети слизывают мед с сот…

– Кровь твоей крови.

Эрек продолжал кружить вокруг них, оглядывал знаки на лбах снова и снова. Рамад понял, что Гулдратан почувствовал запах Хамзакиира, его кровь, и сомневался, стоит ли принимать дары. У Рамада мелькнула мысль: что, если обратить это в свою пользу? Но как? Узы, наложенные Хамзакииром, все еще действовали, и никакая сила воли, никакой гнев не помогали их разорвать.

Наконец, когда Тулатан взошла на востоке, Гулдратан остановился перед Алдуаном, тяжело дыша. У Рамада наконец получилось пошевелиться – ровно настолько, чтобы повернуть голову в их сторону.

Зверь вытянул шею, высунул раздвоенный язык и медленно слизнул кровавый знак, оставленный Хамзакииром. Зажмурился, наслаждаясь вкусом…

Рамад знал, что будет дальше. Знал, что ничего не сможет сделать, и забился в магических путах, собрав весь свой гнев.

«Не трогай моего повелителя! Возьми меня! Меня, проклятый демон!» Но эрек уже выбрал жертву. Он схватил Алдуана за плечи и вонзился клыками ему чуть ниже ключиц, с хрустом ломая кости, разрывая плоть. Алдуан задергался, кровь брызнула из разодранной шеи, черная на фоне сумрачного неба, залила гладкие камни.

«Оставь его! Сожри меня!»

Но было поздно.

Эрек оскалился кровавым ртом и повалил Алдуана, впился в него с внезапной жадностью. Слава богам, Рамад не мог видеть, что происходит, слышал лишь влажное хлюпанье и чавканье твари, рвущей клыками плоть…

Гулдратан пожирал царя Каимира, а его подданный ничего не мог сделать, не мог спасти…

«Алу, прости мою трусость, но пусть следующим буду я, а не Мерьям!»

Краем глаза он заметил, как когтистая рука Гулдратана пробила грудную клетку и вырвала сердце Алдуана из груди, беззащитное, обнаженное перед богами и людьми. Эрек впился в окровавленную плоть, а наевшись, вновь принялся бродить кругами по пустоши. Наконец он остановился и, обмакнув палец в свежую кровь Алдуана, принялся рисовать некий знак, древний, известный, верно, лишь богам пустыни. Он ходил с места на место, оглядывая свою работу, добавляя к растущему узору все новые и новые черты.

В полной тишине Рамад услышал вдруг странный писк на одной ноте. Присутствие Хамзакиира – понял он. Узы не исчезли до конца, но власть их уменьшилась. Мерьям, видно, почувствовала то же самое – она упала на камни, рыдая, поползла к отцу, обхватив его поперек груди, будто пытаясь скрыть ужасную рану, защитить его, хоть было уже поздно. Рамад ощутил, что тоже способен двигаться. Ему хотелось упасть, скорчиться на камнях в ожидании смерти, колени тряслись… но он стоял. Нельзя было показывать Гулдратану свою слабость, никогда.

– Хватит, – прохрипел он, хромая к эреку на неверных ногах. Зверь, в два раза превосходивший его размерами, ссутулился, пожирая остатки сердца, и лишь поэтому Рамад смог пристально взглянуть ему в глаза.

– Покинь это место, Гулдратан.

Эрек перестал жевать, рассмеялся громоподобным, раскатистым смешком.

– Оставлены вы мне были на потеху, и уж я потешусь!

– Ты взял то, что положено было по уговору: жизнь, если она не приведет к тебе Хамзакиира.

– Она предложила себя.

– А ты забрал жизнь ее отца, стоившую для нее куда больше.

Рамад указал на Мерьям. Та не двигалась, лишь всхлипывала, прижавшись лбом ко лбу отца.

– Прости меня, – шептала она. – Прости меня, прости меня, прости меня!

Гулдратан шагнул было к ней, но Рамад преградил ему путь.

– Нас привел к тебе Хамзакиир, тот, кого ты ищешь. Тот, кто задолжал тебе кровавый долг. Неужто ты сменишь сундук золота на безделушки?

Глаза эрека заблестели в свете Тулатан.

– Ты и женщина – безделушки, значит.

– Для тебя – да. Ты хочешь Хамзакиира, того, кто предал тебя, обманул, оставил ни с чем, как нищего дурачка.

Ноздри эрека раздулись.

– Долг его велик.

– И ты его получишь. Заберешь его жизнь. Ты пожрал властителя далеких земель, завлеченного в Великую Шангази обманом. У нас с тобой общая цель, мы тоже желаем отомстить Хамзакииру.

Гулдратан выпрямился, навис над ним, тяжело дыша и выдыхая облачка пара, словно рассерженный бык.

– Дай нам время, – продолжил Рамад. – Прими кровь нашего Короля, и возрадуйся, ибо мы принесем добычу, которой ты жаждешь.

– А если провал вас ждет?

– Тогда я отдам тебе свою жизнь.

Гулдратан покачал шипастой головой.

– Не желаю я больше ни тебя, ни царской дочери.

– Чего же тогда ты желаешь? Скажи, и я дам тебе это.

– Белую Волчицу.

Рамад опешил.

– Что ты сказал?

Гулдратан не ответил. Его взгляд был взглядом черной гиены, оценивающей добычу.

– Ее кровь мне не принадлежит.

Эрек моргнул, в глазах его читался неизбывный голод. Мерьям рассказывала, что эреки зацикливаются на некоторых людях, вмешиваются в их жизни, пытаясь коснуться благословения первых богов. Рамад вспомнил их первую встречу: эрек обнюхал всех, но задержался возле него, велел следовать за Белой Волчицей… Неужели Рамад, сам того не зная, навел чудовище на нее? Алу всемогущий, что же теперь делать? От одной мысли о том, чтобы пообещать Чеду эреку, его бросало в холод, но что еще он мог сделать? Каимир должен быть спасен, нужно выровнять весы. И если все пойдет по плану, он схватит Хамзакиира, отдаст его Гулдратану, и все это не будет иметь никакого значения…

– Рамад, не надо.

Он обернулся и увидел, что Мерьям смотрит на него, бледная, залитая кровью, взглядом просящая его покончить уже со всем этим.

– Мое время пришло.

Это всего лишь момент слабости. Ее разум помутился, но она справится. Он поможет ей, а потом они вместе найдут Хамзакиира.

Он обернулся к Гулдратану, вздернул подбородок.

– Хо… – Он сглотнул, облизнул губы. Боги, как же пересохло во рту! – Хорошо. Если мы не справимся, забирай Белую Волчицу.

Эрек вновь уставился на Мерьям, словно взвешивая ее, и Рамад почувствовал, как что-то ворочается внутри, будто угорь, пытающийся слезть с крючка. Нельзя ставить на кон чужую жизнь. Это не делало ему чести, однако разве так поступают не все власть имущие? Разве не так поступают цари?

– Скрепишь ли ты клятву кровью своей? – спросил Гулдратан.

– Скреплю. – Рамад вытянул руку и острым краем перстня оцарапал запястье. Гулдратан склонился к нему, слизывая кровь, и Рамад почувствовал, как холодеют пальцы.

– Да будет так. – Эрек крепко стиснул виски Рамада и отвратительно теплым языком слизнул знак с его лба. Звон в ушах исчез, узы Хамзакиира, ослабшие со смертью Алдуана, разрушились окончательно.

Рамад расправил плечи, иным взглядом посмотрел на пустыню вокруг, глубоко вдохнул. Боль осталась позади, он чувствовал себя, словно родился заново, неоскверненный. Никогда еще ночной воздух не казался ему таким сладким. Мерьям поднялась, то ли не желая ползать на коленях перед эреком, то ли желая того же, через что прошел Рамад.

Повторив ритуал и с ней, эрек удалился, а она так и осталась стоять, выпрямившись, и вдруг надтреснуто рассмеялась, с горечью и облегчением, словно впервые за долгие годы.

Дождавшись, пока топот эрека стихнет, Рамад протянул ей руку.

– Идем.

Мерьям наклонилась к трупу отца, забрала его перстень с печатью, золотое ожерелье и, спрятав их в поясную сумку, побрела, тяжело опираясь на руку Рамада, в сторону Шарахая.

Глава 13

Пять коней галопом неслись к Обители Дев: на стене замерли четыре Девы, следя за очередью телег, людей и экипажей; у ворот каждого проверяли Серебряные копья.

Сумейя приподнялась в стременах, размахивая шамширом.

– Дорогу, дорогу!

Люди быстро разбежались, склонив головы. Чеда ехала третьей и, обернувшись, увидела, как, пропустив первых четырех всадниц, прохожие стали поднимать головы и открыто пялиться на последнюю – Камеил, за которой по земле тащилась связанная женщина.

Шарахани в ярком оранжевом таубе закрыл рукой глаза дочери, пара каимирок в крытой арбе прижали ко ртам платочки. Подобное неуважение в такие моменты не возбранялось – пусть худородные смотрят и боятся. И ненавидят. Короли ценили страх и уважение не меньше богатства.

Женщина кричала и стонала от боли, ее светлое льняное платье превратилось в лохмотья, ноги – в кровавое месиво. Она была одной из секретарей бурсара, а по совместительству – осведомителем Воинства. Все обвинения она отрицала, но после нескольких минут допроса Камеил, потеряв терпение, вытащила ее за волосы на конюшню и, не обращая внимания на крики, привязала к седлу. Чеда хотела было остановить ее, но знала, что Камеил не станет слушать. Она и так потеряла недавно свою добычу: второй скарабей ушел от нее, затерялся в лабиринте Отмелей.

Встретил их во внутреннем дворе – неожиданно – Король Юсам. Позволив Камеил оттащить женщину в допросную, он пожелал выслушать, как все было, из первых уст. Говорила Сумейя, Чеда и остальные добавляли детали, которых она не знала. Больше всего Юсама заинтересовал таинственный лучник, застреливший скарабея.

Чеда не упоминала имени Эмре и старалась не слишком подробно его описывать, но Юсам не отставал, расспрашивал, пристально глядя ей в глаза. В конце концов Чеда, рассудив, что от этого вреда не будет, упомянула наручи – на случай, если Камеил и Индрис тоже их заметили. Услышав их описание, Юсам расслабился, словно получил подтверждение чему-то, и Чеде оставалось только молиться, чтобы он не напал на след Эмре.

На страницу:
8 из 11