Кровь на песке

– Значит, она знает… – прошептала Чеда, пораженная. – Она знает все стихи и о каких Королях они сложены.

– Возможно, но не возлагай на это больших надежд. Когда боги перерождаются, они с трудом вспоминают свои прошлые жизни. Возможно, мало-помалу воспоминания к ней вернутся, мы должны найти ее и спросить, что она помнит. Сколько стихов нашла твоя мать?

– Я знаю три. Один о Кулашане. Второй – точно про Месута.

– Прочти.

    Сын оазисов, страшен твой злой оскал,    Золотое запястье – Йеринде дар,    Стоит мертвым воззвать к справедливости высшей —    Над тобою смерть занесет кинжал.

Заидэ задумчиво нахмурила брови.

– Почему ты думаешь, что это про Месута?

– У него золотой браслет с черным камнем.

– Но с чего ты взяла, что имеется в виду именно этот камень?

– Я кое-что знаю.

Чеда рассказала ей о странном ритуале, который подсмотрела в Закатном дворце, о том, как Месут вызвал из браслета призрака, впоследствии вселившегося в женщину, как душа асира потянулась к цветущим садам, как почувствовала Чеду…

Заидэ побледнела.

– Дыхание пустыни… В последнее время асиримы стали подчиняться все хуже, я думала, это оттого, что дни правления Королей на исходе. Но если Месут может создавать новых…

– Я уверена, что они вновь приносят в жертву наших людей, кровь тринадцатого племени.

Заидэ кивнула, будто не слыша ее слов.

– Я… подумаю об этом. – Она стерла непрошеную слезу. – Читай дальше.

Король Янтарник, как змей, хитер,Короля Янтарника глаз остер,Но когда остынут пески пустыни,Погребальный тебе разведут костер.Ты, Король, ходящий меж светом и тьмой,Нет тебе покоя в тиши ночной,Ты теней повелитель, полночный тать,Не позволь же Рие тебя увидать.

– Бешир, – сказала Заидэ. – Король Теней.

Чеда кивнула.

– Возможно, это значит, что он не может пользоваться своей магией, когда Рия становится полной.

Глаза Заидэ блеснули.

– И все же…

– Что?

– Ослабляет ли его и свет Тулатан тоже? Или она отменяет магию сестры? Мы должны быть осторожны. Короли думают, что кровавые строки давно забыты и нашедшему их покажутся бессмыслицей. Однако для нас они – как вода в пустыне. Нельзя раскрывать…

Она запнулась, прислушавшись, и подняла палец, приказывая Чеде замолчать, затем вскочила, встав в боевую стойку. Стоило Чеде сделать то же самое, как в дверь тихо проскользнула Индрис и, подойдя, обратилась к Чеде неожиданно вежливо, будто та была Первым стражем.

– Мы получили приказ утром отправляться в пустыню. Сумейя просит тебя вернуться в казармы.

Чеда едва сдержала разочарованный вздох. Заидэ кивнула ей.

– Тренируй приемы, которые я тебе показывала. Слушай свое сердце и сердца твоих сестер. Продолжим в следующий раз.

– Слушаюсь, Наставница.

Чеда поклонилась и вышла за Индрис.

Глава 15

Ночь опустилась на Шарахай, Рия взошла на востоке. Эмре дождался, пока компания пьяных женщин пройдет мимо, пошатываясь и громко болтая, и проскочил через улицу в открытую дверь склада.

С каждым шагом он все больше терял уверенность шарахани с западных окраин: плечи ссутулились, руки принялись нервно потирать одна другую, – скромный, запуганный человечек, под стать невзрачному халату и туфлям с загнутыми носами.

На складе было тихо: под желтой лампой приказчик, откинувшись на стуле, переписывал в толстую тетрадь цифры с долговых расписок. На столе перед ним стояла бутылка помбе, кундунского пива, над чашкой, сделанной из тыквы-горлянки, поднималась пенная шапка. У дальней стены скучающий ночной охранник – здоровый чернокожий кундунец с бритой головой – вырезал из деревяшки фигурку льва. Чешуйки на доспехе верзилы гремели при каждом движении, мышцы ходили ходуном. Заметив Эмре, он окинул его нарочито равнодушным взглядом. Эмре вежливо поклонился, и кундунец вернулся к своему занятию.

Приказчик поднял палец, призывая подождать. Дописав строчку, он снял очки, недовольный, что его прервали.

– Что тебе?

– Вы Серкан?

Тот не глядя взял чашку, сделал большой глоток, посмотрел на охранника и только затем кивнул Эмре, не сводя с него подозрительного взгляда.

– Мне сказал… то есть мне сказали, эм-м… – Эмре облизнул губы. – Мне сказал один ваш знакомый, что… кхм…

– Боги всемогущие, да говори уже!

– Мне сказали, что вы сбываете кое-какие товары.

Серкан закатил глаза, вновь нацепил очки и вернулся к записям.

– Понятия не имею, о чем ты. Выметайся.

– Боюсь, что не могу.

Кундунец отложил фигурку, перехватил поудобнее нож. Серкан поднял глаза и снова снял очки, отложил их, будто признавал, что это надолго.

– В пустыне много путей, ястребок. Ты уверен, что хочешь выбрать именно этот?

Эмре прекрасно знал, что Серкан торгует тем, что ему нужно, но приказчик осторожничал, и его можно было понять. Он работал на женщину по имени Хюлья – наполовину кундунку, наполовину шарахани, – всю жизнь торговавшую исключительно с Тысячей земель. Почившая мать оставила ей не только корабли и склад, но и ценные торговые соглашения.

Власть на Тысячах земель Кундуна была переменчива, как песчаные дюны. Войны постоянно терзали их травянистые просторы, но мать научила Хюлью лавировать в этом хаосе, отсекать изжившие себя связи и заводить новые. Хюлья привозила в Шарахай товары, которые другим караванщикам было не достать, или скупала по ценам «для своих» то, за что остальным приходилось выкладывать кругленькую сумму.

Серкан был ее казначеем и приказчиком, заключал сделки с шарахайскими купцами и другими караванщиками, доставлявшими для Хюльи товары. К примеру, табак, высоко ценившийся в Шарахае. Его привозили в ящиках, а потом пересыпали в мешочки и продавали с аукциона. При желании кое-что можно было и продать налево. Эмре сомневался, что Серкан обманывает хозяйку, но Воинство выяснило, что у него настали трудные времена, а такое честности обычно не способствует. Месяцами он подворовывал из ящиков, смешивая дорогой табак с дешевым, и так потихоньку стал обладателем собственного запаса.

Эмре поклонился ему три раза.

– Простите меня великодушно, хаджиб, но вы и представить не можете, что со мной сделает хозяин, если вернусь к нему с пустыми руками!

– Еще как могу. Агабэ умеет удивлять.

Охранник – верно, это и был Агабэ – сделал шаг к Эмре, но Серкан остановил его взмахом руки.

– И почему твой хозяин станет вдруг тебя обижать? – спросил он, глядя все так же холодно.

– Он владеет доходными домами на Отмелях, имя его Алу’акман. Вы, должно быть, слышали о нем.

Алу’акман был одним из самых влиятельных людей на Отмелях. Его боялись все. Он управлял своими доходными домами честно, но те, кто задерживал плату или нарушал правила, на своей шкуре узнавали его гнев. Это все относилось и к его партнерам, потому каждый порядочный человек хотел вести с ним дела. Серебряные копья, впрочем, уже давно прижали бы его, если б он не платил налоги так исправно, что сборщики стояли за него горой.

– А мне-то что за дело? – спросил Серкан.

– Его матушка страдает от ужасных болей в коленях и щиколотках. Мой господин Алу’акман узнал, что ее страдания может облегчить особый табак из Кундуна.

Серкан кивнул.

– Таким табаком торгуют на Желобе.

– Истинно так, – быстро ответил Эмре. – Но мой господин полагает, что цена там завышена. К тому же он желает купить много, а торговцы с Желоба неуступчивы, даже когда продают оптом.

Серкан задумчиво закусил дужку очков.

– Табак этот недешево идет, даже оптом.

Эмре открыл поясную сумку и показал лежащие сверху золотые ралы.

– Господин просит лишь о честной цене.

Серкан снова бросил косой взгляд на Агабэ, явно готового выполнить любой приказ. Эмре знал, что даже Серкан может соблазниться, увидев столько золота, потому и козырнул именем Алу’акмана. Окажись он слугой кого-то помельче, его бы тут же, в песках, и закопали, прикарманив деньги и заявив, что никто не приходил. Но с Алу’акманом никто не осмеливался шутить.

– Как называется табак?

– Лаулаанг из провинции Ярамба.

– И сколько ему нужно?

– Три фунта.

Серкан кивнул на его сумку.

– Столько, пожалуй, наберется, но не меньше чем за двадцать восемь ралов.

Эмре задумался. Цена, конечно, превышала обычную стоимость качественного табака такого редкого сорта, но и нечестной ее нельзя было назвать.

– По рукам.

– Тогда подожди здесь.

Эмре покачал головой.

– Простите, господин, но мой хозяин велел мне выбрать самому. Он желает получить лучшее из этого завоза. – Видя, что Серкан медлит, он продолжил: – Он знает, что лучшее вы храните на задах склада. Ничего не случится, если вы просто позволите мне посмотреть.

Разумеется, табак был лишь способом отвлечь Серкана, пока Хамид и Малыш Леми, здоровенный дурачок, воруют алхимические реагенты для Масида.

– Это неприемлемо, – ответил Серкан.

Эмре подождал, не добавит ли он еще чего-нибудь, и, не дождавшись, кивнул, затянул завязки сумки.

– Я понимаю.

– Однако, – продолжил Серкан, видя, что Эмре прилаживает сумку на пояс, – для господина Алу’акмана я могу сделать исключение. Если это будет не последний заказ.

Эмре широко улыбнулся, будто Серкан только что спас ему жизнь.

– Невероятная щедрость, господин мой! Невероятная щедрость!

– А раз он требует самое лучшее, округлим до тридцати пяти.

Эмре сделал вид, что всерьез раздумывает над этим предложением.

– Тридцать два, хаджиб, и по рукам.

Серкан встал, улыбнулся и от души пожал ему руку. Взяв со стола лампу, он поманил Эмре из конторы в темные глубины склада.

Уже внутри Агабэ свистнул, и из темноты появился низкий тощий человек с двумя ножами на бедрах. Агабэ что-то прошептал ему, и они вчетвером, с Серканом и Эмре во главе, прошли мимо ящиков, огромных мешков и мебели в чехлах. На чехлах виднелись печати кундунских мастеров и каравана Хюльи.

Серкан, как и задумано было, провел его в самый дальний угол склада и велел Агабэ со вторым охранником вытащить несколько ящиков.

Воздух удушливо пах табаком, запах был острый, землистый и одновременно цветочный. Дождавшись, пока Агабэ отодвинет ящики, Серкан вытащил из пола несколько досок, открыв тайник с ящичками поменьше. Пока он пыхтел, доставая верхний, Эмре быстро оглянулся через плечо и заметил веревку, спускающуюся из темноты. Черный силуэт скользнул по веревке и исчез в тенях.

Серкан открыл ящичек, распустил завязки мешочка, лежавшего внутри, и взмахнул рукой, приглашая Эмре проверить содержимое. Эмре присел на корточки, сделал глубокий, долгий вдох, словно тонкий ценитель. Специальной ложечкой, не касаясь пальцами, набрал табаку и высыпал его обратно в мешочек.

– Это из Ярамбы?

– Каждый листик, – гордо ответил Серкан.

– По запаху не похоже.

Он горько рассмеялся.

– Поверь мне, моя хозяйка долго боролась за право торговать с племенем Хидинди!

Эмре осторожно положил ложечку обратно и, заметив, что ящик будто сам собой поднялся в воздух в дальнем конце склада, закашлялся.

– Простите великодушно, но Алу’акман – человек принципов. Я разбираюсь в табаке и вполовину не так хорошо, как он, однако он много раз давал мне табак, купленный на Желобе, и это, – Эмре указал на ящичек, – не табак из Ярамбы.

Серкан растерянно уставился на него.

– Клянусь, ты ошибаешься. Все лавки на Желобе закупаются у нас, на этом самом складе.

– Тогда проверьте сами – может, случилась ошибка? Или откроем большой ящик и сравним.

– Берешь из этого ящика или не берешь вообще.

Эмре подавил желание уставиться на второй летающий ящик. Краем глаза он заметил, как тот плывет к окошку под крышей – Малыш Леми тянул веревку, не жалея сил. Ему осталось вытянуть еще один ящик и Хамида.

– Вижу, мои слова вас оскорбили, вы уж простите великодушно. Мой хозяин человек строгий: если я приду с неправильным табаком, мне достанется сильнее, чем если б я вообще ничего не принес.

– Что и случится, если ты не возьмешь то, что я предлагаю. И цена, кстати, только что увеличилась до тридцати пяти.

Эмре поднял руки.

– Конечно, конечно! Просто дайте мне взглянуть еще раз!

Он снова опустился перед ящиком, несколько раз откашлялся, заглушая скрип веревки, задевающей оконную раму, и несколько раз нарочито глубоко вдохнул, постоянно останавливаясь и глядя перед собой, будто пытался расслышать что-то.

– Хм-м, – сказал он наконец, снова высыпав табак. – Не могли бы вы поднести фонарь поближе?

Серкан взял фонарь, но ближе не подошел.

– Не трать мое время, – сказал он и отвернулся.

– Стойте, прошу! – Эмре схватил его за рукав, отвлекая от третьего ящика, начавшего свой неспешный полет. – Я просто боялся, что ошибся! Простите, это не моя вина, просто мой хозяин такой суровый!

Серкан обернулся к нему, на его лице читалось отвращение.

– Выведите его, – велел он, выдернув рукав из хватки Эмре. – И покажите, что караванщики шутить не любят.

Эмре умудрился снова вцепиться в его рукав – Хамид как раз ухватился за веревку. Малыш Леми мог один сойти за троих силачей, но Эмре все равно порой ему поражался.

Агабэ и второй охранник сообща оторвали Эмре от Серкана. Агабэ всадил кулаком ему в живот, вторым врезал в челюсть. Эмре особо не отбивался, но и принимать удары безропотно не стал, чтобы они ничего не заподозрили.

– Это просто ошибка! – Он протянул руки к Серкану. – Прошу, выслушайте!

Веревка исчезла под крышей. Агабэ с напарником продолжили пинать его, но боль Эмре не беспокоила. Ему достаточно было знать, что братья в безопасности.

Глава 16

Утро после разговора с Заидэ в савашаме застало Чеду и ее длань на борту «Дротика», королевского катера. Вокруг него наполнялись ветром паруса пятидесяти боевых кораблей: каракки, каравеллы и несколько галеонов, таких огромных, что Чеда не понимала, как они вообще ходят по песку. Это была едва ли не половина королевского флота. Примерно столько же патрулировали пустыню и стояли в караван-сараях. Были в гавани и суда поменьше: яхты Королей и легкие разведчики вроде «Дротика», однако больше всего поражали стены, высившиеся вокруг восточной границы. Сторожевые башни глядели в пустыню как часовые, готовые покарать врага, а ворота гавани будто возвел сам Тааш – два исполинских чудовища. «Слезы Наламэ», – подумала Чеда, глядя, как медленно расходятся их створы.

Мелис рассмеялась.

– Что? – спросила Чеда.

– Тебе только платьица и бантиков не хватает. А так – вылитая маленькая девочка.

Индрис, без сомнения, видевшая гавань десятки раз, ехидно усмехнулась, но Чеде было все равно. Она жадно разглядывала стены и нависающие над ними дворцы. Кто осмелится выйти против Королей на честный бой? Никто, потому враги и кружат вокруг как шакалы, выжидая, пока добыча не упадет перед ними сама.

Но чьи тогда корабли ей показало видение? Кочевников? Воинства? Но откуда им взять такой флот?

Они вышли за стены, и гигантские ворота с грохотом закрылись за ними. Волны янтарного песка стелились под синим небом до самого горизонта, запах людских жилищ, мулов и нагретого на солнце дерева сменился неуловимым ароматом, напоминавшим о сотворении мира. Слева по борту, словно стрела, выпущенная Таашем из могучего лука, бежал к горам акведук.

– Идемте, голубки, – позвала Камеил. – На нос.

Сумейя и Мелис переглянулись, будто обеспокоенные тем, как их младшие сестры справятся с ритуалом, но ничего не сказали. Индрис немедленно отправилась на приподнятую переднюю палубу, но Чеда видела, какая скованная у нее походка, заметила волнение на ее лице – словно отражение ее собственных тревог.

Ветер гудел в парусах. Камеил указала на фальшборт.

– Индрис, встань здесь. Смотри, слушай, но молча. Чеда, встань лицом сюда.

Индрис кивнула и отступила. Чеда заняла ее место, развернулась к бушприту.

– Знаешь ли ты, для чего мы травим себя ядом адишары? – спросила Камеил, указывая на шрам.

Чеда покачала головой.

Индрис усмехнулась, но Камеил не обратила внимания.

– Мы делаем это ради асиримов, святых защитников города. Они – клинок Королей, направленный в пустыню, но клинок этот в руках Дев. – Она взяла руку Чеды, коснулась шрама. – Яд поможет тебе чувствовать адишары и асиримов.

– Я уже их чувствую, – отозвалась Чеда.

Они все были там, в своих песчаных могилах под адишарами, – ждали зова. Одни застыли в ступоре, другие не обращали на нее внимания, но были и голодные, одержимые звериной яростью. Направленной на нее? На Королей?

– Каждой из вас Месут доверил по асиру. Чеда, найди того, который для тебя выглядит ярче всех, и призови. Если на то воля богов, трудностей тебе это не составит.

Неподалеку от корабля Чеда и вправду почувствовала двух проснувшихся асиримов. Один явно был ближе и ощущался четче – значит, его и выбрал для нее Месут.

«Приди, – позвала она, чувствуя, как все внутри противится. – Приди, ты нужен мне». Как волк, поймавший незнакомый запах, ближайший асир обернулся к ней, и сердце Чеды замерло. Она узнала ее, женщину, обращенную в Закатном дворце. Рия всемогущая, почему Месут выбрал ее? Это проверка?

Задумавшись, она поняла, что это действительно проверка, но не для нее. Раз Короли решили создать больше асиримов, значит, захотели бы и проверить, подчиняются ли они. А кто лучше всего подойдет для такой проверки, если не Чеда, новенькая, нетренированная Дева? Если даже она сможет, значит, опытные Девы и подавно справятся.

Асир тоже замерла на мгновение, не понимая, что делать. Чеда испугалась, что она как-то предупредит Месута, как в тот вечер, когда Чеда ждала в засаде, наложив на тетиву отравленную стрелу, но ничего подобного не случилось. Если асир и предупредила Месута, Чеда ничего не почувствовала – явным был лишь жест, которым женщина потянулась к ней, подтверждая связь. Но сама ли она этого пожелала? Или просто не смогла противиться?

Словно в ответ на незаданный вопрос, палец снова заболел. Чеда чувствовала, как растет гнев асира, чувствовала ее голод. Асир подбиралась все ближе, но за ней следовал еще один. Не избранный для Индрис – этот новый асир тоже хотел присоединиться к ним. Чеда ощущала его слабо – чувство, погребенное под гнетом божественного проклятия, – но знала, что эти двое связаны. Возможно, они были возлюбленными однажды, а может, братом и сестрой.

«Приди, если того желаешь», – сказала Чеда второму асиру и почувствовала его облегчение, смешанное с ненавистью за то, что боги заставили его просить.

Вдвоем асиримы подобрались ближе к кораблю, их вой боевым кличем разнесся над дюнами.

– Двое, – подытожила Камеил. – Больше, чем Девы обычно призывают в первый раз.

«Двое – это ерунда», – подумала Чеда. Она могла бы вызвать целый отряд: они рвались с поводков, ждали ее зова. Но вдруг она почувствовала среди них кого-то еще, обернулась…

Зов шел из Шарахая.

Она не знала, сколько простояла так, и очнулась, лишь когда кто-то потряс ее за плечо.

– Ты его почувствовала? – тихо спросила Камеил, глядя на нее с восхищением.

– Кого?

– Месута, Короля-Шакала, Повелителя асиримов.

Чеда пожала плечами, не понимая, что ее так удивило.

– Я что-то почувствовала, да.

– Он Король, дарующий нам асиримов.

– Знаю, но я просто вызвала их, как ты мне велела.

– Да, но это он позволил им откликнуться на твой зов. Без него ты бы ничего не смогла.

«Нет, – подумала она. – Я смогла бы забрать их у него, если б захотела».

Но стоило этой мысли возникнуть, как в голове раздался едва слышный, далекий шепот:

«Не дразни его».

Она узнала этот голос: Сеид-Алаз, Король тринадцатого племени заговорил с ней, но слишком опасно было отвечать ему сейчас.

Она расслабилась, освободила разум, чтобы Месут не прознал лишнего, и лишь двое асиримов остались рядом, остальные померкли.

«Придите, – позвала она. – Придите, ибо я нуждаюсь в вас».

Они вновь завыли вдалеке, так же, как в ночь Бет За’ир. Однако в этот раз она почувствовала, что воют асиримы из-за нее, словно это она скормила их адишарам, превратила в этих несчастных, искаженных существ.

Ей хотелось сказать им, что она освободила бы их, если б могла, но, опасаясь, что Месут слушает, промолчала. Она не знала, могут ли асиримы чувствовать ее замешательство, но крики их сделались отчаяннее, слезы невольно покатились по щекам.

– Почему ты плачешь? – спросила Камеил, утирая их. Чеда не ожидала такой ласки от самой холодной и резкой из Дев. Значит, вот как сильно Камеил на самом деле заботится о сестрах!

– Потому что… они такие храбрые… – ответила Чеда, понадеявшись, что Камеил не станет расспрашивать.

– Истинно так. А теперь держи их, не отпускай, пока я не велю, поняла?

Чеда кивнула.

– Хорошо. Теперь ты, – Камеил нетерпеливо поманила Индрис. – Иди сюда, посмотрим, справишься ли ты так же хорошо, как твоя сестра.

Чеда с Индрис поменялись местами. Индрис пыталась скрыть зависть, но Чеда все равно заметила неприязненный взгляд. Ради чего она так старалась? Хотела впечатлить отца, Короля Кагиля, или Сумейю? Честолюбивая девчонка с черной саблей и силой Девы – к чему это приведет?

* * *

Пятый день путешествия Чеда провела в общей каюте под мерное покачивание корабля на дюнах. Индрис читала растрепанный Каннан – древний свод законов – в потертой кожаной обложке. Камеил вырезала на стрелах символы, Сумейя и Мелис сидели на койке Сумейи, склонившись над доской для абана.

Битва между ними разгорелась нешуточная, но через несколько ходов Сумейя победила. Мелис, потянув себя за связанные в хвост непослушные волосы, вновь принялась расставлять фигуры, раздраженно стуча по доске. Чеда наблюдала за первыми ходами, потирая правую руку. С каждым днем боль становилась все сильнее, и она знала почему. Асиримы не показывались ей, но она чувствовала их, словно огненное клеймо, не знающих усталости, воющих от боли, от голода и скорби.

Она немного чувствовала и асира Индрис. Та попыталась вызвать двух, как Чеда, но не смогла сосредоточиться, и долгое время ей не удавалось позвать даже одного. Однако в конце концов у нее получилось притянуть асира, выбранного для нее Месутом.

Ненависть исходила от этого асира, сильная, как трупная вонь. Неужели все Девы чувствовали от своих то же самое? Асиримы беспрестанно боролись, пытаясь сбросить ярмо проклятия, и Месут знал об этом, но знают ли Девы? Могут ли они вообще ощущать эту ярость? Вероятно, нет. Возможно, асиримы не делились с ними тем, чем поделились с Чедой, с кровью их крови. А может, Девы все чувствовали, но не знали, на кого эта ненависть направлена. С рождения их учили, что асиримы – святые защитники Королей, богами помазанных на царствование над Шарахаем и пустыней. Девы могли решить, что в них пылает ненависть к врагам Королей.

Чеда отказывалась верить, что, узнав правду, Девы продолжили бы использовать асиримов. Нет, такие, как Индрис, могли бы. Но точно не все.

Мелис встала, сердито глядя на доску, запрыгнула на свою койку под потолком и достала рукоделие: кожаный браслет со сложным узором, который плела последние несколько дней.

– Иди сюда, – Сумейя указала на освободившееся место.

– Я тебе не соперница, меня абану никто особо не учил, – ответила Чеда.

Сумейя хитро усмехнулась.

– И когда тебя это останавливало?

Чеда невольно улыбнулась в ответ и села рядом, придерживая правую руку.

– Сильно болит? – Сумейя кивнула на шрам.

Сперва палец просто ныл, но к вечеру уже всю руку жгло огнем. И все же Чеде не хотелось, чтобы остальные знали об этом.

– Так, ноет.

Сумейя расставила на доске белые и черные резные фигуры, отличавшиеся друг от друга формой и размером.

– Это абан, первые, старые боги. – Она взяла самую большую фигуру. – Их по три у черных и у белых. Их желание – достичь противоположного края доски, за которым Далекие поля. Но они не могут добраться туда в одиночку.

Она взяла среднюю фигуру.

– Это урди, вторые, юные боги. Их по семь. Абан создают их из материи творения, падающей с небес. Цена высока, но и урди могущественны. Они помогают старшим богам, но не могут следовать за ними в Далекие поля.

– Почему нет?

Сумейя понимающе улыбнулась.

– Пути богов неисповедимы. – Она взяла одну из самых маленьких и многочисленных фигур. – А это третьи, култар. Мужчины, женщины, деревни и города, игрушки богов. Они помогают и молодым, и старшим богам, к тому же могут отправляться в Далекие поля. Чем больше их пройдет через завесу, тем больше это принесет тебе очков, но ослабит тех, кто остался.

Сумейя показала ей, как может двигаться каждая фигура, показала особые места, на которые должны вставать старые боги, чтобы делать урди, и как создавать култар. Мало-помалу Чеда начала понимать принципы игры: сперва следовало создать достаточно юных богов, а быстрый уход в Далекие поля повысит ставки, но ослабит позиции.