Кровь на песке

Брэдли Бэлью

Кровь на песке

Copyright © 2017 by Bradley P. Beaulieu

© Селюкова Д. А., перевод на русский язык, 2025

© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025

* * *

Глава 1

Чеда затаилась в ветвях фигурно подстриженного инжира, изучая Серебряные копья – королевских стражников, патрулирующих стену: скорость их шага, остановки, порядок смены караула. К ее облегчению, караульные были те же, что и прошлой ночью.

Особенно тщательно она присматривалась к их жестам и поведению, пытаясь издали разгадать, насколько Копья встревожены, насколько напряжены. К счастью, и тут ничего не изменилось, иначе ей пришлось бы уйти ни с чем. Не убив Кирала, Первого среди Королей.

Именно Киралу принадлежал поражающий воображение Закатный дворец на самой вершине холма Таурият. Он выделялся среди других шарахайских дворцов не только высотой куполов и размерами, но и неприступностью: его западное крыло выходило на край каменистого уступа – не подобраться. Сторожевые башни, как часовые, стояли через каждые пятьдесят шагов, а ведущий к воротам серпантин оканчивался рвом с подъемным мостом, который редко опускали.

Конечно, и туда можно пробраться: не бывает неприступных крепостей. При должном стремлении любую стену можно пробить, любую цитадель можно взять. Ходили слухи, что много лет назад Воинству Безлунной ночи удалось прорваться в Закатный дворец, однако стены показались легким препятствием по сравнению с тем, что ожидало за ними: Серебряные копья, Стальные девы, защищавшие Королей, и сам Кирал, который даже после четырехсот лет правления слыл одним из самых жестоких, опасных бойцов.

Чеда подалась вперед, стараясь не потревожить ни единой ветки. Внизу прошел высокий караульный, за ним второй – кончик его копья вспыхнул золотом в луче закатного солнца. Они остановились у края стены, осмотрели отвесный склон и обратили взгляды на Шарахай – Янтарный город, раскинувшийся у подножия Таурията.

С дерева, где скрывалась Чеда, он выглядел огромным лабиринтом улочек, мешаниной домов: величественные храмы соседствовали с убогими строениями, старые дома с новыми, богатые особняки с ветхими лачугами, готовыми рухнуть от любой песчаной бури…

Порыв горячего ветра зашуршал листвой, и стражник обернулся на звук. Сердце Чеды замерло. Ей казалось, что он смотрит прямо на нее, хотя пышная крона дерева на краю инжировой рощи была надежным укрытием и кожаный доспех неопределенного цвета, напоминавшего одновременно кору и землю, помогал затеряться в тенях.

Под кирасу и наручи Чеда подложила плотную ткань, чтобы казаться полнее, утянула грудь, надела сапоги на пару размеров больше, чтобы любой свидетель принял ее за мужчину. А свидетели будут. Уж она об этом позаботится. Но до этого еще рано…

Стражник отвернулся, сплюнул с парапета и, сказав что-то своему товарищу, пошел дальше. Тот последовал за ним, непринужденно смеясь, будто они не дворец охраняли, а отдыхали в кальянной.

Город внизу встрепенулся: забили барабаны, полилась музыка, провозглашая начало какого-то праздника. Копья вошли под арку очередной сторожевой башни и исчезли. Чеда наконец смогла вздохнуть спокойно. И все же время подтачивало ее уверенность. Где остальные Короли? Уже должны были явиться!

Вместе с неуверенностью росло желание бросить слишком рискованный план и вернуться в Обитель Дев, но кто знает, выдастся ли такая ночь еще раз! Боги привели ее сюда сегодня, а может, и сама судьба.

Солнце село, повеяло вечерней прохладой. Неужто момент упущен? Неужто это ошибка и она не так прочитала ту запись в дневнике Короля Юсама? Или он указал неправильную дату…

Но вот грохот лошадиных копыт разнесся над Королевской дорогой – мощеным серпантином, обвивающим весь Таурият как лоза, раскинувшая отростки к каждому из двенадцати дворцов. Десять Стальных дев выехали из дворца Хусамеддина, Короля Мечей, сопровождая большую черную арбу.

Затаив дыхание, будто лучница, ведущая цель, Чеда наблюдала, как экипаж все выше взбирается на Таурият, к дворцу. Она вынула из-за пазухи медальон, похожий на слезинку, достала из него бело-голубой лепесток адишары и положила под язык.

Не успела она защелкнуть медальон, как адишара начала действовать: мир цветком стал раскрываться вокруг. Чеда слышала и чувствовала то, что раньше было недоступно: разговоры слуг, готовящихся к приезду Королей в Закатном дворце, запах жареного мяса, чеснока и лука, аромат лимона и шалфея.

Дрожь возбуждения пробежала по телу, все существо словно раскалилось добела, ее так и подмывало нестись вперед, действовать! Но сильнее всего был зов цветущих садов, разбросанных вокруг Шарахая. Там, где в корнях адишар спали асиримы. Картины эти горели в ее сознании, как огни посреди пустыни.

В детстве, по священным праздникам, мама давала ей по четвертинке, а то и половинке лепестка. Тогда Чеда еще не знала тайны цветущих садов, но не так давно все переменилось. Она чувствовала, как неспокойно спят под землей асиримы, мучаясь от кошмаров, могла бы позвать их – они обещали прийти на зов, – но сегодня ей нужно было иное. Нельзя, чтобы Месут, Король-Шакал, заметил ее, иначе все пропало. Она затаилась, растворилась, сделав разум легким, как перекати-поле.

Грохот копыт стал громче – экипаж приблизился ко рву Закатного дворца.

Когда загремели вдали цепи опускающегося моста, Чеда бросила взгляд на стену. Одинокий стражник все так же нес караул на западной стороне, глядя во двор…

Наламэ благослови!

Пригнувшись, она скользнула к каменистому склону и ловко, вжавшись в камень, забралась намеченным путем. Ей это удалось бы даже без лепестков, но с их помощью она достигла подножия стены куда быстрее. На ней Чеда, впрочем, замедлилась, тщательно нащупывая трещинки между камнями, и, под стук копыт и грохот окованных железом колес во внутреннем дворе, добралась до края. Осторожно выглянув, она отмотала с пояса веревку с заранее повязанными на концах петлями, перекинула через зубец стены, крепко зажав в руке, и громко поцокала языком, привлекая внимание. Стражник не шевельнулся. Она поцокала еще раз, и он наконец обернулся, наклонился над краем…

Петля захлестнулась вокруг его шеи, и Чеда прыгнула, сдернув его за собой. Он забился, пытаясь нашарить опору, копье улетело в рощицу, веревка натянулась, качая несчастного как маятник. Чеда вовремя оттолкнулась от стены, принимая его в объятия, чтобы он врезался в нее, а не ударился железными доспехами о камень.

Что-то на его ремне ударило ее в живот так, что она закашлялась, но, к ее облегчению, доспехи не лязгнули. Она схватилась за ворот его кольчуги, повисла всем весом. Петля затянулась туже, стражник, булькая, попытался освободиться, дотянуться до ножа на ремне, но Чеда легко перехватила его руку. Что-то хрустнуло в его шее, еще и еще, и он обмяк.

Вскарабкавшись по его телу, как по жуткой лестнице, Чеда встала на кольчужные плечи и, оттолкнувшись, забралась по веревке на парапет, чутко прислушиваясь, не забьют ли тревогу. К счастью, все было тихо. Она вылезла на стену, и, распластавшись на камнях, осторожно выглянула из-за зубца.

Арба остановилась, четверо Дев спешились и склонили головы. Лакей в голубом – цвете Кирала – с поклоном открыл дверцу. Первым вышел высокий Хусамеддин, Король Мечей, за ним Месут, Король-Шакал, повелитель асиримов, и, наконец, Кагиль, Король-Исповедник. Месут и Кагиль облачились, как подобает Королям Шарахая, в яркий шелк и парчу, Хусамеддин же напоминал пустынного шейха, которому некуда да и незачем наряжаться. Зато его двуручный шамшир, Поцелуй Ночи, подаренный самим Гожэном, поистине внушал трепет.

Из дворца навстречу троице Королей, в сопровождении Дев, вышел четвертый. Он был высок, на бритом лице зияли оспины, оставленные сотни лет назад, – то был сам Кирал, Первый среди Королей, перед которым склонялись остальные… по крайней мере, Чеда думала так раньше. Попав в Обитель Дев четыре месяца назад, она узнала многое о сложностях между Королями. Никто из них не посмел бы оспорить его мудрость и влияние, однако, скинь его кто с трона, плакать бы старые друзья тоже не стали.

Она не слышала, о чем говорят, – все заглушил стук копыт: коней увели. Арба осталась.

Чеда бесшумно вытянула из-за плеча лук.

– Начнем, пожалуй, – сказал Кирал, когда все стихло. Месут кивнул на арбу, и оттуда появился стражник, таща на цепи, прикрепленной к ошейнику, какую-то женщину. Рот несчастной заткнули кляпом, руки связали за спиной. Женщина дышала часто, как собака на жаре, ее трясло, однако она не отвела взгляда, когда Кирал подошел ближе.

Отравленная стрела была наготове, но увиденное заинтересовало Чеду. Два месяца назад она пробралась в кабинет Короля Юсама и нашла спрятанный дневник, в котором он описывал видения, дарованные волшебным колодцем. Обычно это были обрывки, намеки, помогавшие ему вспоминать увиденное. Несколько раз он упоминал встречу, которая должна была состояться в этот день и этот час, однако о женщине там не было ни слова. Либо он не видел ее, либо не посчитал нужным записать.

– Куда? – спросил Месут. Чеда уже знала, что ответит Кирал, прежде чем тот махнул рукой на засыпанную щебнем площадку между оранжереей и башней, у которой она пряталась. Оранжерею Юсам в своих записях упоминал.

– На колени, – велел Месут, когда стражник притащил охваченную ужасом женщину на место. Та не пошевелилась. Тогда Кагиль пнул ее по голени, чтобы упала, и разрезал путы на руках. Чеда наложила стрелу на тетиву, но болезненное любопытство удержало от выстрела. Прости, Наламэ, но это слишком важно, она должна узнать, что происходит!

Колодец не показал бы Юсаму эту встречу, не касайся она судьбы Королей и Шарахая. Если спугнуть их сейчас, они просто тайно проведут этот странный ритуал в другом месте. Поэтому Чеда, не шевелясь, смотрела, как Кагиль достает пробку из стеклянной бутылочки, наполненной коричневой мутной жидкостью. Смотрела, как Месут вытаскивает изо рта женщины кляп, заставляет ее запрокинуть голову. Однако, когда Кагиль принялся лить жидкость в горло несчастной, Чеда вновь натянула тетиву.

Наконец бутылочка опустела. Месут отпустил женщину, и та медленно повалилась на землю, съежившись от боли, сжала кулаки. Она колотила и колотила землю, будто сражалась с чем-то внутри и безнадежно проигрывала. Чеда видела, как ввалились ее щеки, усохли руки, сморщилась кожа. Молот Бакхи, да что Кагиль ей дал?!

Чеда прицелилась в Кирала. Застрелить бы его прямо здесь и сейчас, если только отравленная стрела способна убить того, кого защищают сами боги! В поднявшейся суматохе удалось бы убить еще одного или даже всех троих… или окончить страдания этой женщины.

Так ведь будет правильно. Но Чеда не шевельнулась.

Месут равнодушно посмотрел на женщину. В свете факелов на его руке блестел золотой браслет с черным камнем посередине, от которого поднималось едва заметное облачко пара.

Чеду передернуло, волоски на затылке встали дыбом. Сперва она даже не поняла почему, но вот облачко сделалось плотнее, начало обретать форму…

Призрак. Чеда раньше не видела их, только давным-давно что-то похожее мелькнуло перед ней на кладбище. Хотя тогда она списала все на страшные истории, которыми они с Тариком, Эмре и Хамидом пугали друг друга, прежде чем пойти туда, вооружившись бурдюком вина. Правда, стоило им увидеть над могильным камнем сгусток белого тумана, как вся пьяная храбрость улетучилась, и они улетучились с кладбища вместе с ней. Веселое было приключение.

Но теперь веселье кончилось.

Повинуясь протянутой руке Месута, странный сгусток подлетел к женщине. Та закричала было – дико, безумно, – но стоило призраку коснуться ее, как крик прервался. Она застыла, и белый туман проник в нее, медленно, будто клыки гиены, вгрызающейся в кишки жертвы. На несколько мгновений двор погрузился в молчание. Кожа женщины начала темнеть, словно кожура гниющего на солнце яблока. Еще немного – и несчастная стала похожа на асира. Чеда скрывала свой разум от асиримов, но женщина вдруг засияла перед ее внутренним взором как маяк. Засияла тьмой, хоть Чеда и не понимала, как это возможно. Женщина стала одной из них, и они звали ее как семья, славя и оплакивая боль.

Боги всемогущие, Короли создали асира! Чеда понятия не имела, что дал несчастной Кагиль и как действовал браслет Месута, но была уверена, что прямо на ее глазах они воссоздали заклятье, наложенное богами на асиримов четыреста лет назад, в ночь Бет Иман.

Связь с этими созданиями вновь начала крепнуть. Чеда попыталась подавить зов, боясь, что Месут, их повелитель, ее найдет. Но бояться следовало не его.

Женщина вскинула голову, посмотрела на то место, где пряталась Чеда, и указала туда тощей дрожащей рукой.

Чеда выстрелила.

Стрела полетела точно в грудь Кагилю, но Месут оказался быстрее – в мгновение ока рванулся вперед и перехватил ее в воздухе. Вторая стрела все же оцарапала щеку Кагиля. Третья полетела в Хусамеддина, но он стремительным движением выхватил шамшир и рассек ее надвое. Четвертую Чеда выпускать не стала: Месут уже несся к сторожевой башне, а за ним бежали Девы.

Дюжина Серебряных копий спешила по стене из других башен. Чеда вскочила на парапет, к зубцу, за который зацепила веревку, и спрыгнула, слезла по трупу, повисла, держась за сапоги… и, снова прыгнув, скатилась кое-как по склону. Ее кожаный доспех заскрипел по камням, сапог разорвался, боль обожгла правую лодыжку, но останавливаться было некогда. Съехав на землю, она сбросила с плеча сумку и принялась спешно вытряхивать содержимое – десятки шипов – аккурат туда, куда должны были спрыгнуть преследователи. Три Девы как раз показались на стене, во дворце загудел колокол. Выиграть бы немного времени, пока Таурият не проснется… да поздно. Она развернулась и бросилась в гущу деревьев.

Напоролись Девы на шипы или нет, она так и не узнала: никаких криков не донеслось, но позади то и дело слышались быстрые шаги, даже тьма рощи не стала для преследовательниц помехой – видно, тоже проглотили лепестки. Однако Чеда, в отличие от них, знала, куда бежать: неделями, с тех пор как прочитала дневник Юсама, планировала отход. К тому же лепестки позволяли ей видеть в сумерках, несли ее быстро, легко.

Зазвонили колокола других дворцов.

– Лай-лай-лай! – раздался за спиной повелительный крик – Дева требовала остановиться. Но Чеда уже знала, что во тьме бесшумно скользят другие, бегут по стенам, чтобы перехватить ее.

Стены были слабым местом плана: она не могла предугадать, сколько Дев успеет собраться. Одна оказалась прямо над ней, и Чеда, на бегу вскинув лук, выстрелила ей в горло. Дева только удивленно вскрикнула и рухнула со стены.

Чеда чувствовала, как горят легкие, но останавливаться было нельзя: она припустила быстрее, добежала до камня, под которым спрятала веревку с кошкой. На ходу подхватив их, она раскрутила тяжелый якорь и бросила. Удачно. Сталь вгрызлась в камень, крепкая веревка позволила с разбегу взлететь на стену и приземлиться с той стороны.

Перед Чедой раскинулся храмовый квартал и старый город – лабиринт улочек и разномастных домишек, будто занесенных сюда из разных мест. Стоило ей забежать за угол, как по камню грохнули сапоги, застучали торопливо шаги. Колокола зазвонили ближе – из гарнизона Серебряных копий. Чеда побежала им навстречу. Рискованный шаг, но обдуманный – ей хотелось, чтобы Копья тоже втянулись в погоню и началась неразбериха.

На перекрестке трех улочек она увидела каменный столб, на котором торчала вывеска мирейского торговца пиявками. Чеда с разбегу ухватилась за свисающую веревку и, раскачавшись, запрыгнула на соседнюю крышу, распласталась в тени, переводя дух и молясь, чтобы погоня не заметила веревку и болтающуюся вывеску, задетую ногой.

Внизу раздался топот. Преследователи остановились, тихонько обменялись парой фраз и снова побежали куда-то.

Едва заснувший город просыпался от новых звуков вокруг: звона металла, грохота копыт, зычных голосов, выкрикивающих приказы, и топота солдатских сапог. В темном углу крыши Чеда нашла сверток, который сама же положила неделю назад, и вытащила оттуда черное одеяние Девы, тюрбан, сапоги и свой шамшир, Дочь Реки. Все, ставшее родным и знакомым за эти четыре месяца.

Переодевшись, она вновь превратилась в Стальную деву. Доспех, колчан и лук запихнула в глиняный водосток, подкладки под одежду и утяжку сбросила в мусор за мастерской портного. Если доспех и одежду найдут, подумают, что это какой-то отчаянный боец Воинства решил убить Королей и скрылся. А если не найдут – тем лучше.

Лежа на крыше и глядя в звездное небо, она почувствовала, как облегчение сменяется разочарованием. Ничего не вышло! Ничего! Боги, как же она хотела достать Кирала! Его смерть погрузила бы Таурият в хаос – гибель Кулашана уже поколебала уверенность людей в том, что Короли бессмертны. Хусамеддин тоже подошел бы, слишком много страданий он и его Девы причинили Шарахаю и пустыне. Кагиль… Его она хотя бы поцарапала. Яд на кончике стрелы сперва парализует жертву, а затем убивает за несколько минут. Даже Король вряд ли выстоит против такого.

Вылазка, впрочем, получилась не совсем уж провальной: сейчас Чеда знала о Королях чуть больше, чем утром. Раньше она понятия не имела, насколько они быстры, но поклялась не повторять своих ошибок.

Снова раздался топот: длань – отряд Дев – проскользнула мимо, свернув налево на перекрестке. Как только они исчезли, Чеда спрыгнула с крыши и побежала за ними, догнав как раз в тот момент, когда они сошлись с Серебряными копьями. Она засвистела, спрашивая, что случилось. За ней, свистя, появились еще двое. Высокая Дева, командир длани, обернулась к ним.

– Вы, трое! По Вороньей улице на Желоб! Допрашивать всех, кого увидите! Ищем мужчину, низкорослого, в легком кожаном доспехе, возможно, с луком. Будьте осторожны. Встречаемся на Колесе.

Чеда кивнула и вместе со своим маленьким отрядом поспешила обратно в храмовый квартал. Наконец-то она могла дышать свободнее: всю оставшуюся ночь они будут обыскивать город, пытаясь выйти на след убийцы. И никого не найдут. Не сегодня.

Глава 2

Рамад Амансир плыл вдоль берега Острального моря, и упругие волны качали его, будто в колыбели. На юге собирались тучи. Рамад отвернулся от них и поплыл к черному песчаному пляжу и серым скалам Виарозы – его поместья, раскинувшегося на горизонте.

Вода вокруг была такой синей, что у него сердце замирало при одном только взгляде на нее. Как же он скучал по этим простым радостям! По прохладной воде и разогретым от плавания мышцам, по мерному ритму волн, которому он подчинял свои гребки. По соленому запаху моря, крикам белых чаек, пробирающему холодку… По всему, чего так не хватало в Великой Шангази.

В воспоминаниях пустыня казалась далекой и странной, но за долгие месяцы в Шарахае он сроднился и с ней. Янтарный город казался Рамаду песчаным кораблем, на котором он неутомимо шел к цели, преследуя убийцу жены и дочери, но удаляясь все дальше от родины.

Воспоминания о жизни в Каимире, одном из четырех государств, окружающих Шангази, поблекли и выцвели под безжалостными лучами пустынного солнца. Но почему-то, когда они с царевной Мерьям доставили домой пленника – мага крови Хамзакиира, плоть от плоти Короля Кулашана, – у Рамада сложилось ощущение, что он никогда не покидал зеленых холмов и побережий родного края. Бесконечные жаркие дни пустыни, боль, скорбь по жене и ребенку, ненависть к Масиду – он стряхнул все это, как песок с плаща, ступив на улицы Альмадана, каимирской столицы, а достигнув Виарозы и пляжей Бесконечного моря, почувствовал, что наконец-то дома. Пустыня теперь казалась сном.

Было лишь одно исключение. Хамзакиир. Он постоянно напоминал Рамаду о Шарахае. О Королях. О том, что оставить такого противника в живых – значит играть с огнем. Мерьям хотела использовать его в своей борьбе, потому и согласилась на сделку с эреком Гулдратаном, потому они и подкараулили Воинство в подземном дворце Кулашана. Теперь же она пыталась подчинить разум Хамзакиира, зная, что в случае успеха царь Каимира получит мощнейшее оружие для защиты страны. Или, как подозревал Рамад, для нападения на Королей Шарахая и захвата власти над пустыней.

Мерьям была уверена, что Хамзакиир быстро ослабеет, но он не сдавался. Рамад потряс головой, отгоняя воспоминания о мрачном, презрительном выражении, с которым тот смотрел, как Мерьям пытается разрушить стены, воздвигнутые его разумом.

Его дрожь, крики боли преследовали Рамада в кошмарах, будили посреди ночи. Вместе с ними приходили воспоминания об истинной цели, которую они бросили в пустыне, чтобы Мерьям смогла поиграть во всемогущую богиню.

К морю Рамад приходил, чтобы забыться, как в юности, и почувствовать что-то кроме боли, сожаления и стремления двигаться вперед. Но это не помогало: все было отравлено мыслями о том, что сегодня ему снова придется спуститься в подземелья Виарозы. И за это он ненавидел Хамзакиира еще сильнее.

Алу всемогущий, да как он вообще столько продержался? После допросов Мерьям Рамад, просто стоявший рядом, чувствовал себя выжатой тряпкой, так откуда Хамзакиир брал силы сопротивляться ей день за днем?!

– Это долго не продлится, – сказала Мерьям неделю назад.

Рамад в ответ горько рассмеялся.

– Вопрос не в том, сколько это продлится, Мерьям, а в том, кто сломается первым.

Мерьям взглянула ему в глаза, и Рамаду на мгновение показалось, что он видит перед собой нечто большее, чем тощую, изможденную женщину.

– Я никогда не сломаюсь, – сказала она.

Он в тот раз ничего не ответил. Эти четыре слова были ее заклинанием, поддерживающей на нелегком пути, но в голосе пробивалось отчаяние. Еще несколько лет назад он не усомнился бы в решимости Мерьям и ее способностях, но она слабела, а Хамзакиир оказался сильнее, чем они думали.

Мерьям, лежавшая в постели после этих экзекуций, выглядела жалкой, разбитой. Рамад смотрел на ее ночную сорочку, мокрую от пота, и думал, что вот теперь она точно сломается под этим грузом. Но наступало новое утро, и вновь он нес ее в подземелье, и вновь она сражалась с Хамзакииром, брала откуда-то все новые силы, хотя тело ее слабело.

Однажды она все же сломается – и что тогда? Рамаду придется перерезать Хамзакииру горло, и договор, что Мерьям заключила с эреком, останется неисполненным. Она собственной жизнью поклялась доставить ему Хамзакиира, заклятого врага. Чудовище не примет мертвое тело, и лишь боги знают, что оно сделает с теми, кто нарушил договор. Может, потребует жизнь Рамада или жизнь царя Алдуана в уплату – эреки способны на все.

Ветер гнал тучи все быстрее, высекал соленые брызги, взбивая на волнах белую пену. Не желая попасть в шторм, Рамад мощными гребками поплыл к берегу. Ему казалось, что в завывании ветра он вновь слышит крики Хамзакиира, ночные кошмары на мгновение стали явью… пока он не увидел на каменной лестнице, сбегающей к пристани, знакомую темноволосую фигуру в белой рубашке. Дана’ил, его первый помощник, спешил к кромке воды.

Рамад поплыл быстрее – мысль о том, зачем его зовет Мерьям, холодила сильнее, чем морские волны.

Он вылез на пирс, у которого были пришвартованы яхта и три рыбацкие лодочки, и принялся вытираться полотенцем, оставленным поверх одежды.

– Мерьям, мой господин, – начал Дана’ил, подбежав. – Она проснулась и… попросила подменить вас.

Рамад затянул завязки штанов, быстро надел через голову рубаху.

– Я же велел тебе не слушать ее.

– Простите великодушно, мой господин! – воскликнул огорченный старпом. – Но она настаивала. Сказала, что если я откажусь, найдет другого, к тому же…

В его взгляде промелькнула жалость.

– К тому же что?

– Я… просто хотел уберечь вас от…

Рамад отмахнулся и направился к скалам.

– Что сделано, то сделано. Расскажи, что случилось.

– Да, мой господин. Это было… – На мгновение лицо Дана’ила приобрело загнанное выражение. – Тяжело. Для нее, не для меня. Но когда я нес ее обратно, она сказала, что это был прорыв. Что она смогла измотать его сильнее, чем прежде. А потом… она не заснула, как обычно. Схватила меня за руку и велела немедленно вас позвать. Она вела себя странно, и этот взгляд… ну, вы знаете. Тот, от которого кажется, что смерть дышит в затылок. Она в безопасности, но я тревожусь за нее. И за вас.

– Но что за срочность? Она же не собирается идти на второй заход сегодня?

– Собирается, мой господин. Она сказала, что хочет попробовать нечто новое.

Рамаду это не понравилось. Что-то было не так.

– Повтори, что она сказала. Слово в слово.

– Она велела привести вас. Сказала: «Пришло время и ему тянуть канат».

Рамад закатил глаза.

– Сколько раз я предлагал… – пробормотал он, глядя на замок.

– Господин?