
Полная версия
Кровь на песке
– Да. Конечно. Прошу прощения.
Под внимательным взглядом Заидэ Чеда преклонила колени. Каждое движение руки отзывалось болью, терпеть становилось все труднее.
Заидэ набрала горсть песка и просыпала его, шепча что-то, наверное, молитву Тулатан. Чеда не могла расслышать ни слова – так звенело в ушах. И звон этот сливался с воем приближающихся асиримов.
Неужели остальные не слышат? Неужели не понимают, что асиримы идут за ними?
Девы прошептали молитвы, наступила очередь Чеды. Здоровой рукой она набрала песок, пропустила его сквозь пальцы.
– Пусть Тааш даст тебе храбрости разить наших врагов.
Ярость забурлила в ней, все вокруг виделось зыбким, как во сне. Сперва Чеда не понимала, на что злится, но, глядя на коленопреклоненную Индрис, осознала: все из-за этой девчонки, заявившейся к Девам, высокорожденной дряни, упивавшейся красивой жизнью! Но ведь жизнь эта построена на костях, на лжи Королей, которую они четыре сотни лет пихают в глотки шарахайцам…
Чеда моргнула, пытаясь справиться с собой. За спиной Индрис она увидела какую-то тень. Ветви разошлись, образуя коридор, и показался асир, черный, сморщенный. Он припал к земле, глядя на Индрис провалами глаз, и Чеда ясно ощутила его намерения.
Схватить ее. Сломать ее. Утащить в чащу. Лишь так он сможет хоть немного расквитаться с Королями за все эти годы, за то, что превратили его в чудовище!
Он подался вперед, но остановился, почувствовав, что Дева, отмеченная поцелуем Сеид-Алаза, его владыки, наблюдает. Его ярость прошла сквозь нее как вихрь, и Чеда разделила ее. Напитала ее своей злостью. «Тааш, Повелитель войн, позволь мне соединиться с твоим слугой. Дай мне силы снести проклятую голову Индрис с плеч».
«Да будет так», – раздался в ее голове хриплый голос асира, и Чеда, прежде чем поняла, что творит, занесла Дочь Реки высоко над головой Индрис. Та вскинулась, удивленная и рассерженная. Сумейя, стоявшая на коленях слева от нее, одним движением выхватила черный шамшир.
– Что ты делаешь, сестра?
Чеда моргнула и вновь стала собой. Асир приближался звериными прыжками.
«Беги!» – мысленно крикнула она и указала на него кончиком сабли.
– Там!
«Прошу, беги!»
Сумейя обернулась, все Девы как одна выхватили шамширы навстречу несущемуся к Индрис асиру. Чеда поморщилась, чувствуя, как разгорается боль. Пустыня затряслась, асир пригнул голову к земле, вытянув шею, песок взлетел перед ним стеной, разбрасывая мелкие камни. Вихрь обдал Чеду, ей показалось, что с нее заживо сдирают кожу.
– Стой! Властью Тулатан приказываю: стой! – донесся сквозь бурю голос Заидэ.
Но буря не прекращалась, и посреди песчаного вихря Чеда ощутила, как биение ее сердца сливается с биением сердца асира. Как в тот день, когда она вонзила клинок в грудь короля Кулашана, чувствуя его сердце как свое.
Ей казалось, что она слышит в этом звуке скорбь, страдание по любви, потерянной раньше срока. Она чувствовала… нет, не просто чувствовала. Она стала гневом этого создания. Бездной ненависти. Его местью. Пылающим желанием убивать, вырвавшимся из-под гнета богов, готовым смести с лица земли Королей.
И с кого ей начать, если не с Индрис? Юной, храброй, полной стремления защитить Королей и их дом, воздвигнутый на костях тринадцатого племени. Чеда знала, что это ярость асира ведет ее, но было там, за этой гранью, еще многое: вся жизнь мужчины, превращенного в нечистое создание, промелькнула у нее перед глазами. Она увидела, как его руки скользят по свежеоструганной доске, проверяя, не осталось ли сучков. Доска эта пойдет на притолоку дома в ширящемся квартале, который однажды назовут Отмелями.
Увидела ясную ночь и две полные луны, застывшие в небе. Двух богинь, шагающих по улицам: одна с серебряной кожей, другая с золотыми волосами.
Вот его брат упал, съежился, крича от боли и царапая землю. Вот и его самого настиг удар – чужая воля обрушила страдания на его душу, подчинив, – с этих пор ты будешь жаждать крови и уничтожишь каждого, кто пойдет против Королей.
Он знал, что ненасытный голод теперь всегда будет преследовать его. Поднялся на непослушных ногах и помчался прочь из нового города, соединившись с потоком, сотнями других, несущихся через ворота. Этот свободный бег наполнил его радостью. Он завыл, взывая к братьям и сестрам, старым и молодым, готовый пожрать тех, чужих, что стояли за стенами с саблями в руках, что выставили копья ему навстречу. Он чувствовал их страх, и этот страх питал его. К утру все враги Шарахая были повержены.
Знание, что Короли Шарахая простерли свои длани над пустыней, владея ею безраздельно, наполнило его золотым светом, совершенным счастьем, смывшим все остальное. Он больше не тревожился, не боялся. Страх? Что это вообще такое? Мысль о страхе только злила его. Он почувствовал, что голод вновь растет, но воспоминания начали меркнуть, исчезать.
Ветер стих, слышно было, как песчинки и камни падают дождем. Чеда стояла в трех шагах от асира, и он замер, пристально глядя ей в глаза. Он казался теперь обычным человеком, единым со своими братьями и сестрами, с отцом и матерью, с племенем. Помнящий свое прошлое и полный надежд на будущее. В его глазах она увидела истину: живую душу, запертую в мертвом теле, порабощенную, исковерканную и потерянную.
«Я поняла», – мысленно сказала она, и асир оскалился черными губами, пытаясь улыбнуться.
«Долгие годы я молился об этом дне».
Он отвернулся, спокойный, уверенный… И слишком поздно Чеда заметила Индрис, несущуюся на него.
– Нет! – крикнула Чеда и побежала наперерез, но не успела. Асир поднял голову, глядя в небо, мимо лун-близнецов, и клинок Индрис врезался в его беззащитное горло.
Голова асира слетела с плеч, тело повалилось на камни.
В полной тишине Индрис стояла над ним, глядя на лужу крови, обагрившую песок, с таким самодовольством, что Чеду замутило. Издав крик беспомощной ярости, она бросилась на девчонку. Та заблокировала один удар, второй, удивленно, непонимающе глядя на нее, попыталась атаковать в ответ, но Чеда отбила ее клинок и врезала локтем в челюсть.
Индрис упала, но прежде, чем Чеда успела сделать хоть шаг, Сумейя сбила ее с ног, прижав к земле, Камеил бросилась на подмогу. Мелис обхватила было Индрис, но та вырвалась.
– Хватит! – крикнула Мелис.
Индрис не послушала и ринулась на Чеду. Ничто не помешало бы ей отрубить Чеде голову, как асиру, но Заидэ выбежала навстречу с невиданной быстротой и преградила ей путь. Она даже не вынула саблю – сама казалась острейшим шамширом, готовым к бою. Индрис попыталась прорваться мимо, но Заидэ дернула ее за рукав, швырнула на землю. Индрис вскочила и вновь бросилась вперед, но на этот раз Наставница обрушила на нее вихрь точных ударов: двумя пальцами она ткнула в шею, подмышки, запястья, локти. Со странным стоном Индрис запрокинула голову и стала падать, закатив глаза. Заидэ вовремя поймала ее и осторожно опустила на песок.
Шорох падающего с неба песка стих, и в этой тишине адишары заскрипели, качая кронами в лунном свете. Заидэ заложила руки за спину, спокойная, будто приготовилась разбирать ошибки после фехтовального урока. Однако во взгляде, устремленном на Индрис, Чеда увидела гнев, которого не ожидала от Наставницы. Наконец Заидэ обернулась к ней.
– Отпустите ее, – велела она. Девы послушались. – Почему ты напала на свою сестру?
Что тут сказать?
– Асиримы священны, на них благословение Королей и богов. А она убила одного из них, не задумавшись. Он этого не заслужил.
Индрис пыталась заговорить, но раздалось лишь невнятное мычание. Мелис подняла ее, и Заидэ принялась медленно массировать те же точки, по которым била.
– А ты какое право имела убить асира без моего приказа, без повеления Короля Месута?
– Эфт… – Индрис вывалила непослушный язык, как шакал. – Эфт афир… быв дикий… Он бэжав ко мне…
– Он остановился.
– Он фмтр… фмотрев на нее…
Дрожащей рукой она указала на Чеду, сглотнула несколько раз, прежде чем заговорить.
– Я не знаю, что он увидел… но мы были в опасности. – Она пораженно уставилась на молчащую Заидэ. – Боги всемогущие, он же напал на нас!
Заидэ подняла голову, глядя на луны, словно призывая их в свидетельницы, раздраженно выдохнула.
– Ты должна защищать своих сестер, – четко произнесла она, склонившись к Индрис. – Асир напал, это правда. Но не было нужды убивать его.
Она обернулась к Чеде.
– И хотя вредить асирам запрещено, поднимать саблю на свою сестру запрещено тоже! Этот грех простить нельзя.
Она указала на то место, где они молились недавно, в нескольких шагах от мертвого асира.
– Продолжим. Бдение Индрис – священный ритуал, его нельзя откладывать. Но когда вы вернетесь в Шарахай, получите по десять ударов хлыстом.
– Да, Наставница, – хором отозвались Чеда и Индрис.
Девы вновь встали на колени, но благоговение ритуала испарилось. Чеда не могла избавиться от мыслей о мертвом, о его воспоминаниях. Они никогда не думала, что может ощутить такую сильную связь с асиримами, что они столько помнят о своих прошлых жизнях. Ей все равно было, что соединило их: рана, яд или гнев, разлившийся как река. Она думала лишь о страданиях асиримов. Еще недавно они казались ей бездумными созданиями, недолюдьми. Но теперь, в глубине души, она знала правду.
Дура, какая же ты дура! Так прицепилась к Королям, что забыла о тех, на чьих спинах они въехали на Таурият! Об их жертвах, страдающих веками.
Но больше она такой ошибки не совершит.
* * *Вечером следующего дня Заидэ почувствовала себя более усталой, чем за все последние годы, но сон не шел. Она поднималась по винтовой башне Наставниц, и свеча в ее руке отбрасывала на стены странные тени, а мысли блуждали в цветущих садах. Проходили перед глазами калейдоскопом Индрис, убивающая асира, Чеда, бросившаяся на нее, обе Девы, получающие свое наказание во дворе.
Индрис хорошо держалась, вскрикнув лишь под конец. Чеда же, сжав челюсти, молчала, вперившись в освещенные первыми лучами солнца ворота. В глазах ее стояли слезы, но она не издала ни звука, даже когда Камеил под конец начала хлестать сильнее, выбивая из нее крик.
Упрямая девочка. Из-за этого, отчасти, Заидэ так долго оттягивала их разговор, хотела научить ее терпению. Но теперь начала подозревать, что все тщетно.
Огонек всколыхнулся от ледяного сквозняка и едва не погас. Должно быть, Сайябим снова пооткрывала у себя окна.
– Боги всемогущие, – пробормотала Заидэ. – Если так любишь холод, иди жить на скалы!
Впрочем, Сайябим была старой, как сам Таурият, они бы подружились. Травили бы друг другу байки по ночам. Заидэ усмехнулась себе под нос. А сама-то! Ты такая же старуха, Заидэ Тулин’ала.
Она мысленно поставила зарубку на память поговорить с Сайябим. Приближалась зима, так недолго и простудиться… Но поднявшись, Заидэ поняла, что сквозняк дует не из-под соседней двери. Не от двух других Наставниц.
Из ее собственной комнаты.
Вот только она помнила, как утром закрыла ставни, прежде чем уйти умываться и завтракать.
Остановившись перед дверью, она сосредоточилась и почувствовала знакомое сердцебиение. Закрыла глаза, призывая все свое терпение. Наламэ, дай мне сил! Ну почему эта девчонка такая упрямая?
Открыв дверь, Заидэ увидела силуэт на фоне открытого окна и поняла: Чеда не поднялась по ступенькам, а взобралась по стене и засела в засаде. Умно: Тулатан уже села, Рия едва поднялась на востоке, никто не заметил бы ее в глубоких тенях. Еще умнее было оставить ставни открытыми – предупреждение для Заидэ, чтобы не подняла крик и не разбудила других Наставниц.
Заидэ вошла и тихонько заперла дверь.
– Объяснись сейчас же! – прошипела она.
Чеда встала. В неверных отблесках свечи она казалась древней и безжалостной, как Сайябим.
– Это не мне нужно объясняться.
Заидэ ткнула ее пальцем в грудь.
– Я не собираюсь терпеть…
Но вместо того чтобы спорить, Чеда двумя пальцами протянула ей сложенный листок бумаги, насильно вложила в ладонь и отошла, села, держа спину неестественно прямо, чтобы не тревожить свежие раны.
– Прочти.
Подавив гнев, Заидэ поставила свечу на тумбочку и, опустившись на кровать, развернула записку.
«Я не знаю, что тебе известно об асиримах, но вчера ночью я почувствовала их. Я читала в сердце того, убитого. Я видела его жизнь до того, как Короли принесли его в жертву богам пустыни. Чувствовала, что он человек. Что у него были свои мечты и надежды, а Короли уничтожили все это и втоптали в прах ради того, чтобы захватить власть над пустыней. Асиримы четыреста лет ждали торжества справедливости. И до сих пор ждут, пока мы сидим тут в сытости и уюте. Они страдают, и я не стану больше этого терпеть. Учи меня, или я до всего дойду сама».
Она перечитала записку вновь и, поднеся к пламени свечи, бросила в медное блюдце подсвечника. Слова Чеды и ее самоуправство злили, но в глубине души Заидэ понимала, что этим все кончится. Она достаточно узнала Чеду, чтобы понять: она так просто не успокоится.
– Ты увидела так много…
Чеда кивнула.
Когда-то Заидэ тоже чувствовала боль асиримов, но те дни давно прошли, да к тому же видения никогда не посещали ее. Все кончилось задолго до того, как она облачилась в белые одежды Наставницы. Причину она так и не узнала. Может, это страх перед асиримами не давал ей рассмотреть их, а может, сами асиримы, чувствуя ее нерешительность, отвернулись. Как бы то ни было, Чеда оказалась куда талантливее, чем ожидалось.
– Писать записки опасно. – Заидэ указала на пепел. – А если б тебя поймали и обыскали?
– Раз мы не можем говорить, то что мы можем, Заидэ? Когда мы предпримем что-то?
– В свое время. Мы должны действовать осторожно и наверняка.
– Пока мы медлим, асиримы умирают.
– Они уже мертвы.
Она немедленно пожалела о своих словах, но Чеда сказала лишь:
– Думаешь, они хуже нас?
– Нет. Но им не поможешь, кидаясь на своих, как ты вчера.
Чеда встала, поморщившись от боли.
– Если промедлим, потеряем себя. Я не говорю, что нужно нестись сломя голову, но мы должны что-то сделать, Заидэ. И быстро. Наши родичи ждали достаточно. – Она вскарабкалась на подоконник. – Я даю тебе неделю.
Заидэ замерла.
– А что потом?
Чеда обернулась, помолчала, словно собираясь с духом.
– Помнишь убийцу, который три недели назад проник в Обитель?
– Разумеется.
– Он пробрался в Закатный дворец и попытался убить Королей, но лишь оцарапал Кагиля отравленной стрелой.
Раздражение, всколыхнувшееся было в Заидэ от ее высокомерного тона, испарилось. Она знала про убийцу, а вот Чеда не должна была знать. Лишь некоторым были доверены эти сведения.
– Убийцей был не мужчина, – добавила Чеда и исчезла в окне, не дождавшись ответа, – слезла, цепляясь за одной ей известные выступы и трещины.
Заидэ охватил бессильный гнев. Чеда пошла убивать их, одна, и ничего не сказала! И что в итоге? Стражник мертв, Дева мертва… но все же она подобралась так близко! По словам Ихсана, если бы не Месут, Кирал был бы мертв. Хусамеддин, разумеется, смог защититься, а вот жизнь Кагиля висела на волоске. Яд едва не убил его, помог лишь целебный эликсир. И все это сделано руками одной девчонки.
Может, Чеда права? Может, она, Заидэ, стала слишком осторожна? Смутные видения всплыли в памяти: женщина, бегущая по песку к лагерю кочевников, вой, восторг, мучительная жажда крови. Прошлое вдруг оказалось так близко – только руку протяни… Но она знала, что ее время ушло, и вновь почувствовала себя потерянной. Неудачницей.
«А что ты сделала за отпущенные тебе годы, старуха?»
Почти ничего. Короли всегда казались ей слишком могущественными, слишком сильными, будто они – песчаная буря, а она – одинокая песчинка.
Заидэ закрыла ставни, задула свечу и легла в постель. Долгие часы она думала о бесславно прожитых годах и уснула, лишь решив, что будет делать дальше.
Глава 6
Тринадцать лет назад…Просыпающийся город разбудил и Чеду. Она встала с кровати – их с мамой, завернулась в одеяло. Мама всегда ворчала, что Чеда одеялом всю пыль с пола подметает, но сегодня ее не было дома, так что никто и не заругает!
Чеда подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы и выдохнула, глядя, как облачко пара растворяется в холодном зимнем воздухе.
За окном шумел Красный полумесяц, квартал, окружавший маленькую западную гавань. Над домами высились дюжины мачт, голых и острых, будто ноги какого-то неведомого насекомого, лежащего на спине.
Далеко на востоке зазвонили колокола: просыпался Таурият, выглядевший отсюда маленьким холмиком. Первыми всегда начинали звонить во дворцах, потом в Обители Дев, а за ними подхватывали на Золотом холме. Звон расходился по городу в честь асиримов, святых защитников, и тех, благословенных, кого они забрали в ночь Бет За’ир.
По легенде, асиримы защищали не только Королей, но и весь город, правда, Чеда не знала точно, от чего. Одни говорили, что от кочевников, другие, что от соседних царств. Но как бы то ни было, все легенды рассказывали, что асиримы любимцы богов. Только вот… как боги могут любить таких страшных существ?
Айя, мама Чеды, говорила, что некоторые специально уходят в пустыню на Бет За’ир в надежде, что их выберут. Сама она никогда такого не хотела, но все равно часто уходила в пустыню, оставляя Чеду, сжавшуюся под одеялом, в страхе прислушиваться к вою асиримов. Как прошлой ночью.
Мама никогда не говорила, зачем ходит, но Чеда знала – видела, как она засушивает в книжке белые с голубым кончиком лепестки адишар.
Окна домика, в который они переехали пару недель назад, выходили на Вощильную улицу. Чеде хотелось, чтобы мама вышла сейчас из-за угла с бутылью свежего козьего молока, фруктами или горячим хлебом, но об этом нечего было и мечтать: если Айя к утру не вернулась, значит, появится только вечером, чтобы никто не заподозрил, что она ходила в цветущие сады. Тем, кто выходил на улицу в ночь Бет За’ир, полагалась прилюдная порка, а тем, кто ходил в сады, – смерть. Так что это даже хорошо, что мама не пришла. К тому же…
Недавно Чеда познакомилась с одним мальчиком по имени Эмре. Он был веселый и смешил ее, и его друзья сразу ее приняли. Все, кроме Хамида. Он был такой тихий, что по нему не понять.
Она как раз запихнула в рот горсть фисташек, рассыпав половину, когда Эмре появился на улице вместе с Демалом и Тариком. Чеда немедленно подобрала фисташки, сунула в рот и, натянув мальчишеские штаны и видавшую виды рубашку, сбежала по винтовой лестнице вниз, на улицу.
– Привет, Эмре!
– Приве-ет, Эмре, – ухмыляясь, передразнил Тарик. Тощий, с блеклыми светлыми волосами, он походил на швабру.
Эмре ткнул его между ребер и явно хотел что-то сказать, но вмешался Демал.
– Эй, мы опаздываем! Берите свою новую подружку, если хотите.
Он весело подмигнул Чеде и повел всю компанию дальше по улице.
– Куда мы идем? – шепотом спросила Чеда у Эмре.
– Делать одно веселое дело. Ты с нами?
Демал обернулся и улыбнулся ей.
– Еще один цыпленок в моем выводке!
Он и правда был куда старше их всех, семилеток. Чеда познакомилась с ним только на днях, но ей уже нравилась его уверенность, настоящая, а не как у вечно петушившегося Тарика.
Через утреннюю песчаную дымку они повернули с Вощильной на Копейную улицу, пошли к Колесу. Демал купил каждому по пирожку с рубленой бараниной, луком и подливой, таких вкусных, что Чеда чуть язык не проглотила.
– Никогда не бывало, чтобы я своих цыпляток голодными отпускал! – провозгласил Демал, облизав пальцы.
Навстречу им вышел отряд Серебряных копий. Сердце Чеды забилось быстрее, хоть она ничего и не сделала. Они с Тариком и Эмре просто отошли на обочину, но Демал снял белую шерстяную шапочку и отвесил издевательский поклон. Чеда не поняла, зачем он так поступил, но знала, что это грубо. Командир, шагавший впереди, бросил на него такой взгляд, будто сейчас схватит, но вместо этого буркнул что-то своим товарищам, и они, посмеявшись над компашкой грязных, неумытых уличных сорванцов, пошли своей дорогой. Демал плюнул им вслед, но только когда убедился, что они не увидят.
Вскоре вся компания дошла до Колеса – большого круглого перекрестка в самом центре города. Он уже заполнился людьми, повозками и лошадями, спешащими с одной улицы на другую.
Демал обернулся, осмотрел своих «цыплят».
– Погрязнее надо, – заявил он, и Эмре с Тариком тут же начали втирать уличную пыль в руки и лицо. Демал щелкнул пальцами в сторону Чеды. – И тебе тоже.
Чеда взялась за дело, да так усердно, что он рассмеялся.
– Боги всемогущие, ты должна выглядеть как беспризорница, а не маласанский голем. – Он стер немного пыли и довольно кивнул. – Вот теперь хорошо.
Демал отвел их на край Колеса, но не слишком далеко, чтобы их не загораживала толпа, и обернулся к Эмре:
– Расскажешь цыплятам, что надо делать?
Эмре кивнул, и Демал, напустив ужасно несчастный вид, пошел в толпу.
– Смотри на него, – велел Эмре. – И делай грустное лицо.
– Я и так грустная.
– Да ты лыбишься как гиена, которая зяблика сожрала!
Чеда рассмеялась. Она изо всех сил старалась быть серьезной, но Эмре так смешно смотрелся, что она не выдержала и расхохоталась. На них начали оглядываться.
– Боги, да вали уже домой, – фыркнул Тарик.
– Нет, я смогу!
Но она все не могла перестать улыбаться, пока не поймала мрачный взгляд Демала. Ей стало стыдно за то, что она его разочаровала, выставила себя дурой. Демал отвернулся, довольный, и принялся цепляться за прохожих, рассказывая им какие-то истории. Позже Чеда узнала, что истории эти были все как одна печальные. Например, их мама отправилась в караван-сарай забрать приболевшую бабушку, но там ее ограбили, и теперь ей не на что вернуться домой. Не помогут ли уважаемые сильвалом-другим?
Народ толпами прибывал в Шарахай на следующий день после Бет За’ир – кому захочется торчать тут в Священную ночь?
– Самые богатые из этих оленей, которые тут шатаются, разинув рот, заодно самые жадные, – объяснил Эмре. – Они кошельки сжимают сильнее, чем Тарик булки.
Тарик ткнул его локтем. Эмре быстро ухмыльнулся ему, прежде чем снова принять печальный вид.
– У караванщиков обычно лишних денег нет. Мы охотимся вот на таких. – Он указал на пару в дорогих одеждах, говорящую с Демалом. Тот как мог совал свою шапочку, но они не положили туда ни монетки. Ничуть не огорчившись, он подошел к следующей паре. Демал всегда выбирал именно пары и под каждую менял историю. Маласанскому купцу рассказывал, что мама потерялась в Ишмантепе, мимо которого караван маласанца наверняка проходил. Для каимирцев мама терялась в Мазандире. Караван-сараи менялись еще в зависимости от того, насколько богатым был прохожий: для тех, кто победнее, называл караван-сарай поближе к Шарахаю, для тех, кто побогаче, какой-нибудь далекий от города, но близкий к их родине.
Две женщины в зеленых шелках дали Демалу целый золотой рал! И это после того, как он выпросил у них два сильвала, а потом начал объяснять, что из Риенцы добираться очень дорого!
День у них вышел очень удачный – много раз в шапку Демала кидали деньги. Правда, порой приходилось переходить на новое место, потому что Серебряные копья то и дело гоняли их, обещая всыпать как следует.
В полдень, когда они остановились отдохнуть у колодца, Демал купил у цветочника веточку желтого жасмина.
– Вот так, а то ты совсем на девочку не похожа, – сказал он, вставив веточку в волосы Чеды.
Она зарделась, почувствовав себя глупо. Мама никогда не носила украшений, поэтому, когда Демал отошел «стричь» прохожих дальше, она не удержалась и выбросила веточку. Один раз Демал обернулся, глянул на ее волосы, но ничего не сказал.
Закончили они вечером, за пару часов до заката, когда толпа рассосалась и путешественники, только что прибывшие в Шарахай, разошлись по своим делам.
Демал на ходу обнял Чеду и Эмре за плечи.
– Ну что, цыплята, кого-то из вас Бакхи благословил! – Он ласково сжал затылок Чеды и подбросил в руке мешочек, приятно звякнувший монетами. – Улыбка Тулатан, никогда еще такого не видал!
На самом деле Демал не был уличным сорванцом. Его мама умерла, отец работал грузчиком в южной гавани, так что он заботился о семье, пытаясь заработать для братьев и сестер лишнюю монету. Успех, видно, вскружил ему голову, потому что он сделал то, что в Шарахае делать никогда нельзя: открыл кошель посреди улицы и принялся считать деньги.
Сперва свою долю получил Тарик, потом Эмре, но прежде, чем Демал успел рассчитаться с Чедой, дорогу им загородили трое громил.
– Привет, Демал, – сказал один, в красной жилетке на голое тело. Голос у него звучал весело, лицо излучало спокойствие, будто он встретил старого друга. Вот только они явно не друзьями были, и страх на лице Демала это подтверждал. Остальные двое просто смотрели, пристально, как псы, готовые кинуться.