И пусть мир горит

Верные десятилетиями приучали королевских подданных к ужасу пред порождениями гор. Теперь их уроки изменились: монстры, голод, зелёный туман, безработица, мертвецы не страшны, когда обществом правит ставленник истинного бога.

Омма вернулась в дом глубокой ночью, рыча похлеще шелудивой псины. От переживаний кожа женщины чесалась, словно её отодрали на сеновале. Она попробовала лечь и забыться, но сон не шёл, и Волчица принялась ходить кругами по комнате, то и дело стуча по стенам и липкой мебели. Огонёк лучины трепетал, и пляска света лишь добавляла верной головной боли. Она подошла к окну, отмахнулась от занавесей и…

Так. А это ещё что такое?

Со второго этажа было хорошо видно донжон. У входа стояла стража, позы мужиков были спокойными, даже расхлябанными… Но Волчица почуяла врага, прятавшегося в тени башни.

Тревога тявкнула подобно волку, которому отрубили хвост, и стихла. Омма наконец-то догадалась о причинах собственного волнения: то была чуйка. Ха, как же просто! И как неочевидною. Будь она зверем, наверняка бы поняла всё на уровне инстинктов и не промаялась полночи вместо того, чтобы выйти на охоту.

Жёлтая Волчица задёрнула и оглядела комнату. Достаточно просторно для короткой драки. Женщина проверила остроту кинжала, подоткнула простыню в том месте, где лежал меч, и заперла дверь изнутри: схватка ещё не началась, но уже стала для неё глубоко интимной. Полночи, репей ему под хвост! Полночи чесотки, запора и идиотского беспокойства. Хотелось просто взять и перегрызть врагу горло зубами.

Над головой раздались шаги: острый звериный слух подсказал, что незнакомец перебрался на крышу. Он так быстр или попросту умеет колдовать? Волчица притаилась и задержала дыхание в предвкушении гостя. Тот не заставил себя долго ждать и ловко скользнул в окно. Ага-а-а. Мужчина лет двадцати шести, рослый и крепко сложенный. Двигался враг плавно и бесшумно, как вор, вот только морда его, украшенная шрамом и косой неприятной ухмылкой, больше бы подошла мародёру или закоренелому убийце. Стоило врагу немного расслабиться, как Омма оскалилась и пустила в ход кинжал.

Разговор с Когутаем вытянул из Юджена все силы. Он плотно поел – иселинские лепёшки с молоком и мёдом были просто невероятны – и спал как убитый. Вот только под утро началась канитель с чужими снами-мороками, и наутро юноша поднялся разбитый и раздосадованный. Неприятно было смотреть на последние часы жизни Оммы, разделять с ней вонючее тело и мысли о телесных недомоганиях, чесотке и ненависти к незваному гостю. Но пользу от увиденного Юджен поимел: Волчицу прирезал одарённый. Обычному смертному было бы не под силу в мгновение ока переместиться с хельтского донжона на крышу и испариться из запертой комнаты. Одарённый предатель! Звучало бы смешно, если бы не отдавало вероломством и гнуснейшей неблагодарностью.

– Если он один из нас, – проговорил юноша. – И пошёл против семьи, следовало бы испепелить эту сволочь на месте. Уничтожить в назидание…

«Тебе ли сомневаться в решениях бога, мальчишка?» – процедил спаситель, и Юджен застыл на месте. – «Он полезен, потому остался жив».

– Он убил твою слугу, господин, – голос Ремесленника вырывался с шумным придыханием, порождённым праведным гневом. – Это грех.

«Грех – это то, что я назову грехом».

– Он предал!..

«В этом мире предатели творят историю. Прими это и просто наблюдай, что будет дальше».

Глава 15. Иса

Иса приложила к губам холодный музыкальный инструмент и тренькнула металлический язычок. Звук упруго отскочил от нёба и проскользнул к горлу, породив что-то глубокое, непонятное, заунывное. Девушка вопросительно посмотрела на Танна, и тот кивнул.

– Правильно. Но смотри, губы надо…

Она дёрнула язычок ещё раз, чуть сильнее, и тот ощутимо саданул по зубам. Чародейка айкнула и отняла инструмент ото рта.

– Эта штука называется «варган», верно?

– Да.

– Удивительно. Звук будто рождает не он и не музыкант, а оба сразу. Ты сам умеешь играть?

– Нет. Но я часто наблюдал, как играют другие. – между бровей джинна залегла складка.

– И я, и я часто слушала ваших варганистов, когда жила на севере, – вклинилась Лой. – Раза два или три я даже попадала на выступления бродячих артистов, и…

– И что тебе нравилось больше – этот звук или более привычные для южан песни топшуров? – перебил Танн.

Лой неопределённо повела головой и ответила:

– Понятия не имею. Я ничего не смыслю в музыке.

Иса вернула наставнику варган и прижалась к тёплому боку. Забавно: внешне холодный, уравновешенный иселинец, несмотря на хрупкое телосложение, почти не чувствовал дискомфорта от стылой погоды и, пока прочие кутались в мех и свежие шкуры, обходился лишь плотным шерстяным плащом. Но и ел он за двоих, словно подпитывал мясом да корешками печку внутри живота.

Лой посмотрела на них то ли с завистью, то ли с насмешкой, охнула и схватилась за живот. По сдерживаемому стону Иса догадалась, что сваренные накануне грибы были не так уж и безобидны, как казалось на первый взгляд. Укол совести был не так уж и силён – с едой тут привередничать не было смысла. Привычных ягодных кустов не попадалось, а незнакомые уже давно обронили переспелые ягоды и засохли в ожидании новой весны. Плодовых деревьев в Коргаре с начала времён не водилось – Ренан подтвердил. Только грибов пока было в избытке. Красные в крапинках, гнилостно-серые, пегие и лиловые шляпки стайками прятались под кривыми деревцами, склизко маня к себе голодных путников. Иса собирала лишь те, что были тронуты червями либо слизнями; так было меньше вероятности нарваться на серьёзное отравление. Но увы, и на опытного грибника когда-нибудь да находится своя тонконогая немочь.

– Я ненад-долго, – выдавила женщина и устремилась прочь от стоянки.

– Отравилась, – Иса понурила голову. – Хорошо, что у остальных желудки покрепче.

– Не думаю, что это твои грибы, – выждав, проговорил Танн. – Думаю, Лой сегодня тоже настиг «привет» со скал.

– Тоже? Ох, тебе снова снился кошмар?

– Увы.

– Расскажешь? – Иса попыталась поймать взгляд мужчины, но тот лишь скривился.

– Не путай меня с серокожей, ученица. Я не из болтливых. Некоторые вещи лучше держать при себе. Так лучше для всех, – он прижал пальцы к предплечью, будто бы хотел почесаться, но передумал.

Она не обиделась. Лишь теснее вжалась в его горячее, но будто вытесанное из глыбы льда тело и вздохнула. Той ночью чародейка слышала, как он вновь и вновь бормотал чьё-то имя, и боялась: а вдруг и с её обветренных губ слетает порой всякое запретное?

Ренан предупреждал, что выше будет ещё тяжелее. Что кошмары и нарастающая тень тревоги – лишь первые завывания надвигающейся бури. Вот только куда уж хуже? Коргар то ли испытывал, то ли издевался над отрядом, моря их голодом, холодом и наваждениями. Промозглый ветер пробирал до костного мозга, наполнял капюшоны и шептал в уши грязные, непотребные вещи. Морось, ставшая путникам роднее материнских объятий, покрывала кожу гуськом и щекотала носы, а что самое скверное – ткала над тропой кружевной полог тумана, что скрадывал шаги и звуки окружающей природы. Порой Иса едва могла разглядеть спину идущей во главе Лой. Мечница словно исчезала на пару мгновений во влажных клубах, а потом снова обретала видимость и собирала вздохи облегчения тех, кто шёл по её следам.

Пару раз Грэй слетала с тропы с мечами наголо и рыскала по кустам, преследуя волков и чудовищ. Она кричала, что чувствует их дыхание на щиколотках, и злилась, что никто ей не верит. Непроходящая болезнь Ренана жевала нутро лихорадкой, глаз его потерял меткость, а тетива звенела не так гордо и уверенно, как раньше. Быть может, она отсырела. Запасной всё рано не было: как и множество других полезных вещей, она пропала вместе с напуганными взрывом лошадями.

Но путники упрямо продолжали восхождение, стараясь не задумываться о том, как вернуться на равнину без коней, припасов и твёрдой почвы под сапогами. Ищущие к барьеру обязаны осилить этот путь. Шаг за шагом. День за днём. Сон за сном.

На привале Иса проделала новую дырку в ремне и подтянула нагрудник. Грибы, корешки, редкие полоски сушёного мяса, как же достало! Она была готова жертвовать богам мизинец, лишь бы те послали с небес подгоревший хлеб или хотя бы пяток куриных яиц.

Вскоре на стоянку вернулись Ренан с ифриткой. По их вытянутым лицам было ясно без слов, что добыча вновь оказалась жиденькой. Грэй швырнула к костру четыре жирных тушки и поведала, что им каким-то чудом удалось разрыть сурочью нору.

– И всё? – вырвалось у чародейки.

– Был ещё горный козел. Но я промахнулся, – признался Ренан.

Грэй обожгла его янтарём левого глаза.

– Мы почти не делаем запасов. Что будет дальше?

– Будем глодать камни. Или сожрём тебя. А? Неужто обиделась?

– Перестань, – попросила Иса. – И так все на нервах, чего усугублять.

– Каждый знал, на что идёт, не так ли? – сказал Танн словно невзначай, но слова его отрезвили соратников.

Да, они знали. Но понимали последствия принятого решения, похоже, лишь Лой да всезнающий виленсиец. Он мрачно посмотрел на магов, вздохнул и поправил колчан за плечом.

– Прости, Грэй. Это было как-то не по-рыцарски.

– Ты и не рыцарь вовсе, а торговец, – процедила воительница.

– Всё от голода, наверное. Как там говорят жрецы: смертная плоть слаба? – не дождавшись ответа, Ренан продолжил. – Небо расчистилось. Предлагаю сготовить сурков после темноты, а сейчас продолжить путь. По сухому ступать проще.

– Согласен. Потерпеть ещё немного нам под силу, – джинн опёрся об исино плечо и встал, скруглив спину. – Да и Лой погано, едва ли она впихнет в себя хотя бы кусочек.

Чародейка закатила глаза в немом отчаянии. Но спорить было бы бесполезно. Собрав нехитрый скарб, спутники побрели вперёд и вверх. Шаг за шагом.

Облачка пара, вырывающиеся из ртов, сливались с туманной дымкой. Прозрачные лучи осеннего солнца пронзали её, как иглы игольницу, но уже давно не несли за собой нити благословенного тепла. Серость зазубренных скал забирала последние краски светила, крала их у самой природы, разрисовывая пепельным чахлые сосны, травы и валуны. Взгляд мог уцепиться лишь за редкие проблески кварца в горной породе. Он сверкал, как первый наст, и предсказывал скорую зиму.

Иса отвернулась от очередного хрусталика и уставилась на тропу. Сапоги опутал туман, но она продолжала идти. Что делать, она сама выбрала это. Лучше отвлечься на мысли об ужине и просто переставлять ноги. Вот так. Шаг за шагом. Удар сердца за…

Марево приобрело едва различимый мшистый оттенок. В груди ёкнуло.

– Лой? – окликнула она, но проводницы вновь не было видно.

Там, где должна была ступать мечница, сгущался исин давнишний друг, зелёный и эфемерный.

– Твою мать. Откуда он взялся?! – голос Лой, раздавшийся из-за плеча, заставил Ису взвизгнуть. – Ренан! Эй, Рена-а-ан! Назад, живо!

Женщина впилась ногтями в плечо Исы и потянула назад.

– Что встала? Дёру!..

Шаг, широкий шаг, прыжок. Они побежали под гору что было духу, не видя ни дороги, ни фигур спутников.

Сердце подскочило к ключицам и грохотало быстрее и быстрее. Иса бежала вслед за Лой, хрипела и молилась Юности – так искренне, как молилась лишь в том заброшенном храме на болоте – чтобы та не позволила чародейке вновь завязнуть в панической трясине. В какой-то момент девушка почувствовала удар в плечо и вскрикнула, но увидела лишь рыжие локоны да пылающий глаз Грэй. Подруга упала и растворилась в туманных клубах, не издав ни звука, но в ушах Исы эхом раздались её увещевания: «Смотри на меня и дыши глубже. Вот так: вдох… выдох». Девушка втянула воздух ноздрями, выдохнула ртом и стряхнула с себя руку проводницы.

– Эй! – рявкнула та. – А ну назад!

Мечась в сгущающемся тумане – сером лишь до поры – Иса не смогла найти Грэй. Ладно, ифритку так просто не взять. Без сомнения, она попросту обогнала их пару. Лапа Лой вновь нашарила чародейку и потянула назад. Они побежали.

Порыв ветра проредил мутное покрывало и явил вдали растерянных, запыхавшихся Танна с Ренаном. Иса выдохнула, увидев Грэй; вот она стоит, широко расставив ноги, громко дышит и машет отстающим соратникам. Коса её пылала в страшной серости момента, как раскалённый металл. Но облегчение молниеносно сменилось трепетом, когда Ренан прямо на её глазах попятился и обронил лук. Течение времени замедлилось. Чародейка смотрела, как падает с плеча коса, как Грэй роняет челюсть и орёт что-то про зелень за её спиной. Как с места срывается Танн, взметнув полы плаща, как длинные ноги прыжками преодолевают расстояние меж ним и ученицей. Иса обернулась.

«Много чудищ самых разных ходит-бродит по лесам,

Только дымки изумрудной любой монстр боится сам».

– Лой! – завопил Ренан жутко и гортанно.

Грубый удар в спину. Иса по инерции сделала несколько скомканных шагов, потеряла равновесие и угодила прямиком в объятия джинна. Он пихнул её себе за спину и велел спешить, но… Внимание захватила Лой. Руки женщины словно щупали воздух, и только дурак бы не понял, что эти самые лапы мгновение назад толкнули Ису в спину, спасая от изумрудной лавины. В жучьих глазах блеснуло что-то вроде тоски, а затем Лой сожрало.

Туман замедлился, приняв жертву.

– Мне жаль, – просипел Танн.

Иса непонимающе уставилась на него, но джинн оттолкнул ученицу и отвёл взор. Пробормотал:

– Надоело, – и погрузился в туман.

Непонятно, как долго Иса стояла на месте и ждала, когда Чёрное чудо успокоится, насытится и пойдёт прочь. Но оно лишь застыло, словно смеясь над её утратой.

Мысли перекрыли неуместные воспоминания. Как подло. День, когда погибла мама, Иса старалась вымарать из головы, исказить, залить огнём и заменить чем-то радостным, вдохновляющим. Не смогла, не вышло. Пусть черты родного лица смазались и стали почти неузнаваемы, но чёткие линии её тела память пощадила. Мамино тело погрузилось в туман, будто в студень, и исчезло на веки вечные. Туман же моментально растворился в воздухе, не оставив за собой ни следа, ни косточки, ни капли жира. Точно сытый зверь, он успокоился и затаился в логове до поры.

Но этот не уходил. Остановил схождение с горы, замер, затаился, но не уходил. Марево перекрыло тропу и пульсировало, словно гигантское сердце. Умело ли оно смотреть? Понимало ли, что значит «выжидать»? Чего хотело? Иса задавала себе один вопрос за другим и понятия не имела, знает ли хоть кто-то ответы.

– Что теперь делать? – сорвалось с языка.

В глазах защипало. Чародейка почувствовала чужую руку на плече и ссутулилась. Грэй поравнялась с подругой и опасливо глянула в зелёный сгусток. Слова её прозвучали вымученно твёрдыми, громкими:

– Ждать. У нас нет иного выбора, дорога-то одна.

– Но Танн и…

– Может, останутся тела.

Иса моргнула и запрокинула голову.

– Это чудо не отдаст и кусочка плоти, – возразил Ренан.

Лучник уселся на голые камни и воткнул перед собой стрелу. Он казался спокойным, готовым к новой атаке и пожирал оперение глазами, словно лишь оно сейчас было достойно его внимания. О его чувствах могли дать подсказку только плотно сжатые губы да руки, охваченные крупной дрожью.

– Зачем? – по щеке мазнуло чем-то мокрым, и чародейка стукнула себя по бедру.

– Я слышала, Лой спасла ему жизнь. Было бы странно, если бы синекожий не захотел отплатить тем же.

– В итоге сдохли оба! – виленсиец вытащил новую стрелу и с такой силой ткнул ею в камни, что древко сломалось пополам. – А если эта пакость не исчезнет, мы станем следующими. Где там карта, воительница? Нужно искать обходной путь.

Иса отвернулась от рыцаря, охваченного унынием. Поддержать его сейчас она не сможет: себя бы в руках сдержать. Сохранить трезвость ума, не поддаться колючему всполоху эмоций, что терзал душу. Она посмотрела в лицо своему страху – изумрудному – и мысленно пожелала, чтобы тот посмотрел в ответ.

На затылке вздулась подпаленная кожа; Иса поняла это по жжению и волне сладкой боли. В руке заплясало синее пламя.

– Как же я тебя ненавижу, – прошептала девушка.

Пелена молчала.

– Жри, давай! – огненный шар влетел в дымку и исчез без следа.

Пелена не двигалась.

– Сволочь. Убийца. Чудище!

Изумрудная утроба глотала огонь, как яблоки, и будто смеялась над глупой, глупой девчонкой.

– Уничтожу.

– Прекрати. Ты так только хуже сделаешь, – проскрипела Грэй, но Иса даже не обернулась.

Много недель подряд Танн учил чародейку контролировать эмоции, обращаться к холодному голосу разума, быть сдержанной и расчётливой. Вместе они нашли подход к её двуединому дару и почти поняли, как применять его не во вред, но на пользу девушки. Танн не пускал в свою душу, но стал для Исы не только наставником, но другом, защитником и опорой. Очередной опорой. А теперь он мёртв.

Воспоминание о маминой смерти сверкнуло в голове и потухло. Иса презрительно фыркнула. Только сопливые дети зовут мамочку перед сном, чтобы та утешила и стёрла печали. Чтобы солгала, мол, дальше будет лучше. Мол, горести пройдут, и наступит новый солнечный день. В жизни так не бывает. В жизни на помощь не явятся храбрые рыцари да мудрые учителя. В жизни ребёнка, что так и не научился твёрдо шагать по земле, будут ждать сплошь шаткие опоры.

«Приняла меня».

В жизни так много смерти. Как же надоело бояться той, что всегда стояла за плечом.

«Гори синим пламенем, моё наследие».

Ледяной огонь пополз по рукам и дохнул в лицо. Иса чувствовала, как он лизнул волосы, тронул опалённый болью затылок и… исчез.

«Горжусь тобой».

– Отвяжись, – Иса отмахнулась от чужеродного голоса, но в глубине души уже знала, что тот не вернётся.

Словно по мановению руки, зелёный туман дрогнул, подёрнулся рябью и припал к земле. Серые камни всосали его быстро и без остатка, и будто бы не было ничего удивительного в том, что на них не осталось лежать костей или окровавленных тряпок.

– Е… ты ж… в душу мать, – простонала Лой и сблевала себе под ноги.

Танн, подобрав полы плаща, брезгливо отодвинулся.

***

Грэй ржала так надсадно, что чуть не надорвала глотку. Лой подвывала, обхватив голову и качаясь на пятках. Ренан хлопал глазами и, словно на призраков, пялился на невредимых спутников.

– Не понимаю, – бубнил он. – Он так не работает. Так не бывает.

Джинн гладил чародейку по неопалимым волосам и переминался с ноги на ногу, удивлённый столь бурному вниманию к своей персоне.

– Ну ты и скотина, – укоризненно сказала Иса, успокоившись.

– Я джинн.

– Насрать!

– Синее пламя. Серьёзно? Удивлён, что ты не спалила пол-леса.

– Я думала, ты помер…

– Тоже мне, прилежная ученица. Ай, б..!

Грэй потрясла кулаком и двинула ему снова – на этот раз в плечо. Танн пошатнулся и поднял руки в защитной стойке.

– Лично я с места не сдвинусь пока вы оба, – ифритка указала вернувшихся из тумана. – Не расскажете, какого хера ожили, не дав толком себя оплакать.

Джинн закатил глаза и попросил подать воды себе и наёмнице. Только напившись, он соизволил объясниться.

В рассказ синекожего было трудно поверить. Он уверял, что с момента рокового шага и до того, как Лой едва не стошнило ему на сапог, прошло совсем немного времени. Танн долго отказывался объяснять, что заставило его метнуться за женщиной. Поддавшись на уговоры, он лишь упомянул, что устал быть наблюдателем. Гораздо словоохотливей он стал, когда описывал мир внутри мшистого облака: бездну без времени и пространства вокруг, холодную и одновременно жгучую, жадную и безучастную. Попав в её утробу, он не мог испытывать боли, страха и хоть каких-либо эмоций. Танн щипал, кусал пальцы, пытался выдавить из себя смех или крик, но всё впустую; он только ловил в себе тающее ощущение собственного естества и знал, что вскоре лишится и этого.

– Я думал, вот она, погибель, – он криво улыбнулся. – Но затем услышал шорох вороньих крыльев и пошёл на звук.

Звук был единственным, что наполняло пустоту. Пройдя какое-то время на птичий шелест, он заметил островок боли на предплечье. Тут джинну пришлось показать соратникам то, что привык стыдливо прятать под рукавом: шрам в виде кольца, глубокий, чёткий, и три почти выцветших линии, что уже не могли его перекрыть. Увидев его, Грэй многозначительно хмыкнула и прикусила губу.

Скоро – а может, и не скоро – джинн набрёл на силуэт, чернотой своей выделявшийся даже во мраке бездны. Он мигал, то исчезая, то появляясь вновь, и испуганно пищал, что твоя полёвка. Шорохи окружали его, шепча: «Сволочь. Убийца. Чудище!». Жалкая сморщенная фигурка растворилась в пустоте и попыталась скрыться, но птичий шелест нагнал невидимку и заставил вновь проявиться, вновь издать жалобный визг. Это видение вернуло Танну грусть, и он перестал осознавать себя мертвецом.

– Было что-то неправильное в том, как корчилась та фигура, – он развёл руками. – Я ухватил за шиворот…

– Тень из бездны? – переспросил Ренан.

– Ну да. Ухватил и хотел было встряхнуть, заставить хоть как-то бороться.

– Тень.

– Что ты как сойка заладил? – Иса ткнула его в бок.

– Да, тень. Ну и очутился вновь в Коргаре, – Танн поднёс руку к лицу, задумчиво поведя пальцами. – Увидел Лой. Изумился, конечно. Вы, хизарцы, всё твердили, что зелёный туман жрёт как людей, так и животных. Наврали, выходит?

– Выходит, в горах он какой-то другой, – предположила Грэй.

– Быть не может.

– Ренан, будь добр, завали. Они вернулись живыми, это главное.

– Если вспомню ещё что-то, обязательно расскажу, – пообещал джинн. – Историю Лой бы послушать, конечно. Но это подождёт. У бедолаги и так словно чёрная полоса по жизни. То грибы, то вот это…

Лой не подала голоса. Захлебнувшись собственным воем, она спала прямо здесь, на каменистой тропе.

Дослушав, Грэй задумчиво поскребла подбородок и резюмировала:

– Звучит безумно, но… Таков уж Коргар, солдаты. Предлагаю пока верить в лучшее. Мы показали горам свою волю, и скверна на время успокоилась. Отступила, чтобы перегруппироваться и ударить вновь…

– Утешила, – Иса криво улыбнулась.

– …но что-то мне подсказывает, что новый удар произойдёт нескоро, и у нас есть время перевести дух. Согласен, м?

Ренан покачал головой, но ответил:

– Понятия не имею. Но лучше уж так, чем трястись и топтаться на месте.

– Спасибо. Карта при тебе? Дай глянуть…

Ифритка разложила потрёпанный пергамент на коленях, подозвала Танна и начала что-то ему доказывать, да так частила словами, что тому оставалось лишь открывать рот да кивать. Иса хмыкнула: Грэй так явственно радовалась «воскрешению» джинна, что буквально горела энтузиазмом продолжать путь. Она же училась на офицера, верно? Наверняка серокожей было приятно, почётно сохранить численность отряда неизменной даже после такого приключения. Было бы славно, конечно, и очень мило, если она тоже успела привязаться к иселинцу – будь тот хоть тысячу раз мужчиной. Может, Грэй уже считает его своим. Другом.

В себе-то Иса была уверена.

– А сурков-то мы потеряли, – вдруг вспомнила она. – Я ненадолго! – дождавшись отмашки наставника, она пружинисто встала и устремилась вверх по тропе.

Девушка не боялась вновь напороться на Чёрное чудо: интуиция подсказывала, что следующая их встреча состоится совсем не скоро. Оттого она даже не вздрогнула, услыхав спешные шаги, а затем и взвинченное дыхание Ренана.

– Совсем страх потеряла? – напускная грубость не могла скрыть заботы в его словах. – Ходить тут одной опасно. Особенно сейчас. Да, туман ушёл, но далеко ли? А ну как с тобой что случилось?

Чародейка замедлила шаг, позволив им поравняться и соприкоснуться запястьями. Ей безумно хотелось, чтобы лихорадка вот-вот покинула организм Ренана. Она понимала, что он борется изо всех сил: вон, лицо прояснилось, глаза почти вернули прежний блеск и бархатистую мягкость. Почти: где-то в глубине всё еще зияла темнота. Она резко контрастировала с его светлым образом. Эти пшеничные волосы, смешливые морщинки вокруг глаз, губы, плотно и нервно сжатые – негоже было скверне гнездиться в этих чертах. В груди вдруг кольнуло беспричинной жалостью, и Иса, повинуясь порыву, взяла Ренана под руку.

– Тогда, в таверне, ты надо мной так не трясся.

– С тех пор многое изменилось.

– Я хочу найти тех сурков, – улыбнулась Иса. – Как думаешь, есть шанс? Да, мы бежали, сверкая пятками и роняя вещи, но тропа узкая. Развернуться особо негде, и…

– Миледи, нам надо серьёзно поговорить.

Иса чудовищно хотела кушать, а не разговаривать, и позволила себе раздражённое:

– Давай позже. Когда вернёмся к остальным.

– Наедине, – он увидел её замешательство и снизил тон. – Пожалуйста.

Девушка вздохнула и согласилась. Следующую дырку на её ремне пусть сам расковыривает!