И пусть мир горит

«Эти создания всё множат свой бесполезный род. Снуют, как насекомые, попирая стопами хрупкую почву, жгут леса, терзают первых змеев и волков. Живут, не задумываясь о воле, любви, мудрости и других высоких материях, что когда-то создали мир из небытия… Как же они прекрасны в своей простоте».

Хаос, полный противоречий, веками отрицал право человека на жизнь. Но четверо показали, что их соплеменники могут породить нечто большее, чем прямоходящих жучков. Он почти захотел признать власть молодых богов, выделить из разношёрстной массы живых существ, но не успел. Четверо отняли у хаоса почти всё, оставив лишь ненависть и желание отомстить.

Порядок видел, что ползло на них из расщелины, и чувствовал вину. Великую вину за то, что собирался сделать. Ладони его раздвинулись шире. Скала застонала, заискрилась магмой; разлом превратился в каньон, а вскоре в зияющий жадным ртом провал, глубокий, как самое страшное из морей.

– Мне жаль, – молвил мужчина, обращаясь к зловонному дыму и ветру одновременно. – Потерпи ещё немного. Придёт время, и мы вернём всё, что отняли.

– Не-е-ет, брат, – шипел Разрушение. – Я ничего не отдам. Я рождён заново, чтобы забирать.

Порядок даже не посмотрел в сторону гордеца.

– Надеюсь, ждать придётся недолго.

– Да, – женщина в красном кивнула младшей сестре. – Однажды я буду готова. Однажды я отброшу жалость и приду в это место, где всё началось и где должно закончиться. Жди меня, повелитель скорби, – обратилась она к несчастному богу.

– Жди нас.

Чёрный засмеялся так громко, что буран сорвал со склонов Коргара деревья и покрыл землю токсичным пеплом. Но вот волна воли собратьев подняла его в воздух и швырнула вниз – прямиком в дымящуюся хаосом бездну. Неосязаемые щупальца ринулись за телом. Порядок хлопнул в ладоши, и земля сошлась воедино, похоронив в себе молодого бога и хаос, который он так желал поглотить.

– Пора.

Трое окинули взглядом континент, что простирался под пятой Дымящейся скалы. Боги прощались с миром, что породил их. Прощались с золотом южных песков, северными чащобами и жемчужным побережьем востока. Прощались с пурпуром зари, атласом крыльев бабочек, детским смехом и запахами свежескошенной травы. Пора бы им окончить земной путь, отбросить человечность и воссоединиться с тем, что их создало. Боги растворились в буре и вулканическом туфе, а на тех местах, где миг назад стояли их силуэты, выросло три обсидиановых обелиска.

Их наследие, что должно было сдержать младшего брата до поры. Их проклятие, что так и не дало богам оторваться от земли.

Танн широко раскрыл глаза, разбуженный детским плачем. Он резко сел и хлопнул себя по щеке. Здесь не место рыданиям. Здесь, в горах Коргара, не место детям. Тут обитают только дикие звери да Чёрные чудеса, туманные видения и кошмары. Джинн повернулся к лежавшей справа Исе. Девчонка, кутаясь в мех, свернулась в клубок и спала – тревожно, судя по звукам, что издавала. Ей тоже снился дурной сон.

Зато погода выдалась на диво приятной. Жестокой природе надоело полоскать отряд дождями и моросью, и она затихла, подарив путникам несколько тёплых безветренных дней. Танн не хотел обманываться и предвкушал скорые заморозки, но душа его упрямо радовалась передышке. Кочевые джинны говорили: ледяной дар греет ледяного мага. Едва ли они знали, сколько сил требуется криоманту, чтобы поддерживать в теле приемлемую температуру. К чести оленеводов, Танн и сам не догадывался, что может сохранять тепло под кожей. А может, то была одна из шалостей Дымящейся скалы.

Темноту вновь пронзил младенческий крик, и Танн задрожал. Шрам на предплечье потянуло болью. Захотелось малодушно заткнуть пальцем уши, подумать о чём-то хорошем и вновь забыться. Он сжал зубы и зажмурился. Едва ли в его жизни осталось хоть что-то хорошее. Едва ли…

Иса заворочалась и тихо застонала, развеяв наваждение. Маг поймал себя на мысли, что хотел бы сейчас видеть лицо ученицы. Девочка плачет? Улыбается? Кривится от обиды или злости? Что, кто снится ей этой тёплой осенней ночью? Пустые вопросы. Девушка сама всё расскажет, как только доест скудный завтрак. Наверняка ещё влезет в душу, выпытывая о кошмарах Танна, и отвлечёт от самокопаний. В этом вся Иса: простая, добродушная и полная веры в лучшее.

Танн лёг на шкуры и подложил руки под голову. Высоко в небе мерцала вышивка созвездий: Бубен, Книгочей, малый Горностай и Северный крест были так ярки в это время года, что могли ослепить одержимого ими мудреца и исследователя. Средь благородного серебра рубиново вспыхивала звезда Красной богини. Танн смотрел на неё, медленно засыпая, слушал сонные вздохи ученицы и думал: наверняка джинны-кочевники увидели бы в алом светиле знак. И были бы правы.

Утро было немногим теплее ночи. Проснувшись, путники стянулись к костру, подкормили огонь трескучими ветками и затянули беседу. Рассвет на часах встречали Ренан и Лой, их реплики были скудными и односложными. Оба казались мрачными и сосредоточенными, хотя, казалось, должны были радоваться отсутствию в округе чудовищ и прочих порождений гор. Танн заморгал: ему вдруг показалось, что Лой окутывают ленты из дыма и сажи. Морок быстро пропал, но неприятный осадок остался. Женщина, что спасла его из темницы, слишком уж часто вызывала эмоции, отличные от благодарности.

– Простите, неудачники, но я сегодня выспалась, – Грэй вытряхнула из тряпицы остатки вчерашнего суслика и цокнула языком. – Судя по вашим лицам, больше никому это не удалось.

– Да уж, – хмыкнул Ренан. – Раз так, пойдёшь во главе отряда. Нам нужен кто-то свежий и отважный, чтобы не прозевать угрозу.

– Мне казалось, для этой работы обычно берут следопытов. Эх, котелок бы.

Ифритка отдала мясо Лой и обернулась к чародейке. Посмотрела, покачала головой и окликнула виленсийца.

– Дай тетиву.

– Зачем?

– От твоего лука никакой пользы. Мажешь чаще, чем попадаешь в цель, потому и голодаем, – серьёзно сказал Грэй. – Я хочу завязать тебе волосы, Ис.

– Тетивой? – Ренан презрительно фыркнул. – Мне нравятся наши пикировки, но это уже чересчур. Хочешь лишить меня единственного оружия?

– Ладно. Меняю драную веревку на кинжал.

– Не надо тетивы и кинжала, – вставила чародейка. – Мне и так нормально.

Она заправила за уши прядь отросших волос, и Грэй с теплотой улыбнулась.

– Возьми это. Просто так, – Танн выудил шнуровку из ворота рубахи и протянул воительнице.

Та с благодарностью приняла кожаную ленту и уселась за спиной подруги. Иса вяло отмахнулась, но всё же выпрямила спину и замерла. Ловкие серые пальцы зарылись в волосы, расчёсывая их и переплетая между собой. Исина шевелюра едва отросла до плеч, и собрать её в подобие приличной прически было бы трудно. Однако ифритке удалось: на затылке чародейки теперь пушился хвостик, а более короткие пряди были забраны в натянутые локоны.

Девчонка ощупала голову и усмехнулась.

– Ренан, смотри, я выгляжу почти как ты. Ну, я про волосы.

Виленсиец и так смотрел на неё не отрываясь. Джинн перехватил взгляд виленсийца, и ему отчего-то стало не по себе. Он вспомнил, как заплетал косы Сеоки и как потом смотрел на кочевницу, сдерживая порыв вцепиться в шелковистые волосы и повалить девушку на циновки.

– Грэй, а ты долго колдуешь над косой?

– Нет, это уже дело привычное. К тому же оно меня успокаивает.

– Я видела, что ты часто переплетаешь колосок, – тихо заметила Лой. – Ну, когда сидишь на часах или… Вот.

– Да. Видишь ли, каждый узелок означает жизнь поверженного мною врага. Мною – и Наги с Наи.

– А что, если волосы становятся слишком длинными?

– Число мертвецов тоже растёт.

– Хм, я не подумала, – Лой почесала огрызок уха.

Зелёный туман оставил на мечнице видимый след. Теперь они оба на пару с Ренаном ходили мрачные, дёрганые, с запавшими и лихорадочно блестящими глазами. Танн успокаивал себя, что это можно объяснить их особой восприимчивостью к коргарской скверне. Сколько раз эти двое уже поднимались в горы? Надо бы спросить при случае.

А если подумать, Лой задолжала джинну далеко не один разговор. Одноухая знала что-то о смерти Сеоки и обещала рассказать ему при случае. Маг раз за разом обращался к ней, просил сказать прямо или хотя бы дать подсказку, но получал сплошь отговорки: «Не время», «Мне надо сопоставить факты» и его любимое «Скажу тебе сейчас – и ты покинешь экспедицию, поминай, как звали». Он терпеливо ждал, но сейчас ему стало казаться, что напрасно. Лучше получить хоть какой-то ответ, но сейчас. Чем выше в горы, тем меньше у джинна оставалось уверенности в том, что все члены отряда переживут «простенький» поход. Лой чудом вырвалась из зелёного тумана. Или он сам выплюнул её обратно?

«Сволочь. Убийца. Чудище!» – шелестели птичьи крылья.

Танн не понимал, как они оба смогли вырваться. Почему не растворились в желудочном соке твари, или чем там туманное чудище растворяло своих жертв? А главное, что именно он видел в пространстве между реальностью и сном? Джинн который день не мог отделаться от мороков, посетивших его в изумрудной утробе. Интуиция – чувство, священное для любого мага – подсказывала, что к видениям стоило бы прислушаться. Она же шептала, что не стоит забывать и выходку Лой с варганом. Тогда Танн впервые увидел что-то жуткое, окутывающее фигуру одноухой – вот только решил не придавать галлюцинации значения.

Ворон, что вёл его сквозь бездну, кричал: «Убийца!». Шорох перьев намеренно столкнул джинна с чёрной фигурой, которая то появлялась в поле зрения, то исчезала.

Танн припомнил исину болтовню. Ученице казалось, что Лой то и дело исчезала на её глазах, теряла видимость на биение сердце, чтобы вновь появиться во главе отряда. Иса призналась, что порой боится проводницу. Видимо, её учителю придется стать первым из тех, кто начнёт задавать вопросы.

***

Джинн не успел начать разговор. Грэй перехватила его первая, вцепилась в рукав, как голодная пиявка, и оттащила в хвост отряда.

– Пиромантка их отвлечёт пока, – буркнула она и тут же широко улыбнулась Исе, что беспокойно смотрела им вслед. – Будь начеку, мазиле с сырой тетивой доверять грешно! – и тут же снова понизила тон. – Ты вроде умный человек, Танн. Объясни мне: как так вышло, что ты вписался в этот смертоубийственный поход?

– Нужны деньги, – он нахмурился.

– Брось, синекожий. Мы с тобой многое прошли… Мы все, имею в виду. Хорошо изучили друг друга, силы и уязвимости каждого члена отряда. Благодаря издёвкам горы знаем, кто на что способен и какую слабость скрывает.

Танн попытался вырвать руку, но эта пиявка держала крепче иного мужчины.

– Не уходи сейчас. Прошу тебя.

Из уст воительницы это прозвучало по меньшей мере неожиданно. Маг уступил и замедлил шаг, но удержал на лице гримасу скепсиса. Грэй расслабилась и разжала пальцы. Он вдруг почувствовал, как между ними будто рухнула баррикада, и воздух вокруг ифритки наполнился ароматом корицы и первоцветов.

– Буду говорить прямо, по-другому не умею, – предупредила она. – Я знаю, что за отметина у тебя на руке. Не дрыгайся: у меня такая же.

– Сомневаюсь.

– Я покажу. Но знаешь, что? Точно такой же по форме шрам есть у Исы. Сегодня я рассмотрела его в деталях. Спасибо за шнуровку, кстати. Отметина – не ожог, но что-то глубокое и старое. Самое же интересное…

– Ну?

– Иса думает, что получила его в конце Жатного. Мол, переусердствовала с чарами и слишком глубоко прожгла мясо. Вот только подобная рана не может зарубцеваться столь гладко за пару месяцев, – девушка задумчиво поскребла предплечье и, решившись, закатала рукав.

Пепельная кожа покрылась мурашками, стоило Грэй провести по уродливому кольцеобразному следу.

– Точь-в-точь как мой, – вырвалось у Танна, и он прикусил язык.

– Я думала, что получила его после схватки с чудовищами. На караван напали восставшие из земли якулы. Костяная тварь знатно порвала руку, и я думала, что это воспалённое месиво срослось как-то криво, но потом… – она поведала джинну о разговоре в таверне под названием «Безглавая гидра». – Тот странный мужчина, Хорас, залечил рану. Я думала, что видела чудо сродни божественному: ушёл отёк, разрывы затянулись так гладко и ровно, словно их и не было. А само кольцо осталось. Тогда я не придала этому значения, думала лишь о деньгах.

Грэй усмехнулась и смущённо прижала руку ко лбу.

– А что теперь изменилось?

– Те люди, Хорас и Юджен, много болтали о своей гильдии. Пр-р-реследователях Разрушения.

– И ты купилась.

Танн начал понимать, к чему клонила воительница. Да уж, а она ещё считала его умным.

– Купилась. Глупо оправдываться тем, что я хотела бежать из Рига любой ценой и ухватилась за первое предложение. А тут ещё блеск рандов и разговоры о Заливе. Наверное, гордость и самомнение мешали подумать, что те мутные типы попросту обвели меня вокруг пальца.

На ум пришёл их с Лой разговор в темнице. Танн повертел на языке слова и осторожно выдал:

– Могу тебя понять. Ты действовала сгоряча и пыталась спасти свою шкуру.

– Как ты спас свою шкуру, и к чему это привело, расскажешь чуть позже, – Грэй говорила серьёзно, как никогда. – Я грезила о светлом будущем и цели, которая наконец-то появилась в моей жизни. Даже когда ехала бок о бок с Юдженом – помнишь того паренька? – не могла подавить их. Я ослепла.

Её голос вдруг стал пронзительным и тонким, как птичья трель.

– Тебе не понять, каково это – жить в золотой клетке без цели и смысла. И каково попадать в большой мир, не представляя из себя абсолютно ни-че-го.

Танн во все глаза уставился на серокожую. Это правда она только что сказала? Изнутри рвалась колкость, но он не позволил ей родиться на свет. Подобное было бы недостойно мужчины и, что того страшнее, лицемерно. Быть может, у них с рыжей мечницей всегда было больше общего, чем думал каждый в отряде.

– Итак, Юджен, – хрипловато продолжила девушка. – В нашу первую встречу я заметила такую же отметину у него на руке. Он спрятал, но я всё равно смогла рассмотреть детали. То было абсолютно ровное кольцо, к тому же чёрное, словно татуировка или рисунок джелской хной. Уже многим после той встречи я узнала от Исы, что такими знаками свои тела украшают сектанты. Последователи, – она выплюнула это слово с кислой ненавистью. – Разрушения.

–Убийцы и сволочи, что приносят кровавые жертвы предателю, – поддакнул маг. – Но я не из таких.

К горлу подступила тошнота, но он смог подавить ужас и показал ей свою омерзительную метку.

– Расскажи, как получил её.

Танн заколебался, но Грэй легко провела ладонью по его плечу и слабо улыбнулась.

– Мой грех ты уже видел. Ну же.

«Отпусти», – прошелестел перьями незримый ворон.

Джинн не стал скрывать даже самых постыдных историй из прошлого. Пока он говорил, перед внутренним взором пролетали пытки в темнице хана Деёра, смерть Сеоки, выступления кочевых артистов, знакомство с Судуром и Нар, мёртвая и окровавленная. Тон он старался держать ровный, но горло с каждым словом болело всё больше и больше, будто его опоясали тугие железные обручи. В какой-то момент он испугался, что может потерять способность говорить, но Грэй вновь тронула его руку, и маг не остановился.

– Ты плачешь.

Ифритка не спрашивала – утверждала, смотря на него с неповторимой смесью нежности и восхищения.

– Этот шрам, – Танн сглотнул. – Появился тогда, когда умерла Нариен. Сперва я думал, что убил её, а про раны даже не знал, что и думать. Позже, когда начали возвращаться воспоминания, я допускал, что сам мог пораниться, случайно или намеренно.

– Сдаётся мне, знак появился сам собой. Просто кто-то, кто убил твою жену, отчего-то исчеркал его лезвием.

– Мне кажется, этот кто-то убил и Сеоки.

Они помолчали.

Иса со следопытами шла далеко впереди. Какое-то время она оглядывалась на подругу, но вот Ренан ухватил её под локоть, склонился к уху, и девчонка быстро забыла о тех, кто плёлся позади. Длинные светлые волосы лучника упали ей на плечо, скрыв кольцеобразную отметину на затылке. Лой наоборот отошла в сторону. Это выглядело так, словно она не хотела мешать, но Танн заметил, как она схватилась за грудь почерневшей рукой и качнулась.

– Не нравится он мне, – как бы между делом вставила Грэй.

– Тебе в принципе мужчины не нравятся.

– Ха-ха, – раздельно произнесла она и закатила глаза. – Я про тех мужчин, что выбирает твоя ученица.

– Прошлый был хуже.

Блак, да? Танн не успел с ним толком пообщаться. Помнил лишь тот разговор в таверне, который закончился разборками с солдатами хизарского монарха и диким пожаром. Бывший друг Исы показал себя скверно. Хамил, пререкался с той, кого должен был защищать. Натравил на них толпу вооруженных мужиков и изувечил Лой. Мага передёрнуло, едва он вспомнил пронзительный хруст костей одноухой.

Внезапно он будто обрёл власть над воспоминанием, что за ненадобностью растворилась в глубине его разума. В тот момент он был слишком далеко и не мог слышать, что именно Блак сказал Лой перед тем, как едва не оторвал её руку. Лицо мужчины тогда перекосило гневом и, если бы не вмешательство случая, он бы как пить дать растерзал противницу на месте. Он задрал ей рукав, кажется.

– Грэй, спасибо.

Сейчас он был рад, что не потратил время впустую. Разговаривать с Лой? Нет. Эта сука никогда не рассказала бы ему правду.

Глава 18. Юджен

В тот день пошёл первый снег.

Всё началось с робких снежинок, даже не успевающих долететь до земли. Они оседали сладкой пудрой на голых ветвях и хвоинках и тут же таяли, скапливаясь и падая на землю стылым дождём. Но вскоре в воздухе почувствовался морозец, снег окреп и осмелел, покрыл глазурью увядшие травы и полы солдатских плащей. И вот уже крупные снежные хлопья покрыли верхушки палаток, лошадиные попоны и капюшоны часовых. Наёмники отмахивались от снежинок, как от неуёмных ос, но постепенно привыкли и ходили припорошенные с ног до головы.

Юджен в очередной раз потряс головой и согнал с ресниц тающие капли. Он шёл по лагерю быстро, чеканя шаг, и изредка кивал знакомым солдатам из числа верных. Оборванные воины вставали, завидев правую руку северного полководца, кланялись; многие из них тянули руки вслед жрецу, прося благословения, и пару раз он даже остановился, осеняя паству знаком Разрушения.

У западного отрога стоянки виднелось скопление юрт, крытых войлоком и оленьими шкурами; юноша туда никогда не ходил, предоставив Когутаю заботы о своём синекожем племени. Кажется, назначенный самим спасителем генерал держал джиннов в ежовых рукавицах. Со стороны юрт не доносилось ни смешка, ни песни, ни зычного офицерского окрика. Северяне держались друг друга и кучковались, лишний раз не заходя в основную часть лагеря, что заняли воины Норхизар, верные и наёмники со всего болотного края. Среди последних, стянувшихся со всей страны на пахнущую кровью монету, было шумнее всего. Мужчины и женщины хохотали и громко, визгливо переговаривались, бряцали оружием, травили сальные анекдоты и щупали немногих войсковых девок – в каком-то роде отважных шлюх, что не побоялись искать заработка среди этого разношёрстного сборища нищих, обездоленных, озлобленных солдат.

Здесь, на лугу в десяти днях к югу от Гурима, собралось почти всё семитысячное войско мятежников. Юджен не питал ложных надежд: лишь пятая его часть была истово верна Разрушению. Проповедник понимал, что многие из наёмников следовали за одарёнными из безысходности и страха, но не испытывал сожалений по этому поводу. Лучше боеспособный сброд, чем ничего. Слепой верой да его скромными талантами Риг не возьмёшь.

Основной костяк армии составляла пехота, и было излишне говорить, что вооружена она была предельно легко. Лучников, сносно владеющих ремеслом, было не более двух сотен, а уж конных вояк можно было по пальцам сосчитать. Джен опасался, что ещё неделя прозябания в поле, и лошадей не станет вовсе: сожрут.

Разведчики доносили, что войско Фредерада, усиленное виленсийскими рыцарями, потихоньку стягивалось к Ригу, крупнейшему городу в центре Хизара. Королевских солдат уже было больше, чем их – девять тысяч против семи. Иселинский воевода говорил, что это вовсе не плохо. Численный перевес не всегда решал исход битвы. Юджен и сам это понимал, но всё же не сильно надеялся, что тактика и грубая сила помогут им взять город. Его людям было наказано не уходить в подполье, но мутить воду в пределах городских стен, исподволь творя препоны местному градоначальнику и его капитанам, сея смуту и подозрения среди крестьян, ремесленников, женщин и желторотых подростков. Юноша знал: настанет время, и тихие сборища в «Безглавой гидре» прекратятся. Его соратники выйдут на улицы и, надев личины благочестивых подавальщиц, скорняков и оборванных батраков, примутся травить колодцы, резать сонные глотки и разносить слухи о повсеместных предательствах. Часть армии Фредерада устоит, часть – дрогнет. На эту часть мятежники делали второстепенную ставку.

Главной же, даже судьбоносной, было второе пришествие господина. Бог их был почти у цели: Юджен с Когутаем знали это, слышали и чувствовали. Порой сам Коргар кричал им об этом. Древний хаос просачивался сквозь поры земли, поднимал давнишних мертвецов и будил матёрых чудищ, что не могли спокойно зимовать в берлогах из торфа, прелой листвы и начисто обглоданных костей исакатов.

– Бля буду, мужики! На днях мертвяки разорили ещё одну деревню лесорубов, – различил он разговор у одного из костров и решил прислушаться. – Один щенок, что сбежал – он щас помогает кашеварить в сотне Косого Гиза – говорил, мол, их было штук двадцать. Воняли, как дохлая лошадь…

Раздались неуместные смешки.

– Чего ржёте? Будто сами падали не нюхали!.. Короче, задрали мужиков как липок, и срали с высокой башни на все их топоры. Ну вот. Окрестные-то сразу смекнули, что к чему, и приползли к нам. Крепких деревенских То́мард…

– Кто-то?

– Да Томард же из Гурима, тысячник. Не наешь такого? Вот ебантяй… Так вот, годных тысячник приставил к мечу, остальных погнал в тыл. Авось доберутся целыми до крепости.

– Я бы не был так уверен.

Солдаты заржали, и Юджен удалился.

Капризы природы и первозданной магии скорее путали Норхизар карты, чем помогали, но всё же Костяной Ремесленник и ему подобные искренне радовались каждом мертвецу и каждой кенхере, что выползала на свет. То были вестники бога. Бога, что обещал вот-вот войти в полную мощь и явиться во плоти в самый разгар сражения за Риг.

Не важно, сколько рыцарей будет на стороне богохульников. Не важно, сколько лучников, магов и жрецов. Все они, узрев истинного бога, единственного воистину Сильного среди четырех, падут ниц и признают его господином. Да, после второго пришествия уцелеют не все. Лишь те, кто сильны духом и сражались за общее дело, смогут пережить воцарение на континенте исконных сил хаоса. Мир сгорит, но получит заветный шанс на новое начало.

Жрецы старых богов в трусости своей и серости понимали концепцию «разрушения мира» превратно. Они пугали паству концом всего живого, но могли понять главное. Когда осядут пепел и зола, когда мир омоют слёзы благоговения, воспрянет новая Эпоха, а вместе с её величием – головы новых богов, что поведут выживших по единственно правильному пути.

«Нет в мире бога, кроме Разрушения, и мы – последователи его.

Нет в жизни большего счастья, чем развитие яростной воли во славу его. Ибо из хаоса вышли мы – и к хаосу должны стремиться.

Отриньте мирские желания, чаяния и надежды. Примите неизбежное, и да воздастся вам по заслугам вашим.

Пусть мир горит, но из пепла родится вновь».

Юджен улыбнулся своим мыслям. Пехтуре ни к чему знать, за что они все воюют на самом деле. Зачем льют кровь отцов и братьев, дробя страну на части и раздувая гражданскую войну. Пусть верят пафосным проповедям о праведности и грехе, грезят избранием нового короля и утопией о жизни в достатке, равенстве и свободе. В конце останутся лишь сильные духом. Те, кому суждено разделить божественное могущество и вывести человечество на новый этап развития. Так обещал господин. Этого ждал Юджен, его отец и отец его отца. Ради этого Последователи десятилетиями плели паутину лжи и набрасывали её на головы сограждан, готовя к великой войне.

– Капитан! Капитан! – окликнули его, и улыбка слетела с губ, подобно последнему листу с ветки дерева.

Юноша остановился, и его нагнал один из верных.

– Какой я тебе капитан? – грозно сказал он, и человек побелел. – Отец. Я жрец, уважаемый, прошу не смотреть на мой возраст.

– Отец…

Верный был много старше проповедника, но Юджен и бровью не повёл, услышав колебания в его голосе.

– Докладывай.

– Мы поймали их. Дезертиров, что вы велели поймать.

– Сколько?