И пусть мир горит

То, что произошло потом, можно было описать одним словом: взрыв. Ису отбросило назад, и она проехалась на заднице не меньше пяти шагов, пока не упёрлась спиной в низкорослую сосну. Когда ошмётки коры, грязи и хвойных иголок опали на землю, она отряхнулась и осоловело посмотрела по сторонам. На ногах остались лишь джинн, чудом успевший выставить толстую ледяную линзу, да Ренан. От стаи чудищ осталось лишь мокрое место.

– Б… – коротко и ёмко сказал Танн.

Привычным жестом он одёрнул потрёпанную шерстяную тунику и посмотрел на виленсийца.

– Цел?

– Надеюсь, – тот отёр лицо, заляпанное чешуёй и кровью. – Ты чему её научил, синий?!

– Чары эти создала Иса, причём только что. Магия такого порядка не входила в наши занятия. Так что не перекладывай на мастера успехи подмастерья.

– Эй, – голос Лой прозвучал откуда-то сбоку, и чародейка взвизгнула от неожиданности. Как же бесшумно ходит эта женщина! – Ты так больше не чуди. Я чуть душу богу не отдала.

Грэй выбралась из-под елового молодняка и встала, пошатываясь. Грудь и локти ифритки были изгвазданы в мокрой земле, ладони содраны в кровь, а на штанах образовались прорехи. Иса ожидала очередного взрыва – на этот раз не магического, но бранного – но воительница лишь сверкнула янтарным глазом и медленно захлопала в ладоши.

– Вот и настал этот момент, Танн, – провозгласила она. – Старания твои возымели действие. Ученица превзошла учителя, по крайней мере по ударной мощи.

– Ты двинутая?.. – тихо прошипел Ренан, но слова его не достигли Грэй.

– Не зря же я гоняла вас двоих каждый вечер, а? А?!

– Да уж, не зря – Иса закряхтела и встала на колени, а потом уж и выпрямилась. – Я… – она поймала строгий взгляд учителя и едва не поперхнулась фразой, что налипла на губах. – Ты прав, Танн, даже не говори ничего. Надо было сперва отточить эти чары, понять их. Но я не буду извиняться. Только пообещаю, что в следующий раз предупрежу об атаке подобного рода.

Джинн кивнул, но на Ренана её слова возымели противоположное действие. Чуть ли не бегом он преодолел расстояние, их разделявшее, и воскликнул обвиняюще:

– Ты могла нас всех уничтожить.

– Дар был направлен…

– Дура!

Мужчина дёрнул рукой, и Иса испуганно зажмурилась… Но ни удара, ни дальнейших выкриков не последовало. Открыв глаза, девушка увидела перед собой спины Грэй и Танна.

– Не горячись, брат, – тон Танна был спокойным подобно оледеневшему озеру. – Мы отработаем эти чары, даю слово.

Ренан раздул ноздри и приготовился выплюнуть порцию яда, но маг отвернулся и мягко улыбнулся Исе.

– В очередной раз отмечу: хорошо, что ты не раскрыла свой дар наставникам Академии. Будь я на месте главного…

– Ректора, – подсказала Грэй, не сводя глаз с лучника.

– На месте ректора я бы либо отдал тебя в руки короля, либо убил и закопал на заднем дворе.

– Что?..

– Что слышала, ученица.

Он приблизился и обнял девушку. Иса прижалась к высокой фигуре джинна, а ухо ощутило непривычно близкое дыхание.

– Мой народ сохранил лишь одну легенду о герое, обладавшем мощью, как у тебя. Ну же, обними меня. Крепче!

Она подчинилась.

– В начале Тёмной эпохи был джинн, Улан-Мар Охотник звали его, – зашептал Танн. – Он был магом льда и ветра. По велению баатар-хана[2]он уничтожал целые деревни мановением руки, так сильны и разрушительны были его чары. Силами героя правитель убирал как последователей Первого Хизарского мятежа, так и членов их семей. А когда скверну в южных долинах изничтожили, – он отстранился и сузил глаза так, что те превратились в две раскосые щёлки. – Баатар-хан объявил своего палача отступником и порождением семени Чёрного бога. Он расколол голову Улан-Мара топором на праздничном пиру в честь великой победы Иселина.

Иса открыла рот, но маг поднёс палец к губам и, выдержав многозначительную паузу, вновь обратился к Ренану – на этот раз громко, так, чтобы слышали все:

– Твоя миледи в порядке. Ни пятнышка ожога. Вот только напугана до одури, – он пожал плечами. – Следующий вечер твой, виленсиец: воркуйте о чём угодно. Но потом занятия продолжатся и не закончатся, пока мы не достигнем лысых гор.

– Всё это, конечно, замечательно, – Иса не могла рассмотреть своего названого рыцаря, но была уверена, что тот задыхается от бешенства. – И гор мы достигнем, и скалы Дымящейся…

Ренан грубо оттолкнул Грэй и ткнул пальцем в чародейку:

– Вот только пешком, ведь лошадей ты распугала!

До этого момента девушка думала, что смеяться можно лишь от радости, удачных шуток или с собственных досадных оплошностей. Но сейчас она хохотала, как припадочная, и никак не могла остановится, чувствуя за рёбрами только панику. Пришла в себя она, только услышав терпеливые, монотонные инструкции Грэй:

– Вдох… Выдох… Умница. Смотри на меня и дыши глубже. Вот так: вдох…

***

Иса проснулась от чужого стона. Она завертелась и увидела, как лежавший к ней спиной Ренан корчится на лежанке, то выгибаясь, то скручиваясь в комок. Луна шла на убыль, и трудно было разглядеть хоть что-то кроме очертаний мужчины. Девушка бросилась к нему и схватила за плечи:

– Ренан! Чш-ш-ш, Ренан, проснись!

– Н-н-н-н-е…

– Это дурной сон. Всё в порядке.

– Я н-н-е сплю, – выдавил он и скрипнул зубами так, что у чародейки непроизвольно свело челюсть. – Успок-к-кой их.

Иса не сразу сообразила, что он имел в виду, и метнулась к костру. Шепнула Грэй, что угрозы лагерю нет, и вернулась к виленсийцу. Девушка приникла к телу соратника, прижала руку к мокрому лбу и ужаснулась – как же горяча кожа! Она провела по заросшей щетиной щеке и ниже, скользнула касанием по спине. Пшеничные волосы слиплись от пота, а каждая мышца Ренана, казалось, скрипела от напряжения и периодически дёргалась.

Подоспела заспанная Лой, но Ренан прогнал женщину прочь. Перед уходом одноухая выразила опасения, мол, исины чары – или ударная волна от них – что-то повредили внутри приятеля. Иса ухватилась было за эту мысль, но успокоила разум и отвергла её. Нет, дар так не работает. Он исходит изнутри мага и действует на пространство за пределами тела; так говорили и Танн, и Патима, и первые её маги-наставники. Если бы отдача от взрыва прошлась по Ренану, то остались бы раны, ожоги, переломы, обморожения или что-то подобное, но тут… Иса не понимала, что чувствует, трогая страдающее тело мужчины. Он дрожал от боли, но не прикосновения вызывали её, нет! И на лихорадку не было похоже. Девушка не знала, как быть и что делать, лишь водила руками по плечам Ренана, приговаривая:

– Потерпи немного. Прошу, потерпи: это все горы. Они давят на тебя и вызывают болезнь. Ты сможешь преодолеть это, но не сразу…

Он ещё долго мычал, ворочаясь и раз за разом отталкивал её руку, слабо, но решительно. Гнал прочь, умолял, угрожал, однако Иса не могла бросить виленсийца наедине с такой мукой. Она раздобыла кусок чистой ткани, смочила его в росе и приложила ко лбу мужчины, а затем сняла собственный плащ и укутала его до самого подбородка, так, чтобы лисий воротник прикрыл губы. К утру Ренан успокоился и перестал корчиться, но на ноги встать не смог. Лошадей они лишились, но Лой нашла решение. Под её руководством они соорудили носилки из палок и плащей. Больного потащили Танн и одноухая, Грэй же и Исе пришлось нести на себе те скудные пожитки, что у них остались.

– Не переживай, – ифритка правильно поняла огорчение во взгляде подруги. – Лошади могли разбежаться, испугавшись чудовищ. Или помереть от голода позже, если бы мы заплутали на верхних ярусах.

Иса молчала.

– Он много болтал о силе воли и том, что уверен почти в каждом из нас, – пепельно-розовые губы девушки сжались в резкую линию. – Сам же слёг второй раз за поход, даже не дойдя до… как их там… голых скал. Даже не верится, что слабак ходил по Коргару.

– Ренан тебе не нравится, это я поняла. И всё же он сильный и храбрый. Пока мы путешествовали вместе, он ни разу не подвёл.

– Сила и храбрость – вовсе не показатель того, что мужчина останется верным. Помнишь своего Блака, а?

– К сожалению, всё ещё слишком хорошо.

Грэй вздохнула и поправила съехавший с плеча вещевой мешок.

– Я тоже помню свою первую любовь, хотя сделала многое, чтобы освободиться от воспоминаний.

Она поведала притихшей Исе свою историю в мельчайших подробностях, сделав особый акцент на помолвке с Фарие: навязанном решении, что должно было спасти её репутацию, но в итоге лишило родины.

– До сих пор вижу сны о прошлом. Чувствую чужие руки на коже, – воительница нервно почесала шею, словно пытаясь стереть клеймящее воспоминание. – Вот только чьи, понять не могу.

– Ты считаешь, что я не могу выгнать Блака из головы, потому что любила его?

– Да уж наверняка, раз уж ревела по нему несколько дней кряду, – ифритка грустно усмехнулась. – Могу тебя понять и утешить, если хочешь. Но ради твоего же блага скажу: постарайся забыть. Жизнь станет намного легче без мёртвого груза за спиной.

Что ж, к этому она шла с самого начала. Полагаться на кого-то, ожидать защиты – всё это было путём, непригодным для Исы. Чародейке часто говорили, что она наивна и мягка, что скорее склонна слушать чужие советы, чем голос сердца, оттого подолгу не могла принимать важные решения. Вот и обжигалась о людей сильнее, чем о пламя. Так произошло в конце лета, так же могло случиться снова.

– Хотя знаешь что? Забудь, что я только что сказала, – Грэй дружески ткнула чародейку в плечо, и та покачнулась. – Мнение Ренана, Танна, даже моё – пошло оно коню под хвост. Ты сама себе хозяйка. Набивай шишки, пока жива. На то нам, смертным, и дана свобода воли.

После дневного перехода Иса и Танн, как и было уговорено, воздержались от тренировки. Джинн с одноухой ушли ниже по склону в надежде добыть ужин, а чародейка окружила место ночёвки низкой, но жаркой стеной огня. В последнее время они с наставником как раз бились над тем, чтобы чары пили мало дара и не прерывались через пару мгновений, а наоборот, тлели как можно дольше. «Вслед за контролем должна прийти стабильность», – говорил криомант. Иса делала успехи, как когда, с прозрачной сферой из льда, а потому смела надеяться, что огненная «грелка» продержится хотя бы до смены часовых.

Закончив, девушка встряхнулась и подошла к Ренану. Потрогала лоб: жар сохранился, но пошёл на убыль, а вот тело мелко дрожало. Почувствовав прикосновения, мужчина очнулся от дрёмы и приоткрыл глаза.

– Это ты, – прошептал он.

– Береги силы. Что бы с тобой не произошло, оно скоро попустит.

– Теперь считаешь меня слабаком?

Иса опешила и сразу нашлась с ответом.

– Вовсе нет. А ты сам-то мнение обо мне не переменил?

– Не понимаю.

– Веришь, что пострадал из-за моих чар?

– Да, – ответ больно дёрнул уголок её губ. – Но это неважно, – Ренан перевёл дух и выдавил. – Ты всё ещё моя леди. Мерзко оттого, что я не в силах встать на твою защиту.

– О боги, прекрати, – девушка улыбнулась. – Я и сама могу за себя постоять. Твоими стараниями нашла наставника, и дар слушается меня всё лучше.

Он закашлялся, и на какое-то время беседа прервалась.

– Мечница лепит тебя себе под стать, – вдруг сказал он. – Сильной, независимой, безрассудной… Смотри, не погибни под её командованием.

«Это всё жар», – подумала Иса и закусила губу. – «Надеюсь, он не вспомнит о своих словах, когда поправится». Она уснула рядом с бедовым рыцарем, греясь о его тело и о собственный дар, что привязала к пылающей стене.

Ренан и правда не вспомнил об их разговоре, когда проснулся и смог наконец осознанно реагировать на происходящее. Иса не стала напоминать. Она присматривалась к товарищу и дивилась произошедшей в нём перемене. Был ли то откат от дара или влияние злобных гор, но что-то будто высосало из него часть жизненной силы: щёки запали, под веками залегли тревожные тени, а глаза лихорадочно блестели и казались ещё темнее, чем раньше. Виленсиец встал с носилок и преодолел часть дневного пути на своих двоих, пусть и опираясь на плечо Лой.

Худшее миновало. Ренан скоро оклемался и всё чаще и чаще стал сходить с тропы, чтобы добывать пропитание для всего отряда. Меткий лучник справлялся с этой задачей успешнее остальных, и вскоре у спутников вновь образовался запас сырого мяса. Шкуры больше не выбрасывали. Кое-как обработанные и смердящие падалью, они согревали не хуже утерянных пледов и одеял.

Подъём продолжался. Тропа сузилась настолько, что едва ли разбежавшиеся лошади смогли бы по ней пройти. Деревья по обе стороны от дороги становились всё ниже и кривее. Скрюченными стволами они напоминали гнущихся к земле паломников, что преклонили головы пред чем-то сакральным и величественным. Серые скалы становились ближе, нависали над путниками и будто наблюдали. Терпеливо молчали. Ждали.

Через седмицу Танна навестил кошмар. Первый кошмар из тех, что с той самой поры начали мучить каждого из путников, заставляя вскакивать в поту и озираться по сторонам, не сразу возвращаясь в реальность.

***

[1]Сонный месяц – третий месяц осени.

[2]Баатар-хан – дж. «государь-воитель», Первый среди равных, правитель Иселина, которого избирают среди всех ханов во время войны или смуты.

Глава 13. Блак

Блак очнулся днём, разбуженный шорохом дождевых капель. Почувствовав влагу на веках, он поморщился и потянул было капюшон на лицо, но вспомнил, что «прыгнул» налегке. В этот же миг Вор подскочил, словно в зад ужаленный. Как долго он спал?! И спал ли? Мужчина протёр глаза и, щурясь, посмотрел на небо. Полдень миновал, мутный солнечный диск клонился к западу.

– Сука-а-а-а, – протянул он и уронил лицо в ладони.

Фэйлин убьёт его.

Или не успеет, и он сам уничтожит себя на пути обратно. Блак прислушался к телу и подивился, насколько хорошо себя чувствовал для человека, за ночь преодолевшего едва ли не месячное путешествие. Он скосил глаза на заблёванную лежанку, которая служила ему постелью в ночь, когда засыпать было категорически запрещено. Пропитавшаяся кровью простыня, в которую он завернул голову хельтской бабы, лежала у изголовья, и Вор пошутил про себя: мол, привык спать вблизи трупов настолько, что ещё долго не сможет быть с живой девчонкой. Потом отчего-то подумал про Ису, и его покоробило. Вспомнилось, как прошлой ночью он сидел здесь, у костра безымянных охотников, ел холодное мясо и судорожно цеплялся за остатки сознания, а потом поглядел на трофей в простыне и…

Что вообще произошло? Он вроде как коснулся её и отрубился. Зачем коснулся? Ага, точно. Заметил какую-то дымку, газ, что струился из-под ткани. Схватил эту нечисть – да, взял дымку в руку, как бы это тупо это не звучало – и она вдруг начала впитываться в поры, в линии на ладони. Тогда Блак заорал и разом потерял сознание.

Дивно. Он во всю глотку вопил в ночном лесу. А потом уснул, даже плащом не укрывшись, даже нож в руку не взяв. Просто уму непостижимо, что проснулся не обглоданным хищниками мертвецом, а вполне себе полным сил и здоровья человеком. Ой, да это ненадолго. Где-то там, далеко-далеко, рвёт и мечет женщина со стилетом, что не нашла его в постели поутру… Блак было истерически заржал, но взял себя в руки и начал готовиться к «скачку». Конверт за пазухой мягко царапал живот, отрубленная голова удобно держалась под мышкой. В животе урчало от голода, но он уже съел подчистую всё, что было у охотников. Делать нечего: поест в конце пути. Что бы, что бы попросить подать на ужин, когда леди Фэйлин угомонится и передумает вешать его на ближайшем суку? Он никогда не ел молочного поросёнка. Да и перепелов в лимонном соусе, а как-то раз при нём Фредерад лопал именно это… Нет. Омлет с грибами. Любимое блюдо из детства. Когда Блак был мелким, Иса часто это готовила. Грибы собирала сама, а молоко он воровал с единственной фермы, что процветала вблизи городских стен.

В животе будто волк зарычал. Но увы, в каждом маленьком ребёнке из Борега, и в мальчишке, и в девчонке, живёт родительская присказка: не поработаешь – не поешь. Блак стиснул трофей, зажмурился и шагнул в небытие.

Четыре «прыжка» отняли не так уж много сил. Оказавшись в Бореге, Вор привычным жестом размазал по губе кровь и вдруг осознал, что переместился вовсе не к дому градоначальника Торпита. То был отчий дом, ныне принадлежавший какой-то другой семье. Бросив взгляд через дорогу, он приметил знакомое крыльцо да ставни, выкрашенные оранжевой краской.

Здесь дождь не шёл. Подёрнутое облачной плёнкой солнце грело багровый клён, что рос позади дома. Прохожих почти не было; пока Блак стоял и переводил дух, мимо прошли лишь пара мальчишек-подмастерьев да прачка с корзиной, полной мокрого тряпья. Женщина хмуро посмотрела на незнакомца, что стоял посреди улицы и утирал грязную морду, но Вор пригрозил ей кулаком, и она поспешила скрыться. Оставалось только надеяться, что прачка поспешила прямиком к стражникам, а то и к ратуше: простым жителям велено было докладывать о каждом подозрительном типе, что появится на этих улицах.

До дома Торпита Блак добрался пешком, таясь за плетнями да голыми яблонями. Под дверью обнаружились двое стражников при топорах. Он вышел к служивым и не без лукавого удовольствия заметил, как те напряглись, сперва направили обухи в сторону супостата, но потом признали в нём благородного гостя из Крегена, пусть даже ободранного, грязного как псина и с подозрительной хреновиной в руках.

– Милорд Блак? – неуверенно спросил один из вояк.

– Допустим, милорд. Пропустите.

– Леди Фэйлин отправила людей на ваши поиски, – проговорил второй. – Ещё ночью. Вы вышли через крышу, в такое время?

– Отчитываться буду непосредственно перед её милостью.

Солдаты отвязались и, убрав руки от топоров, отошли от двери. Озираясь, Вор миновал горницу и просторный зал, поднялся на второй этаж и подошёл к покоям начальницы. Он только и успел, что поднять кулак, чтобы постучаться, но дверь распахнулась, словно от пинка, и стукнула по лбу. Голова хельтской бабы выскользнула из рук и с гулким стуком покатилась к лестнице. Блак стиснул зубы и быстро отскочил, врезавшись спиной в стену. Над головой что-то скрипнуло, заскрежетало… В следующий момент о макушку что-то стукнуло, и мужчина упал на копчик, взвыв от боли и смеха. Над ним нависла Фэйлин, красная от злости, а под ноги к ней катилась упавшая со стены трофейная голова кабарги.

– Леди Фэйлин, я всё объясню, – выдавил Блак и сложился пополам от распирающего горло идиотского смеха.

Ох и вздуется же шишка… Хотя так ли это важно сейчас, когда его жизнь повисла на чёрном смоляном волоске?

– Чтоб тебя якул вы…! Ты хоть понимаешь, насколько подло, мерзко, опрометчиво поступил, ты…

Пока пухлые благородные губы брызгали ругательствами, а кулаки сжимались и разжимались в безвольной ярости, Блак пытался придушить нервный смех и одновременно гадал: переживёт ли он женскую истерику? С неё, Фэйлин, станется: а ну как достанет клинок и резанёт по горлу. Едва ли она в таком состоянии будет готова звать стражу и бросать Вора в застенок. Суд, виселица, костёр – это больше про холодный расчёт. Сейчас же впервые на его памяти леди была далека от холодности и расчётливости так же, как Фрия от Иселина.

Но вот смех его прекратился, а вместе с ним умолкла и Фэйлин. Она тяжело дышала и непонятливо смотрела на клыкастое чучело.

– Миледи, – выдавил Блак и достал добытый конверт. – В знак моего искреннего раскаяния…

Красноречивый жест не дал ему закончить мысль. Девушка подняла глаза, усталые, полные лопнувших сосудов. Неужто Фэйлин не спала всю ночь, ожидая его? О, так и есть: даже не переоделась с ужина, оставшись в дорогом приталенном дублете и бархатных шоссах. Волосы спутанными сосульками свисали со лба, высокие скулы будто заострились от теней, что залегли под ними. На короткое мгновение Блаку даже стало жаль начальницу. Совсем на чуть-чуть: едва ли она беспокоилась за него. Злилась за неподчинение – естественно. Боялась, что предаст – возможно. Чувствовала себя потерявшей контроль – о, да! Этих благородных ничто другое не выбивает из колеи так, как…

– Ты мог умереть, ублюдок, – проговорила она и отбросила чёлку со лба. – Начни уже ценить свою жизнь, разведчик королевский, – мыс сапога ткнул его в колено. – Если ты не забыл, он неё зависит и жизнь твоей подруги.

Это было больнее, чем удар дверью по лбу.

– В комнату. Живо! – рявкнула она и вырвала из рук мужчины конверт.

Он вошёл и запер за собой дверь. Фэйлин присела на стол близ очага; узкие плечи сдвинулись и приподнялись, что сделало девушку похожей на галку. Она кивнула на кресло у камина, подождала, пока он скинет сапоги и вытянет ноги к огню. Цепкий взгляд прошелся по его волосам – рука сама собой взметнулась к кудрям и нащупала сосновые иголки – спустился ниже и задержался у прорехи на плече. Рубаха-то наверняка вся в крови, совсем забыл… Благородная закусила губу и наконец обратила внимание на конверт. Пальцы выудили ворох одинаковых листовок и два письма, скреплённых сургучом. Леди вскрыла одно и пробежалась по первым строчкам, после чего дёрнулась так, словно готова подпрыгнуть на месте.

– Ты же говорил, что никогда не был в Хельте, – голос её пульсировал изумлением.

– Не лгал, миледи.

– Докладывай.

Блак подробно рассказал обо всех событиях прошлой ночи: о том, что почувствовал от имени «Омма», как нашёл путь в крепость Ис-Хельт, как опознал свою цель и победил в далёком от честности бою. Нехотя он признался, что оплошал и заснул у костра вместо того, чтобы «прыгнуть» в дом градоначальника. Поклялся честью старшей сестры, что не хотел обнаружить своё отсутствие. Лишь об одном умолчал: о дымке, что витала над отрубленной головой.

– Б…, голова! – о трофее-то он и запамятовал.

– Ты её сюда принёс, что ли? – опешила Фэйлин, и тут с первого этажа раздался вопль.

– Так точно. Я мигом.

Бедный Торпит и так выглядел скверно, словно вот-вот помрёт от омерзения, а от вида Блака его и вовсе качнуло. Но всё же он нашёл в себе силы поклониться столичному щеглу и вручить тому голову – та вывалилась из простыни и укоризненно смотрела в пустоту. Вор взял трофей за волосы, вежливо поблагодарил градоначальника и вернулся наверх.

– Это и есть та самая Омма из рода ис-Хельтар? – деловито спросила благородная.

– У меня нет доказательств, но я почувствовал…

– Доказательства есть у меня, – она ткнула пальцем в ворох листовок, что вытащила из смердящего мочой конверта. – Будь эта женщина жива, я бы задала ей два вопроса: сама ли она придумала текст, и на что рассчитывали те, кто его распространял. Мало кто из простолюдинов умеет читать или писать.

– Бред, – фыркнул Блак. – Позволите дерзость? – он дождался кивка и пояснил. – Вы, власть имущие, привыкли относиться к нашему брату высокомерно, снисходительно, будто мы только и знаем, что копаться в земле или драть волчьи шкуры. А тем временем многие ремесленники, не только маги, учатся грамоте. Обучившись чтению и счёту, можно заиметь больше прибыли.

– Однако. Прости, – кажется, Фэйлин смутилась. – Тогда один из вопросов к покойнице снят. Зато прошу тебя: откуда уверенность, что это и есть наша мятежница?

Он немного подумал, вспомнил, что держит в руках голову мертвеца, и поставил её на ларец. Проговорил:

– Это трудно объяснить, миледи. Что-то вроде предчувствия, понимаете? Или голосе дара. Едва только услышал имя «Омма», что-то во мне откликнулось, и я пошёл по следу, как верный королевский п…

– Придержи язык свой королевский. Истинная верность – подчиняться приказам и не задавать вопросов.

– Тут мы с вами оба паршивые овцы, леди Фэйлин. Разведка, как-никак.

Девушка грозно свела брови, но тут же выдохнула и засмеялась. Вот ведь! Неужто правду говорят, мол, стоит бабе выпустить пар, как она становится милее и человечнее?

Нет. Бред какой-то. Иса же никогда не позволяла себе криков, споров, упрёков.

– Ладно, допустим, – Фэйлин повела плечом. – Ты ушёл в поисках некой Оммы, чтобы… что?

– Просто понял, что так надо.

– Снова поступок, продиктованный ненавистью?

– Возможно, – признал Вор. – Но эта ненависть подтолкнула испытать себя. Узнать, много ли я могу сделать, чтобы пошатнуть положение сил в этой борьбе. Знаете, – он потёр исколотые костяшки пальцев. – Когда тебе в голову из года в год вдалбливают истины о том, что убивать, воровать и запугивать – это благо… Когда в один прекрасный день рык предателя заглушает голос совести, ты рано или поздно начинаешь забывать себя. Служишь чьим-то целям, принимая их за свои, и не задумываешься о последствиях.

– Но ты задумался.

– Да. И оказался в дерьме, уж простите. Чужие цели я не больше не хотел поддерживать, а своих, – он сглотнул, посмотрел на начальницу и вдруг понял, что неприязнь к ней испытывать больше не хочет. – Не имел отродясь. Могу быть откровенным, миледи?

Она кивнула.

– Тогда, в Крегене, вы спрашивали, на чьей я стороне. Я врал, что служу государству, думал, что служу себе, но лишь вчера осознал, что ошибся.