
Полная версия
Deus Ex… Книга 2
– Я не знаю, Рогар, – расслабленно простонала она, – и не хочу об этом думать. Не теперь, когда внутри меня так хорошо и спокойно, и… внутри меня ты. Для меня ты лучше всех. Но если тебе так хочется услышать: да, я ничуть не жалею, что трахалась с таким уродом и калекой, как ты.
Он тихонько хмыкнул, продолжая перебирать ее волосы. Кайлин вздохнула и закрыла глаза. Она почти научилась различать, когда он всерьез на нее злится, а когда – лишь на самого себя.
– Я не могу простить себе той ночи, – вдруг серьезным голосом проговорил он и погладил ее по волосам, – не могу простить… что я такой.
– Какой?
– Небезупречный.
– Ты можешь быть каким пожелаешь, – в полусне от сладкой истомы пробормотала она, нежась в тепле его тела, – ты же бог.
Рука Рогара замерла в ее волосах.
– А что, если я не бог, Кайлин?
– А кто же ты? – усмехнулась она. Внезапно в комнате повисла тяжелая, вязкая тишина, и Кайлин встрепенулась, вскинула голову: – Что ты хочешь сказать мне, Рогар?
Лежа под ней на спине, он долгим взглядом посмотрел ей в глаза.
– Что, Рогар? – заволновалась Кайлин. – К чему ты клонишь? Доверься мне. Я же тебе доверяю. И прошу: не закрывайся. Я не закрываюсь от тебя.
– Но ты не призналась мне в том, что я напал на тебя ночью, – спокойно произнес он, снова поигрывая с ее волосами.
– Потому что боялась как раз такой реакции. Что ты опять начнешь винить себя. Как в итоге все и случилось. Но в итоге я же тебе сказала! В лицо, как ты и хотел. А еще сказала, что не виню тебя ни в чем. Я знала, на что шла. И шла на это с открытыми глазами.
– Тебе было страшно? Той ночью? – голос у него стал вкрадчивым, как и движения руки в ее волосах.
Кайлин вздохнула. Она бы с огромным удовольствием забыла обо всем и уж конечно не хотела думать об этом в такой момент: когда они только что страстно и дико занимались сексом, и одновременно испытали удовольствие в объятиях друг друга, и теперь тихо и мирно лежат вместе посреди всего этого хаоса, в который он превратил свою спальню. После того, как он снова играл с ее ребенком, как ни в чем не бывало, и бесконечно разбивал и склеивал ее сердце, позволяя за этим наблюдать. Не теперь.
Но Рогар словно пытался в чем-то ей признаться. Он хотел искренности и сам же никак не решался на нее. Может, стоит сделать первый шаг?
– Да, мне было страшно, – с неохотой призналась Кайлин. – Я спала… и проснулась… за мгновение до того, как ты напал. Но я не обиделась на тебя, не стала любить меньше. Это был не ты. Не тот ты, которого я полюбила. Это было твое прошлое. Твоя цена, которую пришлось заплатить Подэре. Мне хотелось… снять груз с твоих плеч. Помочь тебе хоть немножко. Но я не знала как.
– Потому что я лучше всех, да? – он вдруг повернулся и оказался сверху, вдавливая Кайлин в растерзанную перину весом своего сильного тела. – Так ты сказала? Лучше всех… кого? Других любовников, которые у тебя были?
– Рогар!
– Что? Ты сказала, что не закрываешься от меня, рачонок. Значит ли это, что ты не врешь мне? Мне нужна эта правда, Кайлин. Правда, нужна. Мне нужно знать, чтобы не сходить с ума, чтобы не верить тому, что Шион говорит о тебе. Твердит постоянно… каждый раз, когда я пытаюсь решить, что с ним делать…
Кайлин стиснула кулаки. Темная деева башня… но разозлиться не получалось. Может, Рогар и прав. Может, потом, когда разлом схлопнется, она как-то иначе переоценит свои поступки. Заставит себя сходить к Шиону в темницу. Понять, почему он продолжает мстить ей, за что так ненавидит ее? За то, что выбрала другого? За то, что притворялась, что любит, и виновата в этом?! Потом. Но не теперь. Теперь разум отказывается думать о плохом и грустить. Сердце хочет любить. А мужчина, который сжимает ее в объятиях, требует правды, чтобы самому начать верить…
Кайлин облизнула губы. Она не конца ощущала в себе уверенность, что об этом стоит говорить. Но бог с сияющим взглядом ждал ее ответа, а она уже прочно усвоила, как важно его не злить.
– Я не хочу об этом говорить, – все же мотнула головой она. – У тебя тоже были женщины. Много женщин. Ириллин…
– Но я ни с кем не спал с тех пор, как встретил тебя, – прорычал он сквозь зубы, сверкая единственным глазом. Прекрасный в своей нечеловечности. Ужасно измученный чем-то, чего она пока не могла постичь. – С тех пор, как понял, что люблю тебя и больше никого на всей Эре. Я порвал с Ириллин еще задолго до того, как мы с тобой встретились снова. А ты? Ты можешь сказать о себе то же?
Кайлин набрала в грудь побольше воздуха. Правда так правда.
– Я не сразу поняла, что люблю тебя.
– И все же? Сколько их было, Кайлин? С кем ты меня сравниваешь, когда говоришь, что я лучше?
– Я не хочу, Рогар, правда… Я не…
Она охнула, когда он шевельнулся в ней. Склонил голову, соблазняющими поцелуями касаясь ее скул, губ, ключиц. Продолжил двигаться, распаляя изнутри желанием снова, и Кайлин инстинктивно раздвинула ноги, отдаваясь новому витку их страсти.
– Был Шион, – прошептал дей ей на ухо, приподнимаясь на руках так, что она могла видеть его рельефный, испещренный шрамами торс вплоть до места, где их тела соединялись. – Это ведь известный факт, правда? Ты не станешь отрицать его.
– Шион… да… – Кайлин сглотнула, – но… – мысли путались в ее голове, становились беспорядочнее, – я отдалась ему, чтобы не думать о тебе… и все равно думала… каждую секунду представляла тебя на его месте… сама того не понимая…
– Мой сладкий рачонок, – она выгнулась, жадно отвечая на поцелуй, которым Рогар наградил ее за трудное признание, – моя бедная потерянная девочка… но ведь потом были и другие?
– Нет… – Кайлин отчаянно замотала головой, впиваясь пальцами в его плечи, сглатывая пересохшим горлом, – был Тан… но он только поцеловал меня… один раз. Он звал меня замуж… но я не пошла… потому что поняла, что не смогу… так… и ты его казнил… отрубил ему голову… там, на поляне, среди противников дея…
Рогар шумно выдохнул, увеличивая темп, все яростнее ударяясь бедрами о ее бедра. Просунув руку между их телами, он надавил между нижних губ Кайлин – и яркая вспышка накрыла ее с головой вместе с сладким запахом его кожи и не менее сладким – его семени, вытекающим из нее при каждом толчке.
Кайлин задохнулась – он зажал ладонью ей рот. Другой рукой подхватил под бедра. Этот сияющий зрачок, это безумие во взгляде, полное растворение где-то в небытие. Он зажмурился, выгибая спину, жарко вздыбливаясь на ней, пронзая ее уже жестко, до боли – и наконец с содроганием разрядился у нее внутри. Упал на постель с ней рядом, тяжело дыша и облизывая губы.
– Рогар… – Кайлин провела ладонью по его мокрому лбу, отирая пот, с замиранием сердца вглядываясь в любимое и теперь уже совсем не страшное лицо: – Теперь ты меня возненавидишь?
– Что? – скривился он. – Нет, рачонок. Конечно же, нет. Я теперь буду еще больше любить тебя.
***
Прекраснейшая из женщин улыбалась Рогару, сидя на его растерзанной постели вполоборота, ее волосы цвета тусклой меди струились по золотистой коже спины, густо усыпанной крохотными звездочками родинок. С тех пор, как она покинула свой вечно раскаленный Нершиж, ее кожа посветлела, но все равно не добела. Лежа на спине в ворохе пуха из развороченной перины, Рогар поднял руку и соединил пальцем родимые пятнышки в одному ему известные созвездия. Он знал, как ощущается эта бархатистая, нежная кожа, если провести по ней подушечкой пальца, кончиком языка, небритой щекой.
– Твоя спина похожа на звездное небо. Целая карта звездного неба. Путеводитель по мирам для меня.
Ее медные ресницы дрогнули, когда глаза чуть распахнулись, а затем сузились, когда она рассмеялась. Из-за восковых пробок в ушах Рогар почти не слышал ее смеха, но знал, как тот звучит, и сам неловко, кривовато ухмыльнулся. Двумя пальцами он принялся выуживать из океана ее длинных волос белоснежные перышки-рыбки и скидывать их на пол. Целое море перьев, которые кружились повсюду, пока островная девчонка и дей страстно занимались любовью на этом ложе, а теперь улеглись и укрыли их обоих словно первым снегом.
– Ты все-таки поэт, – Кайлин извернулась и легла Рогару на грудь, прижавшись к его обнаженной коже своими острыми грудками. Одно из перьев свалилось с ее головы ему прямо между ключиц. – И не отпирайся.
– Нет. Кто угодно, но только не это.
– Да. Сравнить мою спину с целым небом – это надо уметь поэтично мыслить.
– Вечно ты что-то выдумываешь, рачонок, – Рогар сделал вид, что спихивает ее с себя, чтобы она посмеялась еще немного. – Ты какая-то странная. Я едва не пришиб тебя среди ночи, а ты называешь меня поэтом.
– Я странная?! – наигранно возмутилась она. – А ничего, что мы живем под одной крышей с женщиной, с которой ты прожил много-много лет подряд, можно сказать, с твоей предыдущей женой, и при этом ты делаешь вид, что так и надо и беспокоиться мне тут не из-за чего?
– Но в случае с Ириллин тут и правда не из-за… – Рогар перехватил ее утрированно ревнивый взгляд и осекся: – Проклятье. Да, я тоже странный.
– Еще какой странный, – она наклонилась над ним низко-низко, обдавая запахом своего разгоряченного, еще недавно пылавшего от страсти тела, обхватила лицо в ладони и нежно коснулась губ. Он знал, что через мгновение она чихнет от обилия перьев вокруг, но этот миг – он был бесконечно сладким.
– Мы оба странные, – с улыбкой закончила Кайлин и чихнула.
– Странно то, что ты на меня так чихаешь, – Рогар демонстративно вытер шею. – Ладно бы я еще на тебя чихнул: в любой жидкости моего тела и даже в той, что брызгает из носа, содержится…
Она закатила глаза, шлепнула его по плечу и проворно вскочила на ноги.
– Слышишь? Иххоран уже начался. Не будем разочаровывать всех этих добрых людей. Пора бы появиться в главном зале. А ты еще не одет, – стоя перед ним полностью обнаженной, рачонок с осуждением ткнула в него пальцем. – Хорошо, что я позаботилась о муже и приготовила тебе кое-какой наряд. Он ждет в моих покоях.
– Если ты хочешь не разочаровывать добрых людей, тогда мне лучше никуда не двигаться с места, – Рогар заложил руки за голову и потянулся всем массивным телом, – потому что обычно я не появляюсь на иххоране.
– То были твои холостяцкие привычки, мой дей. Ты же не откажешься вывести супругу в люди? – подбоченилась она и сверкнула глазами. – Дай мне немного времени привести себя в порядок и приходи. Из тебя еще нужно будет вычесать все эти перья…
С этими словами она подхватила откуда-то из кучи щепок свою одежду и выпорхнула за дверь, а Рогар раскинулся на постели. Его неумолимо клонило в сон, но он заставил себя встряхнуться. Вечерний ветер с гор глухо завыл в остывшем камине, и Рогар спохватился. Может, рачонок чихала вовсе не из-за перьев, а от холода? Скрипнув зубами, он поднялся, чтобы разжечь огонь и закрыть дверь, ведущую на балкон. Надо бы сказать Ириллин, чтобы снова прислала женщин прибрать здесь все. Надо бы привязывать себя, что ли, на ночь…
Последнюю мысль он додумать не успел, потому что по привычке очутился на воздухе. В опустившихся сумерках дым густыми столбами чернел на фоне еще не совсем темного неба, склоны гор были сплошь усеяны огоньками меаррских костров. «Как родинками на спине деи», – подумал Рогар и снова усмехнулся. Проклятье, поэт. Но рядом с ней и каменный истукан заговорит возвышенным стилем. На Подэре такое не поощрялось – увлекаться стихами. Один из последних поэтов, живших в том проклятом мире, сложил поэму, став по сути пророком своего времени. Он предсказал гибель Подэры и довольно точно описал причины, которые к ней приведут. Правда, никто тогда не прислушался, а потом стало уже поздно…
– Склонилось все к его ногам… – пробормотал Рогар под нос, жадно вдыхая свежий морозный воздух украденного мира и барабаня пальцами по камню в такт словам, – …и совершенством равен он богам…
И вдруг замер, даже не увидев, а почувствовав какое-то шевеление под стеной цитадели. Крепко ухватившись обеими руками за каменный бортик, перегнулся и посмотрел вниз. Темная фигура, укутанная в теплый дорожный плащ, копошилась у нижних ворот цитадели.
Рогар быстро вскинул взгляд, обвел им окрестности. В деревне, на центральной площади, ярко полыхало пламя, вздымаясь высоко над крышами домов. Староста Уртан отказался присутствовать на иххоране, затаил обиду за то, что цитадель не выдала преступника для заслуженного наказания. Рогар знал, что должен был сам провести казнь. По законам Подэры Шиону отрубили бы руки по локти.
И ему отрубили бы член.
При мысли об этом челюсти у Рогара стискивались сами собою. Ириллин облегчила ему жизнь, она со слезами умоляла его на коленях пощадить преступника, не выдавать в деревню. По законам Меарра его всего лишь посадили бы в холодную яму без еды и воды, предоставив возможность выжить, поедая снег и согреваясь каким угодно способом, или умереть, но уже по собственной неуклюжести, ведь Эра всегда славилась миролюбивым характером по сравнению со своей старшей сестрицей. Но даже такое наказание пугало кроткую, добрую Ириллин до дрожи, и Рогар сделал вид, что уступил ее мольбам. Он отложил решение на неопределенный срок, но при этом отказался заменять его более мягким. За то, что Шион сделал с Кайлин. он не заслуживает смягчения наказания. И с Уртаном нельзя ссориться, Меарр – один из немногих, кто верой и правдой поддерживает цитадель.
Но обманутый в ожиданиях староста все равно разозлился…
Продолжая наблюдать за подозрительным человеком, Рогар вынул одну пробку из уха, чтобы лучше слышать его возню. Со стороны нижних ворот цитадель никак не защищалась, потому что единственная угроза шла на нее из пролома, из радужной стены, но теперь он пожалел об этом. Оставалась надежда, что стража у ворот тоже услышит шум, но затем он запоздало вспомнил, что все до единого кнесты сейчас на иххоране.
Танцуют под музыкальный инструмент, который он подарил своей жене.
Веселятся, забыв обо всем.
Со стороны Эры на цитадель никто не нападает, обычно стража на нижних воротах лишь пропускает обозы внутрь, следит за порядком. Может, и теперь усталый одинокий путник ищет приют? Кто-то из потенциальных кнестов отстал по дороге и добрался лишь нынче?
Рогар тряхнул головой, понимая, что обманывает сам себя. Заблудший путник скорее пошел бы в деревню, на жаркое пламя костра, на обещание еды и теплого крова, вместо того, чтобы топтаться у безмолвных глухих ворот. А кнест, если бы так уж стремился скорее прибыть, сейчас колотил бы в тяжелые створки со всей силы, называя свое имя и цель визита.
Но тень лишь осторожно крутилась, как собака, вынюхивающая след, и Рогар прищурился. Он вновь взглянул на усыпанные огоньками склоны. Теперь они уже не казались ему родинками на спине любимой – скорее глазами хищных зверей, выжидающих в засаде. Может, кто-то из камнелюдей осмелел и спустился, чтобы поближе рассмотреть препятствие, мешающее добраться до манящего, поющего, сверкающего разлома?
– Камнелюди слишком дикие, чтобы действовать так аккуратно, – прозвучал рядом голос, и Рогар скрипнул зубами. Ему не требовалось поворачиваться, чтобы увидеть, кто стоит на балконе бок о бок с ним. Мальчик, сжимающий в руках спеленутого младенца. И в тот же миг ужасно заболела нога. И в ухо, не защищенное пробкой, запела, завыла, застонала Подэра.
– Это не камнелюди, – продолжил тем временем мальчик, – и не меаррцы. И никто из тех, кого ты бы мог ждать.
– Значит, это мне только кажется, и никого там нет на самом деле! – зарычал Рогар, мгновенно выйдя из себя.
Человек внизу будто бы всполошился от звука его голоса, он отпрянул от ворот и бросился бежать в полутьме, отчетливо скрипя по снегу тяжелыми сапогами. Плащ темным крылом развевался за его спиной. Рогар стиснул зубы так, что, показалось, они вот-вот начнут крошиться.
– Этого не существует, – он зажмурился, потряс головой, снова посмотрел. Темная фигура на белом снегу оглянулась через плечо, но лица в черном провале капюшона было не видно. Рогар снова зажмурился. – Не существует. Как мальчика. Как твари. Как всего остального…
В одном ухе стояла блаженная тишина, в другом – хрустели по снегу сапоги человека. Рогар зарычал уже громче, еще раз тряхнул головой, а затем резко развернулся, сильно припадая на больную ногу, вошел в покои, подхватил с пола первый попавшийся обломок деревяшки, вышел обратно на балкон. Замахнулся – рука, закаленная в боях, не дрожала. Метнул.
Раздался всхрип и бульканье, фигура взмахнула руками и упала в снег. Рогар зажмурился, потряс головой, посмотрел. Лежит, не шелохнется. Зажмурился. Открыл глаз. Лежит. Посмотрел на мальчика – тот беспомощно пожал плечами.
– Кругом враги, папа. Ты опять забылся и перестал о них думать.
Рогар развернулся и пошел в спальню, чтобы найти то, что можно накинуть на себя.
– Если ты не сдашься, они убьют тебя. Как убили нас и маму, – ни на шаг не отставал от него мальчик, – а потом они убьют всех, кто тебе дорог. И всех людей на Эре. Всех детей. Выпьют моря и сожрут все живое. Это все равно случится. Лучше бы тебе сейчас со всем покончить. Уйди в разлом самому, не дожидаясь худшего. Чтобы хотя бы не видеть, как…
– Заткнись! – рявкнул на него Рогар, пытаясь засунуть непослушную ногу в штанину шоссов и сражаясь с надорванной рубашкой. Мысль о рачонке, которая ждет его, чтобы переодеться для иххорана, мелькнула и тут же исчезла, погребенная под вехами иных, более серьезных забот. Пусть все в цитадели сейчас веселятся, один-то он никогда не расслабляется, всегда стоит на страже. Они глупые и слабые, но он не такой. Ничего удивительного, что его не тянет веселиться.
Кое-как одевшись, Рогар поспешил во двор. Тут и там слышался смех, женские игривые взвизгивания. Поймав за шиворот какого-то кнеста, бегущего со всех ног за полуодетой иххой, Рогар без объяснений потащил его за собой.
Ему нужен этот человек, чтобы кое в чем убедиться.
К счастью, парень еще не успел сильно напиться и сообразил, кто перед ним, начал сам быстро переставлять ноги и дальше пошел уже без дополнительных принуждений. Вдвоем они пересекли двор, спустились в проход под цитаделью, где Рогар сорвал со стены один из факелов и вручил его кнесту. Собственноручно он отпер хитроумный засов на воротах, сконструированный им при помощи полученных на Подэре знаний. Невозможно открыть, не зная небольшой секрет. Пусть цитадель не защищена со стороны Эры, но и не совсем уж наивна и беззащитна. Сколько ни крутись у ворот, обманом ты их не возьмешь.
Распахнув створку, Рогар первым вышел в ночь. Долина, укрытая снегом, освещенная кострами, выглядела торжественной, праздничной. Дрожащий от холода кнест выбрался следом, с недоумением огляделся по сторонам.
– Пойдем. Посветишь, – Рогар первым двинулся вперед, к темному холмику, заметному даже отсюда. Гулко топая сапогами по наезженному насту дороги, ведущей от деревни в цитадель, он чувствовал, как ухает в груди сердце. Это все неправда. Это все неправда. Это все не… но он будет не он, если станет полагаться лишь на предположения.
Остановившись в двух шагах от тела, Рогар шумно втянул носом воздух. Где-то вдалеке заулюлюкал кто-то из камнелюдей, остальные подхватили, и крик мигом разнесся по долине, будто окружая двух смельчаков. Подэра бы не стала окружать, мимоходом подумалось Рогару, Подэра бы ударила в лоб так, чтобы и праха не осталось. Но вот Надэра…
– Мой дей! – кнест вздернул повыше факел, словно не верил своим глазам. Рогар своим уж точно не верил. – Посмотрите, кто там?
– Ты тоже его видишь? – уточнил дей и порадовался, что с учетом обстоятельств, вопрос звучит и выглядит непринужденно. Что ж, по крайней мере, он еще не до конца выжил из ума. Кто-то копался в замке ворот, пытаясь сообразить, как они открываются, и пришел не наугад, а именно в ночь, когда все кнесты в цитадели предавались веселью.
Кнест уже приблизился, машинально хватаясь рукой за клинок, которого на поясе не висело. Люди расслабились, люди праздновали, сложив оружие, хоть ненадолго позабыв обо всем. Рогар был тоже безоружен, но с учетом того, в каком мире он родился, оружием для него могло стать что угодно. Кнест убедился в этом, когда перевернул тело и увидел, как из горла торчит острая, залитая кровью деревяшка.
– Его кто-то убил!
Рогар хмыкнул и поймал на себе испуганно-восторженный взгляд. Интересно, этот малый сообразит, что дей просто удачно оказался в нужный момент на балконе? Или спишет все на божественную силу, с которой боги творят свои божественные дела? Наверное, не стоит обольщаться насчет умственных способностей какого-то парнишки.
– Узнаешь его? Видел поблизости раньше?
Кнест откинул капюшон, открыв исхудалое, совершенно незнакомое Рогару лицо, покачал головой.
– Одежда, как из Паррина…
– Паррин – центр путешествий и торговли, там может сменить платье любой, проезжающий мимо.
Парень кивнул в знак согласия, опустился на колено, пошарил по карманам, выудил кошель с монетами и дрянной клинок.
– Похоже на наемника или просто бродягу в поисках приключений.
– Значит, он забрел к нам по ошибке?
– Я не знаю, мой дей. Но я могу затащить тело во двор, чтобы и другие кнесты на него поглядели.
– Прекрасная идея, – Рогар забрал факел из рук парня и жестом предложил приступать.
– Он забрел не по ошибке, – бросил ему в спину мальчик с младенцем на руках и вздохнул с укоризной, – ты знаешь, кто за всем этим стоит. Ты знаешь, что они за тобой наблюдают. Только и ждут, когда ты хоть на миг ослабишь бдительность.
– Заткнись, – проворчал Рогар сквозь зубы, стараясь делать это тихо. Кнест громко пыхтел, пятясь и волоча тело за ноги по снегу, и не обратил на него внимания.
– А вдруг это Симон его послал? – мальчик ускорил шаг и поравнялся с ним. – Одежда, как из Паррина. А Симону запрещено приближаться к стене. Как он сказал тебе при последней встрече? Что с радостью сам бы убил тебя собственными руками, чтобы освободить проход для своих родных?
– У Симона кишка тонка для такого. Он только и умеет, что говорить. Он струсил, стоило мне приставить нож к его шее. Я даже с полураспоротым горлом дрался до последнего.
– Тогда это Надэра. Она ждет, когда разлом откроется, чтобы нанести удар. Ты будешь занят Подэрой, когда они нападут сзади. Не забывай, они все читают у тебя в голове. Все твои планы им известны.
И мальчик красноречиво постучал по своей разбитой голове.
– Заткнись! – на этот раз не сдержался Рогар, и кнест от неожиданности подпрыгнул. Правда, тут же сделал вид, что не слышал ничего.
Потому что они врали ему.
Все всегда врали.
Напоследок, закрывая за собой створку ворот, Рогар обернулся и медленно обвел взглядом темное, усыпанное огнями пространство.
Теперь ему казалось: сама тьма на него смотрит. Живет, дышит рядом – лишь руку протяни. В каждом укрытом тенями углу чудилось шевеление. Он вынул и вторую ушную пробку, чтобы лучше слышать шелест кожистых крыльев, который то и дело раздавался за спиной, стоило лишь отвернуться. С факелом в руке, Рогар обходил и обходил свою каменную твердыню по самым отдаленным закоулкам, охотился, искал и все равно никого не мог поймать.
Они прятались.
Они делали это очень искусно.
Потому что всегда знали обо всех мыслях в его голове.
Внутренний двор цитадели был освещен мерцающим сиянием, и в какой-то момент, пересекая его в тысячный раз в своей тщетной погоне за ускользающими фантомами, Рогар остановился. Верхний край радужной стены виднелся из-за внешней заградительной стены, на его фоне четко просматривались скорпионы, установленные в надвратных башнях, пока что молчаливые и одинокие. Примитивное оружие дикарей, Подэра бы с удовольствием, хохоча, сжала в кулак и искрошила в щепки эти слабосильные игрушки.
Если бы могла.
Иногда ему даже хотелось, чтобы все произошло по-другому. Чтобы у него тогда, сотню лет назад, не оказалось выбора. Чтобы, выйдя из разлома, его товарищи просто шевельнули пальцами – и в долине Меарра не осталось бы никого живого. Он бы не смог ничего с этим поделать. Он бы просто шел бок о бок с другими такими же и освободился от необходимости размышлять. Лишь выполнял бы четкие приказы сверху – разве не в этом состоит удел каждой боевой единицы? Шагать по белым костям с совершенно пустой головой и бесконечным запасом чужой смерти в кончиках пальцев.
Но это их и погубило, его товарищей: зависимость от четких приказов. Он-то знал, он-то с самой первой секунды видел, что сможет играть по правилам Эры, налепит себе слабосильных игрушек и неразумных солдатиков, которыми с легкостью сумеет управлять. Его не смущала необходимость отвыкнуть от прежней могущественной силы и научиться махать тяжелой железкой, как какой-нибудь простой смертный. Деградировать до уровня камнелюдей в глазах Подэры. И поэтому он выиграл и занял этот мир, а они проиграли.
Но теперь пресловутая способность размышлять его и сгубила. Кто-то другой проник в его разум, кто-то шпионит там за ним. Кто-то, умеющий так же критично мыслить, не зависеть от строгих приказов, адаптироваться в самых трудных и быстро меняющихся условиях, как и сам Рогар когда-то. Теперь он сам себе враг: невозможно ничего спланировать, ведь планы сразу станут известны. Кому? Им, им, конечно же. Тем, о ком постоянно предупреждает его мальчик.