Deus Ex… Книга 2

Он зажмурился, ощущая слабый отблеск разлома на своем лице. Что, если мальчик прав? Что, если Надэра действительно ударит одновременно с нападением Подэры?

– Так и будет, – тут же отозвался тот, стоило о нем вновь вспомнить, – это было бесполезно потраченное время. Ты начал войну, которую тебе все равно суждено проиграть. И все твои жертвы напрасны.

Пальцы у Рогара разжались, горящий факел упал на покрытые инеем камни двора и зашипел. В ушах металась, выла и стенала Подэра. Где-то в тени за углом конюшни томно захохотала, а потом застонала какая-то ихха. Они так беззаботны, эти люди, они только и умеют, что веселиться, не понимая, что смерть вот-вот настигнет их. А ведь достаточно богу из цитадели хоть в чем-то оступиться, принять хоть одно неправильное решение, сделать единственный ошибочный вывод…

– Нет, – сказал он сам себе и потряс головой, – нет. Нет. Нет.

Медленно, продолжая трясти головой и бормотать себе под нос, как какой-нибудь помешанный, он побрел вверх по лестнице в помещения цитадели. Навстречу буквально скатились, не попадая ногами в ступени, несколько его людей, они вовсю горланили песни и размахивали кувшинами, расплескивая их содержимое, обнимали за бедра разбитных ихх. Рогар посторонился, пропуская, и на него даже не обратили внимания.

«Вот так, пожалуй, и я не замечаю чего-то очевидного», – подумалось ему.

– Пойдем, пойдем со мной, красотка, – проворковал один из парней, увлекая подружку в укромный уголок.

– Только после свадьбы, ты, развратник! – захихикала она, не сильно и отбиваясь.

– Ну неужели ты будешь так сурова к бедному кнесту, который скоро отправится в бой? Ну приласкай меня, голубка! – не унимался тот, под бурный хохот остальных товарищей. – Если вернусь с поля боя, женюсь на тебе, обещаю! Ты ведь такой лакомый кусочек!

– Что, я и правда так хороша? – кокетничала деваха, покачивая бедрами и красуясь. – На всей Эре для тебя нет никого лучше?

– Нет! – тот махнул рукой с кувшином и облил соседей, но никто не стал возмущаться. – Ты всех краше! Ну, разве что… кроме деи.

И громкий хор охрипших от пьяных воплей мужских голосов дружно затянул: «Наша дея хороша, славься наша дея! У ней славные глаза, хорошенькая шея!»

Рогар стиснул кулаки. Эту песню он не слышал ранее. Да он вообще предпочитал не слушать никаких песен, сторониться подобного веселья. Про Ириллин-то их точно не слагали, но Ириллин и не давала повода его кнестам для подобных фантазий. Глаза? Шея? Значит, они пялятся на ее шею и глаза? Какого?..

Ему вспомнилась маленькая островная дикарка, на которую он почти не обратил внимания поначалу и потерял голову, когда разглядел. Покрытая пылью, дерганая, угловатая девчонка, которую он пожалел – и не получил в ответ ни капли сострадания. Она расцвела позже, в своем материнстве, и окончательно оформилась после Паррина. После Дворца…

«С каких это пор ты разбираешься в золоте?»

«Со времен, как немного повращалась в кругах Симона при его дворце?»

А в чем еще ты научилась там разбираться, любимая? Вопрос так и вертелся на его языке, но Рогар не спросил. Почему? Может, побоялся ответа?

«Когда-нибудь ты полюбишь меня, рачонок.»

«Верните всех, кого убили. Верните Эрлар. Тогда я вас полюблю. А до тех пор – ни за что.»

И ее горячие бедра верхом на его бедрах. Ее нежная улыбка, блеск полуприкрытых глаз, выдох, которым она произносит его имя.

«Я люблю тебя, Рогар. Не закрывайся от меня. Я же от тебя не закрываюсь.»

Но Эрлар он так и не вернул. Не воскресил никого из мертвых, потому что просто был на такое не способен. Убивать – пожалуйста, но обратной силы это не имеет. Он равен богам своим совершенством – но он не бог на самом деле, и не все ему по плечу. За что же она его полюбила?!

– А ты уверен, что она вообще любит? Или, быть может, она просто поняла, что проще притвориться влюбленной в тебя, когда ей некуда стало податься? Когда ты загнал ее в ловушку и та захлопнулась? – ехидно поинтересовался мальчик, когда Рогар уже шел по коридору, двигаясь навстречу музыке.

– Ты же сам говорил, что она любит. Сам меня в этом убеждал, – прорычал Рогар в ответ.

– А ты говорил, что я – лишь результат твоего психоза, папа, – с легкостью парировал мальчик. – Я – часть тебя и знаю лишь то, что известно тебе, вижу все только твоими глазами. Мы хотели верить, что она нас любит. Но любит ли она нас?

Он не ответил, лишь остановился, молча глядя на девушку, идущую навстречу по коридору, закутанную в простую длинную накидку. Она надела ее, чтобы спрятать себя от чужих глаз и держала плотно запахнутой при ходьбе. Но он-то знал, он-то помнил это откровенное платье, которое она демонстрировала ему без капли стеснения, эти ноги, при виде которых любой мужчина пожелал бы сразу оказаться между них, в заветном теплом местечке. Накидку можно распахнуть. Только ли для него она готова распахнуть свою накидку?

– Рогар, я тебя всюду искала. Куда ты пропал? – спросила она и сглотнула от волнения. Глубокие, янтарные глаза возбужденно блестели.

Это стена делает ее такой. И всех мужчин, которые слагают песни про ее глаза и шею. Разлом, который поет и стонет, виноват. Один лишь дей из всех в цитадели может ясно мыслить сейчас. Он один замечает, как копошатся в темных углах тени.

– А я искал тебя, любимая, – ответил Рогар и сам удивился, как спокойно прозвучал его голос.

– Да? Но ты же знал, что я у себя, жду твоего прихода… – она зачем-то вгляделась в его лицо и тряхнула головой. – Ну ладно. Не важно. Пойдем. Переоденем тебя и…

– Я не желаю никаких переодеваний. Хочешь на праздник? Идем прямо сейчас, – Рогар почти грубо схватил тонкий острый локоток, услышал, как шелестит ее накидка от быстрого шага. Он горел желанием, жаждал лично увидеть, какое впечатление она произведет на окружающих, когда появится перед ними такой.

– Рогар, но ты… я же приготовила костюм…

Не слушая возражений, он подвел ее к залу, из которого и разносилась музыка по всей цитадели. Запретив себе реагировать на боль в ноге, опустился перед ней на колени, как какой-нибудь слуга или раб, бережно снял теплые туфли с ее крохотных ступней. Прижался к изгибу лодыжки губами. Кайлин тут же заметно расслабилась, засмеялась, а он заметил, как дрожат собственные руки. Что она не рассказала ему о своей жизни во Дворце? Что утаила? Ведь ему все врут. Все.

Разумное в нем всегда преобладает над первобытным, никого из кнестов он не убьет ни за их откровенные взгляды на его женщину, ни за их песни. Они слишком нужны Эре, они все равно умрут, и он насладится зрелищем их смертей, но потом. Пока он только посмотрит. Сам все увидит собственными глазами и сделает выводы. Был Шион, этого она отрицать не может. Но сколько остальных на самом деле было?!

Он сбросил свои сапоги и ступил вместе с Кайлин на песок главного зала. Она вела его, как самого почетного гостя, к полному угощений столу. Меаррская зима сурова, и припасы они как правило экономят, но в иххоран щедрость дея не знает границ. Пастух тоже от души кормит овец, зная, что поведет на убой, когда те разжиреют. Овцы Рогара радостно блеяли, пританцовывая вокруг него на двух ногах.

Рогар послушно опустился на свое почетное место, Кайлин с улыбкой присела рядом. Вот о чем рачонок хотела напомнить ему. Об упрямом, неуступчивом старике, который когда-то давно, на острове, упорно подкладывал свою дочь под бога, мечтал о младенце, которого сумеет в итоге от их союза заполучить. Все люди смотрели на дея лишь как на гребаную машину по производству чудес. Он привык, не так ли? Вот только так и не увидел Кайлин с животом. Не ощущал под ладонью биение новой жизни. Она обещала, что в этот раз принесет ребенка ему. Он представил, как занимается любовью с ней, беременной уже от него, и почувствовал, как член шевельнулся под шоссами.

Кайлин тоже заерзала рядом, не могла усидеть на месте, но по другой причине. Сверкающими глазами она смотрела на танцующих, и ее ноги так и рвались в пляс.

– Иди, любимая, – великодушно шепнул ей Рогар, склонившись к маленькому нежному ушку, окруженному завитками медных волос, – я полюбуюсь на тебя отсюда.

– А ты? Я хочу с тобой вместе! – повернула она голову, жаркое дыхание приоткрытых губ коснулось его лица.

Рогар снисходительно улыбнулся, и тогда она невольно перевела взгляд на его правое колено и подняла глаза уже более медленно, сообразив, что он хотел сказать.

– Я слишком калека, чтобы танцевать со своей прекрасной и молодой женой, – подтвердил он ее догадки, все еще находясь очень близко, почти касаясь губами ее уха.

– Тогда и я не пойду, – упрямо поджала губы она. Совсем как ее старик-отец, отказавшийся давать людей дею. «Зачем вам мужчины? – удивился он тогда. – Вы хотели сказать: женщины? Вам нужны женщины? Только ради женщин корабли сюда и заходят».

Рогар не искал женщину на Эре. Ни с кем не собирался связывать себя прочно, его волновали иные заботы. С Ириллин было удобно, она питала его надежды, что все не зря.

Но потом вышло как-то по-другому.

– Если ты не пойдешь танцевать, тогда я просто уйду отсюда, – надавил он, зная, каким аргументом ее пронять. Он вообще много о ней узнал за то время, как они стали жить вместе. Какие лакомства ей нравятся, в какое время она предпочитает просыпаться. Как страдает от холода и отсутствия красок в Меарре. Какие слова шепчет сыну, когда укладывает того спать. Это все легко было выяснить, украдкой за ней наблюдая, и Рогар старался использовать свои знания во благо: подарить ей немножко яркого песка, чуть больше тепла и света, окружить ее вкусной едой и вместе с ней заботиться о ее сыне.

Он не знал одного: существует ли она рядом с ним на самом деле.

Первые шаги из-за стола Кайлин сделала неохотно, как бы под принуждением, но затем веселый праздник подхватил и закружил ее. Рогар откинулся на спинку кресла, закусил костяшку пальца и не сводил с жены глаз. Женщины, которых она нарядила в свои платья, завистливо провожали взглядами дею. Любовь людей не купить – Рогар знал это, пожалуй, лучше прочих. Их можно подчинить себе только страхом.

Он почти не разбирал музыки, шум и крики Подэры заглушали другие звуки в его голове. Железные псы громадными зубами глодали его правую ногу. Да, теперь он нашел точное определение этому. Железные псы. Молчаливые, никогда не лающие, отступающие на какие-то редкие моменты, чтобы потом с удвоенной злостью пожирать его божественную плоть. Рогар откинулся еще, вытянув ногу как можно прямее, хотя это все равно не помогало. Пожалуй, ее стоило бы вообще отрубить, поступить кардинально, как он обошелся с собственным глазом, но одноногим ему будет трудно биться против Подэры. Лучше уж на полутора ногах, хоть как-то. Он ощутил во рту странный привкус и выдернул палец, сообразив, что прокусил его. Кровь тускло сверкала на коже. Украдкой оглянувшись, он выдавил несколько капель в кубок Кайлин, прежде чем края ранки схватились. Каждая частица его тела слишком полезна, чтобы пропадать напрасно.

Его дея танцевала, встав в линию с другими, справа ее держал за тонкие пальцы кнест помоложе, слева – постарше, оба не сводили с нее восторженных взглядов. Когда она подпрыгивала, опираясь на их руки, накидка чуть распахивалась, приоткрывая ноги. Кайлин этого не замечала. Рогар хотел бы не замечать. Сначала был Шион, потом Тан, но с ним все ограничилось лишь поцелуем. «Но я все равно думала только о тебе, представляла лишь тебя». Думала ли, любимая?

Он зажмурился, но все равно так и видел, как их руки трогают ее, гладят, ласкают. Много, много рук у нее на груди, между ног. А она стонет, страстно и жарко, совсем как под ним, Рогаром. Одинаковые звуки, одинаковые слова для каждого, кто был с ней.

Открыл глаз – один из кнестов держал ее за талию, подняв высоко над собой, затем передал другому. И снова они в ряд, танцуют и смеются, как и все остальные. Островные танцы, которым дея научила простой меаррский народ. Железные псы глубоко зубами в его колене. Кто-то копошится вон в том темном углу. Все это правда или нет? О чем они все врут ему? Кто-то наблюдает. Ты знаешь, ты знаешь, что не по ошибке. Враг притаился внутри. Все напрасно. Предатель. Жертвы, которых можно было избежать. Сколько их было? Калека и урод. Он так смотрит на нее, этот молодой кнест со светлой курчавой бородкой. Шея и глаза. Не закрывайся от меня, я же от тебя не закрываюсь. Тише, тварь наблюдает. Какая из реальностей – его? На Нершиже после танцев переходят к сексу. Если ты погибнешь, я стану женой героя. Я твой друг, Рогар, я никогда не оставлю тебя. А ты уверен, что она рассказала тебе все о Дворце Счастья? Я бы убил тебя собственными руками, чтобы открыть проход. Они ждут, пока ты ослабнешь. Зачем ты бросил нас, папа?

Неожиданно они все остановились. Открыли рты и уставились на него. Рогар сообразил, что собирался вскочить на ноги – думал, что не сможет, что псы уже напрочь все отгрызли по самое бедро – но оказалось, что он уже стоит. Стоит, стискивает кулаки и обводит всех таким гневным взглядом, что им мгновенно перехотелось танцевать и смеяться. Видимо, он заорал. Громко, вслух, сам того не понимая. И теперь тот молодой кнест со светлой бородкой едва заметно заступил вперед, прикрывая собой Кайлин от него – от безумного бога из цитадели. Ну да, ведь у нее такие глаза и шея.

– Вон, – процедил Рогар тихо и яростно, сверкая глазом на людишек, понимая, что еще немного – и первобытное преобладает над разумным. – Убирайтесь по щелям, твари.

Музыки не стало: какое же это все-таки облегчение! И зал опустел, за исключением их троих: Рогара, Кайлин и иххи, которую он поймал и придержал за руку, когда та хотела шмыгнуть мимо. Даже тот кнест, заметно поколебавшись, ушел. Когда двери зала захлопнулись, Рогар разжал пальцы, но сделал знак, чтобы девушка оставалась на месте. На ее лице не было страха, лишь любопытство, и он понял, что ихха успела повидать в жизни многое.

Интересно, испугалась бы она, заглянув в ухмыляющуюся пасть Подэры?

Хромая, Рогар обошел стол и прислонился к нему бедром, протянув к Кайлин руку:

– Иди сюда, рачонок, – мягко позвал он.

Она приблизилась, все еще хмельная от веселого танца, но уже обеспокоенная.

– Зачем ты надела это платье? – пробормотал он, привлекая ее к себе почти грубо, вжимаясь ртом в ее сладкий рот. – Я хочу тебя. Не могу смотреть, как ты двигаешься в нем, танцуешь. Сразу хочу.

И она снова заметно расслабилась в его руках, посчитав его обманчивую мягкость за порыв страсти. Доверчивый рачонок. Действительно ли доверчивый, или это ему хочется ее такой видеть? Псы безумствовали, но Рогар приказал им поутихнуть. Он всегда умел поступиться малым ради большой цели. Ему просто необходимо знать.

– Рогар… Рогар! – она с трудом разорвала их поцелуй, положила пальцы на его губы. Руки его кнестов держали эти пальцы, он шумно выдохнул, ощущая их вкус. – Мы не одни!

– У тебя такие красивые глаза, рачонок, – палец Рогара нежно прошелся по щеке Кайлин. Псы. Проклятые псы. – Такая нежная шея.

Ладонь скользнула вниз по ее коже от уха до ключицы. Он наклонил голову и поцеловал ее там, где только что гладил, и Кайлин невольно откинулась назад и застонала. Это стена делает ее такой. Сколько их было? На самом деле. Он должен знать.

– Рогар, любимый, пойдем в спальню, – лихорадочно зашептала Кайлин, обхватывая его руками. – Я сделаю все, что ты захочешь… нам будет хорошо… только вдвоем, пожалуйста…

– Но нам уже было хорошо. Вдвоем. Сегодня.

Он распахнул ее накидку, слишком грубо, разорвал тесемку, удерживающую ткань на плечах. Рванул на груди платье, открывая матовую кожу с острыми сосками, схватил ихху за волосы и с силой нагнул, заставив лизнуть один.

– Нет! – Кайлин вырвалась и отбежала, прикрывая грудь руками. Из ее горла вырвалось что-то, похожее на всхлипывание, но лицо оставалось сухим. Ну да, она же не плачет, если на нее смотрят. Псы. Кто-то наблюдает. Не по ошибке. Все врут. Сколько их было?! – Зачем я тебе рассказала? Зачем ты вынудил меня рассказать, Рогар? Я так и знала, что ты начнешь ревновать!

– Я? Ревновать?! – он сухо засмеялся. – Я хочу лишь правды, моя дорогая. Хочу, чтобы ты перестала мне врать.

– Но я не вру тебе, Рогар! Я сказала всю правду!

– Правду ли, любимая? Сколько их было?

– Я сказала правду, сколько!

– Но это неправда.

– Откуда ты знаешь?

– В том-то и дело: я не знаю. Но должен знать.

– С тобой что-то происходит, Рогар. Ты сильно накручиваешь себя. Я уже жалею…

– Что не придумала более правдоподобную ложь, любимая? Я так бесхитростно вру тебе, когда дарю подарки. Уж ты-то умеешь делать это более ловко.

Ее руки упали вдоль тела.

– Ты переиначиваешь мои слова, Рогар. Ты слышишь не то, что я говорю.

Он вообще слышал только вой Подэры. И ощущал беззвучное клацанье железных зубов в ноге. Он расстегнул паховый карман на шоссах и поманил ихху к себе. Заставил встать перед собой на колени. Кайлин побледнела так, что ее кожа из золотистой тоже превратилась в обычную белую. Она выглядела так, словно не может поверить своим глазам. Рогар-то своим давно не верил.

– Тогда позволь мне попробовать, – ухмыльнулся он. – В этом нет ничего такого, потому что я все равно буду думать о тебе. Только о тебе и представлять только тебя. Как ты меня – когда-то, с другими. Я хочу получше понять тебя, только и всего.

– Рогар… нет… – только и смогла выдавить она, глядя на них с иххой широко распахнутыми глазами с огромными, расширенными зрачками, полностью затмившими собой янтарь.

Как смрад, закрывший больное солнце Подэры, подумал он, запихивая вялый, безвольный член в иххин рот. Та старалась как могла, глубоко вобрала его в себя, сжимая горлом головку, но его плоть не восставала. Все правильно, ведь он делает это с неправильной женщиной, а правильная женщина стоит рядом и смотрит на него таким взглядом, словно он совершает нечто очень неправильное. Он не мог даже притвориться, что это она сейчас его ласкает, потому что знал, прекрасно знал каждое ее прикосновение, и его тело безошибочно реагировало только на нее. Поэтому и сорвался когда-то, приказав подать ему лучших девственниц Паррина – чтобы заменить ее, хоть и знал, что никем не заменит. Поэтому и постарался расстаться с Ириллин сразу, чтобы сохранить в ней хотя бы друга. Потому что на всей Эре, да и во всей своей долгой и никчемной жизни он любил только ее – островную девчонку, которую даже не разглядел поначалу.

Вот только он забыл, какой из реальностей можно верить, жив он или мертв на самом деле и зачем псы так жадно жрут его ногу.

Кайлин наконец вздрогнула, словно очнулась от шока, развернулась и вышла из зала, захлопнув за собой дверь. Рогар тут же отпихнул от себя девку, завязал шоссы. Он все равно не возбудился, да и не хотел секса ни с кем, кроме рачонка. Он пытался лишь понять, зачем они все врут ему.

– Мой дей, – хрипло пробормотала ихха, облизывая губы и оставаясь перед ним на коленях, – дайте мне продолжить. Вот увидите, скоро…

Он отвернулся, не дослушав. Вот и эта врет тоже. Завлекает его, как обычного клиента, чтобы не уходил недовольным.

Распахнув двери, Рогар увидел, что маленькие теплые туфли стоят на месте: там, где он поставил их собственной рукой. Она ушла босой, по ледяным камням коридоров его цитадели. Но разве он так уж сильно ее обидел? Она говорила, что никогда его не полюбит, скорее солнце обратит вспять свой ход, скорее мертвые восстанут. Не полюбит до конца миров. Так какая ей тогда разница, в чей рот он сует член на ее глазах? Если все это притворство, если ей просто некуда было деваться. Если она лишь смирилась, когда он загнал ее в угол, заставил покориться ему. Да и как его вообще можно было полюбить такого? Предателя. Убийцу собственных детей. Урода. Калеку. Он-то себя точно бы не полюбил.

Не за что.

***

Кошмар. Вот что это было.

Кайлин осторожно пошевелилась, чувствуя, как медленно всплывает из глубин долгого сна, приоткрыла глаза, чтобы убедиться: Лаур спит рядом, на ее широкой роскошной постели, маленькое безвольное тельце с приоткрытым розовым ротиком и тонкими венками, проступающими под кожей опущенных век.

Она уткнулась лицом в плечо ребенка, словно черпая силы из него, и глухо застонала.

Кошмар. Это оказалось именно так плохо, как ее и предупреждали.

Кайлин стиснула зубы, испытывая нечто вроде раздражения от мысли, что и Симон, и Ириллин в конечном счете не так уж кривили душой. «Нечто вроде» – потому что по-настоящему негативные эмоции у нее испытывать все еще не получалось. Не тогда, когда стена уже не поет – дико, истошно воет. Даже не слыша ухом, нутром Кайлин теперь понимала это ощущение.

Стиснув зубы, она решила не думать ни о чем. Не сдаваться. Приподнялась на локте и увидела, что Далирин сидит в дальнем углу, возле ширмы для переодеваний, сжавшись в комок и тихо подрагивая. Бедная старуха. И бедный малыш Лаур. Когда Кайлин ворвалась в свои покои, убежав с праздника, который и праздником-то назвать язык теперь не поворачивался, убежав от того… кошмара, она застала сына беспокойно хныкающим на руках няньки.

Весь остаток ночи она пыталась укачивать ребенка, но тот никак не мог уснуть – пение разлома слишком возбуждало его, а усталость от недосыпа делала нервным. В конце концов, Кайлин напоила его сон-чаем, уложила в свою постель расслабленное тельце, а затем выпила отвар и сама. «Мамин помощник», как назвала это средство Далирин, которая и посоветовала так поступить с высоты своего опыта в уходе за детьми и потому что и сама измучилась, не зная, как утешить ребенка.

Действительно, помощник, ведь на какое-то время Кайлин почувствовала себя избавленной от необходимости о чем-то думать. Она могла вернуться в то счастливое время, когда они трое: она, Рогар и Лаур, коротали вечера перед уютным камином, слушая, как ветер бросает пригоршни снега в окно. Настоящая семья. Почти настоящая семья. По крайней мере, что-то такое между ними было.

Но теперь все навалилось снова. Кошмар. Эта картина перед глазами. Этот внутренний раздрай, приглушенный и искаженный влиянием разлома. Как будто ее бьют тяжелыми кулаками через подушку – точнее и не скажешь. Больно, но источник боли в теле размыт.

Убедившись, что сын все еще крепко спит, Кайлин с трудом встала с постели. Ноги подгибались, ей казалось, что какое-то жужжание волнами проходит по телу, словно тысячи пчел забрались под кожу и беспокойно хозяйничают там. Она упала на колени, подползла к старухе, потормошила ту за плечо:

– Далирин! Далирин, ты как?

Служанка подняла голову, глаза лихорадочно блестели, с губ вниз на грудь тянулась тонкая ниточка слюны.

– Простите, госпожа, простите. Простите, – забормотала она, пытаясь кланяться в своей неудобной позе. – Я не принесла вам еды… не согрела воды… я боюсь выйти за дверь. Он сидит там… сидит и ждет вас… я боюсь, что он меня растерзает…

– Кто сидит? – Кайлин невольно обернулась в сторону двери, обжигающая догадка вспыхнула в ее груди, и она тут же быстро отвела взгляд. Поздно: перед глазами уже снова промелькнули картинки. Те самые, которые она гнала от себя прочь, пока укачивала Лаура. Ребенок страдал, ей некогда было предаваться страданиям самой. Благословенный побег, который, конечно, не мог продолжаться вечно.

– Ночь всю сидел… и день… и теперь наверняка не ушел, хоть уже снова светает… – твердила Далирин, содрогаясь всем худосочным, изможденным старческим телом. – Неправильно это… то вы за ним, как собачонка, то он за вами, как цепной пес…

– Все хорошо, – успокаивающе погладила ее по плечу Кайлин, – все будет нормально.

Так было легче: крепиться, потому что в этом нуждался кто-то другой. Так у нее снова был повод отвлечься.

Кайлин встала и с отвращением содрала с себя все тряпки, швырнула в потухший камин, раздула огонь. Забыла переодеться, пока возилась с Лауром, но теперь вся кожа зудела, словно ткань намазали ядом. Наряд, на который они с Далирин потратили столько времени, подготавливаясь к иххорану, скорчился в языках пламени, постепенно исчезая. Кайлин тоже хотелось так же скорчиться. Она всего лишь желала радости, любви. Мечтала заставить его хоть ненадолго почувствовать себя счастливым, отвлечься. А Рогар трогал другую женщину на ее глазах… он весь буквально трясся от злости… никогда ей не забыть его пальцы в чужих волосах и чужие губы, ласкающие его тело… Наверное, если бы не разлом, она бы уже выла и каталась по полу, раздирая себя на части, а так… всего лишь ощущение, что ее через подушку отлупили.

Она натянула на себя первое, что попалось под руку, старательно отворачиваясь от книг, безделушек, фруктов в вазе – Рогар незримо окружал ее повсюду, своими подарками, вещами, которые заказывал специально для нее. Она словно слышала наяву его голос, ласково называющий ее «рачонком», чувствовала его сильные руки на своих плечах. Так много его в ее жизни, в которую он силой ворвался, настойчиво завладел. Так глубоко в себя, в свое сердце она его пустила. Жила для него, приняв мысль, что он живет для Эры. Ребенка мечтала ему подарить.