Покаяние. Роман

Фёдорович поспешил в лавку, пропахшую церковными свечами, современного промышленного производства иконами, книгами, брошюрами и прочим специфическим товаром, от нательных крестиков до поминальных просвирок. Когда он вышел оттуда, то был похож на счастливого обладателя редкого издания, которые распределялись в далекие уже годы 60-70-х годов прошлого века книголюбам по подписке. Он тоже хорошо знал эту систему распределения редких изданий, не потому, что часто приходилось самому обращаться, а потому, что заведующей книжного магазина работала двоюродная тётя и пару раз «по блату», без предоставления квитанции о сдаче сотни килограмм макулатуры, приходилось воспользоваться, приобретая романы того же земляка Михаила Шолохова. И сейчас он был счастлив, как мальчик, долго упрашивающий родителей что-то купить и вот, она, его мечта сбылась.

Только придя домой, Мельник, вспомнив о том, что предлагалось в интернете, решил убедиться, что текст не на старославянском или ином языке, и быстро открыв книгу, убедился и порадовался, что печатный шрифт довольно крупный, книгу можно было читать без очков. Аккуратно положив Новый Завет в тумбочку, занялся повседневными, привычными делами, решив начать чтение вечером. Почему вечером? Всё просто, вечером, после ужина, меньше вероятность, что кто-то отвлечёт от этого занятия, требующего внимания и сосредоточенности.

Мысли о библии, как нетерпение ребёнка в ожидании подарка на день рождения, как и самого дня рождения, не давали Фёдоровичу покоя. Но принятое ранее решение нарушать не хотелось, и он терпеливо ждал, когда день угомонится, оставив в прошлом все хлопоты и суету будничного дня, плавно переходя во время отдыха и досуга.

С некоторых пор, Мельник, где-то вычитал, что молиться можно и не обязательными молитвами, как «Отче наш», а так, как умеешь. Главное, чтобы все слова раскаяния и просьбы шли от души, без лицемерия.

Молился он вечерами и ранее, а текст её был примерно таков:

«Господи! Благодарю Тебя: за прожитый день; за помощь и поддержку; за то, что питаешь и развиваешь мой разум; за силы духовные и физические, которые Ты даешь мне; за поддержку здоровья и подъём духа; … – далее Фёдорович просил прощения за допущенные грехи и прегрешения, просил Господа за своих родных и знакомых, чтобы дал сил и здоровья, уберёг от болезней и напастей, а заканчивал молитву традиционно, – … во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.»

Сегодня, подумав немного, решил, что благословение батюшки – хорошо, но не будет лишним и Господа попросить, чтобы Святое Писание пролило свет с тёмную душу грешника, к которому он собирался приступить прямо сейчас, после молитвы. Не зная молитв и имея скудный запас слов и словосочетаний, специфичных, и употребляемых в молитвах, и церковных литургиях, а также боясь сказать что-либо непотребное, всё же рискнул и добавил:

– Господи! Открой мои очи свету Святого Писания, окажи помощь в восприятии, усвоении и понимании слова Божьего, просвещения и очищения души моей от скверны, ради укрепления силы веры. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Ощутив определённый прилив духовных сил, в виде, пока ещё малознакомой эйфории и обождав, пока возбуждении по поводу новых, приятных ощущений спадёт, только после этого, приняв удобной положение, подмостив под спину, под светильником, что над кроватью три подушки, приступил к чтению.

«От Матфея. Святое благовествование. Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраама. – Писание, выполненное непривычно, в две колонки, с множеством сносок, требовало неспешного прочтения и было такое ощущение, что текст книги был знаком, когда-то прочитан, но, когда, вспомнить чтец сейчас не мог. – Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему. – Читая простые, со специфичным сложением предложений, вдумываясь, понимаешь, какие они ёмкие, эти слоганы, как призывы, подобно тем, что в наше время вывешивали на кумачовых растяжках через улицы, накануне майских и ноябрьских праздников, но не идеологические, а духовные. И вот уже крещённый Иисус, подвергается искушения диавола (не дай, Боже, чтобы упоминание нечистой силы, даже не вслух, не пробудило его и не помешало чтению Евангелие), – … и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни эти сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих… – и так далее, что ни высказывание, что не поступок Иисуса, Сына Божьего, то жизненная установка, завет от Бога, в устах Иисуса, дающие сокрушительный отпор искушениям диавола, – … не искушай Господа Бога твоего, – когда диавол искушал Иисуса броситься камней с крыла храма или вот: – … отойди от Меня, сатана, ибо написано; Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему.»

Прочтя всего четыре страницы, четыре главы, Мельник отложил книгу и задумался: «Главы, в отличие от глав в романах крошечные, но столько в них смысла заложено. Так, когда же я и где эти строки читал? Или все эти высказывания так или иначе встречаются, как в литературе, фильмах, в повседневной жизни, в разговоре с мудрыми людьми, верующими, читающими Святое Писание и живущих по церковным канонам?!»

Вспомнил, что лет в двенадцать, не более того, пытался, тайно от родителей и её законной хозяйки, бабушки, читать книгу, имевшую виды и длинную историю, старинную, передаваемую из поколения в поколение. Евангелие и другие книги, написанные во все времена мудрейшими мира сего. Они все были написаны на церковнославянском языке и бабушка, получившая два класса образования, ещё в конце XIX века, владела умениями их прочтения. Кира же, после безуспешных попыток, бросил это занятие. Вторично, попытка была уже лет в 17, когда он даже купил в книжном магазине книгу, для самостоятельного изучения языка, на котором наши прадеды и прабабушки могли свободно читать. Но опять-таки не хватило терпения, а потом институт и другие проблемы.

Конечно, в те годы, практически все были атеистами и даже на кафедре марксизма-ленинизма изучался такой предмет, как «Основы атеизма». У Мельника, несмотря ни на что, в общежитие, на внутренней стороне двери платяного шкафа был прикреплён календарь всех православных праздников на год. И, как минимум, все жильцы комнаты, по настоянию «настоятеля» -самоучки старались, как могли праздники отмечать и, во всяком случае, понимать их сущность. А на большие праздники, выпадающие на будничные дни, на учёбу накладывалось «табу».

На лекциях по атеизму, как и на лекциях других учебных дисциплин вопросов задавать было не принято, а на практических занятиям – сколько угодно. Нельзя сказать, что Мельник выводил педагога, молодую незамужнюю еврейку, дочь заведующего кафедрой марксизма-ленинизма и фронтовика, но порою ставил её в неловкое положение своими, «железными», как он считал доводами. Как бы ни было, но минут 10—15 она, краснея, с рвением молодого специалиста, доказывала обратное, приводя цитаты и высказывания основоположников идеологического учения, по заветам коих все тогда и жили в те годы, строя светлое будущее человечества.

А на экзамене, который принимала эта же дамочка, Кирюха отчебучил. Так как на некоторых экзаменах допускалось применение справочной литературы, а шпаргалки, учебники и другая литература была запрещена, Кир прихватил, без ведома бабулечки, которая, конечно, уже давно заметила пропажу, Евангелие и не пряча, положил перед собой, под смешки и гоготания сокурсников. Это не прошло без внимание преподавателя, которая, поняв причину оживления в аудитории, подошла и демонстративно резко и без слов изъяла «первоисточник» того Писания и «идеологии», с которой атеисты ведут непримиримую борьбу, вплоть до разрушения, если не загаживания Божьих Домов, храмов, соборов и сельских Церквей, тем, что к церкви не имело никакого отношения – ящиками с оборудованием, вино-водочными изделиями, пивными бочками и с селёдкой и просто-напросто минеральными удобрениями. Благо, что органические удобрения, в виде навоза, лучше «доходят до кондиции» под открытым небом, а то бы…

Изучал Кирилл науку с усердием, больше из-за того, что хотел найти между двумя враждебными и, в тоже время имеющие и очень важное общее, религиями. Именно, религиями. Потому что атеизм – это религия, вера в то, что Бога нет. Если бы не было религии, то не было бы атеизма. Они – антиподы, находящиеся в постоянной идеологической борьбе. Материалисты, к которым относятся сторонники марксистко-ленинского учения, являются сторонниками философского мировоззрения, ставящего на лидирующее место материальную реальность в сферы бытия. А сознание, воля, т.е. то, что мы относим к духовной составляющей человека, как индивидуума.

Естественно, что религия имеет противоположное мировоззрение. Но, даже во многом самый бесшабашный студент, который давно в студенческой среде себя таковым зарекомендовал, не посмел вступить в открытое противостояние в таких, глобальных аспектах, так как это было «смерти подобно».

То, что он блестяще ответил на все вопросы билета и без значимых отсебятин, с точки зрения религии, насколько он был осведомлён из доступных источников – ответил, как требовала программа учебного курса, с примера и даже из личных наблюдений. По лицу преподавателя было видно раздражение, так как она ожидала от данного борзого студента во много раз худших результатов. А потому, сейчас и она подключила всё свою изобретательность, в поиске самых каверзных, из всех, которые ей известны, вопросов, призвав на помощь даже попытки профессоров завалить не испытаниях или защите кандидатской учёной степени аспирантов.

Вопросы сыпались, как из рога изобилия и все, кто в данный момент готовили ответы на свои билеты, отложили это занятие, ради более интересного противостояния двух философских мировоззрений. А особый интерес вызывало ещё то, что один представитель «поединка» имел учёную степень. А второй – «ни пришей, ни пристегни». Разные «весовые категории», но дело принципа и вопрос оценки уже не стоял, было и так понятно, что задача экзаменатора – влепить «неуд» в ведомость, чтобы получить истинное удовольствие.

На пятом или шестом дополнительном вопросе, Кирилл, не выдержав, всё же съязвил и спросил:

– А можно воспользоваться первоисточником? – кивнул на изъятую у него книгу.

Нужно было ожидать, что и так, продолговатое лицо, худощавой молодой женщины со смолистыми длинными волнистыми волосами и носом, говорящим, хоть косвенно о её происхождении, вытянулось ещё более с одновременным выражением того, что она с большим трудом сдерживает то, что готово нескончаемым потоком, с присущим ей красноречием, вырваться изнутри и просто утопить этого наглеца. Сдержалась, успокоилась и ответила, как выстрелила:

– Нет, нельзя! Вы не знаете ответ???

– Знаю, конечно. Но хотелось, как, Виктор Изральевич (имя отца экзаменатора, заведующего кафедрой марксизма-ленинизма), приводил цитаты, ссылаясь на первоисточни… – видя, как напряглась экзаменатор, Кирилл, запнулся и начал по делу отвечать на поставленные вопросы.

Сколько ещё было вопросов и о каких религиях только не спрашивала преподаватель науки, не признающей религию на самом её корню, Мельник уже и не помнил. Но хорошо на всю жизнь запомнил, что его «удовлетворительно» стоило не меньше, а даже больше, чем «отлично» тем, покорным и безропотным студентам. Через годы, когда в вузах учились те, кто лет на 10—15 был помоложе, чем Мельник, удивлялись, что вообще существовала такая дисциплина и знания её оценивались не зачётом, а вынесены на более высокий уровень – на экзаменах. А, что говорить о научном коммунизме? Эта дисциплина была возвышена в ранг первостепенной, как всё равно Ветхий и Новый Завет у христиан или Коран у мусульман. Выпускник, не сдавший этот экзамен, мог забыть о дипломном проектировании и дипломе о высшем образовании, как таковом.

Хотел закончить чтение Евангелие, но глаз успел зацепиться за первые строки пятой главы и Фёдорович сразу понял, что эти строки он прочтёт, и сейчас, и после многократно будет к ним возвращаться, так как здесь были высказаны устами Иисуса основные Божьи заповеди, которые он высказал народу, Своим ученикам взойдя на гору.

Он говорил, если не цитировать, а своими словами высказать сущность самой Сути, что блаженны все: нищие духом, плачущие, жаждущие правды, милостивые, миротворцы, изгнанные за правду, ибо есть Царство Небесное; блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Он говорил ученикам, что: их награда, как и пророкам – на небесах; вы – соль земли, вы – свет мира. Он говорил: не убивай; не прелюбодействуй; не преступай клятвы, не клянитесь вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землёй, потому что он подножие ног Его,…

«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. – Слышали ученики заповеди, – А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую…».

Он желал, чтобы и Его ученики были совершенны «… как совершен Отец наш Небесный».

Закончив свои воспоминания о горьком опыте и том, что в своё время связывало, тогда ещё Кирюху, а сейчас Кирилла Фёдоровича с религией, он со вздохом облегчения, отложил книгу в тумбочку, вставив закладку на нужной главе.

V

Проснувшись утром, хоть и с ломотой в костях, из-за проблем в суставах и позвоночнике, а также тревожной ночи, Мельник всё же вспомнил, что уныние – грех, посмотрел в тот угол, который по определению должен быть «красным», подумав: «Первостепенная задача икону купить. В лавке подскажут, какую нужно в первую очередь приобрести. Наверное, икону Распятие Иисуса Христа. А теперь произнесу краткую молитву, пока не заучил требуемую».

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Перекрестился и, стараясь сменить настроение на позитивное, отправился в ванную комнату.

Неожиданно икнулось. И ему что-то показалось, а потому, Кирилл, перед зеркалом осенил себя крестным знамением, и после этого в голову пришла догадка, что нечистая сила пыталась ночью прорваться изнутри, но только то, что за ночь ни разу её или его не упомянул, не дало это сделать, но ощутил всё-таки внутренний дискомфорт, но и не более того.

«Ещё рано выходить с ним, имея в виду диавола, на открытый поединок, с противопоставлением своих аргументов в пользу своего мировоззрения. Я ещё так мало знаю и кроме эмоций могу мало что противопоставить хитрому и коварному сопернику». – Фёдорович, выполнив утренние процедуры, по обыкновению прилип к «ящику», чтобы узнать свежие новости, но они были неутешительны.

Пытаясь представить образ диавола, в голову Мельника лезли самые топовые картинки из интернета и все они мало чем друг от друга отличались. А потом его внезапно осенило: «Стоп! Я видел сатанинский образ, который был нарисован собственным воображением».

И начал вспоминать, стараясь не упустить даже мелочи. Это случилось почти полвека тому назад. И ещё вспомнил, что уже не в первый раз, когда подворачивался подобный этому случай, он снова обращался к воспоминаниям того случая. Теперь по порядку.

Это произошло во время службы на флоте. Стоял жаркий летний день. После завтрака, вся команда подводной лодки, носившая звание «отличной», за исключением вахтенных в кубрике и на нижней вахте, непосредственно на лодке, построилась и двинулась строем, через ворота КПП за пределы территории дивизиона подводных лодок и всей бригады ОВР (охраны водных рубежей), в который дивизион входил, и направилась на судоремонтный завод. Здесь, в плавучем доке уже несколько дней подлодка проходила обслуживание и мелкий ремонт.

Дорога была затенена высокими лиственными деревьями, справа узкой полосой вдоль огороженной территории военно-морской базы до самого завода. А слева расстилалась большая роща – излюбленное место «самовольщиков», назначавших здесь свидания с девушками. Конечно, девушек привлекала не только красивая форма военных моряков, но и возможность гульнуть вместе с теми, кто пренебрёг опасностью того, что ради них, моряки могут получить даже от трёх до семи суток гауптвахты, чтобы предаться на некоторое время обнимкам-обжимкам с горячими поцелуями.

Уходя, самовольщик, подключал «службу оповещения». Это обычно были пара молодых морячков-первогодок, которых звали «карасями». В их задачу ставилось, как говорили – «одна нога тут – другая там», оповестить старослужащего, развлекающего в роще о том, что тот «вне закона», его кто-то разыскивает. И, когда старослужащий являлся и приставлялся тому, кому потребовался, у него уже было заготовленное «железное алиби». Но того самого нельзя было сказать о молодом, который, по факту, тоже совершал самоволку, уходя за пределы воинской части.

В строю, по дороге на ремзавод старослужащие, «годки» – прослужившие два с половиной года и ожидающие демобилизацию, и «подгодки» – те, кто отслужил два года, оживлённо рассказывали о своих похождениях, проходя мимо памятных мест, с прикрасами, конечно. А некоторые такие истории рассказывали, что Донжуан им и в подмётки бы не годился, если бы всё так и было. А, мы, те, кто отслужил только по году или того меньше, только завидовали тем, кому по неписанным законам такая привилегия была доступна.

– Подтянуться! Шире шаг! – командовал кто-либо из старшин команды, а это были мичманы или, чаще, старшины срочной службы, потому что «сундуки», т.е. мичманы, считали, что «не царское это дело» – строем командовать на марше. В первых рядах колоны, которая строилась не по ранжиру, а по сроку службы, шли «караси», за ними «черпаки», прослужившие полтора года, а потом уже шествовали, иначе не скажешь, растянувшись, не будем говорить, «как стадо баранов», скажем – «как стая гусей», которую насильно гнали в загон с излюбленного пруда, где была и воля и вода и пища. «Годки, считающие себя, после приказа уже гражданскими, «забили» на все эти приказы. Командование, чтобы упростить и облегчить службу, переложив многие свои обязанности на старослужащих, знали, что у тех есть свои более эффективные и безотказные «рычаги управления» личным составом срочной службы. И во многом, это было именно так. А потому, им позволялись многие вольности, в пределах дозволенного, конечно.

Кирилл сильно жалел о том, что процесс постановки подлодки, ему, как и другим, кто «стоял по местам» – команде, данной перед этим, не мог созерцать со стороны или с командирского мостика, что расположен в верхней рубке, наблюдая за необычным процессом. И какое было удивление размерам подлодки, установленной килем на кильблоки. Ведь в надводном положении и у пирса, видно мене 1/3 от корпуса подводного корабля, без учёта рубки. Действия двух буксиров можно было угадывать, по лёгким толчкам, во время маневрирования. Впереди идущий буксир заводил лодку в погруженный плавучий док. Работа заднего буксира была не менее важной – удерживать ПЛ в вертикальном положении, не допуская касания корпусом боковых колон дока.

Можно было ощутить касание килем кильблоков, при всплытии самого дока. Не видел он и то, как швартовая команда выполняла заводку швартовых, их обтяжку с центровкой корабля. Поскольку, перед осушением дока поступала команда «По местам стоять, в док становиться!», то старший специалист отделения мотористов, чей «боевой пост» располагался за правым дизелем, выполнял свои обязанности, согласно «книжки боевой номер», где все действия были оговорены и расписаны. Он не видел, каким там ещё нивелиром выполняли замеры, чтобы крен корпуса не превышал превышал 1,50, что «на глазок» определить, ну никак нельзя было.

Самую тяжёлую работу, после поставки корабля в док, выполняли, понятное дело, «караси». Это были в основном работы по очистке от коррозии и намертво «присосавшихся» ракушек к тонкому корпусу подлодки, а также очистка и покраска суриком внутренних поверхностей балластных цистерн, толстого корпуса, внутреннюю часть лёгкого и множество усилителей из уголков. Очень трудоёмкая, но её и вредная работа. При очистке приходилось глотать вредную пыль от ржавчины и старой краски, а одевать респираторы в такую жару, когда корпус накаляется градусов до 40, кто захочет. Вот и нарушали технику безопасности. А, когда приходилось уже красить, подготовленную поверхность, нужно было одевать простые защитные противогазы и соединив двумя десятками гофрированных шлангов один с другим, через это все дышать – не вариант. Командование знало, что личный состав только имитировал работы в противогазах, одев перед тем, как опускался в люк балластной цистерны, выбросив наружу концевой кусок шланга. Все знали, но рисковали, в случае чего, … лучше не каркать.

Нас, молодых, разделили на две бригады, одна проводила работы по левому борту, Мельник с товарищами занимался по правому борту. В чём разница? Да ни в чём, если не считать того, что с утра до обеда, ещё «не разогревшееся» солнышко грела левый борт, а после обеда, уже не грела, а испепеляла правый, выпуклый балластными цистернами борт субмарины. Кто не знает, хочется добавить, что снаружи корпус лодки красится чёрной краской и этот факт также играл не в пользу трудяг-«карасей». Бригады разбивали на звенья для того, чтобы можно было выполнять сменность личного состава, работающего в среде, с большой вредность, для здоровья.

Чтобы повысить производительность труда, при покраске цистерн, матрос Мельник предложил выполнять работы, без смены звеньев, что занимало много времени. Тем более, что согласно инструктажу по технике безопасности, звенья должны были сменяться каждые 20 минут. До этого было много суеты и мало дела. Он предложил, чтобы во время работ, оба моряка посматривали друг на друга и, если видели какие-либо отклонения в поведении, остановить работы и спуститься вниз к кингстону, куда поступал по закону физики свежий воздух. Этинолевые краски, применяемые для окраски цистерн, были очень ядовиты и вызывали серьёзные отравления. Но молодые и здоровые парни в те годы мало об этом думали.

Кирилл работал со своим бессменным напарником, Володей из Пскова, трюмным центрального отсека. Вова был крепко сложенный высокий парень, уравновешенный и даже слишком медлительный.

– Вовчик, давай начнём с тобой от боковых переборок цистерн и будем идти навстречу друг другу.

– Как скажешь, Кирюха. Ты старший, тебе и кисть с кандейкой (кандейка – ёмкость с ручкой в виде ведёрка, для краски) в руки.

– Вова, вот, я – разгильдяй. Скажи, а тебе за какие заслуги комсомольскую путёвку дали на именную отличную подлодку?

– Да никаких заслуг. Просто моё разгильдяйство осталось незамеченным, да и в училище, где я учился, серьёзных «косяков» не было.

– А, как я попал на вашу именную, просто удивляюсь. Неужели в моё личное дело не вписали то, что я в учебке отчебучивал? – признался Кирилл.

Пока ещё металл не разогрелся до температуры, когда, при прикосновении к нему оголённой рукой можно было ожог получить, работалось споро и результативно. Перекуры делали через полчаса работы, опускаясь вниз цистерны, к открытому кингстону. После обеда всё изменилось. Растворитель краски, нанесённый кистью на горячий металл, моментально испарялся и под своеобразным подволоком, в верхней части, где собирались пары, казалось, что кислорода совсем не было.

Сначала Вовка начал беспричинно смеяться. Кирюха понял, из-за чего весёлость, попросил того опуститься ниже, отдышаться и продолжить окрашивать поверхности на ряд ниже. Можно было и самому сделать перекур, но Мельник обратился к Володе:

– Вовчик, перекури, а я хочу закончить оставшуюся между нашими окрашенными участками полоску, – и усердно начал наносить лакокрасочное покрытие.

К удушливости и спёртости воздуха он привык, но следом за этим что-то начинало происходить с головой. После ощущения тягости в ней, наступила лёгкость, даже показалось, что Мельник дышит в легководолазном снаряжении чистым кислородом.

Интересно, в тот момент в крови, которая несла ко всем клеткам организма сильнодействующий яд, был ли вообще кислород? С приятным головокружением, перед Кириллом всё чётче проявлялась огненно-рыжая бесовская голова. Сомнения не было, что это нечистая сила. Густая шерсть на голове была взъерошена и казалось, что кистью, с липкой, ярко-красной краской сурика, Кирюха, склеил грубую шерсть бестии в пучки грязной, нечёсаной морды.

– На тебе, на! – кричал Кирилл, тыкая кистью в смеющуюся морду демона.

Смех нечистой силы был истерический и вызывающе-дразнящий. Казалось, что этот диавол решил свести с ума негодующего парня.

Вовка, слышавший происходящее, замер метрах в четырёх в стороне от беснующегося Кирюхи и метра на два-три ниже. Он не знал, что ему делать, но понял – происходит неладное с товарищем. Начал кричать:

– Кир, Кирюха, что с тобой? Посмотри на меня.

Тот не отвечал и лишь с большим усердием, окунал глубоко в кандейку кисть и уже не тыкал, как ранее в рожу этой нечисти, а стал с замахом, как это делает батюшка в церкви, когда проводит освящение водой. Краска летела брызгами и уже лилась ручьём по правой руке под рукав робы.