bannerbanner
Кости и клыки
Кости и клыки

Полная версия

Кости и клыки

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
27 из 31

Когда первый голод был утолён, напряжение, на время отступившее, вернулось с новой силой. Зур не выдержал первым. Он вскочил на ноги, его тень заметалась по стене ущелья, а глаза в свете костра горели лихорадочной яростью.


– Мы не можем просто сидеть здесь, как барсуки в норе! – выкрикнул он, размахивая руками. – Мы должны вернуться! Наказать Грака, сорвать с него шкуру! Открыть глаза Гроху, пока не поздно!


– И умереть, – тихо, но жёстко оборвал его Торн. Он даже не поднял головы, продолжая осматривать наконечник своего копья, но его голос прозвучал как удар хлыста. – Нас шестеро, Зур. У Гроха – всё племя, ослеплённое страхом. Твоя ярость – это не план, это самоубийство. И гибель всех, кто за тобой пойдёт.

Слова Торна были ушатом ледяной воды. Зур сел, его пыл остыл. В наступившей тяжёлой тишине заговорила Кара. Она не повышала голоса, но её спокойствие действовало на них сильнее любого крика.


– Торн прав. Мы не можем победить их силой. Но мы и не можем просто прятаться. Так мы лишь отсрочим свою гибель.


Она подняла взгляд и обвела им всех по очереди – горячего Зура, мрачного Родана, испуганную Ильву, молчаливого Эхо.


– С этой ночи мы должны перестать думать о себе как о беглецах. Беглецы бегут без цели, спасая только свою шкуру. Мы – не беглецы.


Она сделала паузу, давая словам упасть в тишину и прорасти в их измученных душах.


– Мы – глаза племени, когда оно ослепло. Мы – его уши, когда оно оглохло от криков вождя. Мы – его память, когда оно забыло об истинной угрозе с севера. С этого дня мы больше не просто изгнанники. Мы – сопротивление.

Это слово – «сопротивление» – прозвучало в тишине ущелья оглушительно. Оно было твёрдым, как кремень, и острым, как копьё. Оно изменило всё. Оно дало им новую цель, новый смысл, новую, пусть и отчаянную, гордость. Они переглянулись. В их глазах страх и горечь начали уступать место холодной, тёмной решимости. Они больше не были жертвами, которых гонит судьба. Они стали воинами тайной войны.

Совет у костра закончился. Великая цель была поставлена, но суровая реальность никуда не делась. Их тела всё ещё болели, а опасность никуда не исчезла.


– Нужно выставить дозор, – сказал Зур, его голос был уже не голосом бунтаря, а голосом командира, оценивающего обстановку. – Я возьму первую стражу.


– Нет, ты ранен и вымотан больше всех, – возразил Родан. – Пойду я. У меня глаз намётанный.


Пока они спорили, кому достанется первая, самая тяжёлая вахта, Верный, дремавший у ног Кары, резко поднял голову. Его уши встали торчком, а из груди вырвался низкий, почти беззвучный, вибрирующий рык. Он смотрел не на вход в ущелье, а вверх, на гребень скалы. Все замерли, хватаясь за оружие. Прошла минута, другая. Ничего. Затем волк медленно опустил голову, но не лёг. Он беззвучно переместился к узкому проходу, ведущему в их убежище, и залёг там, в тени, превратившись в серый, почти невидимый валун.

– Он их чует, – прошептал Торн. – Они где-то рядом. Но сюда не сунутся. Не ночью.

Они поняли: опасность никуда не делась, она просто затаилась, выжидая. И их единственный шанс – этот серый, верный зверь. Увидев это, изгнанники наконец позволили себе расслабиться, но их сон был тревожным и чутким. Их первый лагерь был осаждён с первой же ночи.


Глава 79: Цепные Псы Гроха

Рассвет едва пробился сквозь серую, промозглую пелену облаков, но на тренировочной площадке Клана Щуки уже кипела безмолвная, сосредоточенная работа. Грак стоял в центре, его массивная фигура, затянутая в грубую медвежью шкуру, излучала ауру холодной, не терпящей возражений власти. Перед ним, выстроившись в ряд, стояли пятеро воинов. Это были не просто охотники. Это были хищники, которых он отобрал лично.

Харт, чья садистская жестокость была известна всему племени, стоял первым, перекатывая на языке кривую усмешку. Рядом с ним – двое братьев-близнецов, Лик и Тень, двигавшихся с пугающей синхронностью и никогда не расстававшихся со своими короткими, тяжёлыми копьями, идеальными для боя в чаще. Четвёртым был старый, жилистый следопыт по имени Коршун, чей нос мог учуять сломанную ветку за полдня пути. И последним, замыкающим ряд, стоял Ворн. Грак намеренно включил его в отряд. Не за верность, а за сомнения. Он собирался держать его на коротком поводке, чтобы выжечь из него остатки сочувствия к Зуру и сломить его волю, превратив в такого же бездушного исполнителя.

Грак не произносил речей. Он говорил делом. Он шагнул к клетке из ивовых прутьев, рывком открыл её и вытащил за шкирку пойманного ночью волка. Зверь зарычал и попытался вырваться. Одним резким, отработанным движением Грак сломал ему шею. Хруст костей прозвучал в утренней тишине оглушительно. Он бросил обмякшую тушу в центр круга.

– Это – они, – его голос был низким, лишённым эмоций. – Беглецы. Предатели. Они хитры, как лисы, и быстры, как олени. Но они оставили след. И они истекают кровью.

Он обвёл своих людей тяжёлым взглядом.


– Мы не охотники. Мы – чистильщики. Наша задача – не принести добычу, а вырезать заразу, что гложет наше племя. Забудьте о чести. Забудьте о жалости. Есть только приказ вождя и наша цель. Кто не готов идти до конца – может уйти сейчас и копать рвы вместе с Зуром.

Никто не шелохнулся. Отряд был сформирован. Это были цепные псы Гроха, и Грак только что спустил их с цепи.

Грак повёл свой отряд не к западному перевалу, куда, по логике, должны были бежать изгнанники. Он был умнее. Он повёл их к Чёртовым порогам, к месту «Испытания».


– Они ранены, – объяснял он на ходу, его голос был уверенным и ровным, как течение глубокой реки. – Раненый зверь всегда ищет воду и самое лёгкое укрытие. Он не полезет в горы, где каждый камень – это боль. Они пойдут вдоль реки, по низинам, прячась в тумане.

Его чутьё не подвело. На илистом берегу, в нескольких сотнях шагов от того места, где Кара и Торн выбрались из воды, Коршун, шедший впереди, резко остановился и поднял руку. Грак подошёл. На влажной, тёмной земле, примяв осоку, виднелся смазанный, почти невидимый отпечаток сапога, который не принадлежал ни одному из его воинов. А рядом, на широком листе лопуха, застыла крошечная капля запёкшейся крови, тёмная, как ягода морошки.

Грак опустился на колено. Он коснулся пальцем тёмного пятна, а затем поднёс его к лицу, вдыхая едва уловимый медный запах. В его глазах вспыхнул хищный, торжествующий огонёк. След был свежим.


– Они прошли здесь на рассвете, – заключил он. – Идут медленно. Один из них сильно хромает. Кровь Кары. Плечо. Её ранили во время побега.

Он поднялся и указал на север, вдоль русла реки. Охота началась.

Отряд двигался быстро и бесшумно, как единый организм. Они не разговаривали, общаясь отточенными годами охоты жестами. Через час пути они вышли на небольшую поляну у края леса и увидели старого рыбака из Клана Лебедя, проверяющего свои силки на зайцев. Старик, увидев мрачных воинов Щуки так далеко от их земель, испуганно замер, вжимаясь в ствол старой ивы.

Грак, сделав знак остальным замереть, подошёл к нему.


– Ты видел их? – его голос был обманчиво спокоен, почти мягок. – Девушку и воина. С ними могли быть и другие. Они прошли здесь?

Старик судорожно замотал головой, его глаза бегали от страха.


– Н-нет, я никого не видел, клянусь духами реки… Я только пришёл…

Грак молча шагнул вперёд и одним сокрушительным ударом ноги разнёс в щепки один из силков старика. Зайчонок, попавшийся в него, с пронзительным писком метнулся в кусты.


– Врёшь, – прошипел Грак, нависая над стариком. Его лицо было в нескольких вершках от лица рыбака. – Я чувствую их запах на тебе. Запах страха. Они прошли мимо, а ты забился в кусты, как трусливый заяц. Ты дал им воды? Или просто испугался и не сообщил дозору?

Он схватил старика за ворот его поношенной одежды из кротовьих шкурок и приподнял, заставив встать на цыпочки.


– В следующий раз, когда увидишь предателей, ты будешь кричать так, чтобы было слышно в самой дальней пещере. Ты понял меня?

Он отшвырнул старика в сторону. Тот упал на колени, кашляя и хватая ртом воздух. Грак, не оборачиваясь, двинулся дальше. Его отряд последовал за ним. Ворн, замыкавший шествие, на мгновение задержался и посмотрел на плачущего старика. Он почувствовал во рту знакомый горький привкус – смесь стыда и бессилия. Точно так же он чувствовал себя, когда Грох унижал Зура на площади. Он пришёл в этот отряд, чтобы охотиться на предателей, на тех, кто ослабил племя. Но вместо этого он участвовал в травле беззащитного старика из другого клана. Он с силой сжал кулак, ногти впились в ладонь. «Это приказ», – мысленно повторил он слова Грака, как заклинание, которому его учили с детства. Но заклинание уже не работало. Он чувствовал, что с каждым таким приказом он сам становится предателем – предателем тех законов чести, которым его учил отец. Он мотнул головой, отгоняя сомнения, и быстрым шагом догнал отряд.

К полудню они нашли место их первого привала. Небольшое, почти потухшее кострище, несколько обглоданных костей и, что самое важное, – клочок серой волчьей шерсти, зацепившийся за колючий куст.

– Волк, – прорычал Харт, сплюнув на землю. – Они приручили эту тварь. Теперь понятно, как они выживают в диких землях.

Грак тщательно осмотрел стоянку. Его опытный глаз отметил всё: следы шести человек и одного крупного волка. Он понял, что беглецы объединились с «Молодыми Волками», сбежавшими той же ночью. Это меняло дело. Теперь это была не просто пара израненных любовников, а организованная, хоть и малочисленная, группа. Это делало их опаснее. И это делало охоту ещё более желанной.

– Они пошли в сторону Мёртвых топей, – заключил он, изучив направление следов. – Думают, что мы не сунемся в болота. Думают, что трясина их скроет. – Он криво усмехнулся. – Глупцы.

Он поднял руку, указывая направление. Его цепные псы, почуяв близость добычи, безмолвно растворились в лесу, оставляя за собой лишь страх и сломанные силки. Кольцо вокруг отряда Кары начало неотвратимо сжиматься.


Глава 80: Шёпот в Тростниках

Ночь была безлунной и душной, тяжёлой, как мокрая шкура. Гром, мастер запруд, не спал. Он сидел на вытертой до блеска скамье у входа в своё длинное, приземистое жилище, делая вид, что чинит старую сеть. Но его мозолистые, привыкшие к точной работе пальцы путали узлы, а мысли были далеко, вязкие и тёмные, как донный ил.

После побега Кары и начала «охоты на ведьм» Грака атмосфера в клане Бобра стала невыносимой. Воздух, обычно наполненный запахом ивовой коры и дыма, теперь, казалось, звенел от страха. Страх смешался с глухим, загнанным вглубь недовольством. Гром чувствовал это кожей. Он ловил на себе подозрительные, оценивающие взгляды людей Корма и откровенно презрительные – со стороны воинов Щуки, что теперь патрулировали их земли так, словно они были завоёванной территорией. Каждый день кто-то из его клана уводился на допрос к Граку и возвращался с потухшими глазами, отказываясь говорить о том, что там происходило.

Внезапно из темноты со стороны реки, где в черноте тонули густые заросли тростника, донёсся тихий, едва различимый крик. Это был крик речной чайки, но он был странным – одиночным и прерывистым, совсем не похожим на их обычную шумную перекличку над водой. Гром замер. Так чайки кричат, когда хищник, вроде лисы или выдры, подбирается к гнезду на берегу. Но сейчас, глубокой ночью, это было почти невозможно. Он прислушался. Крик повторился – два коротких, один долгий. Это был старый, забытый сигнал охотников Клана Лебедя, имитирующий крик потревоженной птицы. Сигнал, означающий "враг в лагере, нужна встреча».

Он понял. Это был зов Урга.


Гром медленно встал.


– Пойду проверю дальнюю запруду, – глухо бросил он жене, не глядя на неё. – Что-то вода шумит не так.


Дарра ничего не ответила, лишь молча кивнула. Она всё понимала.


Гром взял своё рабочее копьё – скорее, крепкий багор, чем оружие – и растворился в ночной мгле.

Он шёл по знакомым с детства тропам, но чувствовал себя вором на своей земле. Он двигался с предельной осторожностью, пригибаясь в тени старых ив, избегая открытых пространств, где могли рыскать патрули Грака. Их факелы то и дело вспыхивали вдали, выхватывая из темноты тревожные, уродливые клочки пейзажа.

Местом встречи был заросший, уединённый затон, который Бобры называли «Мёртвой водой». Здесь из-за стоячей, заиленной воды не водилась рыба и почти не рос камыш. У самой кромки, где чёрная, неподвижная вода сливалась с чёрным берегом, неподвижно стояла тёмная фигура. Ург. Закутанный в свой плащ, он был похож на старое, высохшее дерево, вросшее в землю.

Когда Гром подошёл, шаман не повернулся, продолжая смотреть на воду, словно читал в ней письмена.


– Они ушли, – тихо сказал Ург, и его голос был глух, как шум ветра в пустых ракушках. – Дети ушли. Но война только началась. И она будет вестись не только там, в лесах. Самая страшная война будет вестись здесь, в сердцах и умах нашего народа.

Гром молчал, тяжело дыша. Его разрывали на части противоречивые чувства: огромное, отцовское облегчение от того, что его дочь жива и на свободе, и жгучий, едкий стыд за то, что он не смог защитить её открыто, что позволил вождю унизить её и изгнать. Он чувствовал себя предателем – и по отношению к дочери, и по отношению к законам племени, которым он так свято следовал всю жизнь.

– Грох ослеп, Гром, – продолжил Ург, наконец повернувшись. В темноте его лицо было невидимо, но Гром чувствовал на себе его тяжёлый, пронзительный взгляд. – Он видит предателей в детях, которые принесли ему правду, но не видит настоящую тень, что нависла над нами с севера. Его страх и гордыня погубят всех нас. Грак – это его кнут. Но кнут бьёт только тех, кто боится. И пока мы все боимся, он будет бить всё сильнее.

Ург сделал шаг ближе, и Гром уловил идущий от него горький запах полыни и дыма.


– Я не прошу тебя поднять бунт. Это бессмысленно и приведёт лишь к крови. Щуки сильнее, и Грох не остановится, пока не утопит в крови всех, кто пойдёт против него. Я прошу тебя о другом. Ты – мастер запруд. Ты знаешь реку, знаешь дерево, знаешь камень. Но ты знаешь и людей. Ты – стержень своего клана. Пока ты молчишь, они боятся и подчиняются. Если ты заговоришь, они начнут сомневаться.

Гром тяжело вздохнул, и этот вздох был полон горечи и усталости. Он понимал, о чём просит шаман. Это не открытая война, где всё ясно – вот враг, вот копьё. Это была тихая, подпольная работа. Опасная, как ходьба по тонкому весеннему льду. Один неверный шаг, одно неосторожное слово – и патруль Грака придёт за ним.


Но перед его глазами снова встало лицо Кары – измождённое, но непокорённое, когда её вытащили из ледяной воды. И он понял, что больше не может прятаться за своим страхом.


– Что я должен делать? – хрипло спросил он, и этот вопрос был его клятвой. Его отцовская любовь и трезвый здравый смысл мастера наконец перевесили вбитый годами страх перед вождём.

В глазах Урга, невидимых в темноте, вспыхнул огонёк. Он не ошибся в Громе.


– Ничего явного, – ответил шаман, излагая план тихой, подтачивающей войны. – Никаких призывов. Никаких собраний. Только шёпот. Только сомнения. Когда воины Гроха будут требовать от твоих людей строить новые частоколы, ты, как мастер, будешь говорить, что они поставлены неправильно, что весенний паводок снесёт их. Когда они будут кричать о предателях, ты будешь тихо напоминать соседу о том, как сама Река пощадила твою дочь. Говори с молодыми охотниками, которые ропщут, что их заставляют таскать камни вместо выслеживания дичи. Говори с женщинами, которые боятся за своих сыновей, отправленных в патрули Грака. Не убеждай. Просто задавай вопросы. "А почему?", "А зачем?", "А что, если правда не та, что нам кричат?".

Ург положил свою костлявую, но на удивление сильную руку на плечо Грома.


– Ты будешь нашими глазами и ушами здесь. Я буду говорить с Лебедями и теми Щуками, кто ещё не потерял разум, как старый Бран. Мы не будем строить новую плотину против течения. Мы будем тихо подтачивать старую, прогнившую. Капля за каплей. Сомнение за сомнением. Пока она не рухнет под собственной тяжестью, когда придёт настоящее наводнение.

Они разошлись так же тайно, как и встретились, растворившись в тенях. Гром возвращался в лагерь уже другим человеком. Он всё ещё боялся. Но теперь его страх был не парализующим, а холодным и осмысленным. Он стал подпольщиком, диверсантом в войне за души своего племени. И его первым оружием в этой войне станет простое, но губительное для любой тирании слово: «Почему?».

Шёпот в тростниках затих, но его эхо, не слышное уху, уже начало расходиться по спящему лагерю.


Глава 81: По следу Врага

Прошло три дня. Три бесконечных, изнурительных дня перехода по краю Мёртвых топей. Они двигались на запад, но каждый шаг отдавался глухой тревогой. Край, который они покинули, не отпускал их, невидимыми путами цепляясь за их души. Голод стал их постоянным спутником, холодным и навязчивым. Скудные припасы от Урга давно закончились. Их пищей стали горькие коренья, которые находила Ильва, и редкий тощий суслик, которого удавалось подстрелить Зуру.

Напряжение в их маленьком отряде росло, как сорная трава. Вечером, сидя у слабого, чадящего костра, разведённого в глубоком овраге, чтобы дым не был виден издалека, Родан мрачно ворчал, что они умрут с голоду раньше, чем найдут мифических «Соседей». Эхо стал ещё молчаливее, его глаза, казалось, смотрели сквозь них, вслушиваясь в одному ему ведомые голоса земли.

– Мы идём на запад, а угроза осталась на севере, – бросил Зур, с силой вонзая нож в землю у костра. Его терпение, и без того тонкое, как паутина, рвалось. – Пока мы ищем союзников, которые, может, и не захотят с нами говорить, орда уже может пировать на костях нашего племени. Мы теряем время!

Кара, сидевшая чуть поодаль и позволявшая Ильве сменить повязку на ноющем плече, вздрогнула. Она понимала его правоту, и это лишь усиливало её собственную тревогу, которую она так старательно скрывала за маской спокойствия. Их план, такой логичный там, на острове, здесь, в окружении враждебной пустоши, казался хрупким и почти безумным.

На очередном привале, устроенном в густом ольшанике у мутного ручья, Торн принял решение. Его раненая нога распухла, и он двигался медленнее всех, что бесило его, воина, привыкшего быть впереди.


– Мы не можем идти дальше вслепую и голодными, – сказал он, его голос был хриплым от жажды и усталости. Он посмотрел прямо на Зура. – Остальные отдыхают. Мы с тобой – на разведку. Найдём дичь и осмотрим окрестности. Нужно понять, кто ещё бродит по этим землям, кроме нас.

Это было предложение, от которого Зур не мог отказаться – шанс наконец-то действовать, размять затёкшие от медленного перехода мышцы, снова стать охотником, а не беглецом. Он тут же вскочил, его глаза загорелись.


– Я готов.

Прежде чем они ушли, к ним подошёл Эхо. Его лицо было бледным, а глаза – расфокусированными.


– Не ходите на север, к холмам, – тихо сказал он. – Земля там… кричит. Птицы молчат. Что-то большое и тяжёлое прошло там недавно. И оно злое. Я чувствую это.

Кара с тревогой проводила их взглядом. Она доверяла их силе и чутью, но знала, что вдвоём они уязвимы. Она хотела попросить их быть осторожнее, но промолчала, понимая, что слова здесь бессильны. Верный, после короткого колебания, встал, чтобы последовать за Торном, но Кара положила руку ему на загривок.


– Останься, – тихо попросила она. Волк вопросительно посмотрел на неё, потом на уходящего Торна, и, издав тихий, недовольный скулёж, лёг у её ног. Он, казалось, понимал, что его главная задача – охранять раненую вожачку и её маленькую «стаю».

Торн и Зур двигались налегке, их шаги были бесшумны. Они шли не на запад, а сделали крюк на север, к гряде невысоких, поросших редким кустарником холмов, где, по логике охотников, должны были пастись олени или дикие лошади. Но вместо следов дичи они нашли нечто иное.

Сначала это была сломанная с чудовищной, неестественной силой молодая сосна. Она была переломлена пополам, словно гигантская рука сжала её ствол. Затем – огромный, почти круглый след на влажной земле у ручья, который заставил их замереть и схватиться за копья.

Они двигались налегке, их шаги были бесшумны. Предупреждение Эхо заставило их быть вдвойне внимательными. И вскоре они увидели то, о чём он говорил. Тропу, прорезанную в самой земле. Это было не похоже на тропу, которую оставляют люди или звери. Охотничья тропа их племени была узкой, едва заметной нитью в траве. А это… это было похоже на шрам. Трава была не просто примята, а вырвана с корнем.

След был не просто большим. Он был широким, почти бесформенным, с расплывчатыми краями, словно оставлен не босой ногой, а чем-то громоздким, обмотанным грубой шкурой. Нога неандертальца, более короткая и широкая, в такой примитивной «обуви» оставляла именно такой отпечаток. Но главное было не это, а глубина. Земля была продавлена с силой, на которую не способен обычный человек, даже самый крупный из их племени. Каждый шаг был вбит в почву с весом камня. Это были следы существ более массивных, более тяжелых, чем они. И в этом отпечатке была чуждая, пугающая логика – он был похож на человеческий, но в то же время был неправильным, словно насмешка природы. Это и было самое страшное.

Они пошли по этой тропе, и с каждым шагом их лица становились всё мрачнее. Они находили брошенные, грубо обглоданные кости тура, остатки перевязочных материалов из мха, испачканных тёмной, почти чёрной кровью. У места короткого привала на опалённой траве всё ещё висел специфический, кисловатый запах «чёрного огня». Это был большой отряд. Воинов тридцать, не меньше. И они были тяжело вооружены, об этом говорили глубокие отпечатки от тупых концов копий, которые они втыкали в землю на привале.

Самое страшное открытие ждало их на вершине последнего холма в гряде. Оттуда, как на ладони, была видна вся местность на много шагов вокруг. И направление, в котором ушла тропа, было очевидным и недвусмысленным. Отряд неандертальцев не шёл на запад, к «Соседям». Они не шли и на юг, вглубь степей. Они делали широкий, продуманный крюк, огибая Мёртвые топи, и двигались на восток. Прямо туда, где за синей дымкой на горизонте лежали земли их племени.

– Запруды… – выдохнул Торн, и его слова утонули в порыве ветра.

Зур похолодел, мгновенно поняв его мысль. Запруды Клана Бобра. Самое богатое, самое плодородное и самое уязвимое место их мира. Неприступные скалы и узкие проходы, защищавшие основные пещеры, были далеко. А запруды были открыты. Уничтожив их, враг не просто лишит племя пищи на всю зиму. Он вызовет хаос, затопив нижние стоянки, отрезав пути к отступлению. Это был умный, безжалостный, стратегический удар в самое сердце их мира. Прямо в тот момент, когда племя было расколото, а вождь ослеплён внутренней враждой.

Они переглянулись. Их личные обиды, клеймо изгнанников, голод, усталость – всё это мгновенно испарилось, смытое ледяной волной осознания. Они больше не были отверженными, спасающими свои жизни. В этот миг они снова стали воинами своего племени. Дозорными, которые единственные увидели лесной пожар, несущийся к их общему, пусть и предавшему их, дому.

– Нужно возвращаться. Немедленно, – бросил Торн.

Они бежали обратно к лагерю, не чувствуя боли в ранах и усталости в ногах. Их гнал вперёд адреналин и страшная, обжигающая уверенность. Гонка началась. Но теперь они бежали не от врага. Они бежали, чтобы его опередить.


Глава 82: Дыхание Погони

Прошло два дня с тех пор, как Торн и Зур принесли страшные вести. Два дня хрупкого, напряжённого затишья. Отряд Кары, измотанный и подавленный, нашёл временное убежище в глубоком, заросшем папоротником овраге, который, казалось, был скрыт от всего мира. Они должны были двигаться на восток, чтобы опередить неандертальцев, но раны и голод диктовали свои условия. Нужно было перевести дух.

Это затишье было обманчивым, как тонкий ледок над глубоким омутом. Ильва колдовала над раной Торна, каждый день прикладывая к ней компрессы из разжёванного подорожника и коры ивы. Опухоль спала, и он уже мог наступать на ногу, не морщась от каждого шага. Кара, чьё плечо всё ещё ныло тупой, непрекращающейся болью, упрямо пыталась разработать руку, сплетая из длинных стеблей травы простейшие силки для ловли птиц. Родан, верный своей натуре, молча укрепил их убежище, завалив пологий вход в овраг колючим сухостоем так, чтобы он выглядел как естественный бурелом. Эхо большую часть времени проводил на краю оврага, неподвижно сидя с закрытыми глазами и «слушая» лес.

Им начало казаться, что они оторвались. Что Грак, потеряв их след в Мёртвых топях, бросил бесплодные поиски. Это ложное чувство безопасности, рождённое усталостью и отчаянным желанием покоя, усыпило их бдительность.

На страницу:
27 из 31