Кости и клыки

Ург медленно поднял на Зура взгляд. В его выцветших, покрасневших от дыма и бессонницы глазах больше не было ни тени сомнения. Там горел холодный, яростный огонь, который, казалось, мог испепелить. Он видел достаточно. Он слышал достаточно. Он знал достаточно. Теперь пришло время действовать.

– Ты принёс не смерть, сын мой, – его голос прозвучал глухо, как скрип сдвигаемых могильных плит. – Ты принёс правду. А правда… она острее любого копья.

Шаман медленно встал. Его сутулая фигура на мгновение распрямилась, и в нём проснулось нечто древнее, твёрдое и несокрушимое. Он больше не был просто хранителем традиций, оплакивающим раскол в племени. Он стал воином, защищающим свой дом от надвигающейся тьмы.

И его первым оружием в этой войне станет эта страшная, неопровержимая улика. Раскол в племени вот-вот превратится в открытую войну, и этот маленький чёрный обломок станет её первым боевым знаменем.

Глава 72: Раскол в Клане Бобра

Вечер опустился на земли Клана Бобра, но привычного мирного покоя не принёс. Обычно в это время воздух был наполнен запахом свежей ивовой коры, дымком от очагов и тихим плеском воды у запруд. Но сегодня он гудел от перешёптываний, тревожных и настойчивых, как жужжание потревоженного улья.

Две новости, одна невероятнее другой, будоражили умы. Первая – о чудесном, почти немыслимом спасении Кары, дочери их главного мастера. Вторая, принесённая послушником Эхо из Клана Лебедя, – о страшной находке «Молодых Волков» на северных границах.

Гром сидел у входа в своё жилище, его мощные, привыкшие к тяжёлой работе руки безуспешно пытались чинить старую рыболовную сеть. Узлы путались, пальцы не слушались. Он смотрел на тёмную, неспешную воду, но видел не её. Перед его глазами снова и снова вставало лицо дочери – измождённое, но живое и непокорённое, вырванное из самой пасти Чёртовых порогов. А в ушах звучали пересказанные Эхо слова о чудовищных следах и ритуальном знаке на шкуре тура.

Его внутренняя борьба достигла апогея. Страх перед гневом Гроха, вбитый в него годами, боролся с отцовской любовью, которая кричала в нём после спасения Кары. А здравый смысл мастера, привыкшего верить своим глазам и фактам, не мог принять всё это за простое совпадение.

Дарра, его жена, молча наблюдала за его мучениями. Она подошла и села рядом, её мозолистая рука легла на его напряжённое плечо.

– Река не приняла её, Гром, – тихо сказала она. – Наша река, которую ты знаешь лучше, чем самого себя. А теперь сама земля кричит о беде через этих мальчишек. Сколько ещё знаков нам нужно, чтобы открыть глаза?

Не успел Гром ответить, как к ним подошла Мира, пожилая, уважаемая жрица, хранительница малого Камня Голосов их клана. Её лицо, испещрённое морщинами, как карта старой реки, было полно тревоги.

– Дарра права, – произнесла она, её голос был низким и весомым. – Наш Камень молчит. Он стал холодным, как лёд в середине зимы. Словно духи отвернулись от нас, потому что мы стали глухи. Мы не можем слепо следовать за вождём, чья гордыня ослепила его. Не тогда, когда тени уже на нашей земле.

Их разговор, ведомый вполголоса, привлёк внимание других. Из соседних жилищ вышли женщины – мастерицы плетения, сборщицы кореньев. Они окружили их небольшим, но плотным кольцом. В их глазах был страх. Но это был не страх перед гневом Гроха. Это был древний, материнский страх за своих детей, за свои очаги.

– Мира права, – сказала одна из них, молодая женщина, прижимавшая к себе спящего ребёнка. – Мой муж боится Щук. А я боюсь тех, кто оставляет следы, как у пещерного медведя, и сжигает туров ради забавы.

Голос матерей и хранительниц очага, обычно тихий и незаметный, начал звучать всё громче. Он создавал мощную оппозицию воинам-Бобрам, которые, сидя поодаль, с тревогой поглядывали на это женское собрание, боясь нарушить порядок и навлечь на себя гнев могущественного Клана Щуки.

Словно почувствовав угрозу, из своего жилища вышел Корм, старейшина клана. Тот самый, за которого Грох хотел выдать Кару. Его лицо было недовольным и жёстким.

– Хватит этих бабьих пересудов! – зычно крикнул он, чтобы слышали все. – Грох – вождь. Его слово – закон. Любые сомнения – это предательство, которое навлечёт беду на весь наш клан! Сегодня вечером – малый совет. И я надеюсь, вы все вспомните о своём долге и о том, кто даёт нам защиту!

Он обвёл всех тяжёлым, властным взглядом. Это был ультиматум. Гром понял, что момент настал. Он больше не мог прятаться за молчанием. Он медленно поднялся на ноги, расправляя уставшие плечи.

– Я приду на совет, – твёрдо произнёс он, глядя прямо в глаза Корму. – И я скажу своё слово.

Это заявление прозвучало, как удар камня о камень. Мастер запруд, всегда такой правильный, такой осторожный и покорный, собирался бросить вызов.

Малый совет клана Бобра собрался у главного костра. Атмосфера была накалена до предела. Гром слушал речи, но почти не вникал в слова. Он смотрел на лица. Вот Корм, его давний соперник, говорит о гневе Щук, и в его голосе Гром слышал лишь собственный страх, замаскированный под благоразумие.

Он перевёл взгляд на женщин. На Дарру, на Миру. В их глазах он тоже видел страх, но это был другой страх. Не за себя. За детей. За будущее. Этот страх был чище и сильнее.

Затем слово взяла Мира. Её спокойный голос, рассказывающий о холодном, молчаливом Камне Голосов их клана, упал в напряжённую тишину, как тяжёлая капля. Гром почувствовал, как чаша весов, до этого качавшаяся в его душе, медленно, но неотвратимо склоняется в одну сторону. Он понял – момент настал.

Он вышел в центр круга, и все разговоры стихли. Он говорил не как бунтарь, а как мастер, объясняющий своим ученикам основы ремесла.

– Вы все знаете, как строить запруду, – начал он, его голос был спокоен, но каждое слово было весомым. – Вы знаете, что она крепка, только если все её части на месте, если каждая ивовая ветвь связана с другой. Наше племя – это та же запруда. Но что делать, если одна из главных опор – Клан Щуки – прогнила от гордыни и слепоты? Вся наша запруда рухнет под первым же натиском.

Он сделал паузу, обводя взглядом лица соклановцев.

– Я говорю о том, что видел своими глазами. Мою дочь, мою Кару, спасла сама Река. Я говорю о том, что слышал от Эхо, сына Лебедей. О находке «Молодых Волков». – Он повысил голос. – Я не обвиняю Гроха. Я лишь спрашиваю вас, братья и сёстры: кому мы должны верить? Слову одного человека, ослеплённого горем и яростью? Или знакам, которые посылает нам сама земля и сама река?

Выступление Грома произвело фурор. Он видел, как загорелись глаза у молодых охотников, уставших от диктата Щук. Он почувствовал волну поддержки со стороны женщин, возглавляемых Даррой и Мирой.

Но он также увидел, как исказилось от ярости лицо Корма. Он услышал его крик: «Предатель!». И совет взорвался. Гром уже не различал отдельных голосов. Он слышал лишь хаотичный рёв, в котором смешались страх, гнев и застарелые обиды. Он смотрел на свой клан, и видел не единое целое, а треснувшую плотину, готовую рухнуть в любой момент.

Две фракции – те, кто боялся Гроха больше, чем неведомых теней, и те, кто верил знакам и своей крови, – теперь смотрели друг на друга с неприкрытой враждебностью.

Гром, вернувшись в своё жилище, тяжело опустился на шкуры. Он понимал, что пути назад нет. Он, тихий мастер, бросил вызов системе. И теперь он, его семья и все, кто его поддержал, стали мишенью не только для Гроха, но и для своих же, ослеплённых страхом, соклановцев. Но впервые за долгие дни он почувствовал не страх, а странное, тяжёлое облегчение. Он сделал то, что должен был.

Глава 73: Ярость Гроха

Ночь была душной и беззвёздной. Ург вошёл в пещеру Гроха не как проситель, а как носитель тяжёлой, непреложной истины. Его не сопровождали воины – лишь тень Орлы, старейшины его клана, и массивная, молчаливая фигура Грома, мастера запруд. Ург не произнёс ни слова. Он просто подошёл к большому плоскому камню, служившему вождю столом, и положил на него обломок чёрного копья.

Грох, до этого обсуждавший что-то со своими военачальниками, замолчал. Он долго смотрел на уродливый артефакт, его лицо медленно каменело. Затем он поднял взгляд на Урга, и в его глазах вспыхнула ярость. Но это была не та горячая, слепая ярость, что овладела им на утёсе. Это был холодный, расчётливый гнев вожака, чью власть в очередной раз попытались подорвать.

– Это принесли щенки Зура, – это был не вопрос, а утверждение.

– Они исполнили свой долг, – тихо ответил Ург.

Грох схватил обломок, его огромный кулак почти полностью скрыл его.

– Они нарушили мой приказ! – прорычал он. – Пока я пытаюсь удержать племя от распада, они играют в героев за моей спиной! Это не долг! Это бунт!

Он был в бешенстве не от самой угрозы, какой бы она ни была. Он был в ярости от того, что правда пришла не через него. Что кто-то другой, какой-то мальчишка, посмел стать вестником, узурпировав его право решать, чего бояться племени, а чего – нет.

На утро Грох созвал всех на главную площадь. Воздух был тяжёлым от ожидания. В центре круга, окружённые верными Щуками, стояли Зур, Родан и Эхо. Их лица были измождены, но полны упрямого достоинства.

Грох вышел из своей пещеры, держа в руке обломок копья так, чтобы его видели все. Толпа ахнула. Слухи оказались правдой.

Но вождь не спешил говорить об угрозе. Сначала он должен был наказать непослушание.

– Зур из Клана Щуки! – прогремел его голос. – Выйди вперёд!

Зур шагнул, его взгляд был прямым и бесстрашным. В толпе воинов Щуки, стоявших в оцеплении, молодой воин по имени Ворн, который не раз ходил с Зуром на охоту, невольно стиснул древко своего копья. Он тут же ослабил хватку, почувствовав на себе тяжелый, предупреждающий взгляд Грака, но его лицо окаменело от бессильного гнева.

– Ты нарушил мой прямой приказ. Ты покинул пост и повёл своих товарищей в ничьи земли, рискуя не только своей жизнью, но и ослабляя нашу оборону. Ты действовал за моей спиной.

– Я действовал во благо племени, вождь, – ровно ответил Зур.

– Благо племени определяю я! – взревел Грох. – За твоё самовольство, за твою гордыню, я наказываю тебя! Ты хотел быть воином? Ты им больше не будешь! Ты лишаешься права ходить в дозор и на охоту! Отныне твоё оружие – не копьё, а лопата из бизоньей кости! Ты будешь не выслеживать врага, а копать рвы и таскать камни для укреплений! Пусть все воины видят, что бывает с теми, кто ставит свою гордыню выше приказа вождя!

Это было унизительно, но не бессмысленно. Грох не мог просто так лишить себя хорошего воина в преддверии опасности. Вместо этого он низвёл его до уровня не-воина, заставив выполнять тяжёлую, но не почётную работу. Это была демонстрация власти, замаскированная под "заботу об обороне".

Зур молча снял с плеча своё копьё, то самое, которым он гордился, и положил его к ногам Гроха. Он не опустил глаз. И в этот момент многие воины, даже из Клана Щуки, посмотрели на него с новым, невольным уважением. Бран, одноглазый ветеран, стоявший позади Гроха, оставался непроницаем, но в его единственном глазу не было фанатичного одобрения. Он видел, как вожди приходят и уходят. Этот боялся правды больше, чем врага у ворот.

Унизив вестника, Грох повернулся к вести. Он высоко поднял чёрный обломок.

– Да! Это оружие врага! – крикнул он, и его голос разнёсся по всей площади. – Эти щенки, рискуя своими глупыми головами, принесли нам доказательство! Враг у наших границ!

Он сделал паузу, давая словам впитаться.

– Но не верьте шёпоту стариков о «тенях» и «духах»! Не слушайте сказки о «пожирателях камней»! Нет никаких мифических чудовищ! Есть враг из плоти и крови!

Толпа замерла, вслушиваясь в каждое слово. Грох давал им простое, понятное и, главное, не такое всепоглощающе страшное объяснение.

– Вы знаете, чьё это оружие? Это оружие диких степных племён, с которыми сговорился предатель Следопыт! Это он, в своей ненависти к нам, ведёт на наши земли этих дикарей! Или, быть может, это «Соседи» во главе с Зарром, которые давно точат свои ножи, глядя на наши богатые угодья!

Это был гениальный в своей подлости ход. Он признал факт, но лишил его мистического ужаса. Бороться с людьми, даже с целой ордой дикарей, ведомых предателем, было понятнее и привычнее, чем с чудовищами из кошмаров. Он перевёл страх племени с неизвестного на знакомое.

– Мы не будем прятаться за спинами шаманов и ждать, пока нас вырежут! – продолжил Грох, его голос обрёл мощь и уверенность. – Мы – воины! Мы – охотники! Мы встретим врага! С этого дня все споры между кланами прекращаются! Все обиды забыты! Мы – одно племя, и у нас один враг! Дозоры на границах будут удвоены! Каждый мужчина, способный держать копьё, будет готовиться к битве! Мы покажем этим степным шакалам, что такое гнев реки!

Он мастерски использовал кризис, чтобы вернуть себе контроль. Он снова был не тираном, а защитником. Не слепцом, а прагматичным лидером, не поддающимся «старушечьим суевериям». Он снова стал вождём, ведущим своё племя на войну.

Толпа расходилась в смешанных чувствах. Воины Щуки и консерваторы были воодушевлены. Их вождь снова был силён, решителен и всё контролировал. Угроза была названа, враг определён. Всё снова стало просто и понятно.

Но другие – Гром и его сторонники в Клане Бобра, многие Лебеди, молодые воины, уважавшие Зура, – не были обмануты. Они видели показательное унижение правдивого вестника. Они слышали, как вождь ловко подменил страшную, неизвестную угрозу на удобного, знакомого врага.

Ург и Гром стояли в стороне, провожая взглядом расходящихся людей.

– Он выиграл этот бой, – глухо сказал Гром.

– Он выиграл бой, но он ведёт нас к проигрышу в войне, – ответил Ург, его взгляд был устремлён на север, туда, откуда пришла беда. – Он заставил племя смотреть на запад, ожидая Следопыта, в то время как настоящая буря собирается на севере. Он готовит нас не к той битве.

Раскол не исчез. Он просто ушёл в подполье, затаился, став ещё глубже и опаснее. Племя было мобилизовано, но оно готовилось сражаться не с тем врагом. И это было страшнее, чем любое бездействие.

Глава 74: Тропа Изгоев

Ночь после наказания Зура была густой и тяжёлой, как мокрая медвежья шкура. В пещере Урга, освещаемой лишь одним маленьким, чадящим светильником, собрался тайный совет. Воздух был пропитан тревогой и горьким запахом полыни, которую шаман жёг, чтобы отогнать злых духов. Но самые страшные духи – слепота и гордыня – уже прочно обосновались в сердце их племени.

Ург сидел, ссутулившись, его лицо было похоже на высеченную из серого камня маску. Рядом с ним, прямая и строгая, как древнее дерево, сидела Орла. Напротив, на шкурах, разместились трое «Молодых Волков» – их юные лица были напряжены, а в глазах застыла тень увиденного в ущелье. Чуть в стороне, как испуганная птица, притаилась Ильва.

– Он не успокоится, – голос Урга был тихим, но каждое слово падало в тишину, как камень в глубокий колодец. – Я надеялся, что обломок копья откроет ему глаза. Но я ошибся. Его глаза закрыты навсегда. Поэтому мы действуем по плану, который я обдумал ещё в ту ночь, когда Река их пощадила. Я не хотел верить, что он понадобится.

Он повернулся к Зуру и Ильве. Их лица были бледны, но в глазах горела решимость. Они не были новичками в этой тайной войне. Каждый из них уже сделал свой выбор: Ильва – когда принесла еду в Яму Позора, Зур – когда ослушался приказа и пошёл в дозор. Сейчас они не принимали решение – они лишь исполняли то, на что уже давно согласились в своих сердцах. План Урга был лишь воплощением их общей воли.

Ург кивнул. В его движениях больше не было старческой немощи. Он действовал не как шаман, а как вожак, планирующий рискованную охоту.

– План таков. Ильва, – он повернулся к девушке, – ты, как и прежде, носишь им еду и целебные мази. Это не вызовет подозрений. Предупреди их. Передай им этот узелок, – он протянул ей небольшой, но плотный свёрток. – Там вяленое мясо, кремень и травы. Скажи им ждать сигнала.

Ильва, дрожа, взяла узелок.

– Зур, Родан, – продолжил шаман. – Ваша задача – шум. На другом конце лагеря, у стоянки Щук. Затейте драку. Обвиняйте друг друга. Кричите. Пусть все воины Гроха сбегутся туда.

– Мы справимся, – мрачно усмехнулся Родан. – Поводов для драки между Бобром и Щукой сейчас искать не нужно.

– Эхо, – Ург посмотрел на самого юного из них. – Твоя задача – самая тихая и самая трудная. Стражники у пещеры – наши, Лебеди. Ты должен убрать их с пути.

Эхо побледнел. – Убить?

– Нет! – резко ответил Ург. – Ни капли крови сородичей. Свяжи, оглуши – сделай что угодно, но оставь их в живых. Их вина лишь в том, что они исполняют приказ. Понял?

Эхо с трудом, но кивнул.

– Мы с Орлой будем ждать их в священной роще у западного перевала. Мы укажем им путь. Теперь идите. И пусть духи предков будут с вами.

Ильва, прижимая к груди узелок, скользила между жилищами, как ночная тень. Её сердце колотилось так громко, что ей казалось, его слышит вся стоянка. Стражники-Лебеди у входа в пещеру знали её и пропустили без лишних вопросов.

Внутри было темно и сыро. В свете её маленького светильника она увидела Кару и Торна. Увиденное заставило её сердце сжаться от боли. Они были бледны, их лбы блестели от испарины. Торн сидел, вытянув распухшую ногу, а Кара придерживала руку в неудобной позе.

– Ильва… – выдохнула Кара, пытаясь улыбнуться.

– Тихо, – прошептала девушка, быстро ставя на пол еду и протягивая свёрток. – Слушайте. Вас собираются убить. Сегодня мы вытащим вас отсюда.

Она быстро, сбивчивым шёпотом, изложила план.

– Как только услышите крик филина – это сигнал от Эхо. Он уберёт стражу. Бегите к священной роще у западного перевала. Не медлите. Ург будет ждать.

– Но мы… – начал Торн, глядя на свою ногу.

– Вы сможете, – твёрдо сказала Ильва, её глаза блестели от слёз и решимости. – Вы должны.

Она бросила на подругу последний, полный боли и надежды взгляд, и выскользнула из пещеры.

В условленный час, когда большинство соплеменников уже спали, на другом конце лагеря, у стоянки Щук, раздались яростные крики.

– Твой клан – убийцы рек! – ревел Родан, толкая Зура в грудь.

– А твой – сборище трусов, прячущихся за спинами женщин! – не оставался в долгу Зур.

Постановочная драка быстро переросла в настоящую. Они катались по земле, обмениваясь глухими ударами, их яростные крики разбудили весь лагерь. Стража Гроха, видя, как Щука и Бобёр готовы вцепиться друг другу в глотки, бросилась их разнимать. Суматоха нарастала.

В этот самый момент с противоположной стороны, от южного ручья, донёсся пронзительный крик дозорного:

– Следы! Здесь следы! Много!

Грак, который только что выскочил из своего жилища, чтобы разогнать драчунов, резко развернулся. Угроза внешнего врага была важнее внутренней грызни.

– Все за мной! – рявкнул он, и большая часть воинов бросилась за ним, оставив у пещеры Кары и Торна лишь минимальную охрану. Отвлекающий маневр сработал идеально.

В наступившей тишине над землями Лебедей раздался чистый, протяжный крик филина. Сигнал.

Эхо, с тяжёлым сердцем, но твёрдой рукой, подкрался к двум заскучавшим стражникам сзади и сильными, точными ударами рукоятью топора по затылкам отправил их в беспамятство. Он осторожно уложил их на землю, прошептав: «Простите, братья».

Из пещеры выбрались Кара и Торн. Каждый шаг был пыткой. Торн старался не наступать на распухшую ногу, его лицо искажалось от боли при каждом движении. Кара прижимала к себе раненую руку, и вывихнутое плечо отзывалось тупыми, мучительными ударами в такт сердцу. Их побег был не героическим рывком, а медленным, отчаянным бредом двух раненых зверей, ведомых волей к жизни и страхом смерти.

Зур и Родан, ждавшие их в тени, подхватили их, фактически неся на себе на самых сложных участках. Когда они добрались до священной рощи, беглецы рухнули на землю, не в силах больше стоять.

Их уже ждали Ург и Орла.

Ург вручил Торну своё старое, но крепкое копьё из ясеня, которое тот взял скорее как посох, чем как оружие. Каре он передал мешочек с травами.

– Это остановит жар.

Орла, видя страдания девушки, подошла и молча, но с безмерным сочувствием, повесила ей на шею свой амулет из лебединого пера. Это был не просто знак благословения. Это был жест признания её силы и стойкости, жест передачи мудрости от старой воительницы – молодой.

Кара вздрогнула, почувствовав лёгкое прикосновение гладкого пера к коже. По старому закону она, дочь Клана Бобра, не имела права носить тотем Лебедя. Это было бы нарушением, осквернением крови. Но сейчас, в этой тёмной роще, стоя на пороге изгнания, она поняла, что старого закона больше нет. Он утонул в реке вместе с их прошлым, был разбит о камни гордыней Гроха. Этот амулет был не знаком принадлежности к чужому клану. Это был знак принадлежности к новому, ещё не названному племени – племени тех, кто выжил. Тех, для кого верность друг другу стала важнее крови и древних запретов. Она сжала перо в руке, и его лёгкость придала ей неожиданную силу.

– Идите на запад, к мёртвым топям, – напутствовал их Ург. – Грох не станет искать вас там. Найдите других. Тех, кто тоже ищет правду. Создайте новое племя, раз старое ослепло.

В этот момент Ильва, которая до этого держалась в тени, помогая поддерживать Кару, сделала шаг вперёд.

– Ильва, возвращайся, – выдохнула Кара, опираясь на ствол дерева. – Тебе опасно с нами. Скажешь, что тебя заставили, и…

– Возвращаться куда, Кара? – тихо, но с неожиданной силой перебила её Ильва. Её глаза блестели от слёз, но голос был твёрд. – Туда, где слово Грака стало важнее слова шамана? Где за сочувствие к подруге тебя могут бросить в яму? Я видела их глаза сегодня, когда они уводили Бобров на допрос. Там нет больше племени, есть только страх. Мой дом там, где ты.

Она шагнула к Каре и вложила ей в ладонь свой собственный маленький амулет – гладкий речной камушек с искусно вырезанной на нём стрекозой. Их детский символ.

– Мы всегда будем вместе. Я лучше умру свободной в этом лесу, чем буду жить в страхе в родной пещере.

Кара, хромая, в последний раз оглянулась на знакомые силуэты скал. Вот там, у реки, стояло жилище её отца. Там она училась плести ловушки. А у той рощицы они с Ильвой собирали ягоды. Теперь всё это – чужое. Прошлое, отрезанное, как ножом. Впереди – лишь тьма и ноющая боль в плече. Но рядом, тяжело дыша и опираясь на копьё, шёл Торн. И это было единственное, что имело значение. Её дом теперь был там, где он.

Этой же ночью, ведомые знанием тайных троп, Кара, Торн, трое «Молодых Волков» и верная Ильва, решившая разделить их судьбу, покинули долину. Они уходили в неизвестность, оставляя позади дом, прошлое и племя, раздираемое на части слепотой своего вождя. Они были горсткой беглецов. Но они были ядром будущего сопротивления.

Глава 75: Охота на ведьм

Утро было серым и промозглым. Грох, так и не найдя ночью следов врага у южного ручья, пребывал в самом скверном расположении духа. Отвлекающий маневр с дракой, ложная тревога – всё это раздражало, казалось бессмысленной суетой, отвлекающей от главного. Он решил, что пора выбить из «колдунов» правду. В сопровождении Грака и нескольких самых верных воинов он направился к пещере на землях Лебедей.

У входа он увидел то, что заставило его замереть. Двое юношей-стражников не стояли на посту. Они лежали на земле, связанные и с кляпами во рту. Один был без сознания, второй тихо стонал, пытаясь освободиться.

Грох, оттолкнув воинов, ворвался в пещеру. Она была пуста. Холодная, сырая, молчаливая. На каменном полу валялся пустой бурдюк и брошенная тряпица со следами целебной мази. Пленники исчезли.

На мгновение в пещере наступила гробовая тишина, которую нарушало лишь тяжёлое дыхание Гроха. Затем его лицо начало наливаться тёмной, багровой кровью. Он издал рёв. Не крик ярости, а рёв раненого, униженного зверя, от которого, казалось, со сводов пещеры осыпалась каменная крошка. Это не был просто побег. Это была пощёчина. Наглая, публичная, неслыханная по своей дерзости. Вызов, брошенный ему в лицо перед всем племенем.

Грох немедленно приказал бить в сигнальный рог. Тревожный, протяжный звук собрал на главной площади сонное, напуганное племя.

Он не стал говорить о побеге. Побег – это слабость охраны, его слабость. Он говорил о нападении.

На глазах у всех воины привели двух очнувшихся, но всё ещё слабых стражников-Лебедей. Грох заставил их, запинающихся и испуганных, рассказать, как на них напали из темноты, как "тени" оглушили их и связали.