
Полная версия
Ждите Алый Закат
Так, неспеша мы дошли до центральной площади, а затем и до набережной. Сегодня море бушевало, его холодные серые волны яростно бились о пирс и, разбиваясь, окатывали набережную холодными солеными брызгами. Ветер усиливался, однако дождь все никак не начинался. В целом, мы неплохо провели время, приятно поболтали, прошлись, мне даже стало легче на душе, спокойней, нахлынувший часом ранее страх отпустил меня. В конце концов, я проводил Милу до дома, мы обнялись на прощание, после чего Мила зашла в свой подъезд, а я побрел домой. И стоило мне лишь сделать шаг из ее двора, как на мой лоб упали несколько холодных капель дождя, а уже через пару секунд разыгрался самый настоящий ливень, под которым мне еще с полкилометра пришлось идти пешком, громко хлюпая промокшими туфлями.
Домой я явился мокрый насквозь. И пускай я успокоился, однако слова, сказанные бабушкой Милы, никак не шли прочь из моей головы. Должно быть, все это было каким-то ужасным совпадением. В конце-то концов, она ведь просто не в своем уме! С другой стороны, буквально все, что творилось вокруг, я оправдывал лишь цепочкой случайных совпадений, вот только сколько их еще должно было случиться?
Глава 16: Под красной луной
Шли дни, минула середина августа, день становился короче, а закат, так любимый мной, приходил раньше и раньше. По ночам в воздухе все отчетливей ощущалось приближение осени – со стороны сопки в окно моей спальни задувал прохладный ветер, заставлявший ежиться и кутаться в простыню в попытках уберечься от его пробирающего касания.
И именно в одну из таких прохладных августовских ночей мне приснился очень странный сон. Нет, не из тех, что переносил меня в темный мир нескончаемой ночи. Это был самый обычный сон, но такой, что еще некоторое время после пробуждения не покидает тебя, заставляя вновь и вновь прокручивать его события в своей голове. В нем я находился у себя дома, но в то же время и нет – часто случается так, что два и более разных места могут самым удивительным образом переплетаться во сне. Именно так произошло и в моем случае. Я находился в своей гостиной, однако практически все в ней было неправильно – вместо стенки с телевизором я обнаружил лакированную барную стойку, а напротив нее стояли привычные кресла с журнальным столиком между ними. Так же никуда не делся и одежный шкаф, однако вместо одной из стен от пола до потолка красовалось панорамное окно, за которым открывался вид на большой ночной город, озаренный светом тысячи огней, но в то же время на его улицах не было ни людей, ни машин. Сама гостиная, как мне показалось, была немного больше своего реального аналога, и почему-то плотно заставлена низкими квадратными столиками с покрытыми черным матовым лаком столешницами, а под самым потолком тут и там висели декоративные красные лампочки, что ни сколько светили, сколько просто создавали определенный антураж.
– Ты опоздал, – окликнул меня хорошо знакомый голос со стороны барной стойки.
Подняв взгляд на незамеченную мною ранее фигуру, вынырнувшую из-за стойки, я обомлел ни то от ужаса, ни то от изумления. По ту сторону бара стоял я, но другой я. Одет другой я был иначе – в черную джинсовую рубашку с закатанным по локоть рукавом и кожаный жилет, длинные, ниже плеч волосы того меня были собраны в хвост на затылке. Этот я выглядел так же, как и я настоящий, но несколькими месяцами ранее, как перед той аварией.
– Чего стоишь? – спросил тот я, кивая головой на стул у стойки. – Садись.
Следуя приглашению самого себя, я прошел к стойке и сел на высокий барный стул, но не успел я и рта открыть, как мой двойник продолжил говорить.
– Хочешь выпить? – поинтересовался он. – Да, глупый вопрос! – разведя руками, он повернулся к небольшому холодильнику, стоявшему в самом углу комнаты, порылся в нем и вынул наружу темную бутылку пива с абсолютно нечитаемой черной этикеткой. – Вот, русский имперский стаут, все так, как ты любишь – холодный, плотный и на вкус как горелая доска! Угощайся!
Он налил холодное темное пиво в высокий стакан, наполнив его доверху, и подал мне. Я, то есть, настоящий я, взял стакан, поднес к губам и сделал глоток. Во сне, а я совершенно не осознавал, что это был сон, я не ощутил ни вкуса, ни приятного прикосновения холодного напитка к своим губам. Разочарованный, я опустил стакан на стойку.
– Так, куда я опоздал? – поинтересовался я.
– На встречу, конечно! – ответил мой двойник и, словно заметив мой непонимающий взгляд, добавил. – Тебя здесь кое-кто ждал.
Между нами повисла неприятная пауза, во время которой мы долго и пристально смотрели друг другу в глаза.
– Кто меня ждал?
– А тебе что, не сообщили? – подняв брови так, будто бы я задал совершенно идиотский вопрос, ответ на который был очевиден, произнес мой двойник.
– Я не понимаю, – помотал настоящий я головой.
– Ничего страшного! Он сказал, что сможет встретиться с тобой в другой раз, – чуть тише произнес мой двойник, склоняясь над стойкой так, как если бы хотел, чтобы только я его слышал, хотя во всем помещении, помимо нас двоих, не было ни единой живой души. – Он будет ждать тебя под красной луной следующей ночью.
– А где это? – пожал я плечами.
– Сам все поймешь, – улыбнулся мой двойник, доставая из-за стойки белое полотенце и начав протирать им большой стеклянный бокал. – А пока что ты можешь идти.
Я еще раз с недоверием взглянул на другого себя, что вальяжно протирал стаканы и бокалы по ту сторону барной стойки, затем еще раз окинул взглядом помещение, что казалось мне до боли знакомым и не только лишь из-за своего удивительного сходства с моей гостиной, после чего слез со стула и осторожно, словно боясь привлечь к себе внимание, прошел к выходу. Вопреки моим опасениям, двойник не обращал на меня внимания, продолжая заниматься своими делами. Я же, оказавшись, возле выхода из «гостиной», дернул дверную ручку и вышел в прихожую, или в то место, где должна была находиться моя прихожая. Вместо знакомого помещения я обнаружил за дверью длинное многополосное шоссе, вдоль которого возвышались массивные бетонные здания большого города. Причудливым образом планировка этой улицы повторяла планировку моей квартиры, отличаясь от нее лишь масштабом. Вместо потолка над моей головой сияли звезды, а плафон превратился в полную луну. В обе стороны по ночному шоссе, освещенному желтыми огнями высоких фонарей, сновали машины, в окнах домов горел свет, а над магазинами, барами и кафешками сияли яркие неоновые вывески. Перед тем, как пойти в направлении, двигаясь по которому, я, предположительно, должен был попасть в свою спальню, я осмотрел вывеску того заведения, из которого вышел пару мгновений назад. «Алый Закат» – светила кроваво-красная неоновая надпись.
Я очень смутно помню окончание этого сна. Последний образ, что всплывал перед моими глазами, когда я по пробуждению пытался вспомнить, что произошло дальше – я долго плетусь вдоль оживленного ночного шоссе, пока улица постепенно не превращается в хорошо знакомую мне прихожую. В конце я захожу в свою комнату, ложусь на кровать и долго ворочаюсь, пытаясь уснуть.
***В нашем городе есть два характерных праздника, которые отмечаются ежегодно и с особым энтузиазмом, это День Рыбака и День Шахтера. Первый я уже пропустил, так как приехал в город уже после него, а сегодня же, в последнее воскресенье августа, отмечался второй.
Вообще, Южнопортовый всегда был известен как город рыбаков – рыболовецкий колхоз, сахалинская база тралового флота и большой судоремонтный завод были большими градообразующими предприятиями, на которых в советские времена держался город. Однако с приходом нового тысячелетия все эти большие организации канули в лету. Соседний же поселок и по совместительству второй по размеру и значимости населенный пункт нашего городского округа – Рудозаводск, был знаменит своими угольными шахтами. И так как население Южнопортового и Рудозаводска находилось в очень тесных связях, а уголь с недавних пор переправлялся через наш порт, то и отмечался День Шахтера в Южнопортовом с не меньшим размахом, чем День Рыбака.
День, к слову, обещал хорошую погоду с самого раннего утра. На синем небе ни единого облачка, а воздух настолько чистый, что четким пятном на западном горизонте вырисовывались контуры острова Монерон. Оглушительный морской аромат наполнял воздух, а легкий западный ветерок приятно трепал волосы на голове, не давая палящему солнцу преждевременно утомить горожан.
Уже к обеду я успел начисто позабыть о странном сюрреалистичном сне, виденном минувшей ночью. Сегодня мы решили выехать на природу – на наше любимое место у маяка, чтобы пожарить там сосиски, посидеть на горячем песке и просто хорошо отдохнуть. Я ответственно продолжал принимать свои таблетки и уже несколько недель не замечал вокруг себя ничего странного и необъяснимого, чему был несказанно рад. На душе стало чуточку спокойней, спал я хорошо, ел тоже, и внезапных тревожных приступов тоже не испытывал.
Дабы найти себе подходящее место на длинной линии дикого пляжа за южной оконечностью города, нам пришлось проделать немалый путь, так как в такой жаркий солнечный день множество южнопортовчан и гостей из соседних городов решили массово приехать к нам. На самом деле, дело тут было не в одном лишь теплом воскресном дне. Как я уже говорил, сегодня отмечался День Шахтера, а значит – в городе намечались масштабные, по меркам Южнопортового, конечно, гуляния. Более того, главной звездой этого праздника, о котором трубили расклеенные тут и там плакаты, должен был стать невесть откуда взявшийся в нашей отдаленной провинции Михаил Шуфутинский. Да, пожалуй, сказав, что вокруг меня давненько не происходили странные и загадочные события, я сильно поторопился.
Вечером на центральной площади нашего города должен был пройти большой концерт. Проезжая по городу мы видели, как у здания городского дома культуры рабочие возводят большую сцену из металлических ферм.
Погода у моря была превосходной, однако вода была уже слишком холодной, чтобы я сходу решился в нее окунуться. На самом деле, вода у нас была холодной всегда, даже в середине июля, от чего приходилось собирать всю свою волю в кулак, чтобы зайти в нее хотя бы по пояс.
У самого берега большими косяками сновали мальки, один раз я даже заметил большую белую медузу, показавшуюся на фоне песка. Ракушки, выброшенные на берег недавним штормом, усеяли песок, у самой воды гнила морская капуста, вокруг которой роились крохотные мошки. Песок, нагретый солнцем, обжигал ступни босых ног, от чего по берегу приходилось передвигаться, надев резиновые тапочки.
В течение нескольких часов мы с родителями сидели у берега, ели, пили и говорили ни о чем и обо всем. Чуть позже, устав сидеть на одном месте, я решил прогуляться вдоль берега, по пути собирая особо понравившиеся мне ракушки. Веера, китайские шляпки, улитки – здесь было все, даже один, но довольно большой гребень, отливающий золотом и пурпуром. Впрочем, тащить это все домой не было никакого смысла, так что в итоге я оставил их там же, где сидел.
Обратно в город мы начали собираться часов в пять вечера, когда солнце уже очевидно стало опускаться к западной оконечности небосвода. Ожидаемо, центральную улицу в районе городской площади мы обнаружили перекрытой, из-за чего пришлось свернуть на непривычно плотно заставленную припаркованными вдоль тротуаров машинами «Портовую». Чем ближе мы приближались к эпицентру, тем громче становилась музыка. Ожидаемый многими концерт начался. Отец припарковал машину недалеко от площади и предложил присоединиться к гуляниям. Противников в машине не нашлось. Конечно, я не сказать, что был одет в парадную одежду, однако и стыдиться, с другой стороны, мне так же было нечего, как я подумал – вид у меня сегодня был вполне себе провинциальный, за вычетом отросших до кончика носа волос, разве что.
Людей для города, население которого составляло примерно десять тысяч человек, на площади собралось много, ведь примерно половину составляли приезжие. Со сцены, время от времени обращаясь к собравшейся аудитории, исполнял свои хиты сам Михаил. Конечно, в повседневности я подобную музыку не слушал, однако, стоит заметить, атмосфера на площади была хорошей, приятной, да и к исполнению и работе с аудиторией придраться тоже было нельзя. В целом, не солгу, если скажу, что мне все это даже по-своему понравилось.
Гуляя по площади, я встретил Милу, что стояла в компании своих подруг, или, возможно, просто знакомых девушек. Она, словно ощутив мое приближение, обернулась почти в тот же миг, что я увидел ее. При виде меня, она широко улыбнулась и замахала мне ладонью, затем, что-то сообщив своим приятельницам, направилась ко мне.
– Макс, привет! Ты чего на сообщения не отвечаешь? – поинтересовалась она, подбегая.
– На сообщения? – спросил я, доставая из кармана телефон, на котором значились один пропущенный звонок и две СМС. – Прости, Мила, я был за городом, там связи нет. Видимо, сообщения только что пришли.
– Ладно, ничего страшного, – махнула рукой Мила. – Я как раз хотела тебя пригласить погулять, но в итоге не дождалась ответа и пошла с одноклассницами.
– Хочешь пойти к ним или, может быть, куда-то еще?
– Давай лучше куда-нибудь еще, – улыбнулась Мила. – Обсужу свежие сплетни как-нибудь в другой раз.
– Ну, хорошо, – посмеялся я, – пошли.
Закат растекался по небу и сопкам ярким пламенем. Сегодня был невероятно теплый и красивый вечер. Сотни людей: и молодые, и старые, и дети, и взрослые наслаждались приятной атмосферой летнего праздника. Все лавочки в городе были заняты, шумела музыка, а мы с Милой гуляли вокруг площади, проходя через дворы и переулки, выходя то на основную, то вспомогательную улицу.
– Как там бабушка? – поинтересовался я.
– Бабушка хорошо, насколько это вообще уместно говорить, – улыбнулась Мила. – Мама с ней осталась, а меня отправила погулять.
– Торопишься?
– Нет, – помотала она головой. – Мама не просила прийти к какому-то определенному времени, но, думаю, было бы неправильно задерживаться совсем уж допоздна.
– Тебе тоже нужен отдых, Мил.
– Да, я понимаю, но, сам посмотри, для меня это и работа, и долг.
– Тоже верно, – согласился я.
И так за беседой бы добрели до самого сухого дока, но, не заходя на его территорию, прошли вдоль ряда старых покосившихся гаражей, пока не вышли к укрепленному большой подпорной стенкой берегу. Вода шумно билась о бетон и рассыпалась на сотни и сотни мелких холодных капель. Отсюда открывался красивый вид на заходящее солнце, на длинный брекватер и на пустующий корпус старого цеха судоремонтного завода.
– Как ты себя чувствуешь, Максим? – поинтересовалась Мила.
– Что? – опешил я. – Ты имеешь в виду…
– Ну, твое ментальное самочувствие, – уточнила она.
– А, ты про это, – кивнул я, вновь переводя взгляд на морской горизонт. – Мне кажется, я начинаю чувствовать себя чуточку лучше, – немного приврал я, но, не убедив в этом даже самого себя, добавил. – Хотя тревога, на самом деле, никуда не делась.
– Кошмары мучают?
– Да, случается, – ответил я. – Я пью свои таблетки, но то и дело что-нибудь произойдет, что выбьет меня из колеи, после чего приходится подолгу приходить в себя. Пока что мне это тяжелее обычного дается.
– Пробовал оградить себя от раздражителей? – спросила она, глядя на меня прищуренными из-за слепящего солнца глазами.
– Пробовал, но никогда ведь не знаешь, откуда ждать беды, – помотал я головой. – А дома запереться тоже не вариант.
– Не вариант, – согласилась Мила. – Но ты все равно береги себя, Максим.
– Я постараюсь, – улыбнулся я.
– Рада, что у тебя все более-менее хорошо, а то мне показалось, что ты последнее время слишком сильно зацикливаешься на этом.
– Может быть, – кивнул я. – По мне видно?
– Да, – ответила Мила. – Ты не такой, как раньше. Более замкнутый, что ли… Порой как будто где-то в своем мире живешь.
– Может быть и так, – согласился я.
Когда солнце уже наполовину скрылось за линией горизонта, мы решили идти назад. К моменту нашего возвращения на сцене уже начали выступать какие-то местные малоизвестные, но в целом неплохие исполнители, а людей, кажется, немного поубавилось. Пока мы стояли и обсуждали концерт, Миле позвонила мама и попросила ее вернуться домой, так как бабушка без Милы отказывалась делать что-то, о чем мне знать было не положено. Очень кстати, гуляя по площади, мы встретили Николая – дядю Милы, который согласился отвезти ее домой. Он предложил подкинуть и меня, но я отказался, решив пройтись до дома пешком. Мои родители, дождавшись окончания основной части праздничного концерта, тоже уехали домой.
И вот, я остался один. Погруженный в свои мысли, я брел вдоль периметра площади, пока не обратил своего внимания на ряд небольших киосков с угощениями, возведенных тут как раз к празднику. Решив взять себе что-нибудь, я проследовал к ним, но, приблизившись почти вплотную к небольшой праздничной ярмарке, среди прочих вывесок я заметил одну, заставившую меня застыть.
Под треугольным сводом желтой палатки висела лампа, выполненная в виде полной луны и излучавшая тусклый красный свет.
На одно мгновение все в моих глазах потемнело, и в этом непроницаемом мраке была видна одна лишь проклятая красная лампа. Я стал озираться по сторонам сразу, как только возможность видеть вернулась ко мне. Не знаю, кого или что я ожидал увидеть, но точно что-то необычное и жуткое, резко контрастирующее с праздничной атмосферой этого вечера. Возможно, я искал знакомое бледное лицо.
– Максим! – окликнул меня хорошо знакомый голос.
Это была Карина, одетая в милое летнее клетчатое красно-белое платье. Пожалуй, если мой предыдущий сон и был неким предзнаменованием, то, следуя ему, меньше всего я ожидал встретить под красной луной именно ее. С другой стороны, этой встрече я был рад. Надо же, испугавшись, я совсем не заметил Карину, что как раз стояла возле той самой палатки с бутафорской красной луной.
– Карина, привет! – поприветствовал я ее. – Ты давно тут?
– Минут двадцать, наверное, – ответила она, слегка призадумавшись. – А ты с кем-то здесь?
– Нет, я один, – так же, промедлив, ответил я. – С родителями был, но они уже поехали домой.
– Ладно, – улыбнулась она, на секунду отведя взгляд в сторону. – Я тут тоже одна. Не сидится мне дома, вот и пошла.
– Опять ходишь одна по темноте?
– Когда я выходила, было еще светло! – возразила она, в шутку сердясь. – А обратно хотела пойти вместе с другими людьми, тем более, мне ведь тут недалеко идти. Кстати, ты же не торопишься?
– Нет, не тороплюсь, – покачал я головой. – Может, составим друг другу компанию?
– Я – «за»! – улыбнулась Карина.
Да, пожалуй, такая встреча под красной луной была мне по душе, однако что-то, какое-то неприятное ощущение затаившейся опасности упорно не покидало меня. Словно чутье подсказывало, что это был еще не конец.
И вот, я остался с ней. Остаток вечера прошел замечательно. Солнце уже давно опустилось за морской горизонт, небо потемнело, а над сопками воссияла Луна. Вместе с Кариной мы подошли поближе к сцене и начали плясать под музыку, не глядя ни на кого. Затем с кружащейся от танцев головой, мы пошли бродить вокруг площади, вокруг дома культуры и музея, а к самому концу праздника опустились на освободившуюся скамейку и просидели на ней довольно много времени, смеясь и разговаривая.
– Мне как-то легче стало, – призналась в один момент Карина, когда музыка на площади стихла, а выступавшая группа, закончив очередную композицию, лишь готовились начать следующую.
– А было?
– А было… – она задумалась, на миг посерьезнела, оглянулась вокруг, после чего, вновь расплывшись в улыбке, продолжила. – А было как-то не по себе. Знаешь, противное такое чувство: одиночество, тревога, грусть. Мне тяжело выходить на улицу в последнее время, но и дома сидеть тоже невыносимо. А сейчас я думаю, что, возможно, мне просто нужна была чья-то компания.
– Вполне возможно, – пожал я плечами. – На самом деле, я тебя отлично понимаю, ведь я испытываю то же самое. И мне тоже стало легче.
– Правда?
– Да, – кивнул я. – Даже во сне не всегда получается по-настоящему расслабиться.
– Тебя мучают кошмары? – подняв бровь, спросила Карина.
– Да, вроде того. Порой они бывают какими-то… – я на секунду задумался.
– Слишком живыми и реалистичными? – предположила она.
– Да, точно! – согласился я. – Как ты догадалась?
Карина ничего не ответила. Она сидела, устремив на меня свой взгляд, а на лице ее в этот момент не читалось никаких очевидных эмоций, по которым я смог бы понять ее настроение или реакцию на свои слова. Однако же, прежде чем она успела что-либо сказать, вокалист последней на сегодня группы объявил, что их последняя песня, по его словам, должна быть «медленной и романтичной».
– Можно ли пригласить вас на танец? – картинно изображая галантного кавалера, обратился я к Карине, мгновенно выведя ее из странного ступора.
– О, разумеется! – улыбнулась она, изящно подавая мне руку.
И мы пошли танцевать. Конечно, мы были не единственной парой, решившейся на «вальс», однако, как мне показалось, именно мы привлекли к себе наибольшее внимание. Но, возможно, мне так просто показалось. В какой-то момент я даже начал было думать, что захожу слишком далеко, однако останавливаться уже, действительно, было слишком поздно. Итак, положив свою левую руку на тоненькую талию Карины, а правой рукой взяв ее левую ладонь, я закружился в танце, утягивая ее за собой в бесконечный круговорот огней и звезд. Мотив в музыке мне показался знакомым, однако, как бы я ни напрягал свою память, так и не смог понять, что же за песня это была, но я, определенно, ее уже где-то слышал. Итак, бесконечность превратилась в маленькую точку, а несколько минут сжались до одного мгновения, и наш танец подошел к концу.
– Это было прекрасно! – улыбалась Карина, повисая у меня на руках, наверное, все сейчас плыло перед ее глазами.
– Да, согласен, – улыбнулся я. – Кажется, все закончилось, пора бы нам собираться по домам.
– Да, наверное, – согласилась Карина, глядя на звезды. – Хотя я не хочу никуда уходить, но ты прав, нам пора. Ты же проводишь меня до дома?
– Кем бы я был, если бы сказал «нет»?
– Тогда пошли!
Итак, вместе с небольшими группками горожан мы побрели в направлении ее дома по главной городской улице. По дороге мимо нас со стороны площади проносились машины, прочие компании шумели и болтали, должно быть, надеясь на продолжение банкета. Мы с Кариной же шли, обсуждая минувший вечер, который, по нашему общему мнению, удался на славу.
Карина жила в одном из домов на центральной улице, что интересно, почти напротив загадочной церкви Пресвятой Матери. Ее двор выходил на Портовую улицу, а с подъезда открывался вид на море и пришвартованные корабли, и в то же время на старые облезлые портовые строения и какой-то невысокий длинный склад с двускатной крышей, территория которого была закрыта старыми покосившимися воротами из сваренных труб.
– Ну, хорошо провели время, – произнесла Карина, оборачиваясь ко мне, как только мы подошли к ее подъезду.
– Да, – согласился я, – отлично. Как-то даже легче на душе стало, это правда.
Между нами повисла неловкая пауза. Мы стояли друг напротив друга и то и дело, то встречались взглядами, то вновь их разводили. Без малого пять лет прошло с тех пор, как мы общались с ней в последний раз. Пять долгих лет. Да и встречались мы ну совсем недолго, с полгода, может быть, чуточку больше, но все воспоминания о том времени словно заново рождались в моей голове, пока я стоял и глядел на нее. И вот, я вновь провожаю ее домой, вновь стою перед ней, не зная, как поступить. Интересно, думала ли она о том же самом?
– Ну, пока? – смущенно улыбаясь, спросила Карина.
Я наблюдал ее в тусклом свете желтого фонаря, да и тот светил у другого подъезда, так как в фонаре возле подъезда Карины перегорела лампочка. Карина была стройна и красива. Длинные рыжие волосы струились по ее плечам, платье подчеркивало стройную фигуру. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и как-то странно поглядывала на меня. Возможно, мне так показалось из-за плохого освещения, но я решился на первый шаг.
И не ошибся. Карина бросилась ко мне в тот же самый миг, что я потянул к ней свои руки, уже через секунду мы оказались в объятиях друг друга, своими губами я ощутил ее теплое дыхание, одной рукой я прижал ее к себе, а другую свою руку утопил в волосах на ее затылке. Еще долго мы не могли оставить друг друга. Я целовал ее вновь, целовал как в последний раз, ощущая непреодолимое желание и… боль, словно по чему-то давно и безвозвратно утерянному.
– Не отпускай меня, – прошептала она мне на ухо, когда наши губы разъединились, но лишь за тем, чтобы набрать воздуха в грудь.
Я и не собирался. Не знаю даже, сколько еще мы так простояли, возможно, пять минут или двадцать, а, возможно, час. В такие моменты время словно начинает идти чуточку иначе. Мы страстно лапали друг друга, не в силах остановиться, а нам, к нашей радости, никто и не мешал.