Ждите Алый Закат

Леонид Воробьев

Ждите Алый Закат

Предисловие

И вот, спустя практически три года упорной и изнуряющей работы мой дебютный роман завершен. Крайне сложно передать словами ощущение от вида законченного произведения, которым и в котором я жил все эти годы, но, я бы сказал, что это некая совершенно безумная смесь эйфории и грусти. Эйфории от результата проделанной работы, которая, скажу честно, примерно втрое превзошла первоначальную идею своими глубиной и объемом, а грусти от ощущения расставания с миром, в котором столько времени провел, сочиняя его и собирая по крохотных кусочкам. Что же, теперь этот мир более не принадлежит мне в той же мере, в которой принадлежал вплоть до первой его публикации, отныне я и сам лишь сторонний его наблюдатель.

Сразу скажу, что пускай официально это моя дебютная работа, но фактически же не первая. «Ждите алый закат» – это второй мой роман – первый я был вынужден отложить, записав увесистую треть, а на момент старта активной фазы написания этого романа (весна 2022 года) я уже в течение двенадцати лет писал относительно небольшие рассказы, вот только их я публиковал исключительно в свой рабочий стол. В любом случае, это моя первая законченная работа, которую широкая публика должна узреть.

Тебе же, дорогой читатель, я благодарен от всего сердца за то, что ты подарил мне и моей работе свое время, и даже если тебе не понравится, то знай, что я все равно благодарен. Спасибо.

Что же по самому произведению – я создавал его, находясь в совершенно ужасном моральном состоянии, так что ощущения, испытываемые главным героем, я списал со своих, как и их динамику, и где герой проваливался в пучину тревоги и самобичевания, там же в них проваливался и я, и вместе со мной он из них выбирался, находя в себе силы бороться. Скажу сразу, что я не рассматриваю это произведение как в полной мере развлекательное (что, конечно, не значит, что я не пытался писать интересно) – я сочинял, потому что не мог иначе. Как не сложно догадаться, во многом места, персонажи, да и некоторые события описаны с моего личного опыта, порой даже те, которые кажутся полностью выдуманными – каждое место действия имеет реальный прототип, большинство персонажей тоже, да и психологический портрет главного героя также во многом списан с меня, вот только я совершенно не хочу, чтобы кто-то видел в нем меня, ведь я это Я, а он это ОН, пускай между нами и есть много общего. Другие же события и персонажи могут быть схожи с некоторыми событиями и персонажами из иных произведений, которые я в совершенно безумных комбинациях адаптировал «под себя». И, возможно, все это сделает произведение несколько труднопонимаемым, но я прошу, скорее, не пытаться понять его логически, а прочувствовать, разгадав символизм и метафоричность в его образах.

Особые благодарности я хочу выразить тем людям, без которых этот роман был бы невозможен: Османкина Светлана Станиславовна, Воробьев Виталий Владимирович, Воробьева Анна Александровна, Крылов Роман, Стоценко Роман, Бабкин Евгений.

Посвящается Ушаковой Галине Федоровне.

Лето. Глава 1: Прибытие

Высокая густая трава, заросли двухметровой кислицы и огромных, словно зонт, лопухов, качавшихся под дуновением легкого морского бриза, с огромной скоростью проносились за левым бортом автобуса, в котором я ехал домой. Желая поскорее окунуться в атмосферу своего родного города, я шире распахнул окно, и мне в лицо тут же ударил соленый морской воздух, запах которого я помнил с детства и, уверен, что в жизни ни с чем бы его не спутал.

Лучи июльского солнца, уже прошедшего свой зенит и понемногу опускавшегося к западному горизонту, слепили глаза, отражаясь от спокойного холодного моря за правым бортом. Вот в зарослях бамбука и травы за старой железнодорожной насыпью показались первые дома – ветхие почерневшие хибары с темными мутными окнами, окруженные старыми покосившимися заборами. На некоторых из этих домов полностью отсутствовали крыши – вероятно, последствия прошлогоднего тайфуна, обрушившегося на город в конце октября.

И вот, наконец, вдали у самого берега показались серые и скучные, но такие родные и знакомые панельные пятиэтажки. Отсюда начинался Южнопортовый – небольшой тихий прибрежный город, омываемый водами Татарского пролива и обдуваемый тремя ветрами, некогда бурно развивавшийся, а ныне спящий и потихоньку увядающий. Но каким бы со стороны ни казался этот город человеку, никогда в нем не жившему, будь то путешественник, турист или заезжий журналист – серым, унылым или безликим, я видел в нем свой дом. Казалось, какая-то неведомая сила десятилетиями копилась за этими бетонными стенами, под кронами высоких деревьев, на широких длинных улицах, в самой природе, атмосфера покоя и безмятежности, которой лично я не ощущал в прочих городах, в которых мне довелось побывать, и уж тем более в огромных мегаполисах.

Наконец, мы въехали в город, где с обеих сторон нас окружили вытянутые вдоль дороги длинные узкие спальные районы, составленные из все тех же панельных домов, а на балконах я увидел и их жителей: кто-то развешивал постиранное белье, кто-то курил, задумчиво смотря вдаль в только лишь одному ему известную точку на горизонте, кто-то вел непринужденные беседы со своими близкими. По улицам сновала ребятня, люди, неторопливо бредущие по своим делам да молодые матери с колясками. Жилые здания чередовались с портовыми строениями – конторами и складами, время от времени попадались старые скверы, посвященные то годовщине победы в Великой Отечественной войне, то первому полету человека в космос, то старым мореплавателям-исследователям Дальнего Востока.

Конечная остановка междугороднего автобуса находилась в самом центре города, а ехать туда сейчас, чтобы после брести несколько километров обратно по жаре, да еще и с двумя тяжелыми сумками мне совершенно не хотелось, как бы я ни соскучился по родным краям. Итого, завидев приближение своего района, я поднялся со своего места и проследовал к кабине водителя.

– Остановите на «Школе», – попросил я, водитель в ответ лишь молча кивнул головой, недовольно скорчив губы, и остановил машину на нужной мне остановке.

Вот я и приехал. Без малого, пять лет прошло с тех пор, как я последний раз ступал на эти улицы, но, казалось, здесь совсем ничего не изменилось. Продолжая озираться по сторонам, я перешел на другую сторону улицы, благо, движение в городе никогда не было сколь-либо плотным, тем более под вечер выходного дня, а сегодня, к слову, была суббота.

Я ступал по пыльной грунтовой дороге, что тянулась вдоль мелкого быстрого ручейка, бежавшего с неизвестного мне источника в распадке меж двух высоких сопок, а сквозь подошву своих туфель я, казалось, чувствовал каждый камушек. Где-то на середине пути мой взгляд упал на торчавшую из земли ржавую арматуру, о которую я когда-то в детстве споткнулся и, упав на камни, разодрал себе колени. Да, пожалуй, в этом городе время действительно замерло. Спустя еще десяток метров я пересек железную дорогу и вышел на свою родную улицу, узкой линией растянувшуюся с севера на юг вдоль гряды высоких зеленых сопок, я уже видел свой дом, расположившийся у самого подножия высокого пика с установленным на нем маячком для авиатранспорта. А на балконе своей квартиры я прямо отсюда разглядел мать, она со своим далеко не идеальным зрением узнала меня с расстояния сотни метров и замахала рукой, призывая скорее идти домой. Впервые за долгое время мое лицо растянулось в улыбке, теплой и искренней. Думаю, мы бы узнали друг друга и с куда большего расстояния.

Пять лет, пять долгих лет я не появлялся в этом доме. Как и в случае с городом, при беглом осмотре видимых изменений обнаружить мне не удалось, однако еле уловимая динамика времени крылась в деталях. Будь то пара новых морщин на лице матери или прядь седых волос на отцовской голове, возможно, отходившие местами уголки обоев или треснувшее на двери в мою старую комнату стекло: во всем, что меня окружало, ощущалось неумолимое течение времени. Но это все еще был мой дом, место, где я вырос.

Родители встретили меня, что называется, с распростертыми объятиями и тут же накрыли большой стол, уставленный различными вкусностями: печеной до хрустящей корочки курицей с гарниром в виде риса, совсем как я любил в детстве, моими же любимыми салатами и нарезкой из колбасы, сыра и копченой кеты. Сначала я подумал, что не стану много есть, но стоило мне лишь почуять запах домашней еды, так аппетит пришел, откуда ни возьмись.

Солнце потихоньку ползло вниз, опускаясь все ниже и ниже к темно-синему горизонту распростертого на многие километры моря. Я, как следует, набив живот, чуть покачиваясь после двух выпитых кружек свежего пива, вновь вышел из-за стола и подошел к окну. Во дворе царила небывалая идиллия – дети играли на небольшой площадке, на лавочке сидели и о чем-то активно беседовали их матери, пожилая женщина гуляла со своей собакой. Две большие черные вороны уселись на крыше дома напротив, высматривая себе ужин. А там, за домами раскинулся Татарский пролив, такой тихий и спокойный сегодня. Где-то вдали от берега на рейде стояли большие сухогрузы: я насчитал три штуки. Оказывается, с нашего самого высокого – пятого этажа открывался потрясающей красоты вид!

– Ну а что у нас с городом? – задал я, внезапно возникший в голове, вопрос.

– Да, развивается потихоньку, – ответила мать. – Рыбный промысел возродить все пытаются, даже завод упаковочный построили. Масштабы, конечно, далеко еще не советские, но вот хоть что-то уже.

В это же самое время мой взгляд упал на маленький кораблик, что шел, казалось, по самой линии горизонта, утопая в лучах заходящего солнца. С такого расстояния он казался крохотной черной точкой, медленно плывущей с севера на юг по ровной, словно стекло, водной глади.

– Да, – добавил отец, – только вот стоит эта продукция так, словно ее к нам откуда-то из Америки привозят.

– А это? – указал я на тарелку с заметно поредевшей нарезкой из копченой кеты.

– Обижаешь! Это я сам коптил, а рыбу у местных ребят купил.

Я легонько улыбнулся и сел обратно за стол.

– В общем, местным этой продукции меньше всего достается?

– Ну да. В основном на материк ее шлют, за границу тоже. Но зато рабочие места появились в городе в кои-то веки. Машины теперь, дорогие у нас по городу разъезжают, и особняки тут и там стоят.

– Дай угадаю – начальство того самого завода?

– Ну да, начальство, – ухмыльнулся отец и сделал глоток из своего стакана. – Впрочем, и не только.

– А что такое?

– Ну а что еще? Мафия, разумеется, – ответила мне мать.

– Какая еще мафия?

– Ну, такая. Обычная.

Я покосился сначала на мать, затем на отца.

– Организовали это производство сначала одни люди, стали выходить в море за рыбой. Понемногу добывали, развивались, продавали на рынке, киоск там свой открыли. Наверное, год так просуществовали. А потом у нас тут полезные ископаемые нашли. Уголь, нефть, вон, на шлейфе. Видел, наверное, вышки в море, когда в город въезжали? Быстро появились предприимчивые ребята с материка, добычу организовали, людей тогда прибавилось немного, город как-то ожил, в бюджет деньги пошли. А на деньги, собственно, мафия-то и потянулась. Появились они года два или три тому назад, стали бизнес у людей отжимать. В один день начальник рыбного промысла продает свое предприятие и уезжает неизвестно куда. А на месте руководителя появляется другой человек, который выкупает один из доков и строит там комбинат. И тут понеслось. На рынке киоск закрылся, цены взлетели, а большая часть лова пошла за пределы города и области. И это лишь капля в море.

Родители переглянулись. Солнце тем временем уже вплотную приблизилось к горизонту, а его огненно-оранжевые лучи упали на светлый кухонный гарнитур, окрасив кухню яркими красками.

– Особняки в городе появляться стали, росли как грибы. Правительство городское частично сменилось – говорят, новые хозяева «своих» людей поставили. Пытаются теперь они угольную промышленность к себе прибрать. А там, глядишь, и на нефть лапу положат.

– Почему же я не удивлен? – произнес я с грустной ухмылкой.

– Да это еще не все, – добавил отец. – Люди в городе пропадать стали. То и дело новое объявление на доске розыска возле отдела МВД появится. И далеко не всех находят. Кого-то обнаруживают уже мертвым, но большинство пропадает без вести. Вышел человек с работы, а до дома не дошел, случалось и такое.

– Жуть, – добавил я после недолгого молчания.

– Это да. Так будто мало было того. Кто-то в городе начал распространять наркотики, от травы и до чего-то тяжелого, вроде героина. От него часто умирают, молодые совсем ребята. Большинство смертей и пропаж людей списывают именно на наркотики.

– И что? Никто ничего с этим не делает?

– Пытаются делать, да вот результатов пока мало.

Солнце уже окончательно скрылось за морским горизонтом, когда мы, закончив ужин, стали убирать со стола. Тьма стремительно опускалась на город. С улицы через приоткрытое окно донеслись крики молодежи, выбравшейся на ночную прогулку. На своей спине я ощутил холодный ветерок, дувший с моря, по телу тут же побежали мурашки. Уж от чего от чего, а от откровенно холодного ветра среди лета я за несколько лет жизни на материке отвык.

Рассказанные родителями откровения о жизни родного города немного меня обескуражили. Все эти истории про мафию, наркотики и бесследные исчезновения людей никак не вязались в моей голове с образом того тихого уютного места из детства. Даже в старших классах школы, мне не приходилось слышать подобных баек. Должно быть, за эти пять лет в городе все же что-то поменялось, причем, не в лучшую сторону.

На самом деле, мне не терпелось поскорее выйти наружу и пройтись по родным улицам, которые я знал с детства. Истории о пропажах людей не напугали меня достаточно сильно, чтобы заставить сидеть дома, однако над городом уже сгустилась тьма, а осматривать улицы под покровом ночи смысла было не много. В итоге, немного поколебавшись, я решил отложить прогулку до завтра, а вечер провести с семьей.

Я вошел в свою старую комнату, в которой некогда провел все свое детство и юношество. Комната пустовала, шкаф и комод ныне использовались как хранилище полотенец и документов, но во время моего отсутствия здесь никто не жил, вероятно, иногда на этой постели располагали редких гостей, что оставались с ночевкой, но не более того. Еще это была самая холодная комната в квартире, когда-то мне это нравилось, но теперь, с непривычки, я в ней мерз. Прямо за окном, метрах в двадцати, высилась зеленая сопка, у самого подножия которой находился небольшой, заросший высокой травой дворик и несколько старых гаражей, половина из которых была давно заброшена. Из узкого распадка, что виднелся из окна, до ушей моих доносился шум горного ручейка и переливистое щебетание птиц.

Через какую-то четверть часа я уже сидел в кресле, попивая горячий чай из своей кружки и информировал старых друзей о своем прибытии, попутно договариваясь с ними о встрече. По предварительным данным мне суждено было провести в городе весь ближайший год, так уж сложилась моя жизнь. Однако я особо не расстраивался по этому поводу. Вероятно, это был отличный шанс переосмыслить свое прошлое, обдумать будущее и со свежим взглядом начать новую жизнь. С этой мыслью я закончил свой вечер и со спокойной душой лег спать. Завтра меня ждал новый день.

Глава 2: Бездонная яма

На следующее утро я по привычке проснулся рано, часов в восемь утра, и больше не смог уснуть. Сна не было ни в одном глазу, мне хотелось поскорее выйти на свежий воздух и прогуляться по городу. Первым делом я, поднявшись с кровати, подошел к окну и распахнул шторы. Сегодняшний день обещал быть пасмурным: небо скрылось за белыми, словно снег, облаками, в густом тумане скрылись пики зеленых сопок, а судя по мокрому асфальту и россыпи мелких капель на стекле, еще и моросил дождь.

Тем не менее, меня это не остановило. Я, налив себе кружку крепкого горячего кофе, стал собираться. Пришлось достать из сумки легкую кожаную куртку, не терявшую своей актуальности в наших краях даже в середине лета. Когда я запирал за собой входную дверь, родители еще спали.

Утром запах с моря ощущается сильнее, чем днем или вечером, в предрассветный час прохладный западный ветер наполняет им весь город. Воскресенье. И без того немноголюдный город на заре выходного дня кажется абсолютно пустым, тем более, в такую погоду. Мои наручные часы показывали половину девятого. Все это могло сыграть мне на руку, так как я хотел пройтись в центр по железной дороге, что длинной линией тянулась вдоль сопок через весь город. На самом деле, с недавних пор, ходить по железнодорожным путям запретили. На нескольких, укрытых в зарослях бамбука, точках дежурили полицейские, обычно не одетые в форму и приезжавшие на своих личных автомобилях. Нарушителям на первый раз делали строгое предупреждение, а на второе и более нарушение можно было получить вполне реальный штраф. Меня в свое время ловили дважды, однако себя я не выдал и оба раза отделался лишь предупреждением. Скажем так, я не считал себя полным идиотом, способным попасть под поезд, поэтому ходил по путям, не опасаясь быть сбитым. Дело в том, что мне очень нравилось бродить здесь, нравилось идти вдоль сопок, чьи подножия утопали в густой зелени. Железная дорога была скрыта от центральной улицы жилыми домами и ветхими гаражными кооперативами, здесь всегда было спокойно и по-своему красиво. Мое детство выпало на самый упадок города, когда большинство градообразующих предприятий оказалось закрыто, а железная дорога практически не использовалась по своему прямому назначению, вследствие чего, многие южнопортовчане предпочитали ходить по городу именно по ней. Исключением я не был.

Итак, внимательно озираясь по сторонам в поисках патрулей, я вышел к распутью, где одна линия, словно ветвь дерева, расходилась на две, а те, в свою очередь, разветвлялись еще и еще. Значит, я был уже практически в центре города. Я оказался на большом разъезде, зажатом меж сопкой и городом и рассеченном множеством путей. На двух линиях, словно огромные спящие змеи, стояли длинные составы. Мне они нравились. Вообще, я любил все, связанное с железной дорогой. Не считая только, разве что, многодневных переездов в плацкартных вагонах. Весь западный склон сопки, устремленный к городу, был застроен частным сектором. Были ли то чьи-то дачи, либо же кто-то жил в них на постоянной основе, сказать наверняка я не мог. Я решил пойти по самой дальней от города и, соответственно, ближайшей к подножию линии, вдоль которой штабелями были сложены новые обильно смазанные креозотом шпалы, готовые к установке.

Когда-то на сопку вела широкая японская лестница, чьи растрескавшиеся и поросшие мхом ступени все еще можно было разглядеть среди густой травы и деревьев, однако путь этот уже давно никем не использовался. Я же выбрал иной путь – уложенную железобетонными плитами автомобильную дорогу, серпантином поднимавшуюся по склону. Идти по ней мне, к слову, было не столь просто, как я ожидал. Уж слишком я за эти пять лет привык к равнинной местности с незначительным перепадом высот. А ведь когда-то я тут даже бегал.

Довольно скоро я свернул с дороги, делавшей далее довольно большой крюк, и вышел к другой, но еще используемой японской лестнице, удивительно крутой, хочу заметить. Она вывела меня на небольшое плато, где в конце девяностых была возведена небольшая бревенчатая церковь. Когда-то здесь располагался синтоистский храм, его фундамент все можно было отыскать, если не полениться и обойти ту самую церковь. Удивительно, но со времен моего детства здесь мало что изменилось. Однако свой путь я держал не сюда: сделав такой срез, я вновь вышел на серпантин и побрел по нему еще выше – к нашей смотровой площадке.

Старая дорога плавно поднималась по склону. Густые кроны деревьев нависали над ней, словно огромный зеленый купол, а пряная пышная и полная соков и жизненной энергии растительность цвета и пахла. С недавних пор весь юг Сахалина заполонили люпины, их фиолетовые и розовые кисти возвышались над изумрудной травой вдоль дорог, на пустырях и у подножия сопок. Они добавляли ярких красок в и без того прекрасную картину островной природы, невероятным образом дополняя красоту окраин нашего города. Из-за плотного тумана, казалось, будто вершины сопок уходят в самое небо. В такие моменты они казались мне обителью древних богов. Морось все не прекращалась. Она легонько щипала лицо и наполняла воздух запахом сырой пыли. На пути к обзорной площадке я миновал ряд давно заброшенных гаражей и один маленький частный домик с пустыми окнами и сорванной ураганом крышей. Мне казалось, я был в нем раньше, но не помнил, когда и при каких обстоятельствах: скорее всего, вместе с отцом зашли к его знакомым, а, может, я и сам выдумал эту историю, когда гулял здесь в детстве. Теперь же все здесь было заброшено, стояло и разрушалось от сырости и времени.

И вот, словно в награду за мои старания, мне открылась панорама нашего города. Несмотря на то, что обзорная площадка находилась примерно на середине сопки, вид с нее все равно впечатлял. Город по-прежнему оставался все таким же пустым и безлюдным. По дороге сюда я, кажется, не увидел ни одной машины. Усилившийся ветер трепал мои волосы и полог куртки. Еще вчера спокойное, словно зеркало, море рассекали высокие волны.

Почему-то именно это место я любил больше остальных. Еще, будучи школьником, я поднимался сюда в компании своих друзей, чтобы играть и жечь костры. Став же чуть старше, я начал приходить сюда в полном одиночестве, желая собраться с мыслями и отдохнуть. Была здесь какая-то особая меланхоличная атмосфера: все эти брошенные гаражи, мачты высоковольтной линии, растрескавшиеся дорожные плиты, обилие зелени, вороньи крики и практически полное отсутствие людей. Сейчас же мне казалось, что это место ждало меня все эти годы.

Однако одной лишь обзорной площадкой мой путь не ограничивался. Чуть дальше нее находилась наша подстанция, которую огибала дорога, уходя еще выше. Вот только дорога эта далее превращалась в обычную грунтовку, испещренную колеями и превращавшуюся в совершенно непроходимое болото после каждого небольшого дождя. Конечно же, я не смог сдержать своего любопытства и пошел дальше. Дойдя же до подстанции, окруженной решетчатым забором, я с разочарованием обнаружил, что именно сегодня эта дорога была покрыта толстым слоем жидкой грязи. Да, пожалуй, зайти сегодня выше смотровой площадки, у меня не было ни шанса. Но, на самом деле, я не сильно этому расстроился, ведь у меня был еще целый год на то, чтобы обойти всю сопку вдоль и поперек по нескольку раз.

И с мыслью о том, что еще неоднократно вернусь сюда сразу, как только того пожелаю, я зашагал в обратном направлении. Напоследок же я решил взобраться на большую пустую насыпь, где некогда стояла мачта высоковольтной линии, что несколько лет тому назад перенесли за подстанцию. И вот с этой насыпи прямо перед собой я увидел довольно большой пустырь, густо заросший сорняком, где, в самой гуще травы, лопухов и полыньи разглядел несколько приземистых бетонных строений, напоминавших входы в некие подземные коммуникации. Ну, конечно! Это были старые водоочистные сооружения.

Всегда, сколько себя помню, я любил находить и исследовать различные заброшенные сооружения, в коих, благодаря постсоветской разрухе, наш город недостатка не испытывал. Еще в начальной школе мы с друзьями облазали каждую покинутую стройку в городе, массу бесхозных частных домов у подножия сопки и однажды даже целое пустующее общежитие. Было в этих брошенных зданиях нечто привлекательное, некая романтика запустения, которую не каждый был способен ощутить и тем более полюбить.

Стоит ли говорить, что в этот момент во мне во всю силу заиграла тяга к приключениям?

Ведомый непреодолимым желанием поскорее оказаться там, возле входа в эти подземные тоннели, я стал искать способ безопасно спуститься с насыпи на этот пустырь. Однако сделать это оказалось не так уж и просто, ибо мне пришлось бы наугад прыгать в непроходимые заросли, которые могли скрывать за собой что угодно, в том числе и достаточно глубокие ямы. Единственный же более-менее нормальный путь до них лежал со смотровой площадки, куда я тут же поспешил вернуться. И действительно, стоило лишь чуть внимательнее присмотреться, и можно было заметить старую тропинку, почти полностью заросшую травой. Тонкой длинной змейкой она убегала вглубь пустыря. Я был не особо готов к подобным путешествиям, и, тем не менее, я ступил на тропу и, внимательно смотря себе под ноги, побрел по ней навстречу манящей неизвестности. Высокий бамбук и огромные лопухи уже спустя два метра пути почти полностью скрыли от меня и смотровую площадку, и даже небо. Но я продолжал идти, пока не вышел к небольшой бетонной арке, знаменовавшей спуск в подземный тоннель. Крутая бетонная лестница опускалась метра на полтора или два под землю. Своей ветхостью и прямыми формами спуск в тоннель напомнил мне заброшенные строения японского города Хасима, что я видел некогда на фотографиях в интернете. Быть может, тоннели эти были куда старше, чем я изначально мог подумать? Итого, выйдя из зарослей, я ступил на верхнюю ступень и чуть пригнулся, чтобы заглянуть внутрь, но увидел внизу лишь гору пустых бутылок, да пару старых грязных резиновых сапог.