Метаморфозы смерти

– Получается, главные святилища и статуи в Акрополе принадлежат Афине?

– Правильно, Афине Палладе! И все они носят множественные имена, раскрывающие её величие. Итак, Промахос означает – впереди сражающаяся, Парфёнос – дева, и Полиада – покровительница полисов.

– А Паллада?

– Победоносную воительницу начали называть таким образом, после обнаружения деревянного идола Палладиума, упавшего с неба. Сейчас божественная статуя хранится в Восточном крыле храма Афины Полиады. Да-да, в том, что выделяется портиком прекрасных каменных дев. Поговаривают, перед идолом днём и ночью горит негаснущее пламя в золотой лампе, куда подливают масло не чаще раза в год. А в западной части возносят молитвы и дары Зевсу и Гефесту.

– Вот это уже интересно! – воодушевился Гермес. – Пожалуй, Афина, я не пойду с тобой к Парфенону, а лучше прогуляюсь к соседнему храму. Составишь мне компанию, Немезида?

– Но помните, в святилища Акрополя не разрешается заходить никому, кроме жриц! – предупредила рабыня.

Условившись позже встретиться на том же месте, разделившиеся герои направились в противоположные стороны. Гермес по пути к храму Афины Полиады, занявшего на холме разные уровни, почти не слушал разговор рабыни с богиней возмездия. Пока девушка рассказывала неофитке про могилы царя Эрехтея и Кекропа со змеиным хвостом, нашедших покой у древних стен, юноша сосредоточился на собственных мыслях. И только когда они остановились неподалёку от крыльца, украшенного шестью мраморными кариатидами, божественный посланник попросил у Немезиды разрешение, сравнить её женственные черты с чёткими линиями каменных жриц Артемиды, желая оценить талант скульптора в придании неподвижным изваяниям правдоподобности.

Неофитка без особой охоты скинула с головы ткань чёрного пеплоса и, развернувшись боком, подставила свой идеальный греческий профиль под лунное сияние ночи. Её восковый цвет лица и прямой нос мгновенно напомнили новообращённому заострённые лепестки мистической лилии. Однако складка меж нахмуренных бровей, раскачивающиеся в такт дыхания девушки золотые серёжки с весами, и приставленная к подбородку деревянная рукоятка от кожаной плётки, придали романтичной особе весьма суровый вид, раскрыв принадлежность к мстительному карающему божеству.

Естественно, ни одна из каменных дев в ниспадающих одеждах с жертвенными кувшинами в руках, держащих на головах в качестве ноши фризы храма с мраморной резьбой, не способны были состязаться красотой с новообращённой богиней Немезидой. О чём и не упустил возможности сообщить хозяйке обаятельный плут с чересчур серьёзным выражением лица, чтобы его не заподозрили в лести. Едва же герои дошли до легендарной оливы, росшей в миниатюрном саду рядом с алтарём Зевса у северного портика святилища Афины, Гермес вдруг исчез.

– Точно в подземное царство мёртвых провалился! – растерялась рабыня.

Немезида кивнула, отметив про себя: «Как же невольники Афин отличаются от остальных рабов Эллады!» Ведь ещё в благодатных Нимфеях новообращённая нередко становилась свидетелем обсуждения посетителями этой острой темы. В Элевсине и во всей Аттике невольников не считали за людей и относились к ним словно к одушевлённому имуществу. Рабы не обладали простейшими правами, не могли заводить семьи и всецело принадлежали хозяевам, которые по своему усмотрению не только нагружали их любой работой, но и наказывали за малейшую провинность голодом или розгами, а за значительный проступок – не гнушались и повешеньем. Причём такую дешёвую рабочую силу позволяли себе иметь в том числе небогатые дома.

Между тем в Афинах к невольникам установилось более гуманное отношение. Здесь хозяева вводили рабов в семью торжественными ритуалами, и в дальнейшем старались содержать их в нормальных условиях, понимая, что голодные работники принесут мало пользы. Также в полисе им разрешалось владеть собственностью, на дополнительных заработках оставлять себе часть зарплаты и самое важное – допускалось со временем выкупить долгожданную свободу. Зачастую возникали и случаи освобождения невольников посмертным завещанием владельца.

Рабов в Афинах давно уже не причисляли к двуногому скоту. Демократические законы защищали их и от произвола владельцев. Если те демонстрировали жестокое поведение, то невольники запросто обращались в суд с требованием сменить им хозяев. Убийство работника же расценивалось страшным злодеянием, нёсший за собой крупный штраф.

И действительно, стоящая перед Немезидой рабыня была одета вполне прилично в тунику из добротной ткани, и рассуждала обо всём наряду с небожительницей – открыто и непринуждённо, иногда позволяя себе в высказываниях лёгкую дерзость.

– Надеюсь, ваш спутник не осмелиться зайди в храм, нарушив правила, – осуждающе заявила рабыня. – Иначе юношу ждут огромные неприятности, и от немилости богов и гнева жриц его не спасут даже молитвы Гермесу перед его статуей в западном крыле святилища.

– Правда? Там есть изваяние божественного вестника? – переспросила Немезида.

– Да, местные торговцы и путешественники часто прибегают к покровительству бога лукавства, счастливого случая и воровства…

– Я не ослышалась, ты упомянула воровство?

– Ну, в мифах обаятельный мошенник нередко в целях развлечения прибегал к кражам или другими ловким проделкам, – выложила всё подноготную Гермеса рабыня, и не подозревая об истинной сути своих спутников, чем, несомненно, удивила благоразумную Немезиду.

– Это преступление! – возмутилась богиня возмездия.

– Но хитрец ворует на потеху, не имея злого умысла. Для него любое хищение всего лишь игра. Да и странные пристрастия, легкомысленный характер, склонность ко лжи не мешают уважаемому божеству выступать в роли посланника всего олимпийского пантеона.

Немезида ничего не ответила невольнице на открывшееся разоблачение, ибо чуть не задохнулась от возмущения. Значит, ей самой понравился лукавый плут! Пришёлся по душе хитрый мошенник! Небожительница воплощала собой справедливость, обязана была следить за порядком и нести возмездие всем нарушителям спокойствия, но попалась в ловушку собственной беспечности.

Потом вернулся Гермес, и Немезида принялась к нему присматриваться с особым пристрастием. Как и глянцевый мак, привлекающий взоры шелковистой лёгкостью, вестник богов являлся обладателем опасной красоты, бледная кожа которого придавала ему вид бескровного небожителя. Но сколько новообращённая не искала в его завораживающих чёрных глазах, дурманящих не хуже маковых зёрен, признаки неискренности или коварства, её усилия не увенчались успехом. Она не обнаружила ни единого намёка на плутоватый прищур, вместо этого серьёзный взгляд неофита продолжал сквозить умом и рассудительностью. Или же коварный бог слишком хорошо притворялся.

– Пока я обходил храм вокруг, наткнулся на колодец с ключом солёной воды. Неужели его выбил трезубец Посейдона? Ещё меня посетило откровение, точно левые и правые каменные девы на портике – зеркальные отражения друг друга, – рассказал о своих находках Гермес, оглядываясь в сторону балкона с кариатидами и будто не замечая недоумения на лице рабыни, прекрасно осведомлённой об истинном расположении источника морского владыки внутри святилища над отверстием в верхнем перекрытии, а вовсе не снаружи. – И всё-таки давайте не будем здесь задерживаться, чтобы не заставлять ждать Афину.

Вместе с тем богиня мудрости изначально намеревалась нарушить запрет, посетив Парфенон. Продвигаясь к величественному храму Афины Парфенос, по праву заслужившего статус сокровищницы Эллады, неофитка впечатлилась его идеальными пропорциями. Святилище представлялось собой прямоугольное строение с колоннадой по четырём сторонам, возведённое из белого пентелийского мрамора. И хотя со временем камень приобрёл на солнце тёплый золотистый оттенок, лунной ночью он перенимал холодный серебристый тон.

Новообращённая понятия не имела, что в стремлении к гармонии здание спроектировано с использованием золотого сечения, словно святилищу надлежало парить в небесах, радуя взор богов олимпийского пантеона, а не находиться на земле под обозрением смертных. Не догадывалась неофитка и о применении секретов оптической иллюзии при строительстве храма на холме. Тем не менее с помощью этого феномена удалось сделать видимым то, чего в реальности не существовало.

Возможно, древние строители рассчитывали в зодчестве запечатлеть лик божества, потому и возвели сооружение по его образу и подобию, подражая формам пластичного тела и избегая прямых параллелей. С одной стороны – архитектура Парфенона навевала мысли о совершенстве, с другой – в устройстве отсутствовали прямые линии, все колонны обладали разной толщиной, были размещены на неодинаковом расстоянии, заужались кверху и наклонялись внутрь, а место плоских ступеней занимали изогнутые. Но именно благодаря допущенной кривизне человеческий глаз воспринимал столбы безупречно ровными и само святилище высоким и цельным.

– Туда нельзя заходить! – напомнила неофитке рабыня, наблюдая с ужасом на лице, как та не только поставила ногу на ступень, но и начала взбираться наверх.

– Мне можно! – отмахнулась новообращённая.

– Ах! Так слухи оказались правдивы, и наш полис на самом деле посетили нынче божества?! – спохватилась невольница. – И почему я сразу не узнала Афину Палладу?

Лишь мельком взглянув на фасадный фриз храма с увековеченной на нём битвой богов с Титанами и скульптурную композицию на восточном фронтоне со сценой собственного мифического рождения из бедра Зевса, неофитка поспешила к воротам. За внешними колоннами шли ещё внутренние, но и там Афина не стала задерживаться, чтобы присмотреться к барельефам, изображающим торжественное панафинейское шествие в свою честь, а шустро проскользнула в главный зал святилища.

Однако очутившись в огромном вытянутом помещении, окружённом третьей группой каменных столбов, Афина не успела сделать и шагу, как по залу вдруг пронёсся узнаваемый звук, сравнимый с чьим-то злобным шипением. Оглянувшись по сторонам, неофитка заметила промелькнувшую за колоннадой тень. Судя по силуэту, она могла бы принадлежать одной из жриц храма, если бы не волосы на голове, развивающиеся подобно клубку переплетённых змей. И совершенно зря новообращённая восприняла зловещий эффект за иллюзию, порождённую колыхающим пламенем факела, следом похожее видение обнаружилось у второй стены, точно её владелица бродила по кругу. А затем настойчивый шёпот послышался уже над ухом небожительницы:

– О-о-освободи меня от проклятья!

Хотя голос представился новообращённой знакомым, эффект неожиданности активизировал врождённые рефлексы, и девушка рьяно замахнулась факелом, совершив при этом проворный выпад, не хуже опытного бойца, поражающего цель. Конечно, Афина в роли любимой дочери Зевса, слишком благоразумной и вечной девственницы прославилась в мифах в первую очередь своей удивительной мудростью. Но не меньшую известность богине принёс и её образ защитницы справедливости, покровительницы военной стратегии и тактики, а также храброй воительницы, никогда не проигрывающей в битвах.

– О-о-освободи меня от проклятья или убей! – далее слова раздались откуда-то сверху, но девушка упорно продолжала крутить головой по сторонам, ища преследователя среди мраморных столбов.

Притом в Парфеноне неофитка оказалась неслучайно. Едва ступив на афинскую землю вместе с процессией Элевсинских мистерий, небожительница мгновенно ощутила острую необходимость взобраться на скалистый холм Акрополя, возвышающийся над полисом. Она не знала, какие сверхъестественные силы тянули её сюда сродни магниту – чудодейственному камню, найденному неподалёку. И лишь одно оставалось очевидным: здесь явно кто-то ожидал прихода героини и теперь чересчур напористо добивался её внимания.

Сейчас в большом зале с высоким потолком и двумя этажами колонн помимо небожительницы не наблюдалось ни единой живой души, видимо, вся охрана сосредоточилась у запасного входа в храм с западной стороны. Как раз там во вспомогательных помещениях по соседству со святилищем хранились основные сокровища полиса и государственная казна. Но кто же тогда обращался к богине? И молитвы или угрозы рассекали тишину вокруг?

Дальше ожили тени уже на плитах пола под фигурой девушки, принявшись причудливым образом извиваться, и она, наконец, поняла, кто пытается с ней говорить. Богиня медленно обернулась к гигантской статуе в боевом вооружении, стоящей в зале на постаменте. Под прислонённым к ногам щитом с чеканкой битвы эллинов и амазонок неофитка сразу приметила каменную змею, а в руках скульптуры – копьё и фигуру покровительницы победы Ники в человеческий рост.

Рабыня по дороге к храму упоминала, что на изготовление корпуса изваяния ушло несчётное количество мрамора, на её обмундирование и оружие – целая гора золота, на лицо и руки – много слоновой кости, а на глаза – драгоценные камни невиданного размера. Только вот под трехгребневым шлемом статуи со сфинксом посередине и грифонами по бокам, героиня обнаружила не прекрасное лицо Афины Парфенос, а искажённую ненавистью гримасу страшного чудовища. Да и на месте волнистых волос виднелось сплетение ядовитых змей.

Изваяние почти достигало потолка, и изливающийся на него лунный свет из распахнутого гипефра, проделанного в черепичной крыше святилища по типу обширного окна, явно обладал колдовскими чарами. Ибо в потоке исходящего сияния статуя начала оживать, её глаза заморгали, уголки губ задрожали, под ними блеснули зловещие клыки, руки чудища покрылись чешуёй, ногти на пальцах заострились, а змеевидные волосы на голове взялись извиваться и шипеть.

– О-о-освободи меня или убей! – вместе со словами изо рта каменного монстра выскользнул длинный раздвоённый язык, и неофитка попятилась спиной к выходу, почувствовав жуткое отвращение. – Или я сама покончу с тобой раз и навсегда!

За угрозой последовал удар копьём, и Афина еле успела отскочить в сторону. На каменном полу же в точке столкновения возникло глубокое отверстие. Затем девушка встретилась взглядом с мифическим существом и уже не смогла тронуться с места. Тело героини перестало вдруг слушаться, наполнившись тяжестью, а ожившая статуя тем временем выдвинулась в её направлении.

Очевидно, изваяние намеревалось раздавить Афину, наступив на неё своей каменной сандалией, но едва подошва склонилась над девушкой, раскрыв на растрескавшейся поверхности росписи кентавромахии с воинственными кентаврами, пресёкся зрительный контакт с монстром, и жертва сумела резво выскочить из-под ноги. Не мешкая более ни секунды, новообращённая стремительно припустила к воротам, желая укрыться за его тяжёлыми бронзовыми створками.

Выбравшись наружу, неофитка чуть не сбила с ног идущую в святилище жрицу, совсем не ожидавшую поздно ночью в Парфеноне застать паломников.

– Не ходите в храм, там чудовище! – предостерегла священнослужительницу запыхавшаяся Афина.

– Наверное, опять заползла змея, – кивнула жрица, без колебания проследовав внутрь.

Когда же богиня из любопытства заглянула в образовавшуюся щёлку, перед её взором предстал пустой зал. Исчезло также углубление в полу от удара копья, и жрица беспрепятственно прошлась по ровным плитам. Не оказалось на положенном постаменте и уродливой статуи.

– Возвращайтесь туда, откуда пришли, вам нельзя находиться в храме! – предупредила нарушительницу порядка жрица.

Дерзко вскинув подбородок, Афина хотела отчитать строгую священнослужительницу, не признавшую в ней богиню и покровительницу Парфенона. Но в следующий момент проём входа полностью заслонил огромный глаз с вертикальным зрачком, по бокам которого в оставленные просветы попытались просочиться ожившие каменные змеи, заменявшие чудищу волосы на голове. Это кошмарная статуя склонилась в три погибели, стараясь добраться до беглянки.

– Расправлюсь со всеми заговорщиками… – предостережение из уст изваяния слилось со зловещим шипением ползучих тварей.

Только извивающимся гадюкам так и не удалось дотянуться до Афины. Дочь Зевса молниеносно отскочила от ворот, и со скоростью крылатого Пегаса понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая разом по несколько ступеней. За спиной девушки послышался громкий треск, словно изваяние попыталось схватить небожительницу, вытянув из ворот длинную руку, но лишь оцарапало когтями камень.

– Жрицы обнаружили ваше присутствие в храме? – забеспокоилась ожидавшая на улице рабыня. – Но почему вы не открыли им правду о себе?

– Лучше скажи мне, что тебе известно о чудище со змеями на голове? – перебила её стремительно появившаяся неофитка.

– Вы говорите о Горгоне? – смекнула невольница, показывая новообращённой свой глиняный талисман от сглаза с изображением безобразной женской головы в обрамлении волос-гадюк. – Подобные горгонейоны выполняют роль оберегов. Они очень популярны среди афинян.

– Ты знаешь, как можно уничтожить этого монстра? – с нажимом уточнила неофитка.

– А её и так уже давно убил Персей, – пробормотала побледневшая вдруг рабыня, – по вашей подсказке.

– Стало быть, она мертва? – растерялась новообращённая. – Ты уверена?

«Но кого же тогда я наблюдала в святилище? И отчего монстра не видела жрица?» – в глубокой задумчивости Афина принялась теребить драпировку своего пеплоса, чьи складки искусно подражали полосам на колоннах Парфенона.

– Без сомнения. Давайте я вам напомню историю Медузы Горгоны. Миф о ней мне хорошо известен. Раньше девушка служила вашей жрицей и слыла настоящей красавицей. Хотя именно её привлекательность и притянула к ней страшное проклятье, ведь однажды прямо в храме несчастную обесчестил морской владыка Посейдон. В итоге за оскверненье алтаря и ужасное святотатство вы обратили Медузу и двух заступившихся за неё сестёр в жутких чудовищ. С тех пор волосы Горгонам заменили ядовитые змеи, а их взгляд обрёл смертельную способность обращать любое живое существо в камень.

Выслушав рассказ невольницы, Афина не особо-то прониклась сожалением к печальной судьбе ни в чём не повинной девушки. Но так уж повелось среди олимпийских богов. С одной стороны – они умели создавать человеческих существ и охотно брались помогать им, с другой – легко гневались на них, насылая всевозможные несчастья. И не было для смертного хуже напасти, чем попасться на глаза разъярённому небожителю в неудачное время. Только вот с Медузой дело обстояло немного иначе. Богиня втайне завидовала её красоте, поэтому Горгоне изначально не следовало рассчитывать на справедливость.

Вместе с тем афиняне всегда почитали богиню мудрости больше остальных небожителей за её покровительство полису, науке, знаниям, ремёслам, искусству, и часто противопоставляли брату Аресу. Если жестокий бог кровавой войны приходился любителем резни и побоищ, его мудрая сестра с присущей ей человечностью прибегала к столкновению в исключительных случаях. Да и в самих битвах Афина обычно руководствовалась разумной тактикой и стратегией, а не слепой яростью, быстрее стремилась разрешить конфликт и наладить мир.

Правда, наряду со всеми достоинствами Афина славилась непростым нравом, и ввиду преобладающего в ней духа воительницы имела на своём счету множество скелетов. К тому же первое убийство небожительница совершила ещё в детстве, когда по неосторожности в игре проткнула копьём подругу. Позже раскаявшаяся богиня взяла себе титул Паллада в честь имени погибшей молочной сестры и создала статую под названием Палладий. Но Зевс скинул деревянный идол с Олимпа на землю, где тот после долгих переездов занял место в храме афинского Акрополя, рядом с Парфеноном.

– Сёстрам Горгонам пришлось скрыться от людских глаз на далёком морском острове, – продолжила рассказ рабыня. – Но и там их отыскал Персей – сын Зевса. Уничтожить Медузу без боя ему помогли советы божеств и подаренные ими реликвии. Итак, благодаря шапке-невидимке подземного владыки, чьё имя нельзя произносить вслух, и крылатым сандалиям Гермеса он смог незаметно приблизиться к ней спящей и отсечь голову серповидным адамантовым клинком, прикрываясь от проклятого взгляда щитом с зеркальной поверхностью. Кстати, последний предмет ему передали вы, богиня Афина.

– Подожди-ка, ты уверена, что он убил Медузу, а не одну из её сестёр? – опомнилась неофитка. – Разве они имели не одинаково отвратительную внешность?

– Ну, так утверждается в мифе, – растерялась невольница. – В любом случае полубога Персея уже нет в живых и уточнить не у кого.

– Надеюсь, Персей не ошибся. Иначе Медуза Горгона захочет отомстить своим обидчикам, – проявила недовольство Афина.

Затем дева-воительница припомнила угрозу ожившей статуи с каменными змеями на голове, обещавшей расправиться со всеми заговорщиками, и поняла, наряду с Гермесом и Аидом, чьё имя эллины боялись упоминать, она будет первой в карательном списке.

– А почему люди используют облик Горгоны на оберегах? – полюбопытствовала Афина, когда они вернулись к Гермесу и Немезиде, ожидающих в положенном месте.

– Афиняне взяли пример с вас, богиня, – призналась рабыня. – Вы же заключили изображение её головы себе на эгиду для устрашения врагов! Также печать Медузы присутствовала и на доспехах Александра Македонского. Может, поэтому он всегда побеждал?

Афина не нашлась с ответом и всю оставшуюся дорогу до места ночлега то и дело опускала взгляд на нашивку своего воротника с искажённым лицом Медузы, будто видела его в первый раз. А Гермес при расставании с Немезидой преподнёс ей в подарок красивую лампу для освещения тёмной комнаты. Однако утром выяснились нелицеприятные подробности о хищении древней реликвии из Святилища Афины Полиады в Акрополе, и богине возмездия пришлось изрядно потрудиться, чтобы через рабыню вернуть золотую лампу в храм, не вызывая подозрений. Зато богиня возмездия разобралась, наконец, в личности божественного посланника, и теперь по-хорошему ей требовалось наказать виновного в краже мошенника. Но отчего-то неофитка решила с этим повременить.

Между тем жрецы повелели мистагогам днём привести группу новообращённых к подножию Акрополя. Погода выдалась ясной, и путь их снова лежал через оживлённую площадь Агору в центре Афин. В то же время на обустроенный рынок по привычке спешили и остальные эллины, ведь собственно там и происходили самые значимые события из общественной жизни. Именно в сердце полиса афиняне назначали встречи и узнавали обо всех новостях, вели беседы и философствовали, обсуждали общие проблемы и ожесточённо спорили.

Крестьяне, ремесленники и купцы давно успели выложить на лавках для продажи продовольствие, собственные изделия и диковинные товары из далёких стран, а на помостах у Эакиона, предназначенного для хранения зерна, выстроили на обозрение рабов. С трудом пробираясь через шумный наводнённый людьми рынок, неофиты с любопытством озирались по сторонам. И совершенно напрасно мистагог Гладиолус пытался обратить их внимание на здешние достопримечательности: величественный храм Аполлона, священный алтарь Афродиты из красного известняка, вместительный округлый Толос с конусной крышей для сборов совещательного совета, оружейную палату, квадратный Перистиль и разные Стоя с колоннадами, организованных по типу картинных галерей, его слова немедленно потонули в воцарившемся на площади гуле.

Но если ещё позавчера эллины в Агоре судачили о недавно завершившихся спортивных соревнованиях, приезде известного учёного с лекцией, выставленных в Пёстрой стоя статуях и скандальном случае в одной зажиточной семье, то самой важной на сегодня темой, конечно, являлись проводимые в Афинах Элевсинские мистерии. И тайна об участии в них божеств каким-то удивительным образом всё-таки просочилась наружу, что послужило поводом для жаркой дискуссии.

– Я слышал, будет сама богиня Афина – защитница нашего полиса!

– Ты главное – не столкнись с её дерзким братом Аресом. По мифам он злее цепного пса из потустороннего царства.

– А я хочу увидеть неземной красоты Афродиту. Ходит молва, где ступает её нога, там вырастают цветы, и даже страшное чудище под её взглядом преображается…

– Не обнадёживайся зря, хе-хе. Тебе это точно не поможет. Такого рода метаморфоза не по силам и богам. Уж лучше молись Аполлону – покровителю искусства, чтобы он взамен свирели создал музыкальный инструмент, способный надеваться прямо на твою безобразную голову.

– Кого они сравнили с Цербером Аида? – грозно процедил, в свою очередь, сквозь зубы Арес, но, оглянувшись, обнаружил позади Афродиту, и рвущиеся изнутри ругательства застряли у него в горле.

– Надеюсь, ты из-за глупых сплетен не развяжешь здесь бойню, брат? – насторожилась Афина, тогда как богиня красоты лишь кокетливо пожала плечами.

– Не беспокойся, сестра, у меня есть дела поважнее, – заверил девушку Арес, но в следующий момент нашёл мстительным взором в толпе чересчур болтливого эллина, и его губы расплылись в жестоком оскале.

Афродита же предпочла и дальше продвигаться вперёд, держась за Аресом. Могучая спина бога войны представлялась неофитке надёжной защитой. Да и столпившиеся на площади эллины в разноцветных гиматиях и хламисах немедля расступались перед решительным натиском юноши с внушительной внешностью воина. А забредшие на рынок неофитки в другой день бы столкнулись с осуждающими взглядами эллинов, ибо у местных женщин не было принято свободно выходить на улицу без сопровождения мужа или служанки. В большинстве случаев гречанкам полагалось сидеть дома, заниматься хозяйством и детьми, посылая на центральную площадь по делам и за водой рабов. Обычаи призывали афинянок избегать посещения публичных мест и стараться не обнаруживать своё присутствие в мужском обществе для поддержания добропорядочной репутации.