Метаморфозы смерти

Метаморфозы явили на месте вечнозелёных растений священных Нимфей не совсем обычных человеческих созданий, а возродившихся небожителей, которым теперь надлежало пройти посвящение в Великих Элевсинских мистериях, чтобы закрепить за собой бессмертное воплощение или же кануть в безызвестность навсегда. Только у просуществовавших сотни лет в растительном обличье неофитов не успели должным образом перестроиться защитные рефлексы, отчего они пока не до конца осознавали, через какие испытания им предстоит пройти.

– С нами отправляются также все мистагоги. Вы можете обращаться к ним по любым вопросам, используя их вторые цветочные имена: Фиалка, Ирис и Гиацинт, – сообщил иерофант, поочерёдно указывая на наставников. – Они будут сопровождать вас во время всей церемонии Элевсинских мистерий.

Вспомнив о своей принадлежности к фиалке, наставница напряглась. Но затем её окружили расшумевшиеся кандидаты – боги и низшие по рангу даймоны, желающие узнать всё и сразу, и тревоги за собственное благополучие отошли на второй план. Причём значительная часть неофитов устремились именно к ней, а не к стоящим поблизости юноше Гиацинту и девушке Ирис, точно её аура обладала своеобразной магической притягательностью. Впрочем, вопросов по грядущим ритуалам так и не последовало, и героев скорее волновали насущные проблемы.

– До заката мы достигнем афинского Элевсиниона, – постаралась удовлетворить любопытство каждого кандидата Фиалка. – Вы приняли человеческое обличье и теперь сами должны о себе позаботиться. Все божественные представители, так или иначе, самоопределяться и освоят новую роль. Всему своё время!

Следом все неофиты потянулись за жрецами и мистагогами на выход из священных Нимфей, но Фиалка недосчиталась Ойзис, а потому решила вернуться. Не найдя новообращённой ни среди клумб с растениями, коронованных соцветиями из солнечного золота, лунного серебра или позаимствовавших тон лепестков у радуги, ни в переплетённых тенях колон и деревьев, Фиалка дошла до искусственного грота. Там на алтаре среди растительных жертв она обнаружила ветви ивы, и её глаза округлились от ужасной догадки.

– Ищешь богиню тоски? – послышавшийся из-за спины голос верховного жреца заставил девушку вздрогнуть от неожиданности. – Разве ты забыла, что она отказалась принимать участие в мистериях. А значит, не удостоилась и чести остаться в божественном обличье.

– Разумеется, – опустив взор, пробормотала Фиалка.

Мистагогша всё никак не могла привыкнуть к внезапным появлениям и исчезновениям иерофанта. Раньше она представляла себе главного толкователя мистерий из рода Эвмолпидов дряхлым старцем, но изящные руки с длинными гладкими пальцами и показавшаяся из-под капюшона нижняя часть лица без единой морщинки выдавали в священнослужителе фигуру немного старше её самой. А может, верховному жрецу с помощью сверхъестественных сил удавалось выглядеть персоной без возраста? И не эти ли магические чары позволяли ему накалять воздух вокруг гнетущим напряжением, заставляя присутствующих испытывать удушающие приступы неконтролируемой паники?

– Вы открыли всем неофитам их новые имена, – обратилась к жрецу мистагогша с беспокойством о собственной судьбе. – И мне тоже хотелось бы узнать о своей роли…

Взглянув на подрагивающие от волнения губы девушки и её сощуренные фиалковые глаза, иерофант ещё раз убедился в том, как человеческие ипостаси перенимают часть свойств и внешних черт растений. Неспроста нежному цветку с лепестками в форме сердца, напоминающему удивительную бабочку, приписывали способность привораживать. Сама мистагогша также обладала настолько пленительной наружностью, что могла состязаться красотой с богинями и нимфами.

В ожидании ответа верховного жреца Фиалка затаила дыхание. Естественно, она уже успела разобраться в некоторых деталях своего перевоплощения. Очевидно, на её долю выпало обратиться в смертную девушку, а не богиню. Но судя по причёске и одежде, героиня имела знатное происхождение и не принадлежала к числу рабынь. Женщины в неволе всегда коротко стригли волосы и носили хитоны с неподшитыми краями из грубого полотна, по традиции оставляя открытым правое плечо. Длинные вьющиеся локоны мистагогши же оказались собраны на затылке в греческий узел, чёрный плащ скрывал тунику из дорогой ткани, искусно задрапированную по силуэту её точёной фигуры, а на шее обнаружилось золотое ожерелье с тремя рядами амфоровидных подвесок, символизирующих одновременно жизнь и смерть.

Вместе с тем девушка ощущала себя странным образом, ведь её памяти были доступны знания о насущней жизни эллинов, но притом она ничего не ведала о себе самой.

– Фиалки с очаровательными глазками всегда отличались любопытством, – надменно усмехнулся иерофант. – Но ты услышишь собственное имя не раньше, чем выполнишь порученную тебе миссию.

Поспешно кивнув священнослужителю, Фиалка неуверенной походкой поплелась прочь, совершенно напрасно высматривая среди насаждений пышных Нимфей плакучую иву. Наотрез отказавшись от посвящения в таинство мистерий, даймон страданий, тревоги и горя предопределила свою участь, сполна заплатив за проявленную дерзость. А наставница хотя и не относилась к пантеону небожителей, отличалась от обычных смертных девушек не только чарующим обликом, но и острым умом. Поэтому героине не составило труда в словах верховного жреца про любопытство под видом комплимента определить завуалированную угрозу. Иерофант недвусмысленно предостерегал её держать язык за зубами.

Вскоре процессия со жрецами, мистагогами и неофитами покинула Элевсин, направившись по священной дороге в полис Афины. Иерофант с помощниками заняли торжественные места во главе шествия с деревянной статуей Диониса-Иакха и ценными атрибутами Элевсинских мистерий, аккуратно уложенных в кисты – специальные корзины с пурпурными лентами. В качестве охраны их окружил конный отряд эфебов, состоящий из обученных военному делу юношей, облачённых по особому случаю в траурные хламисы. А следом уже пешком устремились наставники и кандидаты.

Новообращённым ранее не доводилось покидать Нимфей, и первую половину пути они с интересом присматривались сначала к просторным полям Триасийской равнины, а потом к изрезанной линии морского берега Элевсинской бухты. Перед шествием кандидатам пришлось заменить белоснежные хитоны и цветные плащи на чёрные одеяния с позолоченными орнаментами и отворотами, выполняющих функцию капюшонов. И теперь процессия стала напоминать скопление заблудших душ, скитающихся по земле подобно проклятым теням в поисках благословенной истины.

Перейдя по мосту солёные ручьи Рэты на границе элевсинских и афинских земель, иерофант с двумя помощниками сели в повозку, загрузив туда же священную статую с главными атрибутами таинства. Тогда как остальным участникам шествия предстояло проделать весь путь до Афин своим ходом. К счастью, с наступлением осени изматывающая жара спала, но погода продолжала держаться довольно тёплая, точно в выборе благоприятной поры для проведения Великих Элевсинских мистерий поучаствовали боги.

Когда же процессия остановилась у храма Афродиты, раскинувшегося у склона Пёстрой горы, рогатый Пан поравнялся с Дионисом, торопясь поделиться с ним своими сомнениями:

– Я слышал, никому не позволяется приступать к великим мистериям до посвящения в малые. Интересно, с чего ради, для нас сделали исключение?

– А вдруг мы их прошли, но не помним об этом? – высказал опасения бог виноделия.

– О чём ты? Думаешь, мы не всегда были растениями?

Тем временем служительницы храма узнали от иерофанта о посещении богини Афродиты их обители и потянули новообращённую в святилище к выдолбленным в каменной породе алтарям, где возлагались подношения в её честь. Грациозно проскользнув между видимых белоснежных колонн из песчаника и их незримых теневых копий, кандидатка обнаружила внутри небольшого помещения статую покровительницы красоты двухметрового роста, совсем не похожую на неё внешне и даже наполовину не передающую очарование неофитки. Но если Афродите хватило такта выдавить благосклонную улыбку, последовавшая за ней Афина, наоборот, закатила глаза, ибо, по мнению богини мудрости, своевольный мастер придал изваянию чересчур легкомысленный облик.

– Ещё в Нимфеях меня начали посещать странные видения, – между тем снаружи храма Дионис продолжил разговор, осторожно подбирая слова, – как я участвую в омовениях и молитвах, прохожу очищение воздухом и огнём.

– Не перепил ли ты вина из своего чудодейственного мастоса? – ухмыльнулся хвостатый кандидат. – Забыл о предупреждениях Фиалки? Неофитам полагается придерживаться поста до возвращения в Элевсин!

– Конечно, нет! Да покарает меня громовержец в случае вранья, – заверил юноша. – Сперва я подумал, видения показывают мне сцены Антестерии – праздника цветов, посвящённого моему культу, который эллины также отмечают в анфестерионе, подобно малым Элевсинским мистериям. Но почему тогда, вместо жертвоприношения цветов и соревнований ряженых сатиров по количеству и скорости выпитого вина, мне мерещились жрецы, разыгрывающие под видом богов сцены о похищении владыкой загробного царства покровительницы весны Персефоны?

– Всё так! Постановка мифа о Персефоне и… повелителе мёртвых – основа элевсинского таинства, а не Дионисий, – согласился Пан, тоже опасаясь произносить вслух имя Аида – владыки мира теней, чтобы не призвать смерть раньше времени. – Однако ты, мог слышать рассказы посетителей Нимфей об их участии в малых мистериях, и твоя фантазия разыгралась…

– Но я настолько отчётливо сейчас представляю себе Афины, где происходит первая часть таинства, словно бывал в тех местах по-настоящему! – возразил Дионис.

– Прошедших малые мистерии участников именуют уже мистами. К нам же обращаются как к неофитам, – напомнил бородатый кандидат, но заметив косые взгляды Фиалки в их сторону, решил прервать опасную дискуссию.

Далее процессия мистерий устремилась к возвышенности, оставив позади храм Афродиты. Нижние склоны Пёстрой горы покрывали пастбища, виноградники, оливковые и плодовые деревья, а чуть выше перед взором небожителей предстал рельеф лесной местности со скалистыми образованиями и многочисленными пещерами.

Когда же процессия к вечеру достигла Афин, и, пройдя через Священные ворота, по Панафинейской дороге направилась в Элевсинион – храм Деметры и Персефоны, расположенный у основания Акрополя, подозрения бога виноделия подтвердились. Хотя над полисом успели сгуститься тусклые сумерки, а пересекаемую ими по диагонали рыночную площадь Агору наводнили давно ожидавшие их эллины, как афиняне, так и прибывшие со всей Аттики, Дионис сразу узнал место из своих видений.

– Я совершенно точно посещал ранее Афины, – растерянно заявил покровитель веселья, удивив рогатого Пана. – Иначе, откуда мне известно назначение большинства сооружений здесь? Вон справа – Храм Аполлона и Стоя Зевса, а перед ней огороженный стеной алтарь двенадцати богов. Да-да, жертвенник там – среди оливковых деревьев. Дальше Панафинейская дорога нас выведет к Элевсиниону, и рядом с ним, между Южной Стоя и Монетным двором, мы увидим Эннеакрунос – источник девяти труб. Этот фонтан снабжает водой всю Агору! Я и сам набирал в его канале полные кувшины…

Только вскрики столпившихся на рыночной площади паломников в количестве не менее тысячи человек перекрыли голос Диониса, и Пан почти ничего не расслышал. Бог виноделия же продолжил крутить головой, разглядев немного в стороне старое строение Булевтерия, где теперь хранился архив, и новое здание, куда перебрался парламент. А позади них на холме возвышался великолепный Гефестейон с тридцатью четырьмя колоннами и фризами в дорическом и ионическом стиле. Юноша не мог обозревать с дороги скульптурные изваяния на метопах мраморного храма Гефеста – самого трудолюбивого бога-кузнеца, но необъяснимым образом знал, что там запечатлены подвиги Геракла и Тесея, победившего в лабиринте ужасного Минотавра. К тому же Дионис мысленно представлял окружающий святилище сад и собирающихся в тени гранатовых деревьев философов, среди которых отметились в разное время Сократ, Платон и Аристотель.

И так под ликующие крики эллинов, восхваляющих привезённую в Афины статую Диониса-Иакха, ещё называемую Яккосом и в роли божественного духа служащую посредником между богами и людьми, процессия добралась до Элевсиниона. У ступеней храма с рядом стройных колонн, увенчанных капителями в форме бараньих рогов, их встретил федринт, отвечающий за очищение статуи, и сразу поспешил на вершину Акрополя, сообщить жрице Парфенона о прибытии из Элевсина шествия с атрибутами великих мистерий. А афинский правитель, именуемый архонтом, вместе с иерофантом принялся зачитывать участникам порядок допуска к священным ритуалам.

– К таинству разрешено приобщаться лишь тем мистам, кто владеет нашим языком, ведёт праведную жизнь и не имеет на руках крови убийств, – предупредил архонт, сурово оглядывая собравшихся.

– Вперёд страждущие! Откровенья мистерий ждут вас! – глашатай пригласил паломников переступить порог храма. – Пусть пред вами откроется, наконец, истина и вы прозреете! Тогда в положенное время тьме не удастся поглотить вас, ибо факел вспыхнувшего знания не позволит вам затеряться в вечности!

В следующий момент в дверях Элевсиниона показались жрицы с венками на головах из нежных нарциссов, с воодушевлением затянувшие гимны на дорический лад. И под звуки их наставлений началась утомительная процедура проверки кандидатов. Первым делом священнослужители взялись сверять имена растянувшихся в цепочку эллинов по аттическому списку граждан, судебной книге и перечню участников малых мистерий. Потом их с усердием регистрировали, и после получения подтверждения оплаты мзды и внесения денежного взноса паломникам уже дозволялось пройти в святилище для зажжения благовоний у статуи Деметры. Либо к алтарю возле храма для проведения жертвоприношения под открытым небом, если кандидаты успели предварительно совершить омовение в море.

– Крепитесь, мисты! – звонко запели жрицы, прежде чем вернуться в храм. – Скоро вам предстоит узнать, что вся ваша жизнь подобна лабиринту с обманчивыми путями, без божественного просветления в конце земного странствия ведёт лишь в тупик.

Элевсинион внутри не отличался просторностью, да и собралось слишком много участников, желающих почтить богов, поэтому жрецы пропускали в святилище и к алтарям всех по очереди, разрешая жертвовать по одному животному от целой группы.

– Можно бесконечно искать смысл бытия, – слышался мелодичный голос жриц храма, – но, только переступив черту невежества, вы сумеете ощутить ветер перемен и свободно выдохнуть. Выстроенные вокруг границы – иллюзорны, а запреты – фальшивы. Правда же всегда находилась у вас перед глазами, но сомнения тёмным покровом скрывали от вас свет истины.

Едва же дошёл черёд до неофитов, обрётших второе рождение в богоугодных Нимфеях, вмешались дадух и пивомий. Служитель алтаря и факелоносец указали жрецам о положении важных кандидатов, и те потребовали от небожителей вырвать по волосу с головы в знак символического взноса своим бессмертием. Без каких-либо громких заявлений все предоставленные доказательства мгновенно перекочёвывали в мешочек, и допускающиеся в храм новообращённые лишались покровительства растительного мира навсегда.

– Заходите, мисты, заходите, – дадух попросил посвящаемых участников не толпиться у дверей.

Перед воротами в храм жрецы окропили руки и одежду кандидатов водой, знаменуя символическое телесное очищение. Именно в тот момент Фиалка поймала себя на мысли, что никто давно не платил такой высокой цены за посвящение в таинство. А от внимания Диониса не ускользнула другая странность:

– Смотри-ка, Пан, наши имена не только чудесным образом появились во всех нужных списках, но жрецы уже справедливо нас причислили к мистам!

– Думаешь, они обнаружили наши имена среди тех, кто прошёл малые мистерии? – удивился Пан, поглубже натянув на голову капюшон, не желая шокировать рогатым обликом паломников.

– Верно подмечено! – прошептал бог виноделия, помня о наставлении мистагогши – соблюдать тишину во время ритуалов. – Это дадух с пивонием настойчиво подсунули им старые списки с необходимыми сведениями, заботливо поднятые из архива Булевтерия.

– Тсс, неофиты! – шикнул Гиацинт, договорившись с наставниками продолжать называть их так, а не мистами, чтобы отличать новообращённых из Нимфей от остальных посвящаемых.

«К тому же не возникло ни единого вопроса о прохождении кандидатами военной подготовки, без которой неофиты также не допускаются до посвящения по негласному правилу», – добавила про себя Фиалка, прекрасно расслышав замечания Пана и Диониса. – «А ведь Адонису на вид не дать девятнадцати лет. Неужели жрецы отыскали подтверждение участия бога юности в боевых сражениях, включённых в обязательные спортивные игры для всех молодых эллинов? Но как возможно подобное?»

Первая группа небожителей ненадолго задержалась у алтаря со статуей Деметры на пьедестале, где мистагоги от их имени зажгли благовония, воздавая молитвы богине, а неофиты вознесли руки к небесам, вопрошая её о великой милости. Тогда-то новообращённые и успели разглядеть на поверхности стоящего поблизости мраморного жертвенника знакомые растения, оставленные кем-то в качестве даров. Притом кандидатам показалось, будто их листья и стволы обагрены кровью, точно жертвы ею истекали, испуская дух, или же мрачный эффект создавали разбросанные по очагу красные лепестки розы.

– Богиня плодородия – Деметра приоткроет вам завесу тайны элевсинского учения, – между тем продолжали петь жрицы. – Преступите порог испытаний и примите посвящение! Да вразумите вашу духовную суть и постигните вечное блаженство!

Но часть неофитов уже потянулись к выходу, уступив очередь у жертвенника второй своей группе. И протискиваясь среди собравшихся паломников на улицу, кандидаты не могли не отметить, как сильно накалилась атмосфера в святилище. Теперь впавшие в религиозный экстаз мисты уподоблялись потоку живой энергии, сконцентрировавшейся в месте божественной силы. Все их молитвы и почти синхронные действия по вскидыванию вверх рук слились воедино в таком исступлённом неистовстве, словно здесь под высоким сводом Элевсиниона отныне билось сердце всего мира.

– Вы заметили растительные дары на каменном алтаре? – поинтересовалась Афродита, едва кандидаты вышли на улицу.

– Да. Они напомнили наши прошлые жизни, которыми пришлось пожертвовать… – отозвалась Артемида – богиня охоты.

– И правда, там собраны и окроплены священной кровью все воплощающие нас растения, – вмешался в разговор Дионис.

– В жертву принесена даже ветка ивы, – проблеял рогатый Пан, – хотя Ойзис отказалась участвовать в мистериях…

– Совпадение, – возразила Апата. – покровительница лжи и обмана. – Там были также нарцисс и асфоделус. Но их представителей вообще нет среди нас.

Герои в растерянности оглянулись в сторону храма, в чьих стенах будет несколько дней и ночей подряд звучать хор молитв, а на алтаре во дворе проводиться жертвоприношения. На улице уже стемнело, и золотое мерцание факелов вокруг добавило атмосфере мистерий ещё большей таинственности.

«И фиалка!» – внутренне содрогнулась наставница. – «Я совершенно точно видела на алтаре фиалку…»

Пожертвовав растительными жизнями и получив взамен человеческий облик, неофиты удостоились чести принять участие в Элевсинских мистериях в надежде, что после посвящения в таинство им даруют бессмертное существование в роли небожителей. Задача представлялась простой и ясной сродни прозрачным слезам росы с отражающимися в них тёмными небесами, более тысячи лет покорно хранящих тайны святых ночей древнего культа.

2 часть. День второй. Похищение Персефоны

По традиции новые сутки в Элладе наступали с заходом солнца и появлением на небосклоне первых звёзд. Однако не все небожители по завершении утомительного дня торопились проследовать на ночлег в каталогии на окраине полиса. Богиня мудрости изъявила желание посетить храмовый комплекс Акрополя, гордо возвышающийся над всеми Афинами на вершине известняковой скалы. В военный период он служил афинянам крепостью и убежищем, а в мирный – был ещё одним местом поклонения богам. Туда она и отправилась прямо посреди ночи в компании Немезиды и Гермеса сразу после окончания ритуалов в Элевсинионе.

Фиалка дала небожителям в сопровождение двух рабынь, они-то и показали мощёную дорогу на каменный холм, приведшую героев по пологому склону прямо к главному входу в храмовый комплекс. Неофитам повезло, солнечное светило в ту ночь сменила на небосклоне полная луна, озарив окрестности волшебным серебристым сиянием. Но не на всех новообращённых произвели должное впечатление выделившиеся на фоне млечного пути достопримечательности: небольшой храм на краю отвесной скалы, посвящённый бескрылой Нике Аптерос – богине победы, и парадные ворота Пропилеи в виде храма с колоннами из белого пентелийского и серого элевсинского мрамора.

– И зачем понадобилось тащиться сюда ночью? – недовольно проворчал Гермес, достигнув вершины лестницы.

– Тебя никто и не звал, – возмутилась Афина, забрав из рук юноши факел, чтобы подсветить карту звёздного неба, украшающий потолок ворот Пропилей. – Ты же сам напросился идти со мной к Парфенону вслед за Немезидой.

– Я подумал, будет весело, но, видимо, ошибся, – не нашёл другого оправдания посланник богов, выдавив из себя вымученную улыбку. Потом он отлучился переговорить с охранниками, а по возвращении задался вопросом: – Кстати, в каком храме на горе хранятся древние артефакты?

– Самой ценной реликвией в Акрополе считается статуя Афины Промахос, – услужливо ответила рабыня.

В следующий момент неофиты как раз вышли на открытую площадку, и Гермес удивлённо присвистнул, увидев перед собой исполинской высоты бронзовую статую на крупном постаменте.

– А вот и защитница нашего полиса! – с благоговением воскликнула уже вторая рабыня. – Днём наконечник её копья так ярко сияет на солнце, что его заметно с моря. И пока её зоркий взгляд со священной горы следит за Афинами, ни одно зло под видом врага не проникнет сюда.

Только напрасно девушка высоко задрала голову, пытаясь рассмотреть суровое лицо воительницы, ибо настоящая богиня мудрости сейчас стояла прямо перед ней. Тем временем таинственная луна претворяла в ночи собственные метаморфозы, превращая золотые предметы: щит, шлем и копьё статуи в атрибуты из серебра. Так и волосы Афины под оливковым венком приобрели ещё более бисневый оттенок, а её глаза сильнее округлись, едва из-за кустов неподалёку раздалось зловещее шипение.

– Что это за звук? – встревожилась неофитка.

– Я ничего не слышу, – призналась ей Немезида.

И хотя никаких подозрительных шорохов не разобрал ни Гермес, ни рабыни, покровительница мудрости принялась с подозрением озираться.

– Вон справа Святилище Афины Парфенос, – указала вторая невольница в направлении Парфенона. – В нём же находится сокровищница полиса и государственная казна.

– А там? – спросил Гермес про сооружение слева.

– Храм Афины Полиады, – ответила рабыня. – Его возвели на месте легендарного спора богини мудрости с морским владыкой Посейдоном.

– И чего они не поделили? – полюбопытствовала Немезида.

– Наш полис. Каждый хотел стать его покровителем, – поведала девушка. – Ну а сам спор состоялся слишком давно. Тогда ещё в Аттике правил царь Кекроп со змеиным хвостом, и Акрополь именовался Кекрополем.

– В ту пору морской бог загорелся желанием прибрать к рукам всю власть в нашем полисе, назвав в свою честь Посейдонией, – присоединилась к повествованию вторая рабыня. – Он пообещал сделать жителей лучшими мореплавателями на свете и, ударив трезубцем о камень, пробил в почве источник. Конечно, вода тут всегда ценилась наравне с золотом, но в его роднике она оказалась солёной и непригодной для питья.

– Затем объявилась Афина, – продолжила первая девушка, – воткнула в землю копьё, и из него выросло оливковое дерево с драгоценными плодами в обрамлении серебристой листвы. Подарок получился достойным: масло растения можно было использовать для отопления и освещения домов, а маслины употреблять в пищу. Также небожительница пообещала взяться за развитие науки и искусства, если покровительницей полиса выберут именно её. Тем не менее все мужчины без исключения проголосовали за Посейдона.

– А женщины – за Афину, – хихикнула другая рабыня. – И так как они превосходили мужей числом, в споре победила богиня мудрости, и полис окрестили её бессмертным именем.

Правда, невольницы и не ведали о том, чем в результате закончилась история. А ведь глубинный царь не забыл о проигрыше и, несмотря на протянутую ему оливковую ветвь небожительницей в качестве символа мира, возглавил список врагов Афины. Затаил он злость и на самих жителей, повелев им через оракула наказать своих женщин, иначе не видать рыбакам больше никогда морского улова. Мужчинам пришлось выполнить требования деспотичного владыки: отобрать у афинянок право голоса и вдобавок построить храм Посейдоний на берегу с уходящими в море ступенями. Лишь тогда олимпиец сменил гнев на милость.