На грани вымирания

С правой стороны парни увидели развалившуюся стену: туда им уже было не пробраться, но их это не волновало. Их уже мало волновало, насколько этот трактир прогнил и разрушился, потому что снаружи было видно, что внутри найдётся место, где можно будет спокойно переночевать.

– Аккуратно, пошли.

Почувствовав в себе волну новой силы, Деймон крепче обхватывает Леона, начиная быстрее волочить до входа в трактир. Он хотел поскорее посадить его и отдохнуть, но понимал, что сначала придётся осмотреться, чтобы не попасться в ловушку или не встретить того, с кем не особо хотелось бы видеться в ночи.

– Ну, ты даёшь, монстр… – выдаёт устало, хрипя, скатываясь по стене на пол. – Ты вообще когда-нибудь устаёшь? Ужас…

Леон отхаркивает сгусток вязких слюней чуть правее от себя, прямо на порог, через который они быстро переступили, затворив скрипучую дверь.

Правда, прикрывать её не требовалось. Задняя стена, за стойкой, где должен стоять трактирщик, отсутствовала. Вид открывался на завораживающий, мрачно-пугающий лес, меж стволов деревьев которого не было видно ничего, кроме пляшущих в воображении чудовищ. Передёрнувшись, Леон отворачивается.

Деймон, не обращая внимания на возгласы Леона, осматривает помещение, находя в шкафчиках за стойкой несколько факелов и масляную лампу. Рядом с ними он смог нащупать зажигалку. В такой глуши тяжело найти предметы быта для удобства, как этот, потому что многое остаётся у тех, кто может себе позволить комфортную жизнь. Поэтому, улыбнувшись находке, Деймон понимает – огню быть.

Взяв факел, поджигая, Фрай вставляет его в кованную подставку, немного освещая общую залу трактира. С остальными он проделывает то же самое: в темноте безопаснее, но в такую темень он не рискнёт ходить без источника света. Мало ли, кто может скрываться в этих чёрных углах.

Расставив по периметру главной залы факелы, Деймон принимается дальше осматривать территорию, подмечая новые детали.

– Ты меня порой так поражаешь, не могу, – Леон, вяло сидевший около стены, вытянув ноги, чувствует в них покалывающую пульсацию. Ему ничего не оставалось делать, как следить за тем, как Деймон ходит вдоль стен, поперёк комнаты, заглядывая под всё. – Мы столько шли, но у тебя ещё есть силы ходить. Действительно монстр.

– А у тебя – болтать, – Деймон закатывает глаза, ухмыляясь.

– Заноза… – кривя губы, медленно обводя представшую комнату глубокими голубыми глазами, Леон продолжает не видеть в этом трактире ничего хорошего. Сюда бы он точно в пыл открытия не заглянул! – Да уж… Ничего интересного, – кривится, продолжая со скептицизмом осматривая голые стены, на которых не было каких-то трофеев или полок, и поцарапанные во многих участках деревянные полы. – Скудненько.

Деймон исчез из виду Кэрнила.

– «Возможно, решил пройтись чуть снаружи», – подумалось Леону, уныло водящему глазами по периметру. – Хм…

Подметив в конце помещения странный рубец около стойки, Леон решает, что сидеть без дела – слишком скучно и однообразно, да и если он поможет брату осмотреть окрестности, то они скорее смогут нормально отдохнуть. Надежды на поиск пищи и воды его не покидали, поэтому он пересилил себя и боль, поднимаясь. Пару раз шикнув, кусая губу и ругаясь, Леон встаёт, отряхивая пятую точку.

Размяв плечи, он делает осторожные шаги в сторону стойки. Рубец ему показался ручкой, которая сможет открыть проход в подвал. В трактирах часто имелся нижний уровень для хранения алкоголя и еды – всё было выкопано в земле, обтёсано брёвнами, и необходимая температура продолжительное время могла сохранять качество продуктов. Сглотнув вставший поперёк горла ком, откашливается. Превозмогая боль в левой лодыжке от падения и продолжительной ходьбы, опускается на колени, берясь за верёвку, сделанную в форме ручки.

– Ну, чуть-чуть слепой, подумаешь, ха.

Дёрнув, Леон еле удерживает равновесие. Заело. Давно там никого не было. Обхватив двумя руками, прикладывая все оставшиеся силы, Кэрнил болезненно и громко стонет, когда дверца откидывается назад, а он отлетает, отбивая локти. Вышло довольно шумно.

– Будь здесь кто, уже давно бы… – парень замолкает на полуслове, слыша снизу странное чваканье. Пугающее и леденящее душу.

Из подвала до него доносятся шарканье ног, кряхтение и бульканье. Страх скользким мерзавцем в одно мгновение заключает Леона в удушающие объятия, погружая в пучину паники. Тело немеет. Он не в состоянии даже двинуться. Всё вокруг замирает, теряясь в серой массе. Красок мира для него в этот миг не существует: только эти три звука – шарканье ног, кряхтение и бульканье. Это бьёт по ушам, но Леон не может закрыть их. Ему страшно сделать даже такое мелкое движение: он полностью погружён в то, что собирается вылезти из подвала. Он ждёт, когда монстр, спавший там, покажет себя и заберёт его с собой.

– Н-нет…

В голове крутится только одно слово – смерть! Голос дрожит, тело трясётся, лоб покрывается испариной. Зрачки расширены. Слёзы непроизвольно начинают течь градом по щекам: с левой – криво стекая вдоль уродливого шрама.

– П-п-пож-ж-ж…

Он не может в таком состоянии подобрать складного слова, произнести какую-то фразу или позвать на помощь. Кэрнил всей душой ненавидит себя за то, что не контролирует это и никак не может справиться. Он просто не в состоянии сопротивляться этим чувствам.

Шарканье ног становится громче. Почти рядом с ним. Он уже ощущает холодное дыхание у своих побледневших от ужаса щёк, слышит пугающие нашёптывания о скором конце и теряет нить с реальностью.

Монстр, чудовище, заражённый… Леон видит его. Это маленькая девочка лет десяти. Совсем юная. Совсем ребёнок. Длинные зеленоватые волосы по пояс неряшливо свисают с понурых, истощённых плеч. Костлявые, изрезанные руки со стекающей чёрной кровью просто висят, касаясь тонкими бледными пальцами худосочных, кривых ножек. Местами на теле рваные раны, облепленные грязью, еле прикрываемые серым платьицем по колено. Лицо осунувшееся, потерявшее давно всякую жизнь, а глаза пустые, чёрные, готовые вытечь из глазниц по впалым щекам. Девочка смотрит на него: всего мгновение, а для него вечность.

Заплаканными глазами глядя на представший перед собой кошмар наяву, о котором раньше не мог даже предположить, Леон не говорит ни слова. Даже не пытается пошевелить губами или как-то спастись.

Всего мгновение, а для него вечность. Девочка в одну секунду, неожиданно, раскрывает чёрную пасть с торчащими передними пожелтевшими зубами. Она срывается с места, намереваясь накинуться на застывшего парня и оторвать кусок живой плоти. Насыщения она не получит, но необъяснимый инстинкт тянет её к живым и к их… мясу, тёплой крови, текущей по сосудам, словно томатный сок. Сплошной ходячий деликатес: ароматный, пахнущий страхом и потом. От кого-то ещё может нести мочой или дерьмом.

Время вернуло свой ход, жизненные часы сдвинулись с замершей точки. Подняв руки, опускаясь полностью на спину, Леон прикрывает глаза, отворачиваясь, уже готовый к худшему, как слышит оглушительный выстрел, просвистевший над головой.

Тяжело дыша, стоя в боевой позиции, Деймон, увидев всю картину, без раздумий, наставил винтовку и спустил курок. У него не было сомнений: или выстрелить в заражённого ребенка, или умереть от его рук. Он выбрал первое. Без задних мыслей или уколов совести. Сделал выбор, чтобы спасти своего Леона. Чтобы спасти в очередной раз.

Дёрнувшись, скрючив в неестественной позе руки, заламывая пальцы, заражённая с пробитой головой падает в подвал. Следом слышится глухой удар.

Опустив дуло винтовки, Фрай срывается с места, подлетая к младшему брату, кладя оружие рядом. Сев на колени, обхватывая подрагивающие от всхлипов плечи, Деймон прижимает к груди натянутое, как струна, тело, начиная нашёптывать успокаивающие слова: не переживай, всё хорошо, я рядом. Поглаживая по спине, он даёт Леону возможность прийти в себя, когда знакомый и родной запах, словно спирт, проскальзывает в ноздри, ударяя в голову.

Не осознавая всей ситуации, Леон резко дёргается, пытаясь вырваться, но когда понимает, что находится в объятиях брата, тихо утыкается в его грудь, продолжая шмыгать. Тянет руки, обхватывая торс в ответ, сжимая мятую грязную футболку. Ему тяжело совладать с эмоциями, невыносимо сложно противостоять своим страхам, чтобы стать сильнее, но он хочет обратного. Всем сердцем желает перестать дрожать, реветь и ничего не делать, но так сразу не может. Это происходит неосознанно. Психологический щит, не позволяющий выбраться из кокона, поглощает его целиком, топя в кошмарах.

– «Я смогу…», – проносится в мыслях Леона, когда он открывает заплаканные красные глаза, смотря вглубь лесной чащи.

Леон всей душой жаждет справиться со своим телом, разумом и тревогой в опасные моменты, потому что, не будь Деймона рядом, он бы сейчас не сидел на полу старого трактира. Не будь Деймон так мнителен к осторожности, переживая за неуклюжего него, всё давно бы закончилось плачевно.

– «Смогу… стану лучше», – он даёт себе слово. И всем сердцем хочет сдержать его и показать Деймону, что может постоять за себя. Пусть не сразу, а со временем, но он обязательно постарается воплотить это в жизнь. – Прости… я…

– Молчи, – спокойно, ровно, резко.

– Но я…

– Молчи.

Поджав губы, готовый снова расплакаться от того, как грубо Деймон говорит, Леон сглатывает скопившийся ком, отстраняясь.

– Нормально?

Кротко кивнув, Леон отворачивается, подолом футболки вытирая щёки и глаза, высмаркиваясь. Сочувственно окинув его взглядом, Деймон опускает голову, зачёсывая пятернёй волосы. Тяжело выдохнув, проводит ладонью по шее, заламывая её – слышится характерный хруст суставов. От этого звука Леона передёргивает: он терпеть не может, когда кто-то так делает, потому что ощущает себя омерзительно. Деймон, усмехнувшись, прекрасно зная отношение брата к такому, берёт винтовку, вставая: осмотр территории ещё не был до конца завершён. По крайней мере, ему предстояло спуститься в подвал.

– Сиди тут, на страже, я спущусь.

Выставив дуло, Фрай подходит ко входу в подвал, вытаскивая из кованной подставки на стене рядом факел. Ступив на первую ступень, он останавливается, услышав дрогнувший голос за спиной:

– Я… я с тобой.

– Нет. Я сказал – сиди на страже. Тем более, с ногой спускаться будет тяжело.

Снова поджав губы, обиженно опуская голову, Леон тихо угукает, проводя ребром ладони по носу.

Вздохнув, устало моргая, Деймон продолжает спускаться по деревянным ступеням, издающим противный скрипучий звук – для них незваный гость явно был тяжёлой ношей. Остановившись на последних двух, он сглатывает ком, видя тело ребёнка. Фрай понимает, что это уже не человек и слабину давать было нельзя, но в тот момент у него была лишь цель спасти, а сейчас, видя дело собственных рук, желудок немного скручивает. Это не первое его убийство, но первое, когда он видит недруга столь отчётливо.

Убрав руку от ствола, отпуская оружие висеть на плече, Деймон прикрывает рот, сдерживая рвотный позыв. Больно. Скривив лицо, когда невыносимая боль пронзает тело в районе желудка, закрывает глаза.

– Эй, Дей-Дей, ты в норме? – Леон, услышав странные звуки, издаваемые братом, обеспокоенно интересуется, заглядывая в подвал.

– Да, – сглотнув подступившую к горлу рвоту, Деймон быстро отвечает, отнимая руку от лица, снова обхватывая винтовку и наставляя дуло.

– Ладно, я, если что, тут сижу. На страже, – Леон обиженно булькает, отползая от входа.

Кашлянув, прочищая глотку, Деймон окончательно спускается, обходя труп заражённой, отбрасывая кривую тень. Подвал представлял собой совсем маленькое обтёсанное брёвнами помещение: в одной стороне старые бочки из-под пива или чего покрепче, а с другой – полки, на которых раньше, в пылу жизни этого заведения, хранили продукты. К глубокому сожалению Фрая, сейчас они были пусты: лишь редкие чёрствые крошки говорили о том, что на этой полке лежали буханки хлеба или другие хлебобулочные изделия.

Услышав урчание, Деймон обречённо опускает голову. Он хотел верить, что хоть что-то сохранилось, но было пусто. Собираясь подниматься, он цепляется взглядом за странный тёмный брусок, торчащий в самом конце помещения, из-под одной бочки. Выставив факел чуть вперёд, осторожно подходит ближе.

Сжав челюсти, скрипя зубами, Деймон почти стеклянными глазами смотрит на представшую картину: мужчина, видимо, отец этой девочки, сидит, вцепившись в чёрный старый рюкзак. На его лице застыла гримаса ужаса, пустой взгляд, смотрящий в никуда. Ребенок, заразившийся этой болезнью, стал его проклятьем, но чтобы не становится монстром, он перерезал себе горло, обрамляя песочного цвета куртку багровой вязкой жидкостью.

Оглянувшись, Деймон подходит ближе к начавшему разлагаться трупу, закрывая его глаза. Смотреть в них ему было невыносимо. Деймон не видел раньше столько мертвецов, сколько ему пришлось лицезреть на протяжении последних нескольких суток. Жители деревни, родители Леона, заражённый, которого испугалась лошадь, неизвестный труп, эта маленькая девочка и её отец… Каждая увиденная смерть не наполняет его душу силой воли, а лишь пугает, заставляя становиться более равнодушным: будь он слишком мягким, давно бы стал таким же хладным трупом.

Сглотнув, Фрай решает, что нужно просмотреть содержимое рюкзака в поисках хоть какой-то пищи, воды или иных необходимых для выживания предметов.

Аккуратно отводя винтовку за спину, поднимая факел над головой, Деймон хватается левой рукой за тканевую ручку, начиная вытягивать из цепкой хватки мертвеца. Приложив немало усилий, выдернув достаточно тяжёлый рюкзак, он отшатывается, резко вставая с корточек. Пальцы отца девочки, до этого державшие свою сумку, обламываются, хрустя, руки опадают по бокам, а лицо поворачивается в сторону.

Тяжело дыша, ощущая на себе склизкие, противные щупальца холодной смерти, Фрай идёт к выходу из подвала, быстро поднимаясь по ступеням, громко топая. Швырнув рюкзак рядом с ногами Леона, Деймон вставляет факел обратно, обходя дверцу и захлопывая проход на нижний уровень.

Два трупа останутся там теперь навсегда.

– Ч-что там? – Леон, испугавшийся столь резкого появления, поджимает больную ногу к груди, через толстую кожу ботинок сминая ноющее место.

– Не знаю. Загляни, – отвечает коротко, отворачиваясь, поднося руки к животу – Деймон в собственной тени смог различить, как они дрожат.

Он живой человек. Ему не нравится убивать и, тем более, быть убийцей, но второй павший от его рук заражённый оказался ребёнком… Фрай понимает, что иного выбора не было, и поэтому пытается мысленно доказать себе, что он из-за этого рокового выстрела не стал преступником. Подбородок слегка трясётся, челюсти сжаты, в глазах можно разглядеть боль и отчаяние.

Он хотел убить.

В тот момент, когда мыслить было невозможно, он желал только смерти нападавшей девочке, но сейчас, и после, когда светлый разум возвращается, понимает иное. Боль, пляшущая в глазах, означает его нежелание убивать, а отчаяние – что рука в такой момент не дрогнула, и он избавился от монстра.

– Не верю… Дей-Дей, тут консервы.

Деймон вздрагивает, когда Леон резко решает нарушить тишину радостным возгласом, в котором проскользнули нотки недоверия. Придя в себя, потирает ладони друг о друга, унимая мелкую дрожь.

Повернувшись к Кэрнилу, Фрай видит дно рюкзака, полностью набитое консервами. Видимо, отец с девочкой попали в нелёгкое путешествие, но она была заражена, и он решил, что их могилой станет старый трактир. Убить собственного ребёнка отец не смог, поэтому избавил себя от мучений, наложив руки. Безжалостно.

– Давай разведём огонь и, наконец, отдохнём? – Деймон старается забыть то, что видел минутами ранее, тепло улыбаясь всё ещё красному от слёз лицу Леона, протягивая руку.

– Это я и мечтал услышать, братец, – он принимает помощь.

– Дерева тут много, мы точно найдём, что можно подпалить.

– Я был бы рад спалить полностью это место, но, увы, нельзя, поэтому ограничимся малым… Да!

Радостные, измученные и зверски голодные, они направляются к отсутствующей стене на улицу. Выйдя с задней стороны трактира, они не успели пройти и несколько шагов, как послышался звук из кустов. Деймон, напрягшись, отпускает торс Леона, снимая с плеча винтовку.

Показав Леону жест «тихо», Деймон мягко ступает по твёрдой почве, целясь. Он готов в любой момент спустить курок и выстрелить: в кого – неважно, главное, лишний раз обезопасить себя.

– Н-не надо! – доносится громкое из кустов, когда источник шума неожиданно вываливается, падая и сдирая кожу на и так израненных ладонях.

Изумлённый увиденным, полностью опешивший, Деймон медленно опускает дуло, когда Леон, резко пришедший в себя, произносит:

– Ты?!

***

Мысли в голове путались. Мучали жажда, голод и усталость. Ноги отказывались идти вперёд. Было просто невыносимо.

Дорога оказалась длиной, одинокой. По пути выбросив окровавленный клочок ткани, проверив предварительно, не течёт ли больше из саднящей ранки на губе, Мерелин изо всех сил старается держаться, не сходить с тропы и просто идти. Идти туда, где будет крыша над головой или хотя бы что-то на неё похожее.

Думать сложно. Анализировать или строить какие-то планы – ещё тяжелее. Мозг просто отказывается принимать в этом бардаке участие. Он хочет, чтобы Мерелин закрыла глаза, опустилась в тёплую воду, позволяя телу расслабиться. Мерелин действительно хотела бы сейчас залезть в чан с горячей водой, смывая с себя все события прошедших дней, забываясь в паре и боли, которая пронзит тело после соприкосновения с каплями желанной влаги. Она не хочет больше чувствовать того, что пришлось, и не желает видеть то, что уже было увидено: осознание смерти родных, уход из жизни близкой подруги, убитой на глазах, встреча с тем ужасным чудовищем… Волк. Мерелин навсегда запомнит его скалящуюся пасть и злые глаза, которыми он смотрел прямо в душу. Заражённые люди просто ничто по сравнению с ним. Он озлобленный, мутировавший зверь. Хищник, жаждущий свежей крови, тёплой плоти и чувства насыщения от набитого брюха.

Передёрнувшись, её воротит от воспоминаний того дня. Устало прикрыв глаза, ощущает, как гудят ноги. Морща лицо, запрокидывая голову, Мерелин двумя руками проводит по спутанным волосам, доходящим до лопаток. Раньше бы она не стала задумываться о том, что их следует отстричь. Но сейчас, находясь посреди лесной глуши, чувствуя себя словно брошенным котёнком, оставшимся один на один с жестокой реальностью, Мерелин думает об этом. Ей кажется, что такие волосы, не собранные, неряшливые, будут лишь мешать. Возможно, сделать высокий хвост или заплести их – хорошее решение, но она всё ещё сомневается в том, что будет правильным и как действительно лучше поступить. Оставить или проститься.

Вцепившись на ходу в спутанные пряди, протяжно кричит. «Не лучшее решение», – проносится в мыслях, когда она умолкает, понимая, что натворила. Просто взяла и закричала посреди лесной глуши, ловя на своём лице последние лучи заходящего солнца и медленно, постепенно погружаясь в темноту. Мрак её пугает, и всегда пугал. В детстве старший брат, которого она не совсем хорошо помнит, защищал её и рассказывал сказки, тайком проскальзывая в комнату и укладываясь рядом. Захаживал в обитель младшей сестры в тайне от родителей, потому что отец считал, что мальчик и девочка не могут дружить так, как дружат по отдельности каждый со своими. Пусть даже они будут являться кровными родственниками. Их родитель был суровых взглядов, но каждого любил своей отеческой любовью. В особенности – дочь.

Благодаря старшему брату спать по ночам было не так страшно, но сейчас, когда рядом никого не осталось, детский кошмар возвращался. Сморгнув подступившие к уголкам глаз слёзы, крепко обнимая себя за подрагивающие от прохладного ветра плечи, Мерелин продолжает идти, несмотря ни на что. Сейчас только страх остаться посреди этой тропы, среди деревьев, кустарников и насекомых пугает её больше всего, подгоняя.

Страшно. Безумно страшно. Звёзды, слабо освещающие путь, большие кроны, загораживающие бо́льшую часть неба, ненавистная темнота и звуки леса. Хочется укрыться одеялом, закрыть уши, глаза и напевать под нос песенки, пытаясь уснуть. Шмыгая, Мерелин прибавляет шагу. Подбородок дрожит от слёз, уже стекающих кривыми линиями. Кончик носа подрагивает.

Сейчас в синих глазах плещется лишь ужас. Лицо краснеет, покрываясь пятнами. Мерелин не любит плакать, потому что всегда выглядит в такие моменты отвратительно, но на данном этапе своей не столь длиной жизни ей плевать уже на эти тонкости: в каком она виде, что о ней подумают или скажут другие. Чтобы выжить, ей придётся стать лучшей версией себя и перестать думать о тех, кто того не заслуживает. Пусть хоть все ненавистники этого мира будут сказывать о ней всякие гадости, Мерелин будет выше них хотя бы на одну голову, а в лучшем случае – на две.

Срываясь на бег, заливаясь слезами от собственных фантазий о том, что может скрываться в лесной глуши и находиться позади неё, Мерелин надеется лишь на конец этой ночи.

Споткнувшись, чуть не полетев на землю, получая ещё больше увечий, она с трудом выравнивается, начиная снова бежать. Сейчас её не волнует ничего, кроме того, что необходимо добраться до конца этой тропы и найти хоть что-то, что сможет укрыть от всего.

Вздрогнув, резко остановившись, Мерелин замирает. Она услышала выстрел совсем рядом, где-то там, куда только что неслась сломя голову. Дрожа всем телом, широко раскрыв глаза от нарастающего чувства страха в груди, Мерелин присаживается на корточки, сжимая черепную коробку, зарываясь в волосы, оттягивая их. Это действительно успокаивает её.

Обрамляя землю крупными слезами, Мерелин не понимает происходящего и не знает, что ей делать дальше. Идти назад без толку, нестись в разные стороны – бессмысленно, потому что там страшно: там нет ничего, кроме зарослей и деревьев со своими обитателями. Там нет тропинок или указателей. Для неё остаётся только один вариант: проверить, что ожидает впереди. Хотя нет… есть ещё – остаться посреди тропы и не двигаться никуда.

Перебирая дрожащими тонкими пальцами сальные волосы, наощупь больше походившие на маленькие колосья пшеницы, Мерелин решается встретиться со своими страхами лицом к лицу. Выбор не особо велик, поэтому она думает, что это наименьшее из зол.

Встав с корточек, опуская руки, Мерелин закрывает глаза, начиная идти.

– «Трактир тётушки Роуз», – мысленно прочитывает, проводя по хлипкой дощечке, смахивая пыль и грязь.

Противный скрип заставляет Мерелин сморщиться, кривя лицо.

– «Выстрел… Он… Когда он прозвучал?» – она резко вспоминает о том, что её так сильно испугало. Это был шум. Очень громкий шум. Оглушительный.

Осторожно осматриваясь, подмечая пляшущий огонь внутри трактира, Мерелин сходит с тропы, прячась в кустах. Сейчас её мало волнует то место, где она скрывается: главное остаться незамеченной.

Медленно пробираясь сквозь кустарники, отодвигая мешающие ветки, хлестая себя ими, обходит по периметру здание, замечая движение у его задней части.

– «Нужно посмотреть, кто там», – всё внутри кричит о том, что соваться туда не следует, но желание выжить гораздо сильнее, поэтому Мерелин подкрадывается, согнувшись.

С задней стороны выходят двое, но зрение девушки оставляет желать лучшего, поэтому она пытается осторожно подойти ближе, чтобы увидеть их лица или понять, кто это. Главное, чтобы не заражённые.

Подступая, не смотря под ноги, Мерелин чувствует под ботинком в самый последний момент ветку. Хруст сухой палки с потрохами выдаёт её местоположение. Тихо ахнув, прикрывая рот грязными руками, Мерелин испуганно смотрит на людей, услышавших её. Один парень остаётся стоять на месте, цепляясь ладонью в бедро, держа на весу рюкзак, а второй – начинает идти в её сторону, направляя огнестрельное оружие.

– «Это они…», – Мерелин чувствует в груди теплящуюся надежду на возможное спасение, потому что прошлой ночью уже видела их и знает, что без причины они не тронут. Не станут иметь с ней дело – самим бы спастись.

Зародившееся в сердце тепло на шанс остаться ещё несколько часов живой подталкивает Мерелин сдаться добровольно.

– Н-не надо…

Резко вывалившись из кустов, запутавшись в своих же ногах, она падает, сдирая кожу на и без того израненных ладонях. Подняв взгляд на парней, смотря в упор, чувствуя, как волосы по краям спадают, обрамляя лицо, Мерелин морщит брови, раскрыв рот, пытаясь дышать спокойно.

– Ты?!

Он узнал её. Этот возглас и замешательство второго дают ей возможность облегчённо выдохнуть, осторожно приподнимаясь с земли. Возможно, верить первым встречным не самое лучшее её решение, но сейчас оно единственно верное.

––

Отбрасывая пляшущие тени, огонь, кроваво-оранжевый, греет присевших подле него путников. Перескакивая с сухих ветвей на небольшие брёвна, демонстрирует своеобразный танец. На некоторые вещи можно смотреть вечно, в особенности – на костёр. Он завораживающий, притягательный, но в тоже мгновение опасный и жестокий. Не обложи черноволосый основание камнями, найденными по всей территории вокруг трактира, пламя пошло бы дальше, в лесную чащу, опустошая зелёное убранство природы, уничтожая всё на своём пути. В этом его коварство: красивый, но опасный.