На грани вымирания

Мерелин не видит больше ничего, кроме плывущей перед ней местности, чёрного большого пятна в виде Деймона, усердно пытавшегося спасти Леона. Перед глазами больше ничего. Последнее, что она успевает запомнить – Фрая, который уверенно заходит в болото по колено, спотыкаясь, чуть не увязая в трясине, засовывая ветку поглубже, надеясь вытащить Леона.

Глава IX. Среди своих

Лучи палящего солнца безжалостно проскальзывают сквозь полуоткрытые тяжёлые ставни, двигаясь тонкими линиями по серым простыням – мятым, потерявшим свои белые оттенки. Большой горящий диск давно находится в зените, согревая скрытую в лесной глуши деревушку со снующими туда-сюда выжившими: ещё не тронутыми, но уже осторожными. Они прекрасно знают о ситуации во всём мире, знают обо всём, принимая свое участие в предстоящей миссии по спасению. Знают.

Эти люди, прятавшиеся в недрах лесного простора, умело пользуются доступными благами: охотятся, живут.., убивают. Делают всё для своего спасения, своего выживания, своих детей и нового поколения, которое ещё не может видеть дневного света или ночного отблеска луны. Делают всё для будущего своего народа. Даже если для этого всего придётся стать одной из нитей, которыми умело управляет кукловод. Тот, кому они готовы слепо верить, вверяя свои жизни, не ища подвоха, ведь он обещал им многое… То, чего им не достичь без него; то, без чего не справиться. Как искусный змей завладел их разумом, управляя по своему велению: всё делается так, как нужно ему, даруя иллюзию свободы. Иллюзию, которой они готовы поклоняться.

Сморщив лицо, ослеплённое яркими лучами, юноша поворачивает голову набок, прячась от него, пытаясь всеми силами удержать уходящие нити сна, так рьяно покидавшего его. Тело немного ломит, в животе начинает предательски урчать, хочется ужасно пить.

Протяжно простонав, чувствуя, как затёкшие конечности покалывают, он переворачивается, обнимая руками мягкую перину – такую, о которой ему приходилось только мечтать. Блаженно растянув губы в улыбке, сильнее прижимая к себе подушку, он ощущает сползающую с ног простынь. Та струится подобно водопаду, опадая на потрескавшийся от времени деревянный пол. Дёрнув ногой, откидывая надоедливую ткань, прижимаясь к мягкой области под щекой, разваливается на койке – узкой, совсем крохотной для его мощного тела. Скорее всего, место для сна принадлежит хрупкой или компактной девушке или ребёнку, потому что другому ежедневно спать на такой будет неудобно.

На самом деле его сейчас не волнует размер койки.

Он так давно мечтал оказаться в тёплой постели, почувствовать мышцами летнее солнце, уловить нотки ароматного завтрака и понимать, что именно сейчас всё хорошо, спокойно. Все рядом и всё прекрасно.

– О да… – голос охрип, слегка надломлен после продолжительного сна, на что он слегка прочищает горло, снова блаженно улыбаясь, не желая открывать глаза и встречаться с суровой реальностью.

За окном, прикрытым тяжёлыми ставнями, птицы устроили серенаду, где-то слышатся всплески воды, гогот: на улице словно целая симфония собралась для того, чтобы воплотить в жизнь родные для сердца и души звуки. Звуки, которыми он раньше пренебрегал, сейчас наслаждаясь каждым моментом, любым мгновением, позволяющим ощутить в груди распирающее тепло и счастье, медленно заполонявшее тело.

Сладко потянув ноги, поджимая пальцы, юноша решается открыть свои океанские очи, видя перед собой бревенчатую стену и небольшую тумбу с вазой поверх. Ваза на вид хрупкая, аккуратная, покрыта узорами, в ней – маленькая, пестрящая роза с тонкими шипами. Вдохнув полной грудью, заполняя себя всего древесным ароматом и запахом свежести и еды с улицы, он вяло потирает лицо, окончательно продирая глаза. Тряхнув головой, взлохмачивая второй рукой тёмно-русые волосы, Кэрнил изумлённо замирает, отнимая ладонь от чистых и остриженных локонов.

Смотря почти невидящим взором сквозь пальцы правой руки, упираясь второй в не совсем удобную койку, Леон судорожно пытается вспомнить события минувшей ночи… Только ли действительно минувшей ночи?

– Ах… – сзади слышится испуганный вскрик, а следом – удар металлического таза об пол: вода кривыми лужами разливается, впитываясь в ветхие деревяшки, оставляя характерные тёмные пятна. – Простите, мне так стыдно: я не знала, что вы… вы… – выдав фразу на духу, не решаясь договорить, девушка судорожно отворачивается, присаживаясь, чтобы поднять упавший предмет. Ей теперь придется снова идти за водой.

Леон, до этого момента всё ещё находящийся во власти попыток вспомнить последние произошедшие с ним события, вздрагивает, слыша встревоженный голос и звонкий удар за спиной. Медленно повернувшись, устраиваясь удобнее на хлипкой койке, он теперь ощутимо чувствует бегущую по коже прохладу, который до этого не было. Погружённый в мысли, не понимая происходящего и почему вокруг всё так светло и солнечно, Кэрнил не чувствовал холода, скользящего лёгкими порывами по видимым мышцам. Сейчас, словно повторно очнувшись ото сна, вынырнув из-под большой толщи воды, вдыхая необходимый кислород, он опускает испуганные глаза, осознавая, что предстал перед дамой абсолютно нагим!

– Я… Нет… Подожди… – мысли собрать воедино сложно, перед глазами плывет, говорить тяжело. Леон, являя собой мастера лишнего словца или того, кто умеет подолгу болтать без дела, не может ничего сказать, чтобы постараться выйти из неловкой ситуации. Раньше ему в таких бывать не приходилось.

Густо покраснев, потупив взор, Кэрнил руками пытается прикрыться, сжимая ноги в коленях, чтобы девушке, всё ещё сидевшей к нему спиной, не было видно его достоинство, если она решит неожиданно развернуться. Он до сих пор смущён тем фактом, что его застали врасплох абсолютно голым, в особенности – что он не помнит, кто его раздел и почему он чист, и от него приятно пахнет.

– А… а ты кто? – единственное, что после долгого молчания срывается с пересохших уст.

Расправив узкие плечи, приподняв подбородок кверху, девушка со светлой копной волнистых локонов по пояс поднимается с корточек, придерживая в руках край металлического таза. Не поворачиваясь к незнакомцу, она раскрывает тонкие губы, отвечая:

– Элайза. Мне сказали проведать вас и обтереть. Я не знала, что вы в таком… таком… открытом виде, – она аккуратно, почти невесомо подбирает слова, крепче сжимая пальцами края чана.

Краснея, не смея посмотреть на парня, ей хочется как можно скорее скрыться из комнаты, чтобы перестать так сильно ощущать в груди стыд за увиденное.

– Всё нормально, не переживай, – он глупо усмехается, растягивая губы в непринуждённой улыбке, вставая с койки, наклоняясь, чтобы поднять упавшую на пол простынь. – Не подскажешь, где моя одежда? – притянув ткань к своему достоинству, прикрывая правой рукой, Леон делает пару шагов на встречу к хрупкой фигуре девушки, останавливаясь, ожидая от неё дальнейших действий – если развернётся, то ему станет легче, потому что сейчас вина тяжёлым грузом опала на его плечи, придавливая.

– Я сейчас принесу её вам… – ему кажется, что она хотела сказать что-то ещё, но не стала, мотнув головой, словно отрицая настигшие мысли.

– Я подожду тут, да, конечно. Здесь, прямо здесь, ага, – прикрыв глаза, Кэрнил ударяет кулаком по лбу, жмуря лицо, осознавая, насколько бесполезно и глупо звучит всё то, что льется изо рта. Единственное, что успокаивает душу, что Элайза не стала смеяться над ним, а просто молча вышла за пределы комнаты, скрываясь за дверью улицы. – Ой… – ощутив холод в районе бёдер, забыв второй рукой придержать простынь, он наклоняется, снова прикрывая всё то, что должно быть сейчас сокрыто. – Идиот… – обругав себя, Леон принимается расхаживать по помещению туда-сюда, чтобы как-то скоротать тяжесть ожидания.

Бродя словно безликий призрак по комнате, осматривая её скудные размеры и содержание, он подходит к окну, проглядывая улицу сквозь прикрытые ставни. Солнце залило собой абсолютно всё, оставляя тени лишь под обширными кронами деревьев, под которыми многие жаждут укрыться, чтобы ощутить еле уловимые ветреные порывы, слегка охлаждающие разгорячённый пыл. Все носятся куда-то, тащат вещи, гоняют детей, играют… Леон будто снова очутился дома, наказанный за то, что вылез ночью без разрешения и полез к соседской девушке, нагло проскальзывая руками под лёгкую юбку, касаясь нежных бёдер. Тогда она устроила такой крик на фоне того, что ей было слишком приятно, но её родителям эта выходка со стороны Кэрнила не понравилась: был крупный скандал, многие разругались, а он лишь самодовольно растягивал губы в полуулыбке, подмигивая краем глаза смущённой даме того мероприятия. Тогда он потом также сидел у окна и страдальчески вздыхал, отсчитывая время до окончания вынесенного приговора, смотрел на улицу и выпытывал от Деймона все прошедшие без него события.

Тепло улыбнувшись, наклонив голову, невольно вспомнив родителей, он смахивает подступившие слёзы, глубоко вдыхая воздух и шумно выдыхая. Его это успокаивает. Когда не грозит опасность, паника не охватывает тело в тиски, и просто хочется выплакаться – он успокаивается так, в одиночестве.

Счёт времени перестал иметь значение. Леон сидел, поглядывая на улицу, не веря в происходящие с ним события: до этого дня они бродили по мрачным лесным тропам, опасаясь любого шороха, надеясь выжить, а сейчас – спокойно находятся среди людей, как в старые добрые времена. Как в те, когда всё было хорошо, а жизнь текла размеренно, словно безмятежный ручей, впадающий в большое озеро.

– Я… Простите! – стыдливо прикусив губу, смущёно отводя взор зелёных глаз, Элайза поправляет выбившуюся прядь волнистых локонов, крепко прижимая к пышной груди вещи юноши. Юноши, вгоняющего её в краску.

Знал бы он правду о ней. Хотя… он определённо догадывался.

Пригладив неряшливо лежащие тёмно-русые волосы, отворачиваясь от окна, он поправляет простынь, забыв обвязать вокруг бёдер: она густо покраснела, увидев широкую спину с выпирающими мышцами, плавно и изящно перетекающую в накаченные ягодицы. Ей нельзя такое видеть!

– Это ты прости меня, я забылся… – глупо растягивая губы в улыбке, почёсывая свободной рукой затылок, он прикрывает голубые глаза, сильнее сжимая в руке ткань.

Отрицательно мотая головой, Элайза с усилием жмурится, хмуря брови, напряжённо поджимая свои пухлые уста, стараясь не смотреть на оголённый торс. Протянув аккуратно сложенные чистые вещи, она ждёт, когда он возьмет их, а ей будет дозволено просто уйти и сообщить настоятельнице о том, что незваный гость, к которому её послали, пришёл в порядок и чувствует себя прекрасно.

– Спа-си-бо! – растягивая по слогам, разговаривая, словно с ребёнком, он лучезарно улыбается, отпуская простынь и забирая свои принадлежности. Серая масса ткани быстро опадает к ногам, оголяя снова.

Отойдя к койке, кидая поверх вещи, Леон спешно одевается. Всё та же белая футболка, которую, скорее всего, одолжили ему из своего гардероба другие обитатели деревушки, потому что его личная была не в лучшем состоянии, и светло-коричневые штаны песочного оттенка. Затянув потуже кожаный ремень тёмно-коричневого цвета с большой позолоченной по краям бляшкой, Леон присаживается, доставая из-под койки обувь: берцы всегда трудно было шнуровать. Трудно и мучительно долго. Кэрнил бы предпочёл расшнуровывать платья девиц, а не заниматься обратным!

Поправив штаны, заправив в них края футболки, он разминает плечи, шею, проводя по ней ладонью, сминая. Полностью подготовившись, зевая, Кэрнил подходит к девушке, громко ступая по деревянному полу. Настолько громко, что слышится еле уловимое эхо его шагов.

– Скажи, где те, кто со мной был? – пусть Леон не всегда может держать язык за зубами и порой болтает много лишнего, сейчас он не собирается как-либо указывать на родство с Деймоном и подобие дружбы с Мерелин. Сейчас всё действительно выглядит мирно и спокойно, но никто из них не уверен в том, что человек напротив не сделает того, о чём потом каждый пожалеет.

– А… Они в паре домов отсюда. Нужно выйти, пройти прямо, повернуть направо – будет дверь туда, где находится парень, а девушка – в хижине напротив. Заплутать сложно, у нас тут всё как на ладони, – перестав отворачиваться или скрывать глаза под копной волос, Элайза быстро объясняет, куда следует пройти и завернуть, чтобы найти тех, с кем он сюда попал.

Сжимая пальцами подол серого лёгкого платья, она поджимает губы, размеренно дыша: её грудь красиво поднимается и опускается, а выбранный наряд отлично подчёркивает все изящные и тонкие изгибы девичьего тела. Ухмыльнувшись, невольно представив девушку в своей постели, мокрую, разгорячённую, Леон откашливается, прочищая горло и сгоняя подступившую к щекам краску вожделения:

– Ещё раз спасибо, милашка. – Кэрнил, не церемонясь, не спрашивая разрешения, берёт Элайзу за хрупкие плечи, наклоняясь. – Может, ещё увидимся! – почти невесомо, игриво, чмокает в пухлые губы, пристально следя за каждой эмоцией: те сменяются с поразительной скоростью, в конечном итоге – она не может вымолвить ни слова, забывая даже о том, как дышать и что нужно сказать что-то в ответ. – Пока-пока! – задорно рассмеявшись, махая рукой, он скрывается за пределами комнаты, выходя на улицу, полной грудью вдыхая свежий лесной воздух, наполненный запахом овощной похлёбки, жареного мяса и чеснока, перемешанного с потом и древесной смолой.

Всё так, как ему давно хотелось…

***

В воздухе витают лёгкие ароматы подвязанных под потолок трав, абсолютно разных, не похожих друг на друга, и древесины, пылающей под игривым огнём. Пламя медленно сжирало бревно за бревном, оставляя после лишь горстки пепла, которые знахарки используют в лечении… Знахарки, верящие в тёмное прошлое и мрачное будущее. Обычно этими делами занимаются старухи, скрюченные, сгорбленные, с поломанными голосами и искривлёнными лицами с пересекающими шрамами или морщинами, чаще – больные, одолённые недугом.

Ставни плотно закрыты, не позволяя солнечному свету проникнуть внутрь и огреть сорванные сухие ветви лечебных и ядовитых трав. Немного влажно и горячо. Дёрнув ногой, девушка морщит нос, вдыхая подступающие запахи, кривя лицо. Тёплое полотенце бережно снимают с мокрого лба, которое оставляет после себя лёгкую прохладу. Следом слышатся неосторожный всплеск и шипение: старую ткань кинули в чан, висящий над домашним очагом, прямо в воду, наполненную разными листьями и отростками.

Мешая деревянной длинной ложкой содержимое кастрюли, девушка, совсем ещё юная, едва переступившая порог второго десятка, наклоняется, вдыхая насыщенный запах отвара, помогая себе рукой, слегка махая ей в свою сторону. Удовлетворённо улыбнувшись, грубо вытерев со лба выступившие капли пота, поправляя прилипшие каштановые волосы, она сгибается повторно, чтобы почерпнуть край брошенного полотенца, доставая.

Удерживая предмет на весу, дуя, чтобы было не так горячо, юница берётся за край, неаккуратно размахивая: пронырливые капли попадают на зелёно-коричневое платье с белым фартуком, оставляя тёмные разводы с краями от целебных листьев. Неуклюже управляясь с полотенцем, боясь обжечься, девушка выскальзывает на улицу, с силой мотая им в разные стороны, обхватив два конца, чтобы немного остудить.