Побег

Так выходило, что случившаяся без малого семь субъективных стандартолет назад безвременная кончина оператора третьего ранга Рауля Кабесиньи-второго (а кто-то может сказать – и осознанный акт саботажа со стороны последнего) как будто против воли поместила его бэкап в смешанное состояние на перекрёстке множества возможных временных линий и тот теперь никак не мог ни выбрать одну из них, ни как-то иначе отделаться от затянувшегося наваждения с окружающими его призраками альтернативных событий.

С одной стороны, это вызывало некоторое чувство временного облегчения, всё-таки приятно разобраться в себе и по крайней мере перестать хотя бы сомневаться в собственной вменяемости, с другой – толку от этого знания было чуть.

Потому что всё новые и новые говорившие с ним призраки вскоре начали прямо противоречить друг другу:

– Вы когда-нибудь слышали о Хранителях, молодой человек?

Кабесинья-третий дёрнулся как от удара током.

До сих пор с ним не пытались разговаривать, как с умалишённым или новорожденным бэкапом. Что это за обучение с закреплением пройденного? Но призрак вещал как ни в чём ни бывало, как будто был не в курсе, что произносимый им монолог Кабесинье-третьему слышать было отнюдь не впервой.

И тогда бывшему оператору пришло в голову начать прислушиваться не к тому, что произносилось вновь, а к тому, что произносилось иначе.

А поскольку доверять собственным воспоминаниям, по итогам печальной памяти попыткам выудить забытое из инфохрана забывчивого станционного квола, ему не приходилось, то Кабесинья-третий тут же схватил с полки стило, распахнул виртпанель, и принялся крупными мазками фиксировать базовую фактологию излагаемого.

Сомнительный, если подумать, метод, но не переходить же и правда на старинную клинопись.

И уже буквально второй записанный таким немудрящим манером рассказ поверг Кабесинью-третьего в уныние.

Не то чтобы он ничего подобного от призраков не ожидал, на правдоподобность показаний подобных сущностей вообще не приходилось рассчитывать, однако он уже и правда успел поверить, что действительно говорит с теми самыми Хранителями, и уж они-то знают нечто такое, что ему, простому бывшему станционному оператору, недоступно.

Недоступность эта, увы, быстро оказалась совсем иной природы.

Призраки складно врали, но они же явно и забыли между собой договориться о единой легенде.Где-то у них причиной слепоты случилась гибель Матери (событие, которое среди космачей считалось за чисто вымышленное, скорее легенда, недели нечто, имевшее место в действительности), тогда как другие напротив, твердили, что нет, ровно так и было предсказано Большим Циклом, а вот проблемным стал, напротив, неприлёт рейдеров Железной армады на Старую Терру. И прочая ерунда в подобном духе.

Кабесинье-третьему сделалось скучно.

Он чувствовал, что исполняет какую-то совершенно механическую функцию в затянувшемся спектакле. Не зритель, но отвлечённый наблюдатель, которого перестал трогать весь творимый перед ним абстракционизм. Призрачная голография его больше не касалась, поскольку пусть и разговаривала с ним человеческим голосом, но по сути своей была ничуть не более осмысленной и внятной, чем все прочие призраки хоть в федорах, хоть без.

Ему нужны были не абстракции, а факты. Причём факты, касающиеся конкретно его, данной ему в ощущениях реальности, а никакие не тайны далёких миров и чужих вселенных.

И тогда Кабесинья-третий собрал волю в кулак и пошёл жаловаться Немезиде.

Не самый лёгкий на свете квест, где она вообще на станции жила – даже это ему, хоть бывшему, но всё-таки оператору станции, было совершенно неведомо. Однако за годы сосуществования бок о бок с взбалмошной дамочкой он назубок выучил простую народную примету – если где-то начинается кипеш, значит, там жди появления Немезиды.

Дело стало за малым – дождаться у неё очередного приступа паранойи с ловлей на живца, тут-то непременно и случится долгожданное рандеву.

Вот уж Кабесинье-третьему не пришло бы в голову, что он не просто по доброй воле захочет пойти на контакт с этой патлатой станционной банши, но ещё и самолично будет предпринимать немалые усилия по поимке космаческой ведьмы.

Ну такой уж она была неприятный человек. Только и слышишь от неё, как очередные чёрные пророчества под непрерывный поток обвинений в сторону легендарных, но напрочь отсутствующих на борту «Тсурифы-6» личностей вроде Ромула, Улисса и прочих персонажей террианских легенд. Сбить её с этого речитатива было решительно невозможно, не стоило и пытаться. Буквально каждый раз, когда Кабесинье-третьему случалось столкнуться с Немезидой в узких станционных переходах, как тут не начиналась лекция о том, откуда есть пошли корпорации Большой Дюжины и как был разрушен Хрустальный Шпиль. Со временем оператор-расстрига даже начинал привыкать к этому навязшему на зубах конферансу, понемногу вовлекаясь в цепочку имён и обстоятельств, а также начиная подозревать, что собеседник не столько обвиняет и жалуется, сколько подгадывает момент, чтобы выставить себя в наилучшем свете перед нечаянным слушателем.

Этой слабостью стоило воспользоваться, так что когда во внутренних каналах «Тсурифы-6» вновь началась какая-то нездоровая суета с не мотивированным закрытием переборок и внезапной изоляцией секторов, Кабесинья-третий тут же был на месте, заняв стратегическую позицию и настороженно выжидая.

С некоторых пор Кабесинья-третий сделался большим специалистом по практической слежке – где стоит резко шумнуть, где напротив, затаиться. Неожиданный навык для бывшего оператора, но уж такие теперь вот настали времена. Вот и сейчас, стоило ему полчаса подождать в засаде как Немезида была тут как тут. Волна цвета воронова крыла растрёпанных волос, стремительная походка, яростный взгляд. Вся как есть космаческая ведьма.

– Задержитесь на минуту, разговор есть.

Главное говорить это строго, как команду. Удивительно, но факт, Немезида могла быть сколь угодно занудой, но если чувствовала за собеседником правоту, это на неё действовало совершенно гипнотическим образом.

– Что вы знаете о том, где сейчас скрываются Хранители?

Немезида некоторое время сверлила его напряжённым взглядом, словно выуживая из оператора некие сокровенные тайны, и лишь потом ответила:

– Вам зачем это всё надо, Кабесинья?

На этот раз он не стал её поправлять, сейчас было не до аматорских ошибок:

– Со мной на контакт с некоторых пор начали выходить некоторые, хм, сущности, и мне по их поводу остро необходима консультация из первых рук.

Весь её вид говорил теперь – какие ещё «сущности»? Но напрашивавшийся сам собой вопрос так и не был в тот раз произнесён.

– Не сейчас. Я вас найду.

И рванула по своим важным делам.

Кабесинья же в ответ лишь оставалось последовать её совету – взмахом руки расшугать надоедливых призраков и двинуть в обратный путь к себе в каюту.

Ждать.

Ожидание, впрочем, затягивалось. Призраки иномировых Хранителей приходили и уходили, их рассказы неизменно повторялись, как повторялись и образы самозваных лекторов, постепенно складываясь в голове у Кабесиньи-третьего в некое подобие стройной картины. Картина эта как с самого начала и строилась вокруг двух понятий – «стабилизация» и «жёлоб» – так в общем от них далеко и не уходила.

Со слов велеречивых наблюдателей за творившимся в их горемычной реальности, если не размениваться на малозначительные детали конкретных отличий того, что Кабесинья-третий, как и все вокруг него, полагали за объективную действительность, от мутных баек, обыкновенно называемых призраками Большим Циклом, в конце концов укладывались в стройное утверждение, что однажды так или иначе их причинностная линия сумела покинуть предначертанный ей макросюжет, точнее, весь набор известных Хранителям макросюжетов, тем самым лишив не только их, но и самого Ромула возможности прогнозировать свои действия в масштабе судеб всего Сектора Сайриз или даже больше – Местного Скопления галактик.

Кабесинье-третьему от этих печалей было не холодно и не жалко, но он начинал улавливать суть проблематики. Даже столь малым уголком пространства как «Тсурифа-6» нелегко управлять без работающих прогнозных моделей. Тут же речь шла о планах развития сотен миров на тысячелетия. Поневоле засомневаешься в собственных возможностях, будь ты сто раз Избранный, и уйдёшь на покой, от греха подальше, грядки поливать на периферийных мирах, вроде того же Имайна.

Вот только причём тут тот самый «жёлоб» и о какой «стабилизации» при этом шла речь, вот тут внятного ответа от призраков дождаться никак не удавалось. Стоило им заговорить в этих двух терминах, как речи их, обыкновенно вполне связные, тут же становились полны тумана и досужей велеречивости.

Кабесинья-третий понемногу снова начинал злиться. Не то на себя, не то, понемногу, уже и на самих призраков.

– А вы не злитесь, молодой человек.

Опять они в свою дуду. Обернувшись на голос, задумавшийся о своём бывший оператор ожидал встретить взглядом привычную чёрно-белую истёртую картинку. Скорее иллюстрацию, нежели живого человека. Дурацкий космачий комикс. Галлюцинацию спятившего квола. Говорливую фата-моргану призрака.

Но увидел перед собой лишь живого человека.

Он узнал его с первого взгляда. Это был рыжий коротышка. Один из преследовавших его иномировых Хранителей. На этот раз – вполне во плоти.

– Вы… вы как тут очутились?

– Как и все нормальные люди, через входной люк. Запираться надо, если вы не хотите видеть у себя непрошеных гостей.

– Хороший совет, непременно в следующий раз им воспользуюсь. Но давайте к делу. Если вы тот, о ком я думаю, то вы никак не могли оказаться на станции по чистой случайности, вы здесь давно, и вас не нужно вводить в курс дела, потому спрошу прямо и, прошу вас, отвечайте максимально чётко и коротко, я устал от исторических справок.

Рыжий мужичок понимающе улыбнулся, но возражать не стал, напротив, присел на край гостевого кресла и молча сделал в сторону Кабесиньи-третьего приглашающий жест, мол, задавайте свои вопросы, молодой человек.

– Что такое этот «жёлоб»?

Мужичок-с-ноготок в ответ удивлённо поднял брови.

– О, а вы уже неплохо осведомлены о наших бедах, оператор третьего ранга. Что ж, и правда не придётся заходить слишком издалека. Проблема этой реальности не в том, что мы, Хранители, ослепли, а в том, что сорвавшись в эту ветвь, временная линия с одной стороны оставалась с тех пор крайне нестабильной, но она же, подобно неудержимой весенней лавине, срывающейся с вершины горы, несётся с самого момента наступления точки бифуркации, без разбора снося на своём пути любые преграды, которые все мы пытаемся перед ней выставить.

Кабесинье-третьему не понравилась эта аналогия. От неё веяло какой-то дурной обречённостью.

– Это мы и называем «жёлобом». Неудачный термин, согласен, но какая разница, хоть горшком назови, – развёл руками Хранитель.

– То есть вы, с одной стороны, не понимаете, куда именно эта лавина несётся, а с другой – не рискуете на её пути вставать, потому что соваться туда – себе дороже?

– Ну почему же. Некоторые пробовали. И потерпели при этом страшное фиаско.

– Вы говорите о Симахе Нуари, нашем незадачливом спасителе, – не фыркнуть в ответ стоило определённых усилий, но Кабесинье-третьему всё-таки удалось сдержаться.

– И о нём тоже, – твёрдо, без малейшей шутливости в голове кивнул гость. – И о многих других, большинство из которых мне искренне жаль, тогда как иных – не жаль вовсе. Каждый попавший в жёлоб поступает так, как подсказывает его жизненный опыт, его принципы, в конце концов. И соорн-инфарх – не самый бесполезный игрок на этой доске.

– Вы воспринимаете это как игру.

Бывший оператор произнёс это с утвердительно-повелительной интонацией, скорее настаивая на своих словах, нежели просто констатируя факт.

– Может и так. Но с годами учишься принимать свою выученную беспомощность за банальное правило кем-то навязанной тебе игры. Так, если хотите, проще.

– Ну допустим. А о какой, в таком случае, «стабилизации» идёт речь? То, что творится сейчас за Воротами Танно, ничуть не похоже ни на какую стабилизацию. Человечество на предельном ускорении несётся к самому опасному кризису в своей истории с тех пор, как покинуло Старую Терру.

– В том то и дело, – покачал головой Хранитель. – Человечество было обречено пережить подобный кризис ещё там, до Века Вне, пройти через бутылочное горлышко и выйти по ту сторону обновлённым. Вот только ничего этого не случилось. Симах Нуари перехватил рейдеры Железной армады куда раньше, навеки сделавшись вашим непрошеным спасителем. С тех пор всё так и тянется. Он изо всех сил пытается вернуть вас обратно на путь истинный, вы этого по понятным причинам не желаете, в то время как весь этот Сектор Галактики несётся вслепую навстречу новому кризису. Мирофаит, битва-у-барьера – так в других реальностях называется та битва, начало которой положила триангуляция фокуса.

– Но если она в любом случае должна была произойти…

– Не совсем так, – тотчас вскинулся Хранитель. – Точнее, совсем не так. Поймите, в этой реальности любые совпадения случайны, а любые аналогии ложны. Там Симах Нуари спасает вас от гибели, и тут Симах Нуари спасает вас от гибели. Но там человечество никогда бы и не подумало язвить, обзывая летящих «спасителями». Там вы были искренними союзниками от первого контакта до самой Вечности, здесь же вы если не прямые антагонисты, то по крайней мере едва друг друга терпите.

«Вы». Он так говорит, будто искренне предпочитает не считать себя неотъемлемой частью человечества.

– Ну допустим. Но так ли это всё не исправимо?

– А вот на этот вопрос у меня нет пока ответа. Но вскоре ответ будет дан.

Тут Кабесинью-третьего осенило.

– Так вот о какой стабилизации идёт речь! Значит, вскоре трёпаные призраки от меня всё-таки отстанут!

Хранитель в ответ тепло и даже как-то милосердно улыбнулся. Так улыбаются только безнадёжно больным.

– Тот факт, что вы видите этих призраков, – уже само по себе знамение. Стабилизация всё ближе, и кризис, который её вызовет – тоже. Но я бы на вашем месте не особо-то радовался этим знамениям. Самая твёрдая на свете предопределённость знаете где располагается?

Оператор-расстрига хмуро кивнул.

– Догадываюсь. В станционном морге.

– Это ещё в не самом незавидном случае. Жёлоб он на то и жёлоб, что несётся по нему наша реальность только лишь потому, что отвесно падает при этом на самое дно своей потенциальной ямы, в самую трясину энтропийного болота, поближе к горизонту событий, откуда уже нет пути назад.

– Так что же, выходит, мы обречены расшибиться об этот самый кризис, и по ту сторону останутся одни лишь ирны и летящие, оплакивать нашу тяжкую долю? Ну или приводить нас в качестве дурного примера в назидание потомкам.

– Ну почему. Мы, Хранители, конечно, ещё ничуть не прозрели, чтобы быть в этом так уж уверенными, но даже те немногие обрывки, что достаются нам с вами, уж поверьте мне, они покуда несут пусть скромную, но надежду.

И снова улыбнулся, на этот раз ободряюще. Так улыбаются тому, кого выпал жребий отправляться в горячую зону реактора. Иди себе потихоньку, спасай человечество. И вернись живым, если сумеешь.

Как только его угораздило в это всё вляпаться. Это всё предшественничек, Кабесинья-второй, спасибо ему на добром слове. Помянем, не чокаясь. Вот уж удружил так удружил.

Хотя погодите, что-то он не о том совсем думает. Смутило его в словах Хранителя вовсе иное. «Нам с вами», он сказал «нам с вами».

Как будто под собирательным местоимением «мы» в его словах имелись в виду не столько они двое, сколько разом все Хранители этой треклятой Галактики.

– Вы хотите сказать, что даже если мы благополучно пройдём этот кризис, призраки эти вовсе не планируют меня отныне покидать, так?

На этот раз собеседник ответил не сразу, даже банальный кивок головы последовал лишь после длительной, какой-то даже на посторонний взгляд напряжённой мыслительной работы. Что-то Хранитель сейчас, прямо сейчас, такое в нём, Кабесинье-третьем, увидел, и это что-то заставило его крепко призадуматься.

И подобная задумчивость немедленно пробудила в операторе ту звенящую тишину, от которой он уже изрядно поотвык. Только теперь он заметил, что всё мелькание призраков вокруг него словно бы на миг растворилось в небытие, оставив только здесь и сейчас, оставив их наедине с Хранителем.

– Слушайте меня внимательно, Кабесинья-третий, – нежданный гость произнес полное имя с особым нажимом, – на выходе из жёлоба, чем бы этот кризис не завершился, нам всем ещё долго предстоит разгребать его последствия, стабилизируя эту несчастную вселенную. И под «нами» я вне всякого сомнения имею в виду и вас тоже. Мне пока неясно, как это случилось, что привело вас в состояние вневременной декогеренции, но отныне и навсегда вы – один из нас. Вы – первый известный мне Хранитель Времени, не обладающий искрой. А это значит – что будут другие, и это пугает меня куда сильнее, чем любой грядущий кризис.

С тех пор, как они верни вернулись, их «Лебедь», по меткому выражению Тайрена, метался по всему Сектору Сайриз испуганной крачкой, нигде надолго не задерживаясь, почти не выходя в субсвет и уж точно ни на мгновение не покидая собственной тени, неслышимый и невидимый для любого постороннего наблюдателя, будь то человек, ирн или летящий.

Со временем это больше стало напоминать бесконечное бегство, вот только бы ещё понять, кто же за ними гнался. Но в ответ на прямые вопросы Дайса Превиос предпочитала помалкивать, пока советник-ирн в своей излюбленной манере лишь вымученно отшучивалась, через раз обзываясь «душечкой».

Все подобные задушевные беседы при этом ничего не меняли в их бытовом распорядке дня. Большую часть времени между прыжками они проводили за пределами Барьера, одинокая точка в пустоте пространства. Они просыпались, чистили зубы, переодевались в чистое, спокойно завтракали, затем по команде Эй-Джи бесшумно ныряли в дип, каждый раз вызывая при этом приступ профессиональной зависти у троицы дайверов – слишком уж обидно эта кажущаяся лёгкость и простота контрастировала с привычным им прожигом на прыжок – и точно так же, без единого всплеска суперсимметричных каналов распада, проецировались обратно, где пассивно пребывали некоторое время, словно к чему-то прислушиваясь, но при малейшем движении на горизонте они тут же ныряли обратно, давая полный назад.

Дайс не жаловался, слишком уж памятна ему была загонная охота на них со стороны смертничков майора Томлина, он бы и сам предпочёл теперь поостеречься, прежде чем представать перед собственным начальством с официальным докладом, однако привычка обеих носительниц искры темнить делала их команду менее эффективной, и однажды этом вполне могло выйти им боком. Вот что стоило им с самого начала ещё на борту «Эпиметея» раскрыть все карты, глядишь, не случилось бы и того досадного инцидента с безумной атакой на Превиос, и вообще, обошлись бы без затяжных переговоров через балбеса-Ковальского.

Впрочем, былого уже не вернёшь, и что там себе думали друг о друге случайно спевшиеся собратья по несчастью, было теперь не столь важно. Важно было не то, как они встретились, важно было то, как они здесь очутились.

Злополучная триангуляция фокуса, ради которой Тайрен готов был пожертвовать экипажами разведсабов «Джайн Ава» и «Махавира», на поверку оказалась не вожделенным финалом их миссии, но только лишь самым её началом, где было всё – расставленные на них ловушки, смертельно опасные кротовые норы, таинственные чужие браны, вовсе чудесное для их утлой скорлупки с них возвращение и самое главное – гранд-финал всей этой кутерьмы, когда они умудрились каким-то непостижимым образом угодить в самый эпицентр огневого контакта между флотом спасителей и рейдерами Железной армады.

На фоне того, что с ними случилось на борту прожаренного насквозь ржавого корыта, вся эта затяжная игра в прятки с собственной тенью казалась Дайсу чем-то настолько бессмысленным и нелепым, что он поневоле тосковал по старым временам, когда под его командованием оставался обыкновенный гуттаперчевый террианский разведсаб, а сам он был вдвое глупее и в сотню раз прекраснодушнее относительно собственной роли в космических судьбах человечества. В те дни он просто исполнял приказы, и делал это максимально, насколько позволяла техника и вверенные ему люди, эффективно. Вот и все дела.

А теперь?

Кто отдаст ему приказ? Где тот таинственный адмирал, что в состоянии постичь, через какое горнило им всем пришлось пройти, чтобы оказаться в итоге на этом треклятом дарёном «Лебеде»?

Впрочем, ирн и эффектор тоже там были и, судя по рассказам Эй-Джи, они-то уж точно куда больше понимали в тех мутных делах, в какие их всех занесла нелёгкая вляпаться. Но как раз приказов обе не особо спешили отдавать, а напротив, в основном помалкивали.

Приходилось, преодолевая многолетнюю привычку, думать своей башкой.

Надуманное в итоге ничуть Дайсу не нравилось. Как по этому поводу удачно в своеобычной манере прокаркал однажды Тайрен, «подобный курс нас до добра не доведёт».

И действительно, если попытаться проанализировать хотя бы случившееся там, у фокуса, то по всему выходило, что экипажи «Джайн Авы» и «Махавиры» тратили ресурс эмиттеров и рисковали собой зря. Никаких шансов удержать фокус там, где он благополучно всё это время пребывал, у них не было. Да что там удержать – если бы не те неурочные пузыри сверхновых, подсветившие своими нейтринными осцилляциями всё проективное пространство Скопления Плеяд, они бы и триангуляцию-то не совершили бы ни за десять, ни за сотню прожигов. Это было попросту невозможно, слишком не специфический от фокуса шёл сигнал.

И вот теперь та отчаянная вылазка в дип словно повторялась снова. Они круг за кругом нарезали виражи вокруг Сектора Сайриз, не желая прежде времени быть обнаружены, но одновременно словно пребывая в некотором состоянии незавершённого поиска.

Дайс сразу подумал, что ищут они новое местоположение фокуса, чтоб ему пусто было, он бы и сам, будь на то его воля, занимался только этим, слишком уж ловко нечто, скрывавшееся под этим невесть что обозначающим наименованием, от них в тот раз ускользнуло. До обидного ловко. В отличие от троицы погорелых дайверов, фокус перемещался между бранами так же ловко, как астрогатор Ковальский нырял в короны спокойных жёлтых карликов. Ну, если те, конечно, не вознамеривались вдруг рвануть неурочной килоновой.

И если фокус этот решил перепрятать свой физический носитель в кутерьме внутренних трасс Барьера или же среди воплощённого бардака периферийных миров Фронтира, то наверняка их главной задачей теперь был вопрос если не скорейшей поимки, то по крайней мере выдворения чужака за пределы подконтрольного террианским крафтам космического пространства. Да хотя бы и при помощи взятия на испуг. В прошлый раз сбежал, и теперь сбежит, но уж чур куда подальше.

Так Дайс, поговорив прежде с Тайреном, решил начать вести собственные наблюдения. Как только они прибывали в очередную точку, он тут же по локоть запускал руки в местный аналог гемисферы, принимаясь слушать все доступные каналы в гравиволновом и нейтринных спектрах, благо «Лебедь» был поистине универсальной машиной для шпионажа. Невидимый и неслышимый для остальных, кажется, он был способен легко проникнуть в любые зашифрованные сети, что было тем более удивительно, что их «Лебедь» был построен летящими больше полутысячи террианских стандартолет назад, то есть задолго до того, как современные технологии и протоколы связи вообще были разработаны и введены в строй.

Возможно, дело было в том, что основой для них, по всей видимости, выступали инженерные стандарты Тсауни, однако скорее всего проблема состояла в том, что даже очень старой, буквально древней постройки «Лебедь» уже тогда был куда совершеннее в своей ку-тронной начинке, чем всё то, что создало с тех пор гордое собой человечество.

Это было довольно горько признавать, но Дайсу с некоторых пор стало плевать на чувства своих соплеменников, как и свои собственные. Ему в руки дали могучий инструмент, и он им поспешил должным образом воспользоваться.

Чтобы быстро выяснить, что отнюдь не они одни ищут пропащий фокус.

Судя по перехваченным переговорам, некие контроллеры бакенов Цепи по имени Ли Хон Ки и Чо Ин Сон сумели с помощью объединённой мощи Барьера научиться вычислять статистические аномалии тех масштабов, что неминуемо порождал фокус, с достаточной точностью, чтобы как таковая триангуляция уже была по сути не нужна. Плюс-минус пара десятков тиков точности измерения это не те масштабы, к которым привыкла троица дайверов, так было даже не интересно. Соответственно, белохалатники Квантума быстро воспользовались предложенной механикой и тотчас выявили две очень подозрительных аномалии – одну, как и предполагал Дайс, внутри Барьера, и ещё одну – в подозрительном отдалении, куда дальше Скоплений Плеяд, но в том же квадранте – по направлению в сторону локального войда.