Не тревожьте ведьму

– Ну а сейчас можно прокатиться? – спросил с надеждой Иван.

Однако прошло еще несколько дней, прежде чем Искра поддалась. Да и тогда, пройдя немного, она снова стала брыкаться и чуть не сбросила наездника. В этот раз Иван не стал отчаиваться и делал все, что ему велят. Яробор учил Ивана общаться с Искрой и велел наведываться в конюшню: ухаживать за лошадью и чистить стойло.

Ивану нравилось, что Яробор не сюсюкался с ним и не лебезил, как остальные. Если бы он мог, упражнялся бы каждый день, только у наставника свободного времени было не так много – все обучение дружины да поручения отца. Договаривались о встречах в основном после или перед вечерней трапезой в гриднице. О своем увлечении княжич никому не говорил, особенно отцу и Казимиру.

С младшим братом у Ивана разница в возрасте была небольшая, чуть более двух лет, но она о себе давала знать. Казимир еще игрался в игрушки, в то время как Ивану хотелось быстрее стать взрослым. Брата постоянно опекали в силу малолетства, да и отец часто сам сидел с ним или брал с собой к Погребальному холму. Казимир так походил на мать светлыми волосами и пухлыми губами, и Ратибор в нем души не чаял.

Иван тоже находился под пристальным вниманием, только по причине старшинства. По обычаям княжества именно ему предстояло занять отцовское место после его кончины. Излишнее внимание Ивану докучало, поэтому он заимел привычку убегать подальше из города, на поле, где оттачивала мастерство дружина или тот же Погребальный холм. К нему он наведывался часто и в одиночестве подолгу там засиживался. Его не останавливали морозы; вид на реку, поляну и опушку леса навевал такое нужное умиротворение. Если кто-то замечал его отсутствие, то об этом немедля докладывали отцу, и Ивану приходилось слушать его гневные речи.

– Ты будущий князь и должен осознавать долг, что возложен на тебя.

Иван смотрел на него и злился, тот изредка смотрел на него во время разговора, а если удосуживался одарить взглядом, то исподлобья, отчего немедленно хотелось провалиться на месте. В этот раз Ратибор сидел на троне и рассматривал свои пальцы рук, которые он лениво то сжимал, то разжимал, водрузив на подлокотник.

– Ослушания даже от сына не потерплю. Ежели временем свободным обладаешь, то я ему найду применение. С завтрашнего дня удвою твое обучение…

– Обучение? – Иван затаил дыхание.

– Да, обучение, – Ратибор наконец поднял на него глаза. – Будущий князь не должен быть невеждой. Грамоту и прочее будешь изучать, да как вести государственные дела.

Иван с облегчением вздохнул, он-то уж невесть чего подумал. Стараясь скрыть улыбку, он в знак согласия кивнул отцу. Решив, что разговор окончен, Иван собрался уходить и уже развернулся.

– Я еще не закончил, – остановил его Ратибор. – Ты простодушно полагаешь, что я не знаю о твоих вылазках и встречах с Яробором?

– Не лишай меня этого, отец.

– В твоем возрасте я легко держался на коне без посторонней помощи. Ты распустился, и посему Яробор получил приказ заняться тобой, дабы в следующий раз мне не пришлось за тебя краснеть.

Ком встал в горле у Ивана. Казалось бы, получил желаемое, но радости при этом не испытал.

– И к тебе будет приставлена охрана. Одному больше за пределы города ни ногой.

– Но, отец, я могу и сам…

– Молчать! – Ратибор вскинул ладонь вверх и грозно смотрел на сына.

Сзади отворилась дверь. Прошествовав мимо Ивана, Ермолай отвесил поклон ему и следующий, глубже, Ратибору.

– Государь, если вы заняты, – Ермолай скосил глаза на Ивана, – я подожду снаружи.

– Нет надобности.

Тут однозначно разговор был окончен, и Иван поплелся из гридницы.

– Вести пришли от Доброслава. Желает с вами повидаться, – услышал он за спиной голос Ермолая, прикрывая дверь.

Постояв немного в сенях, пытаясь успокоиться, он решил проведать Искру. День клонился к вечеру, а значит, она должна быть уже на месте. Но прежде он решил заскочить на поварню и прихватить с собой пирожков и яблок.

Иван оказался прав, лошадь стояла, как обычно, в своем деннике в конце конюшни. Внутри находилось несколько дружинников, возвращавших коней на место. Они не без интереса поглядывали на княжича, но тот делал вид, что их не замечает. Он зашел к Искре и, взяв со стены уздечку, надел ей на морду, и повел наружу.

Иван привязал лошадь, основательно почистил ее, а затем принялся гребнем расчесывать гриву. Искра уже не так волновалась, как раньше, и не била нервно копытом. Она иногда отвлекалась, когда он держал в зубах пирожок, и тянулась к его лицу, тогда он предлагал ей взамен яблоки. Пока Иван ее расчесывал, то раз за разом вспоминал разговор с отцом. До него только стал доходить смысл его слов. Если с обучением у Яробора в присутствии третьего лица он мог смириться, то с посещением Погребального холма – нет. Даже представить было тяжко, как он сидит там, грустит и любуется видами, а рядом присутствует при этом какой-то дружинник. Хорошо было в одиночестве сидеть на склоне и смотреть вниз, на реку, вспоминая лицо матери.

– Хорошая работа.

Иван вздрогнул от испуга, из забытья его вывел голос Яробора. Осторожно, чтобы тот не заметил, Иван вытер нос и глаза рукавом рубахи и уже потом повернулся к нему.

– Хвалить меня тебе отец тоже велел?

Улыбка сползла с его лица, он задумчиво почесал свой щетинистый подбородок и ответил:

– Я воин. Что мне прикажут, то и выполняю.

– А сразу известить не мог?

– Хм, может, мне стало любопытно – княжичей обучать раньше не приходилось. Если желаете губки дуть и вести задушевные беседы, как девчонка, то подсобить вам не могу. Ленты в косы не заплетаю. Ну, так изволите продолжить обучение? Или князю доложить, что вместо сына у него девица? – Яробор вопросительно вздернул брови.

Хотя в Иване еще кипела злость, он все же невольно восхитился Яробором – казалось, дерзости его нет предела. Глубоко вдохнув, он процедил сквозь зубы:

– Буду учиться.

– Тогда послезавтра после полудня жду тебя на Черной Ленте. Уверен, что места тебе эти знакомы.

Не дождавшись ответа, Яробор ушел. Иван и не надеялся, что так близко окажется к любимому месту, оставалось только понять, как избавиться от охранника.

Через день Иван проснулся спозаранок и ходил весь дерганый, предвкушая встречу с Яробором, злость на которого уже прошла. Утреннее время было потрачено на изучение грамоты и историю княжества. Лучезар оказался настолько скучным наставником, что от его постоянного бормотания невольно закрывались глаза. Иван подумал, что вот кто должен Казимиру колыбельные петь на ночь, а не всякие няньки. Преодолеть дремоту помогали мечты о том, как он научится держаться верхом на лошади и будет скакать где заблагорассудится. Он представлял себя натягивающим тетиву и попадающим точно в цель. Меч для Ивана был пока тяжеловат, он попробовал его раз поднять над головой, но долго удержать не смог. Иван настолько погрузился в грезы, что не сразу понял, чего от него хочет Лучезар. Тот нарочно пару раз прокашлялся, чтобы привлечь его внимание, и, как только получил желаемый ответ, засыпал ученика порцией вопросов. Перепутав княжества, а также кто с кем когда-то воевал, Иван не сомневался, что о его «успехах» будет доложено отцу, но в этот раз ему было все равно. Как только он получил долгожданную свободу, то сбежал подальше от зубрежки, позабыв о еде и обо всем на свете.

Дружинник, которого отец приставил в качестве охраны, уже ожидал у входа со своим конем. Темноволосый, со сдвинутыми к переносице бровями, всем своим видом он показывал, что шутить с ним не стоит. Иван пробежался взглядом по его кольчуге и задержался недоуменно на мече. Видно, к княжескому наказу дружинник отнесся со всей ответственностью. Тот представился Дамиром и остался ждать, пока княжич выведет Искру.

Он оказался молчаливым парнем, и к Черной Ленте они добирались в гнетущей тишине, ведя коней за собой. Иван чувствовал себя неуютно по сравнению с идущей рядом грудой мышц, к тому же немаленького роста. Дамир лишь раз нарушил молчание, когда княжич хотел повернуть к Черной Ленте.

– Нам туда, – он указал пальцем на деревья.

Иван пожал плечами и последовал в указанном Дамиром направлении. Как только они миновали стену деревьев, то очутились на широком лугу. Иван понял, почему раньше не знал этого места: его так скрывали ели, что даже с высоты холмов оно не просматривалось.

Он с облегчением вздохнул, когда завидел мирно пасшегося коня Яробора, а вскоре и самого хозяина. Иван с интересом осмотрелся: луг был необычайно зеленым и сплошь усеян полевыми цветами, что неудивительно – все та же Черная Лента петляла сбоку, пепел от костров виднелся меж корней деревьев, а дальше скрывался под густой травой. Лучшего потайного места не найти, подумал княжич, но Яробору об этом предпочел не говорить. Он направился к нему, а Дамир присел под деревом.

– Начнем с того, на чем закончили, – без предисловий сказал Яробор.

– Я-то думал, ты меня новому чему обучать будешь, – разочарованно сказал Иван.

Яробор пропустил мимо ушей его слова, только скрестил руки на груди и ждал. Иван понял, что нужно подчиниться, и полез на Искру.

⠀

Дни стали проходить незаметно для Ивана. Одно обучение сменяло другое, и к вечеру он еле доползал до опочивальни. Он редко выкраивал время, чтобы поиграть с братом, зато часто видел, как это делает отец, когда спешил к Черной Ленте. Казимир, едва завидев, окликал его, но отец тут же переключал внимание младшего сына на себя, вручая новую игрушку.

Однажды Иван пришел пораньше на луг, а Дамир, как всегда, остался под деревьями. Не став дожидаться Яробора, княжич мужественно вдохнул побольше воздуха и полез на лошадь.

– Ну что, Искра? Долго ты будешь упрямиться? Яблоками я тебя кормил? Кормил. За тобой я убираю и чищу тебя. Ну, хочешь, еще спою?

Иван успокаивающе провел рукой по черной гриве, и Искра ни с того ни с сего вдруг пошла. Княжич затаил дыхание, не смея поверить в случившееся. Когда Иван пятками чуть надавил ей на бока, то Искра пошла мелкой рысью, потом надавил еще сильней – последовала крупная рысь, и, наконец, осмелев, он пустил ее галопом. Он натягивал поводья то влево, то вправо, Искра повиновалась без малейших колебаний.

– Пение, значит, мое слушать не хочешь, – рассмеялся Иван.

Забыв обо всем, он просто объезжал лужайку по краю, ветерок приятно обдувал лицо, и Ивану показалось, что он один раз заметил улыбку Дамира, когда проезжал в очередной раз мимо. Вдруг он услышал свист и развернулся, Яробор махал ему рукой.

– Ну вот, страх мы победили, – Яробор, улыбаясь, ждал, пока Иван остановит лошадь.

– Страх? Искра боялась?

– Нет. Боялся ты, и лошадь это чуяла.

Прежде чем показаться отцу, Иван решил еще поупражняться несколько дней. Случай показать свои умения представился, когда Ратибор возвращался с прогулки. Он ехал на коне вместе с Казимиром. Отец заботливо прижимал его к себе, чтобы тот ненароком не свалился, а малыш тем временем размахивал деревянным мечом и выглядел довольным.

– Отец. – Иван сделал кружок на Искре перед конюшней.

Ратибор посмотрел на старшего сына, остановил взгляд на его кобыле. Таким взглядом могли удостоить только какую-нибудь серую, скучную стену. Будто ничего не замечая, он передал Казимира спешившей к нему старой няньке и достаточно громко сказал:

– На что я должен смотреть?

От радости у Ивана не осталось ни следа. Стиснув челюсть, он рванул поводья, и Искра встала на дыбы. Еле удержавшись, Иван погнал ее во весь опор. Он не обращал внимания на прохожих, которые неодобрительно качали головой при виде несшейся лошади; некоторые, опасаясь за свою жизнь, отскакивали прочь с дороги.

Миновав городские ворота, Иван сам не понял, как оказался в лесу. Он не замечал хлесткие ветки деревьев, только приятный ветерок обдувал мокрое лицо. Не отдавая себе отчета в том, куда несется, он в итоге через лес выехал к Погребальному холму.

Он потерял счет времени, пока там сидел, и опомнился, только когда солнце уже садилось. Возвращаться домой не очень хотелось, поэтому они с Искрой медленно плелись обратно.

Вернув кобылу в денник, Иван тянул время и долго с ней стоял. Он не боялся, что его накажут, просто в этот момент желал побыть один.

– Э, ты чего удумал? А ну, немедля отойди.

К нему бежали двое, оба были в простых длинных рубахах, подвязанных шнурком, и темных портах. Один был постарше, в нем Иван узнал главного конюха, а второго, помоложе, видел впервые.

– Кому было сказано… – конюх на полуслове остановился. – Ох, княжич, вас я не признал.

Оба, кланяясь, посторонились и дали пройти Ивану.

– Накормите ее и дайте воды, – осипшим голосом сказал Иван.

Выйдя наружу, он прислонился к стене конюшни и услышал голоса тех двоих.

– О чем думал Ратибор, когда не воспрепятствовал обучению мальчишки на этой кобыле, – голос был Ивану незнаком, но он понял, что говорил молодой конюх.

– Тише ты. Распоясался.

– Дык никого же нет. Эта Искра – та еще строптивица. Видал, как четверо с ней сладить не сумели? Двоих так вовсе чуть не зашибла.

– Уймись. Авось кто подслушает, – почти шепотом сказал старший конюх.

– Она ж только Яробору мало-мальски поддается, – продолжал гнуть свое молодой. – Но оседлать ее он так и не сумел. Я так тебе скажу – Ратибор об этом знал. Иначе зачем избавиться от нее хотел и Доброславу в подарок уже готовил?

Иван стоял не шелохнувшись.

Глава 6

Ярослава поняла, что бежать некуда, со всех сторон стояли всадники. Один только выделялся на фоне других, будто оказался здесь случайно. Только он, рыжеволосый мужчина в простой одежде, был без кольчуги. Он понурил голову и старался не смотреть на пленницу.

Ярослава подумала о Маре, и дрожь пробежала по всему телу от страха за дочь. Надежда была на Ладимира и Марфу, что они не сунутся сюда и позаботятся о ней. Ярослава невольно бросила взгляд в ту сторону, откуда обычно приходил муж после ловли рыбы.

– Он не придет.

Бас Ратибора заставил ее перевести взгляд на него. Преждевременные морщины состарили лицо за четыре года, в копне каштановых волос появилась седина. Ее по-прежнему пугали голубые глаза, все такие же холодные, как при первой их встрече, только сейчас у него на губах играла мрачная улыбка. Ратибор торжествовал.

– Каково терять любимых, ведьма? – Ратибор смаковал каждое сказанное им слово. – Я вот только не нашел Марфу и твое отродье. Помнится мне по той ночи, была ты на сносях.

Ярослава судорожно соображала. Мысль о том, что Ратибор ничего не знает о Маре, вселила в нее призрачную надежду. Пытаясь взять себя в руки, она сжала кулаки:

– Родился мертвый.

Она содрогнулась от своих же слов, но если это поможет Маре выжить, то она готова была произнести их множество раз. Как послать весточку матери, чтобы та хватала дочку и бежала без оглядки? А Ладимир? Что с ним сталось? Страх за родных не давал сосредоточиться, Ярослава чувствовала, как ее сердце будто увеличилось и бьется с такой силой, что стало трудно дышать, словно напоследок хотело разгуляться.

Не придумав ничего лучше, чем потянуть время, она решила взывать к отцовским чувствам.

– Я спасла твоего сына, – Ярослава пыталась говорить спокойно, но голос ее не слушался и дрожал.

Гримаса злости обезобразила когда-то красивое лицо. Ратибор, брызжа слюной, прорычал:

– Ты не спасла ее. Не разжалобишь меня, ведьма. Все это время я искал вас не для того, чтобы отпустить. И вести беседы я с тобой не намерен.

Все бесполезно, ей вынесен приговор. Ярослава, щурясь от солнца, всматривалась в дружинников, ища сострадания. Вот она заметила знакомое лицо.

– Богдан, – еле слышно позвала она.

Светловолосый мужчина откликнулся на имя и стыдливо отвел глаза.

– Ты, – Ратибор обратился к Богдану.

Богдан, помешкав, спешился с коня. Надобности что-либо говорить не требовалось, взгляд Ратибора оказался красноречив.

Ярослава окинула взглядом поляну и посмотрела на небо. Ни одной тучки, и солнце слепит нещадно. Мара любит искать среди густого леса места, куда проникают солнечные лучи, поэтому часто бегает за земляникой на поляну или к речке, где рыбачит Ладимир, – пытается поймать хоть один лучик.

Ярослава закрыла глаза. Еле слышный звук натягиваемой тетивы, острая боль в груди – и боли не стало.

Марфа сидела на коленях и заглядывала под кусты, отыскивая княженику и боровику, периодически поглядывая на Мару, крепко спящую под деревом с открытым ртом. С утра девочка то носилась по поляне, топча ягоды, то на дерево лезла и падала, то пыталась забраться в норы. Марфе каждый раз приходилось подниматься и бежать к внучке, чтобы лечить ее порезы и ушибы. Уморившись, Мара попросила спеть ей одну из своих любимых колыбельных и на первом куплете заснула. Вся в земле и перемазанная с ног до головы ягодами, она поджала под себя босые ноги. Подаренное родителями очелье съехало набок и лежало на светло-русых волосах, раскинувшихся на траве. Мара так радовалась подарку, что иногда в нем ложилась спать. На льняной повязке Ярослава вышила обережные знаки и украсила их, пришив мелкие бусинки, что нашла в старом сундуке наверху. Марфа улыбнулась: опять придется девочку купать и косу переплетать.

Утренние недобрые мысли и сон остались позади, работа отвлекла немного, Марфа добирала уже вторую корзину ягод. Она отдала должное Ладимиру: корзины стали лучше и уже не рассыпались на прутья после первого использования.

Вдали послышался какой-то шум, и Марфа навострила уши. Заслонив глаза рукой, всмотрелась вдаль. С шумом над ней пронесся ворон, а за ним летела целая туча. Марфа резко подскочила, птицы летели со стороны терема.

– Ярослава! – кинулась было Марфа к дому, но затем вернулась к внучке.

Девочка все так же беспробудно спала. Марфа попыталась растолкать ее, но та едва смогла разлепить веки и, полусонная, ничего не понимала.

– Детка, проснись, – Марфа в отчаянии придерживала Мару за плечи. – Оставайся здесь, а позже за тобой кто-нибудь придет. Мама придет за тобой, что бы ни случилось.

Марфа сразу отмела идею отправить Мару к отцу на реку. Место, где ловил рыбу Ладимир, находилось в противоположной стороне от терема, и если сюда пожаловали чужаки, то пусть лучше ничего не знают о внучке. Марфа напоследок поцеловала Мару и отправилась в путь. На краю поляны она оглянулась: девочка снова крепко уснула. Проверив, на месте ли кинжал, она ускорила шаг.

До терема было близко, да и тропинка уже изрядно протоптана, поэтому Марфа добралась до него довольно быстро. Единственное, что мешало, – жара, от нее и от дурного предчувствия пот проступал то холодный, то горячий. Приближаясь к терему, она услышала лошадиное ржание, и все внутри похолодело.

Заглянув за угол, она закусила кулак, чтобы не раскричаться. Бездыханная Ярослава лежала на земле со стрелой в груди. Даже из-за укрытия было видно красное пятно на светлой поневе.

– Доложи Ратибору, что Марфу так и не нашли, – где-то послышался голос.

Услышав ненавистное имя, Марфа потянулась к клинку, но ее руки настолько не слушались и дрожали, что, как она ни пыталась вытащить его из ножен, ничего не получалось. Решив вытереть их об одежду, она остолбенела: ладони были перепачканы ягодами, а в голове пронеслось – Мара. Совсем одна.

Марфа резко развернулась и тут же врезалась в чью-то широкую грудь. Она пыталась кусаться и лягаться, но сопротивляться двум здоровенным мужчинам оказалось ей не под силу, к тому же на шум прибежали еще двое. Они скрутили ее и потащили на поляну.

– Сама пойду! – крикнула она.

Дружинники переглянулись. Марфа была женщиной хрупкого телосложения, поэтому решение было единодушным, и они пропустили ее вперед.

– Только не вздумай, – сказал один, указав на ее кинжал.

Она лишь смерила его холодным взглядом и пошла на поляну. Ратибор угрюмо следил за тем, как Марфа появилась и прошествовала к дочери.

Она не обращала внимания на всадников, на Ратибора – ноги сами вели ее к Ярославе. Как во сне, она опустилась на колени, склонилась над дочерью и поправила выбившуюся у той прядь волос.

– Государь, – окликнул дружинник князя. – Ладимира скрутили.

– Что скажешь, Марфа, напоследок? – сказал глумливо Ратибор. – Удачный день для лесной прогулки.

Ему отвечать она не удосужилась, ее больше беспокоили слова дружинника о Ладимире.

– Мара, – еле слышно прошептала она.

Марфа склонилась еще ближе к телу дочери, закрыв ее лицо завесой своих волос.

– Прости, детка… Прости, что не сберегла, – прошептала она, извлекая кинжал из ножен.

Как только кинжал получил свободу, Марфа нараспев стала шептать странные слова, похожие на язык предков.

– Я к тебе обращаюсь, ведьма, – Ратибор еще раз попытался привлечь ее внимание.

Марфа не откликнулась и вытянула кинжал перед собой. То была странная рукоять неизвестной породы, напоминавшей стекло, внутри которого виднелась черная дымка.

Слова Марфы становились громче, отчего дружина нервно озиралась то на нее, то на князя и ждала дальнейших указаний.

Стараясь не показывать страха, Ратибор рявкнул Богдану:

– Чего ты смотришь?

Богдан в этот раз не мешкал, как с Ярославой, и выпустил без раздумий стрелу, но та наткнулась на невидимую стену вокруг Марфы и отскочила.

Страх прокатился среди присутствующих, но Ратибор не унимался.

– Убить ее! – крикнул он.

Двое воинов попытались пробить невидимую стену, но та не поддавалась, а они лишь разбили кулаки в кровь.

Марфа обхватила кинжал обеими руками. Ужас вселял ее голос, который становился все громче и громче, пока слова отчетливо не стали слышны всем:

Кровь от крови ты моей,Станешь ты меня сильней,Сердце снова застучит,Силу древних возродит.

На последних словах она с нескрываемой яростью посмотрела на Ратибора и без колебаний вонзила кинжал себе в сердце. На поневе темного цвета заметно расползалось кровавое пятно.

Как только Марфа замертво упала рядом с телом дочери, что-то изменилось, сам воздух стал гуще и прохладнее, будто осень наступила раньше времени. Все с ужасом смотрели на происходящее, лошади месили нервно землю копытами, а из их ноздрей валил пар.

Темная дымка, словно от догорающего костра, заструилась из рукояти кинжала, поплыла по воздуху и, едва коснувшись тела Ярославы, обволокла ее с ног до головы. Кровь, сочившаяся из раны Марфы, целеустремленно прокладывала себе путь к телу дочери. Ее не впитала земля, она ручейком обходила ветки и траву и, как только коснулась руки Ярославы, растворилась в ней.

День померк. Всюду слышался крик воронов, которые слетались со всех сторон к терему и закрывали собой солнце, кружа над мертвыми женщинами.

– Это что за колдовство? – испуганно сказал один из дружинников.

Стрела из груди Ярославы выпала и откатилась. Невидимые нити окутали тело и подняли, слегка оторвав от земли. Вороны кружились все быстрее и быстрее, и вихрем подхваченная Ярослава вращалась вместе с ними. Волосы, светлые от рождения, менялись, приобретали цвет воронова крыла.

– А где князь? – крикнул кто-то.

Там, где еще недавно стоял Ратибор, место пустовало. Рыжего, что был без кольчуги, тоже след простыл. Всадники пытались удержать коней, но они дико ржали и не поддавались, будто скованные какой-то силой. Марфино заклятие действовало странным образом как на животных, так и на людей и желало оставить всех неподвижными.

– Что это такое? – Богдан еле успел увернуться, когда рядом с ним упал мертвый ворон.

Несколько дружинников побросали коней, осознав, что снова могут двигаться, и бросились в лес.

Когда дождь из мертвых воронов прекратился, Ярослава грациозно приземлилась на землю и едва заметно пошевелила рукой.

Тех, кто не успел бежать, сковал страх, и в этот раз он не давал им пошевелиться. Молчали все – лошади и даже птицы, лес замер в ожидании, внимание всех было обращено к темноволосой женщине, что стояла посреди поляны.

Ярослава открыла глаза. Грудь ее мерно вздымалась, она словно пробовала воздух на вкус. Проведя рукой по телу, она посмотрела на свои бледные руки, рассматривала пальцы на свету.

Казалось, Ярослава не понимает, как здесь оказалась, и с любопытством осмотрелась. Испуганные лица дружины, терем и мертвая Марфа. Понимание произошедшего стало догонять ее, боль и тоска отразились на лице. Преклонившись перед матерью, она извлекла кинжал из ее груди и машинально заткнула его себе за пояс. Ярослава с нежностью расцеловала щеки Марфы, руки и погладила ее волосы. Черные слезы, словно угольные росинки, катились со щек и орошали лицо ведьмы.

Плач резко прекратился, и Ярослава поднялась. Движения ее были плавучими и стремительными одновременно, не свойственными обычному человеку. Красиво, но красота эта пугала.

Больше не ведая страха, она посмотрела на всадника, что стоял к ней ближе, и заговорила. Низкий голос звучал как из глубокой пещеры: