Не тревожьте ведьму

Не тревожьте ведьму

Александра Рий

Редактор Юлия Афонасьева

Корректор Саша Приданникова

Дизайнер обложки Сергей Ларин

© Александра Рий, 2025

© Сергей Ларин, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0065-3035-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

В дремучем лесу стоял терем. Люди туда не ходили, ибо мест этих не знали, а тот, кто знал, тот давно забыл, кроме троих путников, пробирающихся сквозь лесные дебри и оставляющих позади родное княжество и прежнюю жизнь.

У ночного передвижения были свои неудобства: то кусты цеплялись за одежду, то под ногами попадались корни огромных деревьев либо норы животных. Идею прокладывать себе дорогу мечом, даже когда на пути встречались заросли жгучей крапивы, все единодушно отмели, не желая оставлять за собой следов и тем самым облегчать задачу княжеской дружине. По этой же причине они отказались от лошадей. На плечи тяжко давили узлы со скарбом, к тому же пот нещадно заливал глаза, но никто не помышлял о привале.

Марфа шла впереди. Каждый раз, когда деревья редели, она вскидывала голову, сверялась со звездами и снова вела всех через кромешную тьму. В путь они вышли еще на закате, поэтому глаза уже привыкли к ночи и могли различать стволы деревьев и кустарников. Еще не старая, но уже и не молодая, Марфа двигалась на удивление проворно. Поверх поневы на талии был повязан кушак, за который Марфа заткнула кинжал в ножнах. Иногда она тянулась к нему и, убедившись в сохранности, шумно выдыхала. За Марфой еле поспевала ее дочь Ярослава, готовая вот-вот разрешиться от бремени. Мать иногда с беспокойством поглядывала на нее. И замыкал цепочку Ладимир, который держался поодаль от женщин. Он то и дело останавливался, чтобы осмотреться, после чего еще плотнее сжимал рукоять меча. Пройдя, со слов Марфы, лишь седьмую часть пути, все изрядно выдохлись, потому старались идти молча, лишь иногда просили передать бурдюк с водой или слушали новые указания.

– Ночь нынче короткая, поспеть бы реку перейти, а дальше болота. Ратибор не сунется, – сказала она скорее сама себе.

– Зря надеешься, – с сомнением откликнулся Ладимир. – Единственная, кто мог обуздать нрав князя, сегодня померла. А спешность его решений нам во вред. В одном согласен – поторапливаться надо, пока нас не хватились, хотя чутье подсказывает, что уже идут по следу. – Вдруг он спохватился: – А как же с тем болотом, которое дальше?

– Там без хорошего провожатого увязнут.

На какое-то время они снова погрузились в молчание, только Ярослава иногда останавливалась, чтобы перевести дух, и все чаще хваталась за живот. От Ладимира не ускользнуло, что она старалась незаметно приглушить стоны рукой, но чем дальше они углублялись в лес, тем хуже ей удавалось их сдерживать.

Вдруг Марфа остановилась. Она навострила уши и принюхалась. Казалось, что эта женщина с закрытыми глазами может одолеть дорогу через лес.

– Близко, уже близко. Только бы найти… – Марфа не договорила и рванула с места, но громкий стон Ярославы заставил ее вернуться.

Ярослава, опершись рукой о ствол дерева, другой рукой придерживала низ живота. Ладимир тут же поспешил к жене.

– Давай я понесу тебя.

– Нет, – еле слышно сказала Ярослава и стала оседать. – Реку придется переходить вчетвером.

– Ступай вперед и отыщи морду лютого, – Марфа обратилась к Ладимиру. – Тут мы без тебя управимся.

– Лютого? – недоуменно переспросил Ладимир.

Ярослава громко закричала и тут же прикрыла рот рукой. Марфа сбросила узлы, подлетела и, придерживая ее за плечи, помогла сесть. Где-то вдалеке, откуда они держали свой путь, протрубил боевой рог, заставив всех повернуть головы на звук.

– Поспеши. Зверь должен глядеть на воду, – чуть громче сказала Марфа и с опаской еще раз посмотрела в сторону их прежнего дома. – Я бы и сама его показала, да тут я нужнее.

Ладимир кивнул Марфе. Взглянув на жену, он с тревогой в сердце устремился вперед. Оставлять беззащитных женщин одних казалось ему плохой затеей. Через какое-то время голос Марфы и стоны Ярославы стали тише, в отличие от хора лягушек. Послышалось журчание воды, и Ладимир ступил на берег.

Месяц светил так, что можно было рассмотреть все в округе, а река искрилась серебристыми бликами. Ладимир не стал мешкать и побрел вдоль кромки воды, всматриваясь в деревья. Женщин он больше не слышал, только филин ухал в ночи да стайка летучих мышей изредка проносилась, хлопая крыльями. В чаще что-то зашевелилось, и Ладимир поднял меч. Из темноты показались сверкающие глаза, а затем и сама звериная морда. Рыжая беззастенчиво выбежала на берег, подошла к воде и принялась жадно пить. Ладимира интересовала не столько лиса, сколько место, где она остановилась. Из-за кустов, казалось, наблюдает другой зверь, куда крупнее. Он подошел к кустарнику, но тут ночь пронзил детский плач. Напуганная лиса показала напоследок оскал и, обогнув кусты, скрылась из виду.

Ладимир подошел к месту, где ранее сидело животное. Камень высотой по пояс взрослому человеку, причудливой формы, будто высеченный чьей-то рукой, напоминал волчью голову. Чтобы не пришлось заново искать это место, Ладимир сбросил скарб и помчался в лес.

Дорога назад заняла у него гораздо меньше времени. Когда Ладимир добрался до женщин, то облегченно выдохнул: Ярослава стояла и баюкала на руках укутанного в одну из его рубах младенца, Марфа водила руками по телу дочери, а от ее ладоней исходило легкое свечение. Увиденное не было для Ладимира чем-то необычным, он только подошел к жене и склонился над ребенком, желая познакомиться.

– Мара, – улыбнулась Ярослава, показывая дочь мужу.

Ладимир просиял в ответ и поцеловал девочку в лоб. Идиллию разрушил новый клич боевого рога. Все такой же глухой, но значительно ближе, чем первый. Марфа метнулась к узелкам, ловко перекинула их через плечо и со значением посмотрела на Ладимира.

– Нашел, – ответил он на ее немой вопрос.

Коротко кивнув, она пошла вперед, остальные следом.

– Зачем в рог трубят? Разве они тем самым не дают понять, что уже близко? – шепотом спросила Ярослава.

– То не враг наш, а друг, – также шепотом ответил Ладимир и, немного подумав, добавил: – Я надеюсь.

Выйдя на берег, Ладимир пошел вперед – показывать дорогу. Завидев помеченное место, Марфа опередила зятя и склонилась над каменной головой. Проследив за взглядом волка, она развернулась и без раздумий вошла в реку. Марфа по колено в воде какое-то время постояла, посмотрела на небо, а потом обернулась и поманила остальных за собой:

– Ступайте за мной и никуда не сворачивайте.

Ладимир, взвалив груз себе за плечи и заткнув меч за пояс, протянул руки к Ярославе:

– Позволь ее понести.

– Я сама, – покачала головой Ярослава и, прижав Мару ближе к телу, пошла следом за матерью.

Придерживая ребенка одной рукой, другой она украдкой на ходу пыталась смыть кровь с одежды.

Течение близ берега было легким, но чем дальше, тем сильнее волновалась река, а ее ширина, особенно в ночи, казалась непреодолимой. Марфа вела странным образом – наискосок; иногда останавливалась, сверялась с небом и махала им, зовя за собой. Сапоги Ладимира насквозь промокли, так же как и подолы женской одежды, затрудняя путь. Как ни странно, глубина реки не уменьшалась и не увеличивалась, всегда оставалась чуть выше колена. Ладимир попробовал отвести одну ногу вбок, но не нащупал дна. За все время никто не проронил ни слова, даже Мара молчала на руках у Ярославы.

Наконец достигнув суши, женщины вздохнули с облегчением. Ладимир же отвел взгляд от недавно покинутого берега и сказал:

– Надобно схорониться.

Добежав до деревьев, они спрятались за раскидистой плакучей ивой. Длинные ветви надежно укрывали под своей завесой беглецов и при этом не мешали следить за происходящим по ту сторону реки: как появились люди, как кто-то зажег факел.

– Мы больше не вернемся?

Ладимир понял по голосу, что Ярослава плачет. Вместо ответа он только приобнял ее.

– Поутру сделаем привал возле болот, – прошептала Марфа.

Она отжала подол поневы и скрылась среди деревьев. Ярослава, отпрянув от мужа, проследовала за матерью. В последний раз Ладимир взглянул на дружинников Ратибора, рыскающих на противоположном берегу. Ему показалось, что он разглядел знакомый силуэт с рогом в руке. Еще сегодня все эти люди были в его подчинении, а теперь происходящее казалось дурным сном.

Терем, что находился почти на границе княжества, и изгнание – вот что ожидало его семью. Одолеваемый тяжелыми мыслями, Ладимир растворился в лесной глуши.

Глава 2

По другую сторону леса на возвышенности раскинулся город. Крыши деревянных теремов виднелись за опоясывающим его бревенчатым высоким частоколом. От края чащобы вверх по крутому склону тянулась дорога, ведущая к городским воротам с дневавшей и ночевавшей там стражей. На подступе к ним слева виляла лентой скрывающаяся далее за лесом река.

Ладимир возвратился из соседнего княжества и теперь спешил к любимой Ярославе. Миновав городские ворота, он отпустил сопровождавших его дружинников, прежде приказав доложить князю об обстановке.

Мимо него сновали горожане, а также те, кто спешил покинуть город засветло. В основном это были торговцы на телегах, заваленных всякой утварью, а также те, кто передвигался на своих двоих и нес с собой плетеные корзины.

Избы и терема были разбросаны по всему поселению, и лишь вблизи от двух главных площадей они ютились вплоть друг к дружке. Самую большую люди так и звали – Городская, она располагалась прямо перед входом в княжеские хоромы. Там в землю был намертво вкопан деревянный идол-истукан – древний старец, руки которого сжимали гусли. Высотой он превышал двух рослых мужчин, вместе взятых. С левой стороны от него стоял деревянный помост, откуда глашатай вещал зазубренные им указы князя; иногда на нем казнили или наказывали плетью, а во время пиршеств помост обряжали в пестрые ленты. Какое бы ни было событие в княжестве, горожане и деревенские со всей округи стекались сюда из любопытства или веселья ради.

Городские жители не скупились на украшение своих жилищ и, порой откровенно соревнуясь, пытались примостить деревянные кружева не только к окнам, перилам или козырькам крыш, но и пустить их везде, где можно, даже на лавочках перед домом. Городской колодец тоже не оставили без внимания: его колесо, крыша – все было в ажурной резьбе. В узоре чаще всего изображались звери, птицы. Резьба была повсюду, так как деревьев в Красногорье было в избытке – величавый лес занимал большую часть княжества.

Проезжая мимо торговой площади, Ладимир замедлил коня, поскольку последние обозы преградили ему путь. Посреди дороги мужичок выменивал бочонок с медом на прялку у старушки.

– Мед свежий? – возмущалась старушка. – Это какие же пчелы тебе медом подсобили, зимние или весенние? Колесо тебе от прялки и ничегошеньки более, а лучше шиш тебе, и за него еще спасибо скажешь. Дурить меня вздумал!

Бойкая старушка рассмешила Ладимира, но, обратив на себя внимание спорщиков, он тут же сменил выражение лица на подобающее его статусу: сурово на них поглядел. Худой мужичок с рыжими волосами залился краской, а старушка наоборот – выпрямилась, поправила на голове платок и, смерив нерадивого торгаша надменным взглядом, обратилась к Ладимиру:

– Милостивый воевода…

Ладимир заметил, как на ее словах мужичок пробежался глазами по его одеянию, по мечу, что носили только воины или представители знатных родов, и задержался на наборном поясе. Его украшали многочисленные металлические пластины, а вдоль самого пояса тянулась вышивка – ветки дерева, чем тот отличался от поясов обычных дружинников.

– Так вот, – старушка, увидев страх на лице мужичка, еще больше приободрилась. – Этот вот решил меня надуть. Сначала он всучил мне мед заместо моей прялки, и я уж обрадовалась, как он выдал на прощание: «Мед свежий», – передразнила она пискляво. – И тут я насторожилась: еще земляника не созрела, а он про свежий мед толкует. Решила я, стало быть, его проверить, а он бодяжный. И тогда…

– Милостивый воевода. Иль как к вам обращаться? – взмолился мужичок. – Не гневись. Готов отдать в придачу к бочонку еще и кринку с медом, только бы князь не узнал. Плетей не хочу, да и домой без прялки мне дорога заказана, женка изведет. А дома надо всех кормить, у меня там дети.

– Что же ты о детях не побеспокоился раньше, а? – старушка подняла на него голос. – И сдался мне твой мед вместе с кринкой, могу дорогу подсказать, куда тебе…

– Достаточно, – Ладимир поднял руку, и старушка на полуслове замолчала.

Ладимир грозно уставился на провинившегося мужичка, тот даже боялся шелохнуться в ожидании своей участи.

– Ты, – обратился он к нему, – как только медом свежим разживешься, то принесешь почтенной, – он указал на старушку. – Да прялку вернуть придется.

На лице мужичка отразилось облегчение. Сняв шапку, он вытер пот со лба, который вовсю уже струился, как ручей.

– А теперь ступайте, – сказал Ладимир и напоследок добавил: – Я прослежу за исполнением моего наказа.

Мужичок поклонился раз шесть подряд, поставил прялку перед старухой и, схватив бочонок, живо зашагал в сторону городских ворот к своей телеге.

– Вот сразу бы так, – не сдержалась старушка.

Она схватила прялку и, тоже отвесив поклон, насколько ей позволил возраст, ушла в другом направлении.

Ладимир, усмехнувшись, подстегнул слегка коня и двинулся дальше, а толпа зевак стала расходиться по своим делам.

– Стоило только вернуться, а уже порядок наводишь, – послышался знакомый голос за спиной.

Ермолай нагонял друга. Чуть ниже ростом, волосы еще светлее, чем у русоволосого Ладимира, будто в молоке искупался, но длиннее до плеч.

– Тебе даже говорить ничего не надобно, от твоего вида даже кони в ужасе бегут, – припомнив случай из детства, не унимался посмеивающийся Ермолай. – Может, поэтому ты так долго не женился? Хотя девицам ты мил. Может, тоже брови насупить, авось и я женюсь?

Поравнявшись с Ладимиром, он пустил коня помедленнее.

– Уж лучше тут же разберусь, чем дойдет до… – не окончив фразу, Ладимир устало вздохнул.

– Это верно, – перейдя почти на шепот и уже без тени улыбки сказал Ермолай и огляделся, чтобы удостовериться, что никто не подслушивает. – Свезло нам, что Ратибор женился, хоть присмирел. А то былая отцовская слава покоя ему не давала. Столько раз он подводил нас к войне, и столько раз ты его выручал, взять хотя бы тот случай, когда ты…

Ладимир настороженно окинул округу взглядом. Они уже миновали торговую площадь, а чуть подальше, через дорогу, начиналась городская, на которой виднелись первые клети княжеских хором. Ничто не могло сравниться с внешним великолепием и убранством этого жилья во всей округе. Оно возвышалось над городскими постройками, а в длину было настолько велико, что могло вместить в себя несколько огромных теремов. По обе стороны от высокого крыльца, что вело к главному входу, стояло два пузатых бревна, на которых мастер вырезал всевозможных мифических созданий. Ни в одном жилище, даже в тереме, принадлежащем главе знатного рода, не было столько окон, сколько в этом. Что уж говорить о простолюдине, который только и мог, что с завистью смотреть на рамы, богато украшенные слюдяными цветными пластинами. Хоромы изнутри представляли собой всевозможные клети разной величины, и самой главной из них была гридница, которая могла вместить в себя порядка четырехсот человек. В ней Ратибор в обыденное время занимался государственными делами, принимал гостей, мог закатить пир по случаю какого-нибудь праздника. Была там также поварня, где стряпали еду, погреба и опочивальни. У каждой клети было свое предназначение, а соединялись они между собой переходами или по-простому сенями. С непривычки в них запросто можно заблудиться, Ладимир же по долгу службы знал все пути наизусть.

– Тише ты, Ермоха. А то даже я не смогу тебе помочь, – Ладимир выровнял коня. – Хотя ты прав в одном – Святогор был достойным и мудрым государем.

– Говорю как есть, Ладимир, – пожал плечами Ермолай, но голос все же сделал тише. – Ежели будет артачиться на Борислава, то дружина вилами будет сражаться, после прошлого похода силы мы еще не восстановили ни в мечах, ни в воинах. А повод у Ратибора всегда найдется, да уже имеется. Вон намедни на болоте парнишку нашли – весь седой. Тебе ли не знать, чьих рук это проделки? С этими болотами нужно что-то делать. Не слышал еще, как их нынче в народе кличут? Гиблые. – Ермолай недолго помолчал, а потом спохватился: – А как старина Доброслав поживает? Задержался ты в этот раз в Волчьем Хребте.

Если слова друга Ладимира и встревожили, то он не подал виду, а только неодобрительно покачал головой.

– Как сызмальства болтал ты много, так и не изменился. С болотом разберемся, а тут как? Многое ли изменилось в мое отсутствие? Только покороче, – почти с мольбой обратился он.

– Ох, ты ж, верно, к Ярославе спешишь. Так и быть, вот тебе покороче, – ухмыльнулся Ермолай, не обидевшись на слова друга. Он поправил рог, который свесился со спины и болтался под рукой, и продолжил: – Не далее чем вчера кое-что приключилось. Решили двое побрататься по старым обычаям на развалинах капища, так вместо этого сцепились, как молодые козлы, да только рога еще не отрастили…

– Ермолай, – закатил глаза Ладимир.

– Да все спокойно, брат. Езжай и кланяйся от меня Ярославе, да про Марфу не забудь. А меня, вон, вижу, уже Яробор поджидает, – все еще посмеиваясь, махнув рукой на прощание, он развернул коня.

Ладимир проезжал мимо городского колодца, у которого, как обычно, ближе к вечеру толпились женщины. Те, что уже набрали ведра, цепляли их на коромысло и возвращались домой, а на ходу судачили. Ладимир вспомнил, как впервые повстречался здесь с Ярославой, когда решил напиться в жаркий день. Тогда у колодца так же толпились девицы, некоторые откровенно заглядывались на статного жениха, а он заметил только одну, да так, что отпустил колесо и зашиб пальцы на руках, после чего густо покраснел. Ярослава оказалась не из робких, она смерила его взглядом и одним жестом попросила рассмотреть ушиб. Растерявшись, он подал ей здоровую руку.

– Другую, – засмеялась она, отчего он покраснел еще сильнее. – Быть может, у Купавы найдется что-нибудь по такому случаю.

Не имея ни малейшего понятия, кого она имеет в виду, в этот раз он протянул нужную руку. Едва ее пальцы коснулись ушиба, как горячая волна пробежалась по телу Ладимира. Он не сомневался, с ней произошло то же самое, он это почувствовал, как и теплое покалывание в пальцах, пришедшее на смену саднящей боли.

В Ярославе он души не чаял. Хотя порой она и была упрямой, он любил ее за доброту и веселость. Сложности у Ладимира возникли, когда он решил на ней жениться. Марфа, узнав о выборе дочери, не испытывала особого восторга, и не избранник был причиной, она лишь хотела держать дочь подальше от князя. А знала она Ратибора не понаслышке, лечить ей приходилось не только простой народ, но и его дружинников. Стоило Марфе коснуться самой страшной раны, и на ее месте даже рубца не оставалось.

Ведьм в княжестве уважали, но только светлых. Тьму боялись, помня старый сказ о временах, когда предки чтили богов и приносили им жертвы в рощах. Тогда мор одолел род людской, скосив добрую их половину в государстве. История та давно обросла домыслами, и каждый ее рассказывал на свой лад. Кто говорил о виновнике, кто о виновнице, но в одном мнения сходились – человек тот обладал немалой колдовской силой и получил ее через темный ритуал. Кто-то говорил, что сила забирала жизнь человека лишь касанием, другие спорили, что хватало только взгляда. То, как извели виновника, никто не знал, но версии ходили разные.

Будущая теща всячески пыталась скрыть ото всех, что сила передается по материнской линии, поэтому они с мужем решили растить Ярославу подальше от столицы. Раннее вдовство не облегчило ей жизнь, хоть Святогор и был благосклонен к ней и всячески шел ей на уступки. Ведьмы, обладающие живительной силой, встречались крайне редко, потому князь очень дорожил Марфой. С приходом Ратибора перемены не заставили себя ждать: просьбы сменились требованиями, а затем и угрозами. Желая держать Марфу подле себя, Ратибор приказал ей перебраться в город в срочном порядке. Одно радовало ведьму – сила в Ярославе долго дремала, до шестнадцати лет.

Он вспомнил, как Ярослава уговаривала Марфу дать согласие на женитьбу то слезами, то угрозами. Так, Марфа, не в силах больше сопротивляться единственной дочери, усадила жениха за стол и долго вела с ним беседу.

Поддавшись воспоминаниям, Ладимир чуть не забыл свернуть на дорогу, ведущую к родному терему, который стоял почти на окраине города. Завидев знакомые окна, Ладимир пустил коня быстрее, и мимо него проносились терема и избы. В теремах жили знатные особы, где глава семейства, как правило, служил в дружине князя или занимался почетным ремеслом, а в избах жил народ попроще. Терем, в котором жил Ладимир, выделялся на фоне остальных своей величиной и свисающим с конька крыши деревянным полотенцем.

Едва он зашел в сени, как изнутри повеяло чем-то вкусным. От предвкушения встречи с Ярославой и хорошей трапезы настроение сразу же улучшилось, и Ладимир зашел в светлицу. Вроде бы обстановка была такая же, как и до женитьбы: печка, лавки, стол, – но при Ярославе все заиграло другими красками, причем в буквальном смысле. Она разрисовала печку цветами и животными, связала половик и накрыла им дверцу, что вела в погреб, а на полках прибавилось всякой кухонной утвари – глиняные и чугунные горшки, расписные плошки. Каждая мелочь делала жилище живым и гостеприимным.

Свою жену он нашел сидящей на корточках возле печи, она сметала мусор на совок, а ее длинная русая коса волочилась по полу.

– Чую-чую, человеком пахнет, – не поворачивая головы, весело пропела она.

– Ты погоди, я еще сапоги не снял, – усмехнулся Ладимир. – Если бы ты столько дней без передышки в пути провела, благоухала бы и не так.

Ярослава, кряхтя, попыталась встать, но не справилась из-за большого живота. Примостив меч возле стены и скинув суму на лавку, Ладимир бросился к ней на помощь. Как только она поднялась – кинулась мужу на шею, выронив при этом совок вместе с мусором. Долго она не выпускала его из объятий, а потом принялась придирчиво рассматривать. Заключив, что тому немедленно стоит сходить в баню, сама принялась хлопотать с едой.

После того как Ладимир себя привел в порядок и подкрепился, они вдвоем тихо вели беседу за столом. Он с беспокойством посмотрел на дверь: Марфы до сих пор не было. Его иногда посещало желание расспросить об ее редких таинственных отлучках. Исчезала она так на несколько дней, а когда появлялась, то вела себя как ни в чем не бывало. Ладимир каждый раз подавлял свое любопытство, поскольку тещу порой побаивался, но относился с большим почтением.

– А где матушка?

– С Купавой в лес отправились за травами. – Ярослава, подперев рукой щеку и облокотившись на стол, с улыбкой смотрела на него. Затем, округлив и без того большие серые глаза, зловеще добавила: – Ведьмы.

– Пора бы ей вернуться, скоро солнце сядет, – Ладимир посмотрел в окно и неодобрительно покачал головой. – Да и мой наказ тебя не оставлять не сдержала.

– Малой меня считаешь? – притворно разозлилась Ярослава. – Вы с матушкой словно сговорились.

– С таким-то животом уж точно не малая, – подразнил он. – Но я все же старше почти на десять годков. Да и срок уже близок, а повитуха из меня никакая, – добавил он серьезным тоном.

– Не волнуйся, скоро придет. Баню постоянно в тепле держим. А ты бы пошел да вздремнул.

Услышав про долгожданный отдых и представив себе мягкую перину с подушками, Ладимир, зевая, потянулся. Только он встал из-за стола, как во входную дверь с силой постучали, и, не дождавшись ответа, в светлицу вбежал Ермолай, весь взъерошенный и бледный, всем своим видом перепугав домочадцев.

– Нужна Марфа. Немедля. – На лице гостя каплями проступил пот.

– Что стряслось? – Сон Ладимира как рукой сняло. – Присядешь, может?

– Времени нет. – Он пытался отдышаться. – По поручению Ратибора я пришел.

Ярослава быстро, насколько позволяло ее положение, метнулась к лавке, где стояло ведро с водой и ковшом, и поспешила к Ермолаю. Ладимир забеспокоился о друге: тот места себе не находил, и уж если Ратибор его послал сюда, то дело должно быть срочное. Он не стал терять впустую время и, отлучившись ненадолго, переоделся в одежду воеводы. На ходу застегивая наборный пояс, с беспокойством посмотрел на Ермолая. За все годы, а знакомы они с самого раннего детства, он не видел друга таким подавленным.

– Что стряслось-то?

– Марфа нужна, – повторил Ермолай, отдавая пустой ковш Ярославе. – Княгине плохо и княжичу… Ивану. Умирают. Оба. – Он, не мигая, глядел в глаза Ладимира. – Он требует немедля доставить Марфу.