Игра не по сценарию

И Мокиевский, и Барченко владели ещё и другими техниками воздействия помимо гипноза.

Примечание автора:

А между тем, Александр Барченко участвовал в эксперименте, проходившем в Москве, где в здании ОГПУ по Фуркасовскому переулку, в доме № 1, была оборудована «чёрная комната», в которой одним из проверяемых медиумов был режиссёр 2-го МХАТа – Смышляев. В особом, изменённом состоянии сознания, он был способен предсказывать будущее, а так же предстоящие политические события.

Узнав однажды, что Герда родилась 13 апреля (по старому стилю), Барченко сказал:

– Вот теперь-то, милая, мне всё про Вас известно.

– И что же Вам известно? – не удержалась она от вопроса.

– Всё! – ни в чём, не сомневаясь, заявил Барченко. – Вы же, милая Герда, наверное, читали «Калевалу» в переводе Бельского? Помните, как там говорится? Чтобы «заклясть» железо, надо знать, как оно произошло. А чтобы «заклясть» мороз, тоже надо знать начало. И так в отношении всего того, что нуждается в волшебстве. Ваш день рождения, сударыня, и есть то самое чудесное начало, благодаря которому я могу сказать о Вас многое. Апрель олицетворяется стихией огня, и не ошибусь, если скажу, что страсти в вашей прелестной головке кипят нешуточные! – сказал он. – Число 13 мне говорит о том, что Вам, милая Герда, можно давать самые замечательные советы, но Вы всё равно к ним не прислушаетесь, и всё будете делать по-своему! У таких, как Вы, есть девиз: «Не учите меня жить, всё и обо всём я знаю сама!». Любопытным фактом является то, что Вы действительно знаете на Вселенском уровне. Если попробовать объяснить упрощенно, то Ваше число рождения символизирует… как бы это доходчивее объяснить, квадрат, условно конечно, или куб. Но считается, что это самая устойчивая фигура. И она устойчива абсолютно во всём. Вас, как Личность, трудно «сдвинуть», в чём-то переубедить, «поколебать», а так же вывести из себя. Из таких личностей, как Вы, получаются отличные разведчики, если только они не будут действовать с излишней поспешностью и самонадеянностью, ибо «Гордыня – наказуема». Но, если Вы будете поступать, всё хорошо обдумывая, – интонацией акцентировал он её внимание, – то вполне сможете добиться блестящих успехов. Понятно ли я поясняю?

Да, ей было понятно.

– Натура у Вас «кипучая», энергичная и неустанная… – продолжал её просвещать Александр Барченко. – Можно было бы ещё добавить, и неустрашимая. Вы обладаете прекрасным здоровьем, так что, скорее всего, долгая жизнь Вам обеспечена. Про русских людей часто говорят, что «они долго запрягают, но быстро едут». Так вот это не про Вас.

– Господи! – воскликнула Герда, – Ведь я тоже читала «Калевалу», но даже и предположить не могла, что благодаря этому уникальному карельскому эпосу можно сделать такие выводы.

С высказываниями Барченко Герда согласилась полностью.

Она бы к своей характеристике добавила ещё один пункт – натура авантюрная.

В Москве, ещё осенью 1920 года, Герда познакомилась с одним художником. Он помогал своему товарищу в оформлении сцены Художественного театра. При разговоре случайно выяснилось, что он – портретист. Художник сказал, что он чувствует её чары, и стал называть Герду феей.

– Вот так смотрел бы на Вас, прелестное создание, и смотрел, – задумчиво проговорил художник. – Красота-неземная! Завораживающая.

– «Не родись красивой, а родись счастливой», – напомнила она ему русскую пословицу.

– У меня нет сомнения, милая фея, что Вы будете счастливы, – убеждённо изрек художник. – Я на Вашем лице вижу и успех, и долгую жизнь. Это по китайской физиогномике.

– По физиогномике? – удивилась она.

– Да, это такая древняя наука, позволяющая «читать» лицо. Хотите, я Вам расскажу, что прочитал на Вашем лице? – предложил он.

– Конечно, – оживилась она. – Очень интересно. Я впервые об этом слышу, что лицо можно «читать».

– Сразу хочу сказать, что Вы – гармоничная Личность, – начал художник. – Но Вы при разносторонних знаниях не перестаёте удивляться жизни и всему необычному, что Вас окружает.

– Как это можно было понять? – прервала она художника, желая вникнуть в мельчайшие подробности.

– Вас выдают брови. Это они, удивляясь, приподнимаются вверх. У Вас они приподнимаются именно удивлённо.

– А как Вы смогли понять, что у меня есть разносторонние знания? – не унималась Герда.

– Ваши уши, верхняя часть которых идёт вровень с высотой бровей. Чем выше подняты уши по отношению к бровям, тем человек умнее, так что именно этот показатель поведал мне о том, что передо мной очень умная и знающая Личность. Ваш округлённый лоб говорит о том же. А общую картину дополнило наше общение.

– Очень любопытно, – заинтересованно проговорила Герда. – А есть ли у Вас какая-нибудь литература на эту тему, чтобы и я тоже смогла познакомиться с этой удивительной «физиогномикой»?

Он ответил утвердительно и, неделей позже, принёс ей рукописные листки, с выполненными им же рисунками, позволившими ей ознакомиться с этими новыми для неё знаниями. «Фее», да ещё и умной – это оказалось не сложно.

Надо сказать, что увлечённость художника оказалась «заразительной». И Герда тоже начала интересоваться этой темой, ни перед кем и никогда этого не афишируя. На лицах людей она видела их достоинства и недостатки, склонность к порокам или их отсутствие, самомнение или уступчивость, эгоизм или жестокость, иногда и вовсе психическое отклонение, а вот её оппоненты того, что она «читает» их лица, не замечали.

Кто бы мог подумать, что, спустя всего несколько лет, она будет постоянно пользоваться этими знаниями. Они не только ей пригодятся, но и будут реально помогать и спасать.

Физиогномикой увлекался и Генрих Гиммлер. Со всей ответственностью и скрупулёзностью, Гиммлер взялся за дело. Он мог часами, под лупой, рассматривать фотографию очередного претендента, пристально изучая его черты лица. Помимо всего он преследовал и другую цель, пытаясь выяснить «расовую чистоту» кандидата.

Посмеиваясь, между собой, однопартийцы называли его подопечных «блондинами Гиммлера».

Кризис

В начале 1930 года в Германии те краткосрочные кредиты, которые немецкие концерны получили от иностранных банков, были срочно затребованы обратно, а заказы заморожены. Производственные мощности в Германии были загружены, магазины и универмаги ломились от всевозможных товаров. Вот только покупательская способность населения оставалась крайне низкой.

Капиталисты, с нескрываемым эгоизмом, постоянно понижали заработки рабочих и служащих. Ни переговоры, ни профсоюзная борьба не смогли заставить воротил бизнеса изменить своё отношение к стране и народу.

Вместо того чтобы принять какие либо срочные меры по борьбе с кризисом, правительство страны бездействовало и пыталось успокоить население своими увещеваниями: «Мол, трудности временные».

Затем последовало сокращение производственных заказов.

Наконец, летом 1930 года, всем стало окончательно ясно, что оказывается, в Германии всё-таки имеются даже не трудности, а серьёзные проблемы!

Наиболее ощутимые изменения произошли в сталелитейной промышленности. А так же – в горнорудном деле. Недостаток кредитов сказался повсеместным сокращением заказов. Это отразилось и на более мелких, и менее капиталоёмких предприятиях.

Предприниматели стали вводить сокращённую рабочую неделю, опять же уменьшая зарплату. Оказалось, что товары есть, да вот только покупать их некому.

В особенности страдал внутренний рынок.

Примечание автора:

«Нет худа без добра», – гласит русская пословица. Первая интервенция СССР намечалась на 1930 год. (Не удалось объединить всех, в том числе и из-за кризиса). Срок интервенции был отодвинут на 1931 год, а затем и на 1932-й.

В первой четверти 1930 года в Германии насчитывалось не менее 4х миллионов безработных!

Естественно, что партии Тельмана и Гитлера призывали к созданию общества, исключающего безработицу как таковую.

А канцлер Германии Брюнинг, представляя интересы исключительно крупной промышленности, не только не направил свои действия на ограничение напряжённости в отношениях между партиями, а наоборот провоцировал их. Защищать интересы рабочих он не собирался. Канцлер считал, что большевистские настроения в рабочей среде, следует истреблять, «как опасную заразу». И ввёл чрезвычайное положение. Полиции строго предписывалось отслеживать действия и нацистов, и коммунистов, и не останавливаться перед применением самых жёстких мер. Но потом, вдруг, неожиданно канцлер Брюнинг не только признал нацистское движение, но и выразил желание и готовность вести переговоры с господином Гитлером. И это, в свою очередь, помогло нацистскому фюреру ещё больше укрепить престиж и стать в глазах общественности персоной, к которой в политическом плане следовало относиться серьёзно.

После этого нацистские головорезы из штурмовых отрядов СА ужесточили схватки с коммунистами и всеми, кто был против НСДАП. Среди штурмовиков были даже специальные «охотники за красными». Надо кого-то убить? Не вопрос. Им это легко!

Гитлер же поделил Германию на области, гау, каждую из которых возглавлял свой гауляйтер – видный активист нацистской партии. Например: гауляйтером Кёльна был Роберт Лей, а гауляйтером Франконии и Нюрнберга Юлиус Штрайхер. Йозеф Геббельс, стал гауляйтером Берлина ещё в 1926 году.

Доктор Геббельс прекрасно разбирался в живописи, музицировал. Воздействовать на немцев он собирался, опираясь на все виды искусств. По его указанию был написан «Марш национал-социалистической рабочей молодёжи Берлина». «Хайль, Гитлер!» – звучали последние слова этой песни. Но особый интерес гауляйтер проявлял к кинопроизводству и театрам. Геббельс отлично понимал силу воздействия на зрителя театральных постановок и кинофильмов. Поэтому он уделял им повышенное внимание. И именно любовь Геббельса к театральному искусству, позволила Герде познакомиться с ним ещё до того, как он стал министром Пропаганды Третьего рейха. До встречи с Йозефом Геббельсом Герда довольствовалась лишь рассказами Ганфштенгля, поэтому ей особенно интересно было составить о докторе своё собственное мнение. Да, действительно, Геббельс был небольшого роста, тонкогубый, но с правильными чертами лица и заострённым подбородком. У него, действительно, были умные карие глаза, но их выражение Герде показалось печальным. Если бы он оказался поэтом, то это бы её не удивило. Он был худ. И весь его облик говорил: перед вами человек, проведший годы в упорном и самозабвенном труде. «Страсть? Фанатизм? – задавалась вопросом актриса.

Познакомившись с Геббельсом, Герда пришла к выводу, что он представляет собой странное сочетание комплексов и самодовольства.

Наведываться и в театр, и на киноплощадку он мог, когда ему это заблагорассудится. При этом, давая различные указания режиссёрам и артистам, он каждый раз внедрял нужную ему идеологию, считая себя здесь самым главным. Кино Геббельс любил безмерно. Поэтому стоит ли удивляться его повышенному интересу к кинопроизводству?

Был август.

Со слов приехавшего в Берлин Эрнста Ганфштенгля, Геббельс отправился в Баварию, в Бергхоф на дачу фюрера. Так упрощённо называли предместье Берхтесгадена. Елена Ганфштенгль уже находилась там. Она была подругой Ильзы Гесс, и чтобы у них была возможность пообщаться подольше, испросила у мужа разрешение там задержаться.

По сложившейся традиции, приехав в Берлин, Эрнст позвонил Герде. Они договорились встретиться в кафе и вместе поужинать.

Эрнст рассказывал о своей Берлинской эпопее. Сначала они на даче у Гитлера были с Еленой вдвоём, а сейчас он оказался в Берлине для усмирения «воинствующего крыла» боевиков СА.

– Тех самых головорезов, которых возглавляет Отто Штрассер, – уточнил Эрнст. – Помнишь, я тебе о них уже рассказывал? Сейчас все успокоились. Эти неврастеники требовали самоуправления и денег. Идиоты! Разгромили свою собственную штаб-квартиру! Оба брата Штрассеры уже давно претендуют на лидирующее положение в партии. Однако большинство пока поддерживает Гитлера, и в их числе доктор Геббельс. Поскольку всех утихомирили, фюрер отправился в Бергхоф, а с ним и некоторые из его соратников, – рассказывал Ганфштенгль.

Сам Эрнст собирался отправиться туда на следующий день.

– Должны будут подъехать ещё Роберт Лей, из Кёльна, и, наверное, уже прилетел из Австрии Рудольф Гесс. Скорее всего, Геринг уже там, он должен был приехать в наше отсутствие.

– Если это не секрет, то расскажи подробнее, что там у вас происходило? – попросила Герда.

– О, это давняя история, – начал Эрнст. – Весь 1929-й год в партии шли дискуссии, – рассказывал он. – Специально для разговора с Гитлером, в Берлин приезжал Отто Штрассер. И уже тогда они с фюрером в словесном споре не на шутку схлестнулись! Позже Отто разыскал Рудольфа Гесса в садике гостиницы «Сан-Суси», и попытался склонить его на свою сторону. В крайнем возмущении, он ему пенял: «Как ты можешь общаться с этим ничтожеством?! Ты с ним уже десять лет, и неужели за всё это время ты не разглядел кто перед тобой?!».

– Я случайно, – продолжал Эрнст, – оказался невольным свидетелем этой сцены. Гесс попытался успокоить Отто, но ничего не вышло. Отто Штрассер кричал: «Шоры с глаз сними! И пойми, наконец, с каким чудовищем ты общаешься!»

– И что ты по этому поводу мыслишь? – спросила Герда, подумав, что и Людендорф, и Отто Штрассер дают такую неоднозначную характеристику человеку, которого Эрнст считает своим ближайшим другом и, по-прежнему, продолжает его превозносить.

Эрнст посмотрел на неё, наверно, обдумывая, стоит ли ей это говорить. Но, всё же, продолжил:

– Отто следовало бы понимать, что Гесс тоже – чудовище! Да, братья Штрассеры и Гитлер – соперники или конкуренты, не знаю, как ещё их назвать. И, если старшему из братьев Грегору ещё, худо-бедно, но удаётся с фюрером ладить, то в младшем, Отто Штрассере, Гитлера раздражает абсолютно всё! Что касается Рудольфа Гесса, то он вынужден всё время стоять между Гитлером и младшим Штрассером, с которым был дружен. Иначе они, попросту, перегрызли бы друг другу глотки! Если бы не Гесс, пытающийся защищать этого бузотёра Отто, то Гитлер действовал бы намного жёстче и со всеми теми, кем был недоволен, расправился бы уже давно, но Гесс…

– Надо же, – удивилась Герда, – когда я впервые увидела Гитлера, он мне показался таким милым, даже робким. Однако, как там у вас всё сложно. Но, ведь и ты тоже, по прежнему, души не чаешь в своём фюрере? – напомнила она своему собеседнику, его собственные восторги, в адрес любимого Гитлера.

– Не я один очарован Адольфом, он, действительно неординарный, уникальный человек, обладающий удивительными способностями. И я воздаю дань его таланту! – воскликнул Ганфштенгль, не то, оправдываясь, не то, пытаясь её в чём-то убедить.

– Может это и так, но не кажется ли тебе, что всё, тобою сказанное, звучит слишком подобострастно? Слишком!

– Не кажется, – заявил он. – Ты хочешь знать, что случилось или намерена критиковать меня за пристрастное отношение?

– Извини.

– Тогда слушай. В партии сложилось устойчивое мнение, что этот разброд в СА устроил ни кто иной, а Отто Штрассер! Хотя, с этим тоже ещё надо разобраться. Получилось так, что небольшая бывшая гимнастическая секция, преобразованная Гитлером в маленькую боеспособную армию штурмовиков СА, вдруг взбунтовалась! Меня же насторожило вот что: Вальтер Штеннес (племянник кардинала Шульце из Кёльна), по секрету рассказал, что на самом деле настоящим зачинщиком бунта является ни кто иной, как Геббельс! Что это именно он спровоцировал бунт среди штурмовых отрядов «Ост», призывая их выйти на улицы! Вальтер сказал мне, что Геббельс прикарманил деньги, предназначавшиеся штурмовикам. Душа у него тёмная. Но эта правда так и не дошла до фюрера, – заключил свой рассказ Эрнст.

– А ты не хочешь, на этот счёт, просветить своего любимого Адольфа, рассказав ему истинную подоплёку дела? – спросила Герда.

– Что ты! Зачем мне надо стравливать фюрера с Геббельсом и Штеннесом? Тогда возникнет разброд не только среди штурмовиков СА, но и в самой партии! – возмутился Эрнст. – Пусть без меня разбираются. Расправиться с бунтарями Гитлеру помог Гиммлер. Адольф самолично участвовал в рейдах по пивным. Срываясь на крик, он убеждал этих громил, грозил, и даже что-то пообещал. Таким образом, фюреру удалось всех утихомирить. Бунтари были загнаны в казармы и их убедили сдаться. Адольф объявил себя главнокомандующим силами СА, а командира фон Пфеффера сместил. Начальником штаба он назначил Рема.

– Рема? Кто такой Рем? – переспросила Герда. – Раньше ты о нём ничего не рассказывал.

– Это ещё одно «животное» из окружения фюрера, – «просветил» её Ганфштенгль, – Рем – горлопан, которого решил использовать в своих целях Гитлер. Солдафон, обезображенный шрамом, но умеющий отлично командовать войсками. Подозреваю, что Гитлер его побаивается и,… – Эрнст прервался, не желая озвучивать что-то такое, чего Герде знать не следовало.

Взглянув на неё, он убедился, что она по-прежнему слушает его с нескрываемым интересом и продолжил:

– Думаю, что Рему обидно, из-за того, что теперь не он главнокомандующий. Он-то был уверен, что является вторым человеком в партии. Видимо, пока он решил переждать и потерпеть, не обостряя ситуации. Думаю, что это только пока. Старший из братьев Штрассеров – Грегор, не столь горяч и прямолинеен, Судя по всему, он поддерживает своего младшего брата Отто, хотя для всех они, якобы, в ссоре.

В нежелании Эрнста рассказывать о Реме, Герда почувствовала что-то тайное и предосудительное.

«Интересно, почему он переключил моё внимание опять на братьев Штрассеров?»

Выйдя из кафе, они шли по улицам, то и дело, встречая гуляющие пары. В Берлине была полночь. Город сверкал множеством огней иллюминации. Из открытых окон домов струился свет, и было видно, что в эту прекрасную августовскую ночь многие ещё не спят. У обоих было романтическое настроение.

– Ты дивная, Герда. Если бы я страстно не любил свою жену, то, наверное, влюбился бы в тебя.

– Ну, что ты такое говоришь, Эрнст! – шутливо возразила актриса. – Вряд ли бы я захотела лишиться такого замечательного друга.

Эрнст проводил её до самого дома.

Прощаясь, он поцеловал ей руку.

– Передавай привет Елене. Скажи ей, что мне искренне жаль, что в кафе её с нами не было, – на прощание проговорила Герда.

Они, наконец, расстались. Было уже очень поздно, и Герда про себя отметила, как приятно общаться с умным, образованным, талантливым, деликатным и очень галантным мужчиной. Среди немцев, таких как Эрнст Ганфштенгль, она встречала мало.

Оказавшись у себя в квартире, Герда хотела пробраться в свою комнату на цыпочках, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить никого из домочадцев. Но, заметив свет на кухне, направилась туда.

«Мама, есть мама, – подумала она с нежностью, встретившись взглядом со смотрящими на неё любящими глазами матери. – Моя мама самый прекрасный и преданный человек на всём белом свете! Разве может она уснуть, если её дочери нет дома?»

В Бергхофе

На следующий день Ганфштенгль тоже уехал в Бергхоф, где его ожидала Елена. У Гитлера была запланирована встреча с его ближайшими соратниками. Надо было сформировать лозунги и программу действий перед грядущими выборами в рейхстаг. Предстояла нешуточная борьба за голоса избирателей.

Внешне это походило на встречу друзей и их совместный отдых.

Прилетел из Австрии Гесс. Геббельс прибыл накануне. Геринг на даче находился уже несколько дней, ожидая, когда подъедут все остальные.

Сейчас, Йозеф Геббельс удовлетворённо наблюдал как, нет, не спорили, а злословили Адольф и, недавно приехавший из Берлина, Рем. Разговор касался младшего из братьев – Отто Штрассера.

Он со своими единомышленниками всё-таки откололся от НСДАП и основал свою, ещё более радикальную организацию «Чёрный фронт». Так же они вошли в контакт с ещё одной организацией – «Красный фронт». (А эти уже имели непосредственные связи с Москвой).

«Странное единение, – глядя на Гитлера и Рема, размышлял Геббельс. – А что последует за этим?»

Всем в партии было известно о странных связях Гитлера и Рема. Что касалось общепартийных дел, и управления отрядами штурмовиков – всё было понятно. Но имелось ещё кое-что, неподдающееся объяснению. Было известно и об их прежней ссоре. Но почему-то Геббельс, во что бы то ни стало, по личной просьбе Гитлера, должен был постараться вернуть Рема из Боливии. Фюрер объяснил это тем, что, необходимо нейтрализовать влияние братьев Штрассеров, и только тогда можно рассчитывать на самые серьёзные решения. Мол, пользуясь отсутствием Рема, те так распоясались, что теперь с ними нет никакого сладу! И, действительно, Отто Штрассер пригрозил увести из партии и остальных штурмовиков, а это, ни много ни мало, а две трети, составляющие всю нацистскую партию НСДАП! Вот только осуществил он свои угрозы, когда у Гиммлера уже набрано было энное количество его блондинов, да и не все согласились бы идти с Отто.

Теперь используя влияние Рема, можно было надеяться на сохранение единства партии. Хотя, это упование было ненадёжно.

«Возможно, что слухи, по поводу каких-то особых отношений между Гитлером и Ремом, это сплетни, – думал Геббельс, – но, опять же… «дыма без огня не бывает». Может, и было между ними что-то такое, что для всех остальных осталось тайной?» – продолжал он свои размышления, пока его не окликнула Елена Ганфштенгль.

«Богиня! – он тут же переключил на неё всё своё внимание. – Эх, и повезло же этому придурку Эрнсту! О такой женщине можно только мечтать». – Теперь, глядя на восхищавшую его чужую жену, он ни о чём другом думать уже не мог.

Это заметил муж красавицы, который не мог позволить себе устроить здесь склоку, но это его не на шутку разозлило. Геринг сохранял спокойствие и его, кажется, ничто не трогало. Гитлер же после Берлинской встряски пребывал в крайне возбуждённом состоянии и на Рема смотрел совсем не осуждающе, а скорее наоборот.

За глаза, Геббельса именовали «хромым Мефистофелем» и действительно, в его прозорливости, иногда было что-то сатанинское. А своим злобным характером он умудрялся настроить против себя большинство тех, с кем, так или иначе ему приходилось общаться. Его не мог терпеть Роберт Лей, и с трудом мирились с его присутствием Рудольф Гесс, Розенберг и многие другие. Его острые умные и язвительные высказывания, самым невероятным образом задевали даже самых «толстокожих».

Елена отправилась к Ильзе, и Геббельс в своих размышлениях опять вернулся к Гитлеру и Рему. Сейчас, глядя на этих двух строптивых самцов, Геббельс думал об их почти невозможном и странном союзе. «Уж, не кроется ли здесь что-то большее? – продолжал он свои размышления. – Наверное, и здесь не обошлось без чар Рудольфа Гесса», – сделал он, наконец, свой вывод.

Обычно наблюдательность его не подводила. Да и странно как-то Гитлер посматривал на Рема. Сразу и не поймёшь, этот взгляд фюрера,… симпатизирует он этому солдафону или его ненавидит?

В одном Геббельс был, безусловно, прав: в том, что именно Гессу удалось переманить Рема на сторону нацистов. Партийные зубоскалы не раз высказывали предположения, что «дело здесь не чисто», а Рем – настоящее животное (по его же собственным словам) – в присутствии Гесса становился «шёлковым».

– Не иначе, как Руди каким-то образом его околдовал, за глаза посмеивались однопартийцы.

– Ты не знаешь как? – спрашивал один насмешник у другого.

– Ясное дело как… За ним Эрнст Рем готов был пойти куда угодно и против кого угодно. – Любовь! Это она творит такие чудеса.

За последние годы отношения в партии часто носили более чем просто дружеский характер. Гомосексуализм, существовавший между однопартийцами, сделался чуть ли не модой. Никто и не собирался скрывать своих истинных предпочтений, называя всё, что раньше являлось тайным, совершенно открыто. Вот и Рем не скрывал того, что он влюблён в Гесса.

Не было секретом и то, что среди штурмовиков СА преобладали самые что ни наесть социалистические настроения. Были и те, кто колебался между нацистами и коминтерновцами.

«Вот и сейчас Рем, наверное, приехал в надежде, что Гесс уже вернулся из Австрии», – продолжал свои размышления доктор Геббельс.

Внутрипартийные взаимоотношения нацистов «Хромого Мефистофеля» интересовали только по той причине, чтобы понять: на кого надо «делать ставку», а на кого нет. Пока он был приверженцем Гитлера, но кто знает…

Что касается Рудольфа Гесса, то не только Гитлер считал его идеалистом, такого мнения придерживались и другие партийцы. Гитлера же одолевали странные чувства. С одной стороны он был благодарен верному другу Руди, а с другой… Он всё время задавался вопросом: «Почему именно Гесс так волнует Рема? Почему?»

Именно друг Рудольф внушил Адольфу мысль о его избранности и исключительности, объявив его фюрером – вождём! При этом он сам всегда оставался в тени. В его тени! А то, что Рудольф Гесс переманил на их сторону Рема, было поистине его исключительной, уникальной и неоценимой заслугой! И перед партией, и лично перед ним, фюрером.