Полная версия
Игра не по сценарию
Сведения, полученные от «Мелинды», с резолюцией Сталина, были переданы Ворошилову.
Сталин когда-то был членом Коллегии ВЧК (впоследствии ОГПУ) от ЦК и, фактически, её куратором ещё в самом начале советской власти, когда всё только-только становилось «на круги своя». Иосиф Виссарионович Сталин был одним из тех, кто обеспечивал безопасность партии ещё до революции. Пользуясь особым доверием Ленина, он помогал вождю скрываться и даже лично поработал над образом Владимира Ильича, когда ему пришлось (чтобы избежать ареста) перебраться в Финляндию.
С тех пор, как бы ни называлась эта организация (ВЧК, ОГПУ, НКГБ, МГБ), Сталин никогда не выпускал её из под своего контроля. Ему напрямую докладывалась наиболее важная информация и разведывательная, и контрразведывательная.
* * *
В театре всё шло своим чередом. Из-за своей занятости ранней весной Герда вдруг удивилась тому, что уже расцвели первоцветы, потом, также для неё неожиданно, зацвели сирень и жасмин.
Партнёр по сцене Карл Раддатц неожиданно ей сказал:
– Ты, кроме театра и кино, вообще, что-нибудь замечаешь? Ты хотя бы знаешь, что по приказу Геббельса студенты изымали из библиотек книги «нежелательных» авторов (евреев и эмигрировавших)? А 11 мая здесь, в Берлине, нацисты и вовсе позволили себе акт вандализма – сожгли более 20 тысяч книг!
Она об этом знала. Как знала и то, что список книг, подлежащих сожжению, был утверждён министром просвещения Рустом, тем самым, кого Эрнст Ганфштенгль назвал идиотом.
После прихода нацистов к власти оптимизм Ганфштенгля в отношении фюрера заметно поубавился. Особенно, когда Бернард Руст, гауляйтер Ганновера, стал министром науки, образования и народной культуры. Во времена Веймарской республики этот Руст был уволен с должности школьного учителя ввиду наличия у него явных психических отклонений.
– При триумфе воли мозг не нужен! – с грустью при их встрече констатировал Ганфштенгль.
– Ты точно знаешь, что сожжение книг произошло по распоряжению Геббельса? – уточнила у Раддатца Герда
– Точно знаю. Этот «хромоногий Мефистофель» устанавливает новые порядки во всех театрах. Избавляется от евреев, какими бы талантливыми они ни были. Решает, кому играть на сцене театров, а кому нет! Ты понимаешь, что происходит?
– Я понимаю, что везде есть уши! – осадила его пыл Герда. – А тебе позволь процитировать Гейне: «Там, где жгут книги, скоро будут жечь людей!»
– Уши говоришь, везде? – парировал коллега. – Тогда, не цитируй Гейне. Он запрещён!
Знакомый Герды – знаменитый писатель Томас Манн тоже был запрещён. Был запрещён и Эрих Мария Ремарк, а ей очень нравились его книги. Что она могла сделать?
Только констатировать сей печальный факт.
* * *
По согласованию с Гитлером, 8 июля на приёме в советском полпредстве, военный министр старый генерал фон Бломберг, как ни в чём ни бывало, говорил, стараясь лгать правдоподобно: «Несмотря на все события последних месяцев, Рейхсвер по-прежнему, так же как и германское правительство, стоит за политическое и военное сотрудничество с СССР».
– А кто же общий враг? – спросили его.
– Как кто? Конечно же, Франция и Польша.
Через Полпреда СССР в Берлине Александровского зондировался вариант прибытия в Москву Геринга с рабочим визитом. На самом деле у Гитлера были совсем другие планы. Однако он был не прочь «напустить тумана» для русских, а вдруг поверят?
В Москве, ознакомившись с информацией предоставленной агентом Мелиндой, по достоинству оценили лицемерие нового лидера Германии.
Несмотря на разгром коммунистов, в рядах самой партии НСДАП начал происходить слишком ощутимый уклон «влево». Особенно радикально были настроены штурмовики СА. Их уже насчитывалось четыре с половиной миллиона! К тому же, партия нацистов пополнилась ещё и разгромленными коммунистами.
В самом начале июля 1933 года Гитлер собрал руководителей штурмовых отрядов в Бад-Рейхенгалле и твёрдо заявил, что «второй революции» не будет!
Это ударило по его престижу. А противники канцлера выражались даже слишком откровенно, что «от мёртвого Гитлера будет больше пользы, чем от живого». Рем, со своими помощниками – Хейнесом и Хуго Штиннесом, открыто заявлял (в том числе и представителям прессы): «Революция ещё не завершена». Что они только в начале пути, а вообще Германию ждёт революция социалистическая!
Командир берлинских штурмовых отрядов СА Эрнст открыто называл фюрера «чёрным иезуитом».
Верными Гитлеру оставались только силы СС, возглавляемые Гиммлером, но по численности они в сто раз уступали боевикам СА.
Ещё Гитлера поддерживала партийная верхушка, во главе с Герингом. Но и этого было мало.
Со слов Эрнста Ганфштенгля, именно сейчас Гитлер не мог позволить себе погружаться в чёрную меланхолию.
– Казалось бы, я достиг, чего так страстно желал, а успокоения и чувства удовлетворённости нет! – жаловался он Эрнсту.
– Если выражаться образно, – говорил Ганфштенгль, – то в это время фюрер «ходил, как по краю пропасти, или по лезвию бритвы». «Почему сейчас? – задавался он вопросом. – Когда столько пережито и уже так много пройдено? Когда мы уже почти всего добились?»
– Жизнь хороша разнообразием, – отвечал я, и это было всё, чем я мог его хоть как-то успокоить и поддержать.
Вспоминая о том, что Эрнст Ганфштенгль рассказывал о Гитлере и его соратниках, Герда отметила, что «Гитлер умеет убеждать не только других, но и сам верит в то, что говорит. В отличие от него, Геббельс говорил то, во что сам не верил. Гиммлер пребывал в некоей мистической прострации. Его скрупулёзность в делах была поразительной. Но он был человеком без сердца! «И, вообще, человек ли он, в том понимании, какими мы обычно видим достойных людей?», – думала Геда. – «Геринг очень любит внешние эффекты. По натуре он обольститель. Этакий фат, но до крайности жёсткий. Ко всему прочему, он удивительно умелый организатор. А Рем – грубый, неотёсанный мужлан, которому всё равно, кто с кем передерётся. Ему надо возвыситься и командовать. Из всего руководства нацистов особо выделялся Гесс – умный и коварный, подлинный иезуит. Никто не знал, что у него на уме. Ах да, ещё есть и Розенберг. Его слишком многие считали амбициозным идиотом». – Но Герда полагала, что это не так. Она считала, что нацисты просто не давали себе труда вникнуть в душевную организацию тех, с кем общались. Поскольку Розенберг знал Россию довольно хорошо, то к нему следовало бы прислушаться. А от него отмахивались. У Риббентропа было прозвище, отражавшее его натуру – Риббенсноб. А вот о Мартине Бормане, Ганфштенгль отзывался уважительно, высоко ценя его деловые качества.
Так как Герда ни с кем, кроме Геббельса, лично знакома не была, то характеристики, даваемые Ганфштенглем своим друзьям-нацистам, были ей особенно интересны.
– Есть ещё и Альберт Борман, – просвещал её Эрнст. – Об Альберте мало кто знает. Если бы я не был близким другом фюрера, то и я бы не знал. А Альберт Борман является не только личным адъютантом Гитлера, его доверенным лицом и советником, но ещё он ведёт персональные финансовые дела фюрера. Внешне, он очень похож на своего родного брата Мартина. Издалека, сразу и не поймёшь, кто из них кто. Правда, Альберт симпатичнее. И, что интересно: братья друг друга терпеть не могут! Мартин усматривает в Альберте своего личного соперника. А Гитлер старается общаться с ними обоими, но с каждым по отдельности. У Мартина тоже есть недостатки, – откровенничал Ганфштенгль, – он очень обидчив, злопамятен и мстителен. Но при этом, наверное, он единственный на кого можно было бы всецело положиться. Не дай Бог иметь его своим врагом! Не зря же умный Гесс именно его выбрал себе в секретари. Дальновидный иезуит отлично знал, что делает и кого выбирает.
– Скажу тебе больше, что у нашего председателя Рейхстага и премьер-министра Пруссии Германа Геринга тоже есть родной брат по имени Альберт. И, тоже эти родные братья являются полной противоположностью друг друга. Не внешне, а по характеру и убеждениям. Но, в отличие от Борманов, они между собой не враждуют, хотя, Альберт Геринг не раз ставил своего родного брата Германа в крайне затруднительное положение. Альберт Геринг добр и отзывчив, а так же он считает себя защитником всех незаслуженно обиженных и угнетённых.
Резко сменив тему, Эрнст быстро и неожиданно сказал: «Ещё, мне стало известно, что Рем собирается осуществить заговор против фюрера!»
– Кроме тебя кто-то об этом знает? – обеспокоенно поинтересовалась Герда.
– Только тот человек, который мне об этом сказал. Прости, но я не могу назвать его имя.
– Я и не настаиваю на этом, – повела плечами Герда, – пусть это останется тайной. Но не думаешь ли ты, что надо предупредить фюрера? Ты же считаешь его своим другом.
– Боюсь, он не поверит. Рем пользуется его особым к себе отношением, и обнаглел, до невозможности! К тому же, фюреру самому хорошо известно, что все беспорядки и бесчинства происходят из-за штурмовиков. Вот пусть и решает, как он будет наводить порядок. Он же глава государства.
Потом, вспоминая об этом разговоре, Герда думала, что все последующие беды не только Германии, но и многих государств могли прекратиться уже тогда. Именно в тот период, ситуация была крайне хрупкой и шаткой.
«Ночь длинных ножей»
В окружении фюрера, ненавидевшие друг друга Гесс и Геринг, Розенберг и Геббельс, Лей и Ганфштенгль соперничали не только за благосклонность Гитлера, они ещё делили сферы влияния. И всё же, как бы они не грызлись между собой, Рема ненавидели сообща. Некоторых из них удивляло, а что заставляет фюрера так долго церемониться с этим «животным»?
И что за намёки делал Рем в 30-м году по поводу Гитлера? Может, именно из-за этой тайны Эрнст Рем рисковал поплатиться головой? Может быть, он понимал опасность своего положения и поэтому старался держаться на отдалении?
Однако грызня в партии, Гитлера устраивала. Старый принцип «разделяй и властвуй» в действии.
Про Гиммлера Гитлер говорил, что «это тот, кто выполняет свои обязанности с ледяной целеустремлённостью». Про Гесса Гитлер сказал: «Единственная моя надежда на то, что ему не удастся занять моё место. Я просто не буду знать, кого больше надо жалеть, Гесса или партию».
Рем же создал Гитлеру новые проблемы. От ультрареакционного издателя Лемана, всегда поддерживавшего НСДАП, Гитлер получил письмо, в котором выделил строчку: «Рыба гниёт с головы».
А Рем упивался тем, что его штурмовики представляют силу, с которой вынуждены считаться все: и тем более – морально извращённые эстеты.
Гитлер отлично понимал, что штурмовики Рема, претендуют на власть и поэтому представляют реальную угрозу.
К тому же и у промышленников, и у банкиров вызывало тревогу стремление Рема национализировать в Германии всё, что только можно.
Военные были шокированы непрекращающимся желанием штурмовиков встать над армией. Им не нравилось намерение Рема стать военным министром и желание – влить отряды штурмовиков в армейские подразделения.
Всё это рассказал Герде Эрнст Ганфштенгль.
По словам Эрнста у него с Германом Герингом установились дружеские отношения. И Геринг оказывал Эрнсту протекцию в разных вопросах. Поэтому, по приглашению Геринга, Ганфштенгль остановился во дворце президента рейхстага. Потом, на короткий срок, он снял жильё на Гентинерштрассе. А поздней осенью 1933 года переехал в прелестный дом, очень похожий на миниатюрный дворец, на Паризерплац, совсем рядом с Бранденбургскими воротами.
Елена с сыном находились в Мюнхене и Эрнст без них очень скучал. Встречи с Гердой он воспринимал, как дружескую поддержку, любезно оказываемую ему актрисой.
Он рассказал ей, что, находясь во дворце президента, нечаянно из приоткрытой двери услышал разговор Гитлера с Геббельсом.
– Пока Гинденбург жив, – донёсся до Эрнста голос Гитлера, – существуют две вещи, чего я не могу касаться: армия и министерство иностранных дел.
По мнению Ганфштенгля, Гитлер проявлял чудеса изобретательности, чтобы балансировать между различными политическими силами Германии.
– Это кажется невероятным, – рассказывал Эрнст, – но за 7 лет в стране прошло 30 выборных кампаний и ныне существует 32 партии! И наш фюрер намерен очистить эти «авгиевы конюшни». Разве это не благородная миссия? Он готов избавиться от экономической катастрофы и ликвидировать безработицу.
Но командиры штурмовых отрядов СА, за глаза, называли фюрера и «барабанщиком», и «шутом». Он, де, проложит дорогу для более достойных, а потом его можно будет убрать.
Герда уяснила одно: в настоящее время сближение с СССР Гитлер считал недопустимым. И на этот счёт её тоже «просветил» Ганфштенгль.
– Это привело бы к усилению левого крыла в НСДАП, прежде всего СА, – сказал фюрер в узком кругу своих единомышленников. – Нам с ними предстоит бороться, они – наши враги. Правда, мы их потерпим, пока, но всему свой черёд.
Выражение суровой решимости на лице Адольфа, со слов Ганфштенгля, красноречиво говорило всем присутствующим, что его противникам это не сулит ничего хорошего.
* * *
На съезде в Нюрнберге, по поводу годовщины выборов, Гитлер сказал: «Государство – это партия, а партия – это государство!»
Но отсюда следовало, что для единения Германии требовалось единство нацистской партии. И многие явственно ощущали неопределённость сложившегося положения.
Тем временем советское полпредство в Берлине сообщало: с июля 1933 года «в Германии развёртывается беспрецедентная по размаху антисоветская кампания о голоде в СССР!»
Справедливости ради, надо заметить, что автором статей о «голодоморе» являлся англичанин Роберт Грин. Именно он опубликовывал в американских средствах массовой информации соответствующий материал. И связывал он это с индустриализацией в Советском Союзе.
Роста советской экономической мощи испугались все. В США никогда не переставали испытывать, самую лютую, ненависть к первому в мире социалистическому государству. То же самое было и в Англии, и в других странах Запада. А на фотографиях, напечатанных в американских и английских газетах, почему-то были запечатлены не русские крестьяне, а американские голодающие фермеры! Англосаксы неизменны в своих привычках: подлинность и правдивость им чужды. Главное не истинные факты, а сенсация. Правдивая она или лживая – им не важно.
В августе персональная газетная травля развернулась в отношении советского наркома иностранных дел Литвинова.
В сентябре в Москве был организован пышный приём французской военной делегации во главе с Пьером Котта. Всё происходило точно так же, как ранее принимали германскую делегацию фон Боккельберга.
Французов тоже повезли по всё тем же советским оборонным объектам. И тоже был организован банкет. Тухачевский произносил пламенные речи о нерушимой франко-советской дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве двух армий.
В ответ Германия отклонила приглашения советских военных. А Советский Союз объявил об «отсутствии возможности» набора немецких офицеров в советские училища и академии.
В 1933 году Германия была ещё слаба, чтобы предпринимать какие-то политические демарши, и Гитлер (надо отдать ему в этом должное) действовал очень осторожно и осмотрительно. Предпринимая очередной шаг, он выжидал: какая за этим последует реакция. И только убедившись, что всё прошло так, как было задумано, намечал реализацию новых планов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.