Полная версия
Игра не по сценарию
Съёмки в кино для Герды, как актрисы, были чрезвычайно увлекательны, но «съедали» всё свободное время. С семи часов утра она снималась на киностудии, а вечером бежала в театр, чтобы быть задействованной в спектаклях. Возвращалась она ближе к полуночи, что её противной соседкой фрау Шульц, воспринималось, как нечто недостойное, Герду порочащее.
Эта бесцеремонная женщина останавливала актрису в самое неподходящее время, и именно тогда, когда у Герды совсем не было времени чтобы выслушивать её обидные намёки и умозаключения. Имея уважение к возрасту фрау Шульц и хорошее воспитание, Герда вынуждена была, по отношению к этой даме, проявлять элементарную вежливость. Жалобы этой изрядно надоевшей ей женщины, её воспоминания о военных годах, о старом добром времени, когда на марку «вполне можно было прожить, а достоинство и благородство были в чести», Герду неимоверно раздражали. Но открыто ссориться с фрау Шульц она не хотела.
– Эх, да что вы, молодёжь, понимаете! – бестактно говорила фрау, в очередной раз, задержав актрису, не считаясь ни с чем, и, при этом высказывая ей колкости.
«Если серьёзно воспринимать, кто и что сказал и на всех обращать внимание, то только от нахальства одной этой дамы можно себя довести «до белого каления»! Спокойна, будь спокойна», – пыталась актриса мыслить позитивно.
– Простите, фрау Шульц, но я очень спешу. – Герда боком протискивалась мимо дамы, перегораживавшей ей проход, сдержанно извинялась и убегала.
Но, просто так, от соседки было не отделаться. Узнав, что Герда приехала из России, фрау Шульц как-то (на взгляд актрисы совершенно неделикатно и даже бессовестно!) заявила: «Ненавижу русских!»
– У Вас есть для этого причины? – сначала сдержанно, поинтересовалась Герда. – Такое сильное чувство, как ненависть, не рождается просто так.
Но, потом она решила с фрау Шульц больше не церемониться, припомнив ей все её «выпады» а также и русские пословицы: «бисер перед свиньями не мечут», и что «долг платежом красен».
– Может какой-то русский обесчестил и бросил Вашу бабушку? – невинно глядя на соседку, спросила актриса.
Фрау смерила Герду тяжёлым взглядом.
«Может быть, и зря я так, – запоздало спохватилась она, но «слово – не воробей…». – Теперь эта фрау возненавидит меня, окончательно и бесповоротно!»
В письмах тёте племянница писала, что немецкое общество очень разнородное и даже те, кто вчера был никем, её деятельность актрисы, мягко говоря, считают чем-то третьесортным и даже зазорным. Однажды Герда, непреднамеренно, услышала, как фрау Шульц говорила с другой соседкой. О чём шёл разговор, было не разобрать, но фрау Шульц возмущённо восклицала: «Ах, что вы! Разве он может жениться на артистке?!»
«Уж не обсуждают ли они меня в качестве возможной невестки? – с сарказмом подумала Герда. – Проще застрелиться, чем иметь такую свекровь. А ещё лучше, застрелить её. Неужели она полагает, что я могу польститься и выйти замуж за её сына, за этого несносного Зигфрида?»
* * *
Наконец, Герде повезло: она получила годовой ангажемент в берлинском «Ренессанс театре», основателем и директором которого являлся Теодор Таггер. Используя псевдоним – Фердинанд Брукнер, он написал инсценировки по экспрессионистским произведениям. Одна из его драм – «Преступник», даже была поставлена в «Немецком театре» Макса Рейнгхардта.
Герду очень заинтересовало, как Брукнером использовались средства психоанализа.
Впоследствии, ей это тоже очень пригодилось.
– «Разведка – это переходное состояние между знанием психологии, информации, особенностей индивидуума, и ещё много чего, например: артистизма и даже эзотерики. Не удивляйся, но льстить или соблазнять тоже надо уметь, – не то, шутя, не то серьёзно, говорил ей Михаил Абрамович ещё там, в Москве, когда они прогуливались вместе с ним по уже начавшему подтаивать Гоголевскому бульвару. Он тогда хитро и испытующе на неё взглянул и улыбнулся. Тётя, как обычно была в театре. На следующий день 8 марта 1921 года должно было проходить первое заседание X-го съезда РКП (б), на котором её наставник должен был присутствовать обязательно. Может потому что было начало весны, или потому что это было накануне такого эпохального события, но этот день запечатлелся в её памяти во всех подробностях.
– Буддийские монахи знают и используют магию чисел, – сообщил ей тогда Михаил Абрамович. – И, как это не покажется тебе странным, числа могут им рассказать о многом.
Именно после этого она и начала уделять особое внимание так называемой нумерологии, а так же и тибетской Мандале, как таковой.
– Что такое Мандала? – Спросила она тогда у Михаила Абрамовича.
– Это условная модель вселенной. Условная. К этому можно относиться по разному, но каждый год тибетские монахи выстраивают общемировую Мандалу. Они стараются задействовать те энергетические вибрации, которые, по их учению, помогли бы сохранить Землю и, живущих на ней людей.
Об астральных числах и нумерологическом коде Герда слышала и прежде. Да, ещё и специальный шифр, который ей пришлось запомнить, тому способствовал.
* * *
Тем временем Бавария продолжала возмущаться угоднической позицией Берлина и страсти, по этому поводу, кипели нешуточные. Веймарская республика среди обывателей имела название «Весёлая Германия». И это весёлое государство населяли отнюдь не праведники. Полиция поддерживала относительный порядок, зато государственная власть не являлась властью как таковой, а лишь её жалким подобием, коя олицетворяема канцлером.
В первую очередь такой позицией властей озаботились нацисты.
И, чем люди в Германии жили хуже, тем больше они мечтали о Мессии, о сильной Личности, которая бы пришла и навела порядок.
Гитлер, в роли бунтаря, оказался в нужное время, и в нужном месте не просто востребованным, а долгожданным и необходимым своей стране. Деятельность парламента Веймарской Республики немецкому народу казалась вялой и малопродуктивной, если не сказать – никакой. Германия жаждала появления нового Цезаря и чуда Возрождения.
Гитлер же убеждал самого себя, что «Цезарь был выходцем из народа», и те почести и превозношения его персоны, оказываемые ему не только Гессом, но и другими почитателями вполне им заслужены. Рудольф Гесс действительно делал всё, чтобы Адольф Гитлер уверовал в то, что он – Великий человек, посланец Провидения, который, во что бы то ни стало, должен спасти Германию. Тогда, провозглашённый им фюрер ещё не очень распознавал, что кто-то направляет его к некоей цели, умело играя на амбициях. И этот направляющий именно в нём разглядел талантливого пропагандиста.
Примечание автора:
По масонскому образцу в конце 1908 года в Германии была учреждена «Ложа Вотана». В 1912 году «Ложа…» преобразовалась в «Германский орден», где одним из главных активистов стал каббалист, астролог и масон Рудольф Глауэр, он же барон Заботтендорф. Именно он взялся за создание филиала «Германского ордена» в Баварии, назвав его «Туле». После поражения Германии в войне, он нацелил «Туле» на политическую борьбу «пока свастика не воссияет над холодом темноты». Харреру, Федеру и Дреклеру главный магистр «Туле» велел учредить «Немецкую рабочую партию».
Многие господа (а это отец и сын Хаусхоферы, Заботтендорф, Розенберг и другие), умные, но затеявшие свою игру, и имеющие возможность управлять некоторыми немецкими процессами, были уверены, что на роль лидера Германии Гитлер не годится. Но, пусть он, благодаря своему таланту оратора, поднимет массы, а когда народ за ним пойдёт, его можно будет и убрать (скинуть куда-нибудь, на обочину). Гитлеру знать об этом было не обязательно. К тому же «сливки» мюнхенского высшего общества демонстрировали Гитлеру брезгливое презрение. С пренебрежением в 1923 году его воспринимало большинство.
О путче, аресте Адольфа Гитлера и других нацистов Герда прочитала в газетах. Поскольку она уже имела представление о том, кто такой фюрер нацистской партии НСДАП, то с интересом следила за дальнейшим развитием событий, пока только из сообщений прессы.
После путча
И до путча, и после него, время от времени, в пивных Мюнхена и по всей Баварии, возникали стычки и разногласия между различными партиями, часто переходящие в мордобой. В основном, «мутузили» друг друга коммунисты и нацисты. Когда после такой драки Рудольф Гесс пришёл в университет с забинтованной головой, его любимый профессор Карл Хаусхофер смерил его иронично-брезгливым взглядом.
О том, что же всё-таки тогда, 8 ноября 1923 года, случилось на самом деле, почти через год ей смог поведать Эрнст Ганфштенгль, когда, наконец, Герда смогла увидеться со своими мюнхенскими друзьями.
– В пивной «Бюргербройкелер», что в рабочем квартале Мюнхена, произошло историческое, и я бы сказал – эпохальное событие! – рассказывал Эрнст, – Так называемый «Пивной путч»! Эта пивная стала местом ареста членов баварского правительства. Каким-то образом Гитлеру удалось уговорить принять участие в путче отставного фельдмаршала Эриха Людендорфа, поскольку он ветеран мировой войны, национальный герой, и тоже был вынужден переживать версальский позор. Адольф предположил, что с таким уважаемым человеком не смогут не считаться. К тому же фельдмаршал, в начале 20-х годов, искренне поддерживал молодых нацистов.
Уже на следующий день, 9 ноября Адольф Гитлер вывел членов партии НСДАП на улицы Мюнхена. В результате чего произошли столкновения с полицией. Те открыли стрельбу. Даже авторитет Людендорфа не подействовал, несмотря на то, что он шёл с нами впереди колонны, – рассказывал Эрнст. – Несколько человек были убиты. Герман Геринг, один из ближайших соратников Гитлера по партии, получил очень тяжёлое ранение. Ему помогли перебраться в Австрию. Гитлер же был арестован и отправлен в тюрьму. Так же в тюрьме Ландсберг, сразу после «пивного путча», вместе с фюрером оказались: Гесс, Вебер, и Фрик.
Лоренц Род, адвокат Гитлера, посоветовал Эссеру, Россбаху, Герингу и мне оставаться в Австрии, как можно дольше, – рассказывал Эрнст с таким видом, словно вновь переживал события того ноябрьского дня. – Герман Геринг, ставший моим наиболее близким товарищем, находился в госпитале в Инсбруке. У него было тяжелейшее ранение в пах, и он страдал от невыносимых болей. Предстояло длительное лечение.
– Почему же Гитлер решился на подобное выступление? – удивилась Герда. – Ведь, он не мог не понимать, что силы неравны, и что путч будет подавлен?
– Да, в том-то и дело, что он был абсолютно убеждён в обратном! – возразил Эрнст. – Его уговорили принять участие во Всеобщей Германской Революции!
– Кто уговорил?
– Коминтерновцы! И, в частности – Уншлихт. К тому же, все три партии, которые влились в НСДАП – всегда были более «левыми», чем сам Гитлер и его ближайшее окружение. Да ещё, – подумав, добавил Эрнст, – Гитлер был уверен, что волнения происходят по всей Германии…. Его в этом убедили. А после путча, вполне справедливо, он посчитал себя обманутым! Итак, фюрер относился к коммунистам с неприязнью и подозрением, а тут он сразу же их возненавидел. Именно с тех самых пор Гитлер является непримиримым борцом с большевизмом.
Герда с Еленой переглянулись, ожидая дальнейшего рассказа.
– Вот ты упрекаешь меня, что, говоря о Гитлере, я слишком пристрастен, – глядя на Герду, изрек Эрнст, – но должен тебе сказать, что под магнетизм личности фюрера подпадали все, с кем ему доводилось общаться. У него, определённо есть «экстранеординарные способности». Даже в тюрьме случилось так, что над чиновниками и охранниками Гитлер возымел некое доминирующее влияние. А это, уже само по себе, было невероятно! – возбуждённо рассказывал Эрнст.
Герда с Еленой опять переглянулись.
– Ты так воодушевлённо рассказываешь о своём восхитительном фюрере, – с недоверием в голосе проговорила Герда, – что хочется зааплодировать.
Но, нисколько не смутившись, Эрнст продолжал:
– Охранники, входя в его камеру, вскидывали руку в приветствии, провозглашая: «Хайль Гитлер!» В тюрьме, – продолжал Эрнст, – Адольф слишком сблизился с Рудольфом Гессом. Хотя, – недоумевал он, – не понимаю, чем мог привлечь фюрера этот Руди? Всё, что может этот хмурый Гесс – это говорить афоризмами. Уж, и не знаю, кого из них больше впечатляет слово «жестокий» (brutal), Гесса или Гитлера? Но похоже, что на этой «почве» – брутальности, они и «прикипели» друг к другу. Гитлер старался соответствовать тому, что нравится Гессу, а зеленоглазый Руди, тоже, чуть ли не коленопреклоненно, во всём старался угодить своему неподражаемому фюреру. – В голосе Эрнста слышались сарказм и плохо скрываемая ревность. – И всё же, – задумчиво проговорил Эрнст, – путч потерпел поражение, но в связи с этим партия НСДАП и лично Гитлер приобрели широкую известность не только в Германии, но и мире.
Национал-социалистическая партия в 1924 году была распущена, но некоторые её отделения реформировались и хорошо выступили на весенних выборах под названием «Народный блок». В баварском парламенте «Блок», фактически, стал второй по величине партией, и получил две трети мест в рейхстаге.
Розенберг вычеркнул Германа Геринга из списка кандидатов, пользуясь тем, что никто не может ему воспрепятствовать. А легендарный Людендорф, перестав быть союзником Гитлера, составил ему серьёзный противовес с Грегором Штрассером. Назревали серьёзные внутрипартийные интриги.
В Советской России умер Ленин! Если кто-то и стенал, по этому поводу, то только коммунисты. Большинство людей в Германии отнеслись к этому безучастно. Внешне, это выглядело именно так. Было короткое упоминание в газетах. Обнищавшее немецкое население интересовало и волновало только то, что происходило в их стране. К тому же немецкий народ был крайне недоволен своим правительством. На кого бы направить злость? Конечно на евреев….
Всё чаще, то тут, то там, Герда слышала проклятия в адрес отныне ругаемой и притесняемой немцами нации. «Ну как же, – думала она, – им надо найти «козла отпущения», на которого можно свалить все свои промахи и беды!»
Эту ненависть подогревали нацисты, обвиняя евреев во всех смертных грехах, и взваливая на них все беды не только германского народа, но и всего человечества. Дружное охаивание евреев отвлекало от насущных проблем и, к глубочайшему сожалению Герды, в этом у нацистов было много сторонников.
Неожиданно актрису вызвали в полицай-президиум.
– Здравствуйте, фрау Герда, – поздоровался полицай-президент. – Присаживайтесь. – Он указал на стул. – Моя фамилия Цергибель. – Он показал на бумагу. – Поступило донесение, что Вы – русская шпионка.
– Я даже знаю, чьё это донесение, – с самым серьёзным видом откликнулась Герда. – Тут не обошлось без шизофрении и болезненного воображения одной пожилой дамы – фрау Шульц.
– Вот как? – Он заинтересованно взглянул на Герду. – Мы не можем не обращать внимания на сообщения наших бдительных сограждан.
– Даже если бы я могла доказать, что фрау Шульц ошибается?
Про себя Герда почему-то подумала, что ей очень не нравится смысловая часть его фамилии, которая по-русски означает не что иное, как «гибель».
– Я предлагаю Вам подписать документы о сотрудничестве, – не размусоливая, предложил он.
– Прошу меня извинить, но я и сама была бы готова предложить свои услуги, но, даже подумать не могла, чтобы отвлекать столь серьёзное учреждение своими мелкими сообщениями.
– Хорошо, что Вы это понимаете. Но, давайте судить о том, насколько они мелкие, будем мы. И ещё, не могли бы Вы, фрау Герда, Ваши неприязненные отношения с соседкой решать в пределах своего дома? – строго сказал он.
– Ведь у вас нет ни одного моего заявления. Они все написаны исключительно фрау Шульц. И мне самой очень хотелось бы, чтобы эти вопросы решались, не выходя за пределы нашего дома, но это зависит не от меня.
– С этой Вашей соседкой мы разберёмся.
Этот разговор в полиции закончился тем, что Герда дала своё любезное и охотное согласие оповещать полицию обо всём, показавшемся ей заслуживающим их пристального внимания. Подписав договор о сотрудничестве, она отправилась по своим делам.
Этот момент, специально, оговаривался с Артузовым, когда она ещё была в России. Артур Христианович настоятельно ей рекомендовал: «Можете спокойно подписывать подобные документы. Это всё для пользы дела, – говорил он. – И будьте уверены, что мы здесь всё поймём и оценим правильно. Я, лично, даю Вам на это «добро».
«Теперь, в полицай-президиуме фрау Шульц «щёлкнут по носу» из-за очередного доноса! – усмехаясь, подумала Герда.
Как она и предполагала, фрау Шульц жёстко осадили. Теперь, встречая Герду, она, молча, сторонилась, не смея заводить с нею любые разговоры.
«Надо же, чуть ли не в реверансе приседает!» – про себя, посмеивалась актриса.
Это был первый успешный сезон Герды, когда у неё был ангажемент до конца июля. Появились и приглашения: в Мюнхен, а так же в Вену.
Снимаясь в кино, она успела побывать в Риме и Флоренции. Ненадолго, но всё-таки, её жизнь стала интереснее и разнообразнее. За границей легче и, не опасаясь, можно было отправить донесение, что куда сложнее было сделать в Германии.
Сначала Гельферих (один из виднейших представителей Немецкой Национальной Народной партии), а затем и Гугенберг использовали Версальский договор для своей партийной пропаганды и политической борьбы. Они ввели в оборот выражение «политика повиновения».
Определённые круги промышленников настаивали на принятии плана Дауэса. А это, не что иное, как заинтересованность и одобрение восьмисотмиллиардного займа! 28 августа 1924 года предстояло окончательное решение по этому плану.
Молодая Советская республика никогда не признавала Версальский договор. Поэтому Герду интересовало, что выберут немцы. Каким будет решение? Ведь утверждение плана ввергнет Германию в огромные долги, одним словом – в кабалу! К тому же принятие плана Дауэса, однозначно, может повредить только-только зародившимся отношениям Германии с Советской Россией. Герда усматривала в плане Дауэса определённую антисоветскую направленность. Из-за этого плана Германия сразу же попадёт в полную зависимость, и не только от иностранного капитала. Веймарская республика рискует попасть под полный диктат и изменение своей международной политики. Германию заставят быть солидарной с врагами её Родины.
Агент Мелинда посчитала своим долгом сообщить об этом в Москву. Пока это было обычное почтовое отправление по определённому адресу в Швеции. Если бы его увидел непосвящённый человек, то скорее предположил бы, что это какая-то астрологическая карта.
«Там решат, как с этим быть», – рассудила она.
Помня о том, что генерал Людендорф являлся сторонником нацистов, и участвовал с ними в «пивном путче», Герда обратила внимание на то, как он, теперь уже депутат Народной Партии Свободы, пришёл в ярость от плана Дауэса и голосовал против «подлых» законопроектов. Пресса писала об этом во всех подробностях.
– Позор для Германии! – возмущался генерал. – Десять лет назад я выиграл битву при Танненберге. Теперь они устроили нам еврейский Танненберг! – негодовал Людендорф. А журналисты поспешно записывали каждое его слово, затем, публикуя его высказывания и возмущения на страницах печати. Простые немцы так и не поняли причины его возмущения. А им никто и ничего не разъяснял.
Несмотря ни на что, план Дауэса был принят!
И это явилось предлогом для разжигания ещё большей вражды между «соглашателями» и «твердолобыми» (так в то время называли, конфликтующих между, собой депутатов рейхстага).
Межпартийная борьба достигла кульминации и напоминала собой кипящий котёл. Нестабильность в Германии привела к тому, что сложившейся ситуацией были недовольны все – и коммунисты Тельмана, и нацисты Гитлера, и ещё ряд партий помельче. Президенту надоели устраиваемые ими демонстрации, дебоши, провокации друг против друга и путчи. Рейхсвер беззастенчиво расправился с рабочими правительствами в Саксонии и Тюрингии.
А в октябре 1924 года президент Фридрих Эберт (он был первым германским президентом и занимал этот высокий пост с 1919 года) распустил рейхстаг, назначив новые выборы на 7 декабря.
Перед самым Новым Годом досрочно освободили из тюрьмы Адольфа Гитлера. А его друг Рудольф Гесс, остался ещё там.
Освободившись, Гитлер первым делом поехал в новый дом на Пиенценауэрштрассе в мюнхенском квартале Герцог-Парка. В нём теперь проживало семейство Ганфштенгль. Фюрер прибыл на торжественный, устроенный в его честь, обед. Эрнст и Елена постарались, чтобы Адольф Гитлер в полной мере почувствовал как он им дорог и как они рады его освобождению.
В этом же году у Елены и Эрнста родилась дочь. Вот только девочку, невзирая на семейные традиции, почему-то назвали Грета.
После президентских выборов
Совершенно неожиданно президент Фридрих Эберт скоропостижно скончался в конце февраля 1925 года.
В Германии началась подготовка к президентским выборам. Большинство немцев хотели видеть во главе государства прославленного Гинденбурга. Руководство рейхсвера категорически не желало избрания коммуниста Тельмана, и как могло этому противодействовало.
В это время Герда познакомилась и подружилась с молодой секретаршей одного из депутатов рейхстага – Юльхен. Поскольку её шеф Гюнтер Гереке занимался президентскими выборами в поддержку Гинденбурга, то Юльхен имела полную информацию: как проходила подготовка к выборам, какие трудности испытывал её шеф. Она делилась этой информацией с Гердой. Однажды ей довелось услышать разговор своего шефа с майором Куртом фон Шлейхером – политическим советником генерала Рейхсвера фон Секта.
– Без сомнения, Гинденбург воспрепятствует дальнейшему сдвигу Германии влево. – Сказал Шлейхер моему шефу Гюнтеру Гереке, – пересказывала Юльхен услышанное.
– Правда, сомнительно, – продолжил Шлейхер, – сумеет ли он надолго удовлетворить правые элементы? – Он откровенничал с моим шефом. Хотя такой разговор должен быть сугубо конфиденциальным, – позволила себе высказать замечание секретарша, – никто из них даже не удосужился прикрыть дверь в мою комнату.
На момент выдвижения Гинденбургу было 78 лет.
– Старик слишком религиозен, он примет всерьёз свою присягу в верности конституции. Мы не должны ожидать от него самостоятельных политических действий, в широком смысле этого слова, – рассуждал вслух Курт фон Шлейхер. – Главное, чтобы президент не подпал под влияние некоторых лиц в его окружении, как это случилось с кайзером. Но тут я приму свои меры.
– И как же Вы собираетесь это делать? – удивившись, полюбопытствовал мой шеф. – Вы серьёзно полагаете, что сможете влиять на президента? – как бы транслировала разговор Юльхен.
– Смогу. – Слишком самоуверенно, заявил собеседник. – Сын президента Оскар фон Гинденбург в чине полковника служил в бывшем гвардейском пехотном полку, там же где и я. А так как он состоит адъютантом при отце, – принялся объяснять Шлейхер, – мне будет легко с ним договориться.
– Неужели всенародно избранным президентом кто-то сможет манипулировать? – поделилась она с Гердой своим удивлением.
– Поживём – увидим. А у тебя великолепная память, – похвалила актриса девушку. И всё-таки ты никому больше об этом не рассказывай, чтобы не навредить своему шефу и себе.
* * *
Среди покровителей Герды появился ещё один почитатель её таланта – министр иностранных дел доктор Густав Штраземан. Герда познакомилась с ним у общих знакомых. Штраземан, отличался утончённым вкусом и изысканностью и слыл ценителем всего прекрасного. Оказалось, что он просто не мог не обратить внимания на потрясающе красивую женщину и талантливую актрису. Тем более что Герда, уже имела определённый авторитет и признание. В этот период на актрису фон Боген обратили свой взор не только люди облечённые властью, но и представители великосветского общества. Её стали приглашать на разные мероприятия, званые обеды, балы, и обращались к ней с просьбой разрешить посетить её гримёрную после спектакля.
У министра иностранных дел Густава Штраземана Герда даже побывала в гостях. Пришлось просить Эмми сопровождать её. Одна она, по понятным причинам, ехать не хотела.
Прежде всего, министр иностранных дел вызывал её интерес тем, что являлся противником Рапалльского советско-германского договора. Зная эту особенность министра, она, несмотря на занятость, не имела права оставаться в стороне. Ко всем козням, направленным против её страны, Герда относилась с максимальной серьёзностью. «Врага надо держать поблизости, чтобы знать, что он замышляет», – как «Отче наш» запомнила она наставления дяди Миши.
В Локарно, маленьком итальянском курортном городке на озере Лаго Маджиоре, в октябре 1925 года доктор Штраземан при поддержке трёх партий рейхстага провёл переговоры с Аристидом Брианом, Остином Чемберленом, Эмилем Вандервельде и Бенито Муссолини. Эти господа представляли четыре европейские державы: Францию, Англию, Бельгию и Италию.