Куколка

Марфа находилась в смежной комнате, бывшей гардеробом молодой хозяйки; прислушивалась к метаниям барышни и качала головой сокрушённо. Вот уж не думала, что всё обернётся эдаким удивительным образом! Проворные бабьи руки ворошили сундуки с нарядами, отбирая нужные вещи. Нянька тоже уснуть не могла от чрезмерного потрясения, пережитого нынче вечером, поэтому и определила себе занятие нужное и своевременное. Именно она заметила под утро сумнящуюся под окнами фигуру молодого Лемаха. Баба сцепила зубы и хотела, было прогнать негодника, только что-то в глубине её объёмного тела жалостно ёкнуло перед синими, беззащитными очами, молящими о помощи. Нянька поднялась к Вареньке и склонилась над уснувшей, наконец-то, деточкой.

Черты лица барышни ещё не разгладились и хранили следы переживаемых мыслей; уголки губ были горько опущены вниз, и хмурая складка залегла между тонкими бровями.

Марфуша побранила себя за мягкотелость и двинулась к двери, передумав будить девушку.

– Ты что, Марфа? – Варя села в кровати и быстро опустила босые ноги на пушистый коврик, сотканный из козьего пуха.

– Пётр Георгиевич к вам просится, – нехотя, ответила баба. – Говорит, не уйдёт без объяснений.

– Приведи. Да только тихонько. Не дай Бог, увидит кто.

Варвара Ильинична понимала, что совершает страшную глупость. Будучи теперь графиней Шербрук, надлежало заботиться не только о своей репутации, но и об реноме супруга. Вот только не могла она не поговорить с человеком, который считался её женихом едва ли не всю сознательную жизнь.

Петруша глаза не прятал и не выглядел виноватым, как давеча перед рассерженной Марфой. Он с ходу, от двери, кинулся к сидящей в кресле Вареньке и утонул лицом в её коленях, едва прикрытых ночной сорочкой и полами шёлкового халатика.

Варя охнула, почувствовав, как влажные жаркие губы приникают к её почти обнажённой плоти.

А Петенька бормотал, становясь в своих действиях всё порывистее.

– Не виноват, ни в чём не виноват. Поехал лишь к Заварзину. Уговорил его найти свидетелей и выпил-то с ним, сначала, чуть. Единственно за ваше здоровье и благополучие…а потом за ваше счастие… за моё счастие…

К губам уже присоединились ищущие руки, и Варя, положив ладошки на виски, прикрытые кудряшками, слегка надавила и приподняла лицо кавалера себе навстречу.

– Пётр Георгиевич, прошу вас быть сдержаннее, – сказала девушка грозно.

Что ни говори, оправдание он себе выбрал совсем не удачное. Надо же, нализался на радости, как простой холоп и проспал свою свадьбу!

Лицо Петеньки стало жалким.

– Что ж мне делать-то? Я люблю вас!

– Зла на вас я не держу, – сказала Варя; пытаясь уклониться от взора по-щенячьи преданного, дрожащее-синего, она прикрыла очи рукой. – Вы же понимаете, Пётр Георгиевич, теперь я – графиня Шербрук, и наши отношения стали иными.

– Вы гоните меня? Я более не друг вам?

– Ну что вы! – Варя поднялась и, с трудом преодолев преграду в виде коленопреклоненного Лемаха, отошла к окну. – Я всегда рада буду видеть вас, разговаривать с вами…

Петруша опустил голову и тихонько всхлипнул.

– …ежели желаете, приезжайте в Лондон на моё представление обществу, – в сострадательном порыве выпалила Варенька. – Мой муж посодействует вам в этом.

– Я приеду! Непременно приеду! Быть с вами рядом, дышать с вами одним воздухом… только это счастье мне остаётся.

Он порывисто вскочил на ноги и сделал рывок в сторону девушки.

– Поцелуйте меня, – жарко выдохнул он, приближая лицо к варенькиному почти вплотную. – В знак того, что не сердитесь на меня.

Лицо юноши было неистовым и страстным. Таким его Варвара Ильинична прежде никогда не видела. Отчего-то она подумала, что теперешний петенькин поцелуй не покажется ей пресным. И уже готова была проверить своё предположение…

– Варвара Ильинишна…– заскребла Марфа в двери настойчиво. Не иначе, плутовка, подслушивала и решила, что пора вмешаться, пока, не дай Бог, не произошло чего-нибудь эдакого. – Пора.

Варя протянула Петеньке руку и слабо улыбнулась.

– Пора. Прощайте, Петенька.

Оставшись одна, она немного всплакнула, мысленно прощаясь уже со своим домом, со своим детством, со своей Родиной…

Глава 17

Софи была сражена видом Элизабет в фиолетовом наряде в самое сердце. Она долго щупала нервными пальцами ласкающий кожу шёлк, стараясь скрыть охватившую её зависть.

«Что я делаю не так? – проносилось в её хорошенькой головке. – Что нужно сделать, чтобы граф пленился моей красотой?».

Она без лишней скромности могла назвать себя красавицей: тонкие черты лица её были наполнены чувственностью, а сочные губы взывали к поцелуям.

«Неужели, нужно выглядеть, устрашающей взор, уродиной?».

Впрочем, не одна Софи терялась в догадках. Знак внимания, дарованный оборванке, такой явственный, занимал всю челядь Беллингтон-хауза. Перешёптывания и невероятные домыслы плодились со скоростью тли, напавшей на садовые деревья. Поэтому старый Хинли счёл возможным спросить графа Беллингтона о его дальнейших планах относительно неожиданной гостьи.

Чарлз, прихлёбывающий утренний чай, пахнущий жасмином, оттолкнул традиционную порцию жареного бекона и изумлённо изогнул брови. Ему почудилось в словах дворецкого тщательно скрываемый упрёк.

– Барбара останется здесь до тех пор, пока мне не надоест созерцать её потрясающую фигуру, – ответил Чарлз предельно честно. – Вот только её избитая рожа вызывает отвращение. Может быть, стоит предупредить её, чтобы подходила ко мне спиной вперёд? – спросил он совершенно серьёзно у ошеломлённого старика.

– Значит ли это, что она пользуется вашим особым расположением?

– Хинли, – Беллингтон быстро поднялся, отставляя чашку в сторону. – Вы смогли удивить меня.

Он направился к двери, не желая быть подвергнутым новым расспросам.

Дворецкий устремился следом несколько смущённый: кто же не знает высказывание прежнего графа Беллингтона о том, что он не склонен доверять слугам, вызывающим недоумение?

– Вы подарили девушке роскошное платье… – бормотал в надежде оправдаться.

– Это говорит лишь о том, что девушке нечего было надеть, а у меня целая комната набита женскими платьями. Сам я их носить не намерен. Будущую графиню Беллингтон я сумею одеть без помощи гардероба дядюшкиных любовниц. Что ж предосудительного вы нашли в том, что некоторая часть его будет использована по прямому назначению?

– Вы не предложили ничего подобного для Мэри или Софи.

– Это потому, – Чарлз усмехнулся, – что они не вызывают во мне желания украшать их. Кстати, передайте Барбаре, что она может взять из гардероба всё, что ей приглянется.

– Эта девушка сообщила мне сегодня утром, что намерена принять участие в уборке второй половины дома, что вы о том осведомлены и ничего не имеете против.

– Всё верно.

– Как же её роскошные туалеты?

– Пусть не беспокоится за их сохранность. Кстати, Хинли, доведите до её сведения, что она должна выглядеть так, как я этого желаю, а не так, как того желают Мэри или Софи.

Выходило, своими расспросами дворецкий выпустил джина из бутылки. Беллингтон не только не признал опрометчивости своего поступка, но и с упрямством свойственным всем представителям его рода, продолжил интригу, забавлявшую его.

Каково-то будет девушке в тугом корсете и кисейных юбках копаться в пыли?

Только старый Хинли не учёл предприимчивости Элизабет. За полчаса она скроила себе глухой передник из старого пледа, выпрошенного у Мэри. Клетчатая ткань прикрыла грудь и спину, а подоткнутый фиолетовый подол так и вовсе не было видно. Что до корсета, то Бет и не думала его надевать.

Элизабет принялась за работу азартно, она находила увлекательным преображение унылых комнат в сияющие чистотой и светом апартаменты. Бок о бок с ней трудилась Софи, то и дело охая и призывая на помощь кого-нибудь из лакеев. Элизабет никого ни о чём не просила, двигала кресла и стягивала пыльные гардины сама.

– Неужели не хочется почувствовать себя хрупкой женщиной, – недовольно поинтересовалась у неё Софи.

Бет засмеялась весело и чарующе, как будто колокольчик рассыпал свою трель в морозном воздухе нетопленного зала.

– Было время, я полагала, что хрупкость – женская привилегия. Только тётушка быстро научила меня уму-разуму. Теперь я привыкла полагаться только на себя.

Вскоре к ним присоединилась Мэри.

– Граф отправился с визитами в Беллфилд, – сообщила она, – обедать дома не будет. Нам велено заниматься чисткой ещё усерднее. Граф пригласил в гости кузена с семьёй и надеется, что мы оправдаем его доверие, – сказала горничная деревянным голосом, чопорно поджимая губы. Было похоже, что приказание Беллингтона кажется ей попросту невыполнимым.

– Шутка ли, за три-четыре дня до блеска вылизать ползамка! – вскричала Мэри уже более темпераментно.

– Я бы сказала, что и в первой половине изрядное запустение, – пробормотал Бет, вспоминая голый пол в спальне графа. – Не мешало бы застелить коврами… Хинли, у графа, конечно же, должны быть ковры.

– После смерти прежнего владельца все ковры были просушены и собраны в одну из кладовых, – подтвердил старик.

– Самое время их проветрить на морозном воздухе и использовать по назначению. Ничто не придаёт комнате жилой вид лучше абюсинского ковра, ворсистого и мягкого.

– Хорошо. Думаю, Филипс поможет вам с этим разобраться.

Остаток дня Элизабет провела ещё более увлекательно. Кладовая оказалась громадным помещением, уставленным, помимо свёрнутых в рулоны ковров, множеством других красивых вещей. Было бы здорово использовать кое-что из припрятанного в создании нового интерьера! Бет была уверенна, что у неё всё получилось бы замечательно.

– Не спеши, милая, – пробормотала она своим уж очень вольным мыслям. – Ты ещё не получила свой carte blanch.

Впрочем, ей и с коврами хватило хлопот.

В большом зале она решила постелить неброский, безворсовый, светло-коричневый ковёр, сотканный где-то на Востоке. Бет руководствовалась соображениями практическими: просторное помещение можно было представить гостиной, где будут, по-большей части, проводить время гости. Поэтому – цвет немаркий и тёплый, располагающий к мирному общению.

А вот в спальню к Беллингтону Элизабет постелила светло-лимонный, овальный не слишком большой коврик. Он занимал место между камином и кроватью, выделяясь ярким пятном на фоне почти мрачной обстановки. Мебель тёмного дерева – тяжёлая и старомодная ожила, как будто озарилась яркими красками – отблесками маленького искусственного солнышка.

На крутую башенную лестницу было необходимо что-нибудь весёлое, способное оживить мрачную гулкость уходящих вверх ступеней. Элизабет не колебалась не секунды – яркая дорожка, расписанная серпантином из розовых, фиолетовых и жёлтых цветов, отдалённо напоминающих маргаритки – то, что нужно. Немного пришлось повозиться с закрепляющими дорожку прутьями. По всей видимости, ими давно не пользовались, они с трудом выходили из своих пазов. Вот тут-то Бет была благодарна сильным рукам Филипса, даже поизображала немного «хрупкую» женщину, охая и вознося мощь лакея. Парень был счастлив, а вот дворецкий пришёл в ужас, увидев, куда завела Элизабет её буйная фантазия. Особенно, когда заглянул в библиотеку. Там уже лежал белоснежный ковёр. Только, Бет посчитала такой интерьер холодным. Несколько маленьких ярко-малиновых циновок легли поверх благородного покрытия, придавая комнате вид кокетливый и весёлый.

– Его светлость будет запинаться! – вскричал Хинли с негодованием.

– Если только будет пьян, – твёрдо возразила Бет. – Хинли, граф частенько закладывает за воротник?

Старик призадумался, теряя изрядную толику праведного гнева.

– Не думаю, что могу судить об этом достоверно. Прежние встречи с Чарлзом Фредериком были слишком поверхностны, а нынешнее знакомство ещё недостаточно продолжительно.

Их темпераментная дискуссия привлекла всеобщее внимание, и вся челядь сгрудилась на пороге библиотеки. Тут и объявился сам владетель Беллингтон-хауза. Он прошел, молча, сквозь расступившихся слуг и окинул взором предмет обсуждения.

– Интересно, – промолвил он и повернулся к Элизабет, справедливо полагая, что Хинли с его, въевшимся в кожу, консерватизмом, не способен на столь смелые решения. – Где вы этому научились?

– Полагаю, на прежнем месте службы, – ответила Бет, слегка колеблясь.

– То есть, вы не уверены в этом?

Элизабет прислушалась к себе, стараясь воссоздать ускользающие образы – напрасно – только испортила себе настроение.

– Я умею это – и всё! – сказала она, пожимая плечами.

Чарлз сделал знак остальным слугам, что не нуждается в их обществе. И погрозил Элизабет пальцем, как шаловливому ребёнку, когда она попыталась улизнуть вслед за всеми.

– Меня интересует прежнее место вашей службы. Кто давал вам рекомендации?

– Я оставила место и вышла замуж безо всяких рекомендаций. Мой муж их не требовал, – врала Элизабет очень складно, как будто и вправду рассказывала историю своей жизни.

– Может быть, вам следовало требовать рекомендаций от мужа? Чуть-чуть осмотрительности – и вы не попали бы в нынешнюю ситуацию.

– И лишила бы вас возможности стать обладателем изысканного интерьера, – попыталась обратить всё в шутку Бет.

Только Беллингтон был настроен решительно.

– Вы уклоняетесь от ответа?

– Ne me tourmentez pas. (Не мучьте меня!) (фр.) – вскричала Элизабет импульсивно.

Граф сощурил свои серые глаза и обошёл вокруг девушки, оглядывая её внимательным взглядом.

– Ещё одна неожиданность, – сказал он за её спиной почти скучно. – Вы говорите по-французски?

Бет сморщила лоб: она действительно что-то сказала. По-французски? С чего бы это?

«Впрочем, сказала то, что хотела сказать. Вполне осознано и прекрасно знала то, о чём говорила» – девушка запуталась в своих умозаключениях.

А Беллингтон требовал ответа: его настойчивая физиономия маячила уже перед глазами.

– Я была гувернанткой в одном приличном доме и французский язык для меня вовсе не заповедная зона.

Что ещё могла она придумать?

– Тем больше у меня оснований знать имя вашего прежнего хозяина.

– Милорд, – Бет сделала подобострастный книксен, потупив лицо, и выпалила яростно, – хозяева бывают только у бессловесных домашних тварей, к которым я себя не причисляю!

– О! – Чарлз саркастически хмыкнул. – Я неправильно выразился. Прошу меня простить. Я хочу немедленно, сейчас знать имя вашего работодателя. Теперь вы работаете на меня. А у Беллингтонов нет привычки, брать прислугу с улицы.

– Милорд, – Элизабет постаралась умерить свой темперамент и произнесла смиренно. – Я хотела просить вас разрешить мне встречу с Джастином Хейуордом. Он служит у господина Муркока. Он – брат моего мужа. Думаю, он сможет некоторое время заботиться обо мне, пока мы с мужем не помиримся.

– Понимаю, – Чарлз весело засмеялся, – теперь вы хотите объяснить мне таким тонким способом, что вовсе не имели намерение работать на меня. И по своему недомыслию или даже скудоумию я неправильно понял ваше вчерашнее заявление.

– Возможно, это было именно так, – пробормотала Бет, ничуть не обескураженная сарказмом, сочившимся с уст графа. – Особенно, про недомыслие…

Ах, вот этого не следовало говорить! Только Элизабет как будто чёрт дёргал за язык. Слова (совсем как с французской речью) сами выскочили наружу.

– Доктор Филдинг предупреждал о возможном вашем дегенеративном перерождении, – холодно отчеканил Беллингтон. – Выходит, он не ошибся. Только сумасшедшая может позволить себе так забыться.

Бет почувствовала, как пол качнулся у неё под ногами. Осознание того, что ей никогда не избавиться от груза прошлого было ужасающим.

«Безумная», «сумасшедшая», «дурочка» – сколько раз слышала она это за последние три года от Абигайль Муркок?

А теперь посторонний человек, не посвящённый в перипетии её судьбы, говорит то же самое. Выходит, с ней действительно не всё в порядке?

Душа девушки взбунтовалась. Она внимательно прислушалась к себе: «Что, Бетти, ты чувствуешь себя плохо?».

Нет! Она готова была поклясться, что великолепно себя ощущает. Даже синяк под глазом престал заунывно дёргать и отдавать болью в виски.

«Если все сумасшедшие таковы, ничего против не имею, чтобы причислиться к ним» – определила Бет и смело решила внести ясность в интересующий графа вопрос.

– Вы правы, милорд, – она вновь присела, заведённой куклой. – Я – сумасшедшая. Уже давно. Три года назад я переболела мозговой горячкой и тронулась умом. Я не могу сказать вам о месте своей прежней службы оттого, что почти ничего не помню. Я знаю, что служила в хорошей семье. Дом был ничуть не хуже Беллингтон-хауза. А вот имена и даты выпали из моего сознания. По-правде говоря, – Бет нервно рассмеялась, – я даже не знаю, сколько мне лет. Родственники говорят…

Элизабет едва не сказала, что Абигайль называла её «старой девой».

– …что я достаточно взрослая… Мне 25 лет.

Беллингтон взял девушку за руку и подтянул к верху край рукава. Его пальцы прошлись по нежной коже запястий.

– Я бы дал значительно меньше, – пробормотал он задумчиво.

Вновь искры чувственности пробежали по их соединенным рукам, и Чарлз поторопился отстраниться.

Элизабет тоже была смущена.

– Как насчёт Джастина? – спросила она непослушными губами.

– Я отправлю кого-нибудь к Муркоку. Думаю, на днях вы сможете побеседовать со своим родственником.

__________________________________________________________________

*** В Санкт-Петербург ехали двумя каретами. В одной поместились новобрачные вкупе с багажом Шербрука, а в другой Варенькин гардероб с Марфой и денщиком графа в придачу.

Илья Савович намеревался снарядить целый обоз с платьями и прочими безделками для дочери, только граф вежливо, но твёрдо отказался, пообещав накупить новобрачной всё, что порадует ей глаза.

Поездка проходила весело, как будто отправились на небольшую прогулку, на пикник, чтобы пополдничать в живописном месте: на берегу озера или под сенью раскидистых лип.

Александр оказался собеседником лёгким и приятным. Он всё время выдумывал смешные истории, и к концу первого дня путешествия у Вари заболели мышцы щёк от бесконечных улыбок.

На ночь остановились в мрачноватой на вид гостинице. Правда, номера были просторными и чистыми. Вареньке понравилась кровать, похожая пышными перинами на взбитые сливки. Вот только к середине ночи стало ясно, что не только ей полюбилась необъятная постель. Полчища кровососов выползли из затаённых щелей и добрались до варенькиной нежной кожи. От первого укуса барышня вздрогнула и нервно почесалась, всё ещё пребывая в объятьях Морфея. Когда же жалящие уколы обрушились лавиной, Варя громко закричала, призывая на помощь Марфушу.

Господи, она могла бы голосить хоть до утра! Нянька спала в смежной комнатёнке, издавая такие мощные рулады носом и отвисшими во сне губами, что дрожали двери.

Девушка поняла, что ей предстоит справиться со всем этим самой. Скинув рубашку, Варя принялась за охоту. Она собрала едва не десяток клопов и мстительно сожгла их над свечкой, бормоча при этом:

– А где же наша защита и опора, наш достославный муж – граф Шербрук? Сейчас он был бы кстати со своими проворными руками.

Даже себе Варенька не хотела признаваться, что её задевает подчёркнутое дружеское отношение Александра, как будто не было сладких поцелуев и жарких объятий вовсе.

– Бросить меня одну, на съедение свирепым тварям, – негодовала девушка, расчёсывая волосы частым гребнем: одна мысль, что, возможно, часть паразитов утаилась в её косах, приводила в трепет.

Когда всё было закончено, Варвара Ильинична так и осталась стоять посреди спальни, переминаясь босыми ступнями по пушистому коврику. Куда ж ей, обратно в постель?

Варя решительно взяла узорную шаль, которой под вечер кутала плечи, и, прихватив туфельки, побежала к двери. Нет уж, она не ляжет в эту, соблазнительную видом, ловушку! Лучше свернётся на подушках в карете. Ночи сейчас тёплые, небось, не замёрзнет.

Она без труда отыскала свой экипаж, но из его чрева раздавался могучий храп нескольких лужёных глоток.

Ну конечно – кучера и графский денщик. Куда как славно!

А вот в карете Шербрука было тихо.

Прекрасно! Ещё лучше! «Вроде бы, здесь и просторнее», – уговаривала себя барышня, карабкаясь внутрь. Тут же она запнулась обо что-то длинное и рухнула в черноту неизвестности, вжимая голову в плечи, опасаясь болезненного удара об скамейки. Под ней что-то гукнуло и мягко зашевелилось.

– Приятная неожиданность, – хриплым со сна голосом оповестил Шербрук, мощной рукой помогая жене принять сидячее положение. – Решили, что мне здесь одиноко?

– Решила, что для подкормки я слишком хорошо выгляжу, – буркнула Варя и тут же перешла в наступление. – Отчего вы, сударь, не в кровати?

– Это объясняется достаточно просто, – неохотно откликнулся Александр. – А вот почему вы бегаете по двору в неглиже?

– Ах, милорд, не увиливайте! Я задала вам вопрос и жду на него ответа.

Упорное молчание заставило девушку рассердиться ещё больше.

– Я настаиваю, – сказала она тоном императрицы, требующей отчёта у нерадивых придворных.

– Хорошо. Было бы странным, закажи я два раздельных номера. А, между тем, я не хотел вас смущать.

– Разве не выглядит странным, что вы скрываетесь от жены в карете?

– Я дал понять, что везу много золота и боюсь оставлять его без присмотра…

В темноте не было видно лица Шербрука, но Варя была уверенна, что он улыбается. Решил отделаться шуточками, поняла девушка и заохала испуганной тетёркой:

– Ах, Боже мой, тогда на нас могут напасть! Боже мой, Боже мой!

– Ну, полно, – сильные руки опустились на её плечи и притянули к широкой груди. – Прости меня.

Варенька замерла, ощущая щекой идущее от мужа тепло и слушая удары его сердца.

– На самом деле, – прошептали невидимые губы, касаясь влажно её уха, – я боялся за свою выдержку. Я хочу любить тебя, но не хочу делать этого на постоялом дворе. Пришлось отказаться от кровати.

Сердце у Вареньки при этих словах сладко екнуло и зачастило от счастья.

– Вы не много потеряли, – смущённо откликнулась она. – Постели кишат клопами. Поэтому мне пришлось спасаться бегством.

Граф сбросил сюртук и прикрыл плечи жены. Было похоже, что остаток ночи уготован ему именно теми страданиями, которых он старался избежать, решив провести ночь в карете.

Девушка в своей наивной невинности уже тихо посапывала носом, наваливаясь на Александра всё ощутимее.

– Хуже постоялого двора, кишащего клопами, могут быть только узкие скамейки кареты, – напомнил себе Шербрук, кутая шалью босые ноги графини.

Варенька проснулась по утру от оголтелого вопля молоденького петушка, вскочившего на обод колеса. Она была в коляске одна,      закутанная в одежду Александра, как младенец в пелёнки. От неудобного скрюченного положения тело затекло. Только девушка, презрев колики, бегающие по членам, вскочила стремительно и высунула всклоченную голову в окошко. Она искала мужа. Судя по своему внешнему виду, ей следовало бы отыскивать взглядом полуголую фигуру.

Шербрук был здесь, неторопливо разговаривал со своим слугою.

До Вари долетали только отдельные слова, из которых она сумела понять, что скоро отправляться в дорогу. Одет граф был безупречно. Поэтому Варвара Ильинична почувствовала себя неловко, когда муж подошёл к ней и сказал весело:

– Скажите Марфе, чтобы приготовила одеяла, ежели вам вновь станет охота ночевать в экипаже.

Глава 18

Прошло ещё несколько дней. Бет по-прежнему находилась в Беллингтон-хаузе. Вместе с другими горничными она побывала чуть не во всех закоулках громадного замка. Правда, заниматься оборудованием жилища ей больше не позволили.

Граф без обиняков объявил, что думает в скорости жениться и хочет предоставить возможность новобрачной самой заняться интерьером пустующих комнат.

Элизабет сочла это справедливым. Представив себя на месте гипотетической графини, поняла, что была бы оскорблена, поступи Беллингтон иначе. Теперь она скребла и мыла вместе со всеми, с той лишь разницей, что около неё всегда крутился неизменный Аякс, вызывая у других слуг трепет в груди и дрожание в коленях. Одна из всех, Элизабет не замечала устрашающего вида животного. Ей казался естественным весь ход вещей. То и дело её лёгкая ручка опускалась на мощную шею собаки, лаская и подбадривая.

Старый дворецкий однажды заметил, что только за одно благое дело – приручение «кошмара Беллингтон-хауза» – девушку стоит держать в замке подольше. А, если милорд всё же решиться избавиться от Барбары, нужно подарить ей собаку в качестве выходного пособия.

– Почему он её удерживает? – не сумев сдержаться, выпалила Софи зло, раздувая крылья изящного носика.