Куколка

Старый дворецкий глянул на хозяина, как на сумасшедшего – похоже, матушка графа не привила ему простейшие правила этикета. Пить херес в полутёмной спальне? Одному?

– Что бы вы ни сказали, Хинли, – предвосхитил слова старика Чарлз, – всё будет пустой тратой нашего с вами времени.

Он остался один. Обступившая графа тишина была почти осязаемой.

«С ума сойти можно!».

Первый глоток смочил лишь пересохшее горло, а второй добавил немного живости воображению – чуть-чуть, самую капельку.

«Это сколько же мне надо выпить, чтобы почувствовать себя счастливым?».

Беллингтон вознамерился определить это с точностью до грамма. На самой середине исследования пришла мысль, что нужно пригласить к себе в гости родственников – благо дело, недостатка в них не наблюдалось.

Великолепно! Он сейчас же напишет кузену. Пусть тот пожалует в Беллингтон-хауз со всем своим семейством. Может быть, тогда не будет так тоскливо в этих каменных стенах?

Чарлз, воодушевлённый, тут же взялся за перо. Рука скоро летала над бумагой, оставляя чёткие аккуратные строчки, когда графу почудилось, что воздух в спальне сделался холоднее, и запахло плесенью, сыростью и ещё, Бог знает чем, явно не жилым. Сквозняком охватило ноги. Чарлз поднялся и выглянул в коридор. На мгновение у него екнуло сердце: в конце тёмной галереи неверно дрожал язычок одинокого пламени, и белела чья-то фигура, почти невесомая, бесформенная в окружающем безмолвии.

Детские страхи всколыхнулись в душе Чарлза. Он вспомнил, как гувернантка пугала его живущим в подвале призраком. Бедная женщина хотела хоть чем-то привязать к месту непоседливого, неугомонного мальчика и немного в том преуспела: Чарли по вечерам становился сдержаннее в своих поступках.

Беллингтон отогнал детские воспоминания и, прихватив каминные щипцы, двинулся неслышно в сторону бледного фантома. Он даже почувствовал некоторое воодушевление, а кощунственная мысль, что перед ним тень дядюшки со свёрнутой набок шеей, заставила тихо засмеяться. Приблизившись, он понял, что перед ним явно живой человек, а не эфемерный дух.

Бесформенная масса передвигалась у изножья лестницы, ведущей в Круглую башню, в каком-то нелепом ритме. Она то поднималась вверх, то опускалась вниз.

Чарлз остановился совсем близко и принялся анализировать ситуацию.

Во-первых, он разгадал причину мистического холода и могильного аромата. Просто, человек, кто бы он ни был, открыл двери в пустующую половину здания. Осталось угадать, для чего он это сделал. Вот тут-то граф был в полной растерянности. Не мог же Хинли обладать телепатическими способностями, чтобы угадать решение хозяина о принятии гостей в ближайшее время.

«Старик обо всём догадался, – усмехнулся Чарлз саркастически, – и ночью взялся за уборку… Полный абсурд! Вернее было бы предположить, что это Софи или Мэри. Хинли с тряпкой – это тоже абсурд!».

Однако, мятущаяся туда-сюда фигура, не смотря на расплывчатость своих форм, не подходила под пропорции горничных. А вот по росту вполне могла оказаться старым дворецким.

– Чем это вы заняты? – спросил граф с проснувшемся в душе любопытством.

Балахон замер, а после несмело ответил:

– Должно быть, я запуталась.

Это ничего не сказало Чарлзу. Он решительно шагнул к женщине (теперь не было сомнений, что это женщина) и, ухватив край свисающего одеяния, который при близком осязании оказался бежевым атласным покрывалом, задрал кверху эту имитацию одежды. Взорам его предстали чудные ножки, поразившие его воображение значительно раньше. Беллингтон не отказал себе в удовольствии лишний раз оглядеть их и тут же неудержимо рассмеялся.

К босым ступням женщины были привязаны подушечки, небрежно разбросанные прежде по дивану в гостиной. Ленты, которыми были прихвачены новоиспечённые туфли, завязанные небрежно, перепутались, и обладательница экзотической обуви буквально оказалась стреноженной, как упрямая лошадь. Все эти лазанья по ступенькам были направлены на то, чтобы избавиться от оков.

Чарлз поднял глаза, утыкаясь взором в распухшее лунным диском лицо.

– Кружево на этих подушках стоит полугодового жалования хорошей горничной, – сказал он, усмехаясь, и решительно подхватил несостоявшийся призрак на руки.

Движение оказалось резким и грубым, потому как Элизабет постаралась отскочить в сторону. Напуганная внезапным появлением графа и его последующими действиями, она решила, что схлопочет сейчас оплеуху, совсем как от любезной тётушки.

Чарлз громко выругался, ощущая сопротивление гибкого тела, и тут же замер, услышав у самого своего бедра негромкий, но угрожающий рык.

Материализовавшись из темноты подобно истинному фантому, Аякс сверлил демоническим взглядом фигуру хозяина.

– Вижу, вы и защитником запаслись. Скажите ему, что у меня честные намерения, если не хотите остаться со спутанными ногами.

Бет опустила вниз ладошку и, найдя мощную голову Аякса, погладила его уши. Так они и прошествовали в спальню графа: Беллингтон со своей ношей, и ноша, прихватившая пса за загривок. ______________________________________________________________

*** – Любовь моя!!

Гаркнуло совсем близко, за спиною, и Варенька, почувствовав свободу от пут физических и духовных, шарахнулась на этот зов, мало чего соображая. Она упала на чью-то мощную грудь и вцепилась в чьи-то плечи с отчаяньем утопающего.

– Простите, я опоздал.

Её губы запечатались жарким поцелуем, а тело взмыло в воздух, подхваченное на руки. Через мгновение она была уже перед попом, возрадовавшимся и спорно взявшимся за дело.

Варвара Ильинична боялась пошевелиться и смотрела прямо перед собой. Уже в воздухе она поняла, что появившийся жених вовсе не Петенька. А теперь боялась утвердиться в своих догадках. Стояла, как первая в мире девственница, потупив очи и дрожа припухлыми губами. А в голове билась мысль, что всё неправильно. Нельзя заключать союз под давлением нелепых обстоятельств. Пусть задуманный ею брак с Лемахом тоже был затеян по необходимости, чтобы избежать… Отчего же хотелось ей скрыться? От нежданных чувств к английскому графу? Или же она испугалась быть отвергнутой иноземным красавцем, и решила скрыться в узах брачного союза?.. Как бы там ни было, на брак с Петенькой она шла твёрдо и осознанно. А то, что происходило сейчас, было нелепостью. Вот только не хватало смелости объявить об этом во всеуслышанье.

Тяжёлый перстень с горящим тёмным пламенем рубином болтался на её пальчике чересчур свободно и, теперь уже графиня сжала кулачок, чтобы, не дай Бог, не уронить это свидетельство безупречности своей репутации.

Все формальности были произведены, и свидетели раскланялись с новобрачными. Все были безукоризненно вежливы. Вот только взгляд, подаренный Вареньке, штабс-капитаном от дверей храма был мрачен особой мрачностью, за которой угадывался не только гнев, но и какая-то отчаянная решимость.

Варвара Ильинична быстро зажмурилась и отворотила личико навстречу подошедшему Калязину.

– Я немного растерян, – сказал Василий.

Простое, открытое лицо его вопреки словам, было решительно, взор вопрошал Вареньку к ответу.

Девушка заставила себя улыбнуться и взять супруга под руку; сил говорить у неё не было совсем.

– Как же Петенька?

– Господин Лемах обо всём осведомлен и ничего не имеет против, – сухо отчеканил Шербрук своим видом давая понять неуместность подобных разговоров.

– Что ж, остаётся только пожелать вам счастия, Варвара Ильинична.

Василий Семёнович поклонился и вышел, излишне громко чеканя шаг. Только никуда ему не деться было от новобрачных. Карета была господина Калязина. Не мог же он позволить даме трястись на лошади за спиной у мужа или, хуже того, возвращаться домой своими ножками. Поэтому Василий переминался у экипажа злой и растерянный. Шестым чувством он понимал, что оказался болваном во всей этой истории со свадьбой. Все что-то знали, что не было известно ему, Калязину. Даже вертопрах Заварзин имел вид умнее его, когда на месте жениха оказался Александр Шербрук. Домой он отправился на лошади графа, предоставив молодым карету.

Варенька чувствовала себя до ужаса неловко, а в замкнутом пространстве коляски едва не впала в панику.

– Действительно, Петя не имел ничего против? – спросила она вздрагивающим голоском.

– Я не имею привычки испрашивать позволения для своих поступков у кого бы то ни было, – сухо откликнулся супруг. Похоже было, что вопрос не пришелся ему по вкусу.

Варя моментально забыла про свой испуг, в голосе Шербрука ей почудилось небрежение. Захотелось спросить прямо: «Зачем вы это сделали?», но она боялась услышать в ответ слова, уже сказанные Заварзиным. Но и молчать, как будто всё в полном порядке, она не могла. Кое-что прояснить было необходимо прямо сейчас.

– Наша семья не признаёт разводов. Вы повенчаны со мной на всю жизнь. Может быть, в вашей стране иные порядки…

– Получить развод в Англии дело хлопотное. Нужно обладать изрядным хотением и целеустремлённостью, чтобы его добиться.

Опять этот сухой, сдержанный тон!

– Слыхала, у вас есть невеста? («Господи, что я такое говорю? Он теперь женат. Какая невеста?»).

– Да.

– Она красива?

– On la trouve belle comme le jour. (Её находят прекрасной как день) (фр.).

Ничего не оставалось делать, как задать тот самый вопрос, с которого и следовало бы начинать.

– Зачем вы это сделали? – тихо спросила Варя и зажмурилась на всякий случай, чтобы не дать слезам пролиться, ежели услышит то, чего так боится услышать.

Шербрук бросил быстрый взгляд на свою суженую и усмехнулся сам над собой. «Милая, я и сам задаю себе этот вопрос сотый раз подряд».

– Мы можем испортить себе жизнь, идя на поводу сомнений и недоверия, – сказал он вслух, – а можем принять всё, как есть, и жить счастливо.

– То есть, вы предлагаете мне закрыть на все глаза? А, попросту говоря, оставаться наивной дурочкой.

– Чего вы не приемлете?

– Да. Поэтому я хочу знать прямо сейчас мотивы вашего поведения.

Александр в досаде воздел руки к верху. У него не было ответа на этот вопрос даже для себя. А уж что ответить госпоже Коржавиной… вернее, графине Шербрук? Отчего она не хочет оставить всё, как есть?

– Я никогда не делаю ничего против своей воли. Хочу, чтобы вы об этом помнили. – Всё, что смог придумать граф в ответ.

Варя похолодела: так и есть, поддался минутной слабости, заслышав про её несчастия; сделал благородный жест для спасения чести глупой девчонки и теперь, возможно, сожалеет об этом. Она нашла в себе силы послать супругу очаровательную улыбку, как будто удовлетворилась столь нелепым ответом, а про себя решила, что начнёт хлопотать о разводе. Для папеньки это будет страшный удар. Да и бабушка с тёткой вдоволь напьются валериановых капель, а вот кузина Зинаида Степпель её поймёт и поможет. Помнится, муж у неё – высокий государственный чиновник…

Глава 16

Чарлз опустил девушку на постель и склонился к её хитроумному приспособлению. Оказалось, распутать всё это не предоставляется возможным. Оставалось только перерезать атласные ленты, позаимстванные с кроватного полога, что Беллингтон и сделал.

– Теперь расскажите мне, к чему ваш нелепый маскарад, – сказал он мягко, опускаясь в кресло и наливая в бокал вина.

– Я отлежала себе все бока. Ещё немного и у меня началось бы омертвление членов, – выпалила Бет, не задумываясь. – Как выяснилось, я недостаточно толста и чересчур высока, а чтобы надеть платье какого-нибудь грума нужно ваше соизволение.

– Вот глупость.

Чарлз стремительно поднялся и лёгким шагом пересёк комнату, направляясь к двери полуприкрытой бархатной драпировкой. Он распахнул створку, ведущую в смежную спальню, и поманил девушку пальцем.

Элизабет, заинтересованная, на цыпочках, чтобы не испачкаться окончательно, прошла внутрь.

Чарлз зажёг свечи.

Спальня блистала малиново-золотистой обивкой, пестрела дорогими безделушками, что составляло разительный контраст с комнатой, из которой они только что вышли.

– Апартаменты вашей жены? – спросила Бет еле слышно.

– Нет, – Чарлз весело заблестел глазами.

Он представил свою будущую жену в этой кричаще-вычурной обстановке и решил, что для этого графиня Беллингтон должна быть достаточна распутна и вульгарна.

– Любовное гнездышко моего покойного дяди. Имел привычку селить любовниц у себя под боком. Всё, что вы здесь видите – результат «изысканного» вкуса многих женщин.

– По крайней мере, они были последовательны, – пробормотала Бет.

Беллингтон распахнул створки громадного шкафа, забитого различными нарядами.

– Не знаю дядюшкиных пристрастий, но хоть что-то здесь вы сможете себе выбрать.

Чарлз вернулся в свою комнату и быстро закончил письмо кузену. Он отметил, что настроение у него значительно улучшилось и причина тому – найденная Аяксом, бродяжка с восхитительным телом. Граф прислушался к происходящему в смежной комнате: было удивительно тихо. Чарлз заглянул в двери.

Девушка сидела на диване среди вороха разноцветных материй; бежевое покрывало съехало с её плеч, открывая матово блестевшую кожу.

– Всё это чересчур роскошно для меня, – ответила она тихо на невысказанный вопрос графа. – И потом, – в голосе зазвучали смешинки, – нужно обладать чудовищной изобретательностью, чтобы справиться с этими одеждами в одиночку.

– Хочешь, я помогу тебе? – Чарлз сказал это приглушенно, и сам поразился, до чего напряжённо звучит его голос. – Поверь, я умею это делать.

– О, нет! – девушка решительно принялась кутаться в свою немудрящую тогу.

– Брось, – Чарлз одним быстрым движением избавил женщину от покрывала. – Я уже видел твоё тело.

Элизабет понимала, что нужно избежать такого поворота событий – ни к чему хорошему это не приведёт, но была заворожена огнем, вспыхивающим в серых очах Беллингтона. Всё последующее происходило, как во сне: понимаешь, что надо бы проснуться, и не можешь этого сделать.

Беллингтон действительно одевал её с искусностью проворной горничной. Только пальцы его то и дело ласково задевали кожу, как бы невзначай, и так же ненароком скользили, вызывая ощущение жара в местах прикосновения.

Очнулась от наваждения Бет, когда губы Чарлза обожгли её плечи.

– Я не могу этого сделать, – сказала девушка твёрдо, поймав в зеркале отражение, стоящего за её спиной, графа.

Он улыбнулся ласково и лениво.

– Разве, ты девственница? – прошептали губы в самое ухо.

– Я – замужем, – соврала Элизабет, с уверенностью, рождённой паникой. – Я поссорилась с мужем и убежала.

– Значит, он не ценит тебя, если до сих пор не обеспокоен твоим исчезновением. Твёрдые ладони скользили вдоль её рук настойчиво и нежно.

– Он думает, что я у кузины в Беллфилде. Туда я и направлялась, пока Аякс не напугал меня.

Сильное тело пылало жаром, придвигаясь к её почти нагому телу. Уверенные пальцы легли на её груди, вздёрнутые вверх тугим корсетом. Элизабет поняла, что все разумные доводы, приходящие к ней не слишком расторопно, не будут услышаны всё равно. Она замолчала, но тело её всё равно сопротивлялось каждой клеточкой пассивным, внутренним сопротивлением.

Беллингтон это почувствовал и сказал, слегка призирая женщину за трусость:

– Я не буду покушаться на твою супружескую верность. Позволь мне получить немножечко удовольствия.

«Разве то, чем мы занимаемся сейчас, не является изменой?» – хотела спросить Элизабет, но лишь приглушённо охнула.

Граф развернул её к себе лицом и склонил голову, припадая к шее. Теперь его руки обхватили её плотно и жадно. Только что надетая нижняя юбка грозила треснуть по всем швам.

«Отговорки! Все обещания его призваны заговорить мне зубы, – пронеслось яркой вспышкой понимание ситуации. – Где была твоя голова, Бетти? Разве можно смирить такую страсть парой безобидных поцелуев?»

А ласки были совсем не безобидные, и Бет поняла, что хочет отдаться им, очертя голову.

– Как тебя зовут? – услышала она жаркое бормотание между настойчивыми поцелуями.

«Скажи ему, – ехидно мелькнуло в затуманенном сознании. – Скажи, что ты – та самая шлюха Элизабет, которую он велел едва ли не побить камнями».

– Барбара… – выплыло откуда-то, из захваченного огнём желания, разума и Бет повторила это имя бездумно.

– Какое грозное имя…

Губы Чарлза оторвались от её груди и метнулись к её лицу. Похоже, он забыл, что очаровывали его только совершенные пропорции тела. Граф отпрянул от устрашающей разводами маски и выругался сквозь зубы:

– Твоему мужу следовало бы выдернуть руки.

– Ах, милорду не понравилось изображение!

Бет пришла в ярость так же быстро, как поддалась любовной неге. Ведь это именно граф виноват в том, что её избил и едва не изнасиловал вонючий, скрюченный карлик!

– Можете отрубить мне голову и спрятать её в шкаф, чтобы не оскорблять свои эстетические чувства, – сказала она дерзко.

Желание покинуло Чарлза столь стремительно, что вызвало беспокойство. Только что в крови бушевал огонь столь бурный, что обещал восторги любви длительной и неуёмной. Избитое лицо, с коркой подсохших губ, больше похожее на нищую старуху послужило тем ледяным душем, от которого все члены вздрогнули и обмякли. Беллингтон был смущён. Он понимал, что зашёл слишком далеко в своих желаниях, сумел зажечь в женщине ответный огонь и так бесславно отступил. Поэтому дерзкие слова Барбары прозвучали для него новым упрёком.

– Можете забрать вещи и удалиться, – сказал он холодно. – Софи поможет вам одеться.

Весьма разумное предложение. Только с Элизабет творилось что-то невероятное. Она чувствовала себя оскорблённой: отшвырнуть её, как опустошённый бокал, как выпитую до дна бутылку! Не пригубив при том и маленького глоточка!!

«Скажи: благодарю вас, милорд – и уходи», – вещал голос разума.

– Вы предлагаете мне уйти босиком? – произнесла она вместо этого, распрямляя плечи и вздёргивая вверх подбородок.

– Разве есть другие варианты?

– Вы можете вернуть мои подушки или отнести меня на руках.

Лицо Беллингтона побледнело от гнева.

– Возможно, я начинаю понимать вашего мужа, – сказал он сквозь зубы и сделал шаг к женщине, намереваясь просто выставить её за двери спальни.

Элизабет стояла, напряжённо вытянувшись, прижимая к груди ворох одежды. Она не помнила, когда успела схватить с дивана дарованное ей платье; тонкие её запястья белели на фиолетовом шёлке вырезанными из слоновой кости изваяниями.

Чарлз, удивляясь себе, поднял женщину на руки и понёс.

– Вы уверены, что поведали всю правду о своём муже? – спросил он уже по доставке груза на место. – Возможно, он какой-нибудь лорд или особа королевской крови?

Элизабет за время своей транспортировки, наконец-то, обрела голову. Вопрос графа, явно нелепый (какой же лорд женится на простолюдинке?), прозвучал упреком её глупой гордости, почти чванливости.

– Прошу простить меня, милорд, – тихо сказала Бет. – Я благодарна вам за одежду.

На лице графа появилось выражение удовлетворённой снисходительности. Он, наконец, услышал то, что и ожидал услышать от безродной девчонки.

«Может быть, поблагодарить его и за дарованные поцелуи?» – вновь закипая, подумала Бет.

Желание быть благоразумной вновь испарилось, как утренний туман.

– Я не привыкла жить за чужой счёт, – сказала Элизабет твёрдо. – Пока вы предоставляете мне кров, я хотела бы отрабатывать своё содержание и прочие расходы.

Под «прочими расходами» она имела в виду, прежде всего подаренное платье.

– Учитывая ущерб, нанесённый моим подушкам, – холодно усмехнулся Чарлз от двери, – вы будете работать на меня целый год практически даром.

________________________________________________________________

*** Илья Савович известие встретил стойко.

Варенька, не мудрствуя лукаво, бухнула прямо с ходу:

– Папенька, я вышла замуж, – и втащила в кабинет Александра.

Сцена получилась комичной, поэтому Шербрук ничего не сказал, а только с улыбкой поклонился.

Господин Коржавин хотел сказать: «Полно шутить, дочка», но, завидев, что в роли жениха выступает английский граф, стал серьёзным.

– На Выселках венчались? – спросил он строго.

Золотистая голова дочери поспешно кивнула.

– Вы католик? – поворотился Илья Савович к зятю.

Варвара Ильинична растерялась: батюшка собрался начать схоластические споры? Или требовать немедленного признания православия единственно правильной религией во всем мире? От такого предположения девушке едва не стало дурно, она покачнулась и обвисла на руке мужа. Благодарению Бога все закончилось лишь коротким пожеланием папеньки в том, что граф не будет понуждать супругу отказываться от веры её предков.

Александр взглянул в беспокойно круглившиеся фиалковые очи, вдохнул аромат полыни, идущий от облака медовых волос, и ответил торжественно, будто поклялся, что быть диктатором не намерен, а потом обратился к Илье Савовичу.

– Я хотел бы сделать наше бракосочетание достоянием всего общества.

– Нет. Прошу вас, граф повременить с этим. Будет лучше, ежели пройдёт немного времени и, некоторые неловкости утрясутся сами собой. Езжайте пока в Санкт-Петербург. Познакомьтесь с нашими родственниками.

Конечно, господин Коржавин беспокоился более о своей репутации, чем о дочери. Не от чёрствости душевной, нет. Он рассудил здраво, что Варенька всё равно уже замужем; положение её незыблемо ещё и потому, что муж богат и от светского российского мнения независим. А вот он, Илья Савович, может быть осужден за попрание дворянского своего обещания.

Все, находящиеся в комнате, понимали это. Вот только воспринимали с разными чувствами.

Варе хотелось после нелепой процедуры венчания, принесшей больше разочарования, чем ожидаемой радости, чего-нибудь яркого, по-настоящему великолепного. Хотелось заткнуть рот всем сплетникам, шушукающимся сейчас о тайном, поспешном венчании, как о чём-то неприличном, почти постыдном. Она хотела праздника, но не решалась попросить об этом. И всё же она простила папеньку за его осторожность.

Шербрук немного презирал тестя за проявленную слабость. Сам он редко считался с мнением света, уверовав раз и навсегда, что общество должно принимать его безоговорочно. Уверенность эта зиждилась не на голом месте: пример отца, всегда поступавшего сообразно своим желаниям, был у него перед глазами. Александр понял, что свобода от некоторых предрассудков даёт свободу выбора. Именно то, что он всегда жаждал иметь.

При всём том, графа нельзя было назвать человеком безнравственным. Несомненно, у него были свои понятия о чести и бесчестии. Как видно, обмен английской невесты на русскую жену был сообразен с его личным кодексом, потому что раскаивания Шербрук не испытывал.

– Что ж, – Александр пожал плечами, – как пожелаете. Только у меня нет времени посетить вашу столицу достаточно долго. Я могу обещать краткий визит к вашим родственникам и знакомым…

– Прошу принять во внимание, – вклинилась Варенька сладким голосом: уж больно ей не понравился решительный тон супруга, как будто и не было рядом жены с её пожеланиями и намерениями, – что все родственники отныне – НАШИ.

– Как это верно! – поддержал дочь Илья Савович.

– Визит к НАШИМ родственникам будет краток, – поправился Шербрук под их совместным напором. – В Англии у меня осталось несколько незаконченных дел, требующих моего личного присутствия.

В столь изящную форму Александр облёк сообщение о своей предстоящей помолвке с леди Луизой Сент-Джон. Уж это, несомненно, требовало немедленного разрешения.

– Думаю, представление нашего брака обществу мы совершим в Лондоне. Все НАШИ родственники, естественно, будут оповещены и приглашены.

– Следует пригласить и Петеньку Лемаха. – Предложил Илья Савович настойчиво.

– Это…– граф на мгновение запнулся, – решать единственно Варваре Ильиничне. Что до меня, против господина Лемаха ничего не имею.

Варя слабо шевельнула рукою, то ли отгоняя ненужное предложение, то ли протестуя против неуместного разговора. Не могла же она сказать: «Папенька, Петруша не пожелал на мне жениться, поэтому видеть его не желаю».

Встреча её с молодым Лемахом все же состоялась, этой же ночью, почти утром.

Шербрук, проведя остаток вечера в атмосфере домашнего уюта, которым постаралась окружить его челядь Коржавиных, уже осведомленная о состоящемся венчании, отбыл в хорошем расположении духа, шепнув Вареньке на прощание, что, отнюдь, не манкирует своими супружескими обязанностями, а просто ожидает, когда совершится возможность предстать ей хозяйкой собственного замка.

Варенька была ему благодарна. По чести говоря, она опасалась, что Александр захочет осуществить их союз немедленно. А теперь, выходило, у неё есть время до самого Лондона, чтобы привыкнуть к мысли о собственном замужестве.

Ночью девушка спала в полглаза. Обуреваемая мыслями о предстоящей жизни, ворочалась с боку на бок и тихонько вздыхала.