Куколка

– Так сразу?

– Ах, мадам, не ждать же пока он сам откажется от нашего союза. Думаю, такой поворот событий пришёлся бы многим по вкусу. Вы ведь не желаете этого?

– Конечно, нет. Просто я думала, что ты воспримешь всё не так серьёзно. Хиропрактика – скорее, весёлое развлечение, чем источник информации. Может быть, стоит дождаться возвращения Александра?

– И стать посмешищем для всего света. Благодарю покорно!

Джейн Каролина не стала более возражать. Пожалуй, старая леди была удовлетворена: внучка перестала печалиться по поводу жениха, вновь приобретая свойственную ей властную решимость.

Глава 20

Джастин Хейуорд прибыл в Беллингтон-хауз поздно вечером.

Бет видела из окна, как парень неловко топтался перед высокомерным Хинли, держащим фонарь так, чтобы свет слепил посетителя.

Должно быть, у Джастина всё ещё мелькали тёмные пятна перед глазами, потому как он долго щурился и моргал ресницами, глядя на Бет.

Девушка стремительно кинулась ему навстречу. Она испугалась, что парня охватит суеверный ужас и он, не дай того, Боже, пустится наутёк.

– Помнится, ты утверждал, что мы друзья, – сказала она сердито и, чтобы удостоверить в своей реальности, ущипнула парня за руку.

– Ты ли это, Бетти?

– Вне сомнения.

– Ты должна лежать в могиле. Мы похоронили тебя. Что ты здесь делаешь, Бетти?

– Вечная Невеста Беллингтон-хауза приболела, я подменяю её, – ехидно цыкнула Элизабет, примеряясь, куда бы лучше врезать собеседнику, чтобы он сбросил свой ошарашенный вид и принялся соображать хоть немного.

«Голову трогать нельзя, вдруг лишится последнего рассудка? А с другой стороны, ему необходима встряска…»

Появление хозяина Беллингтон-хауза избавило от неразрешимой дилеммы.

– Вот Хейуорд, как я и обещал, – сказал он сухо. – Решайте свои проблемы, как можно скорее.

Джастин немного очнулся и, переводя растерянные глаза с графа на Бет, пролепетал:

– Это на самом деле ты, Бетти.

Благодарению Бога, слова его звучали утверждением. Элизабет взвизгнула и обхватила парня за шею в порыве благодарности за свершившееся признание.

Презрительная улыбка поселилась на лице Беллингтона. Он, не спеша, опустился в кресло, всем видом давая понять, что готов лицезреть представление.

Элизабет хотела просить разрешения говорить с Джастином наедине. И уже повернулась к графу, но, натолкнувшись на сардоническую ухмылку Беллингтона, перестала слушать голос разума. Она обхватила шею парня крепче и зашептала ему почти в самое ухо доверительно:

– Джастин, ты должен забрать меня отсюда. Помнишь, Абигайль говорила про моих родственников в Лондоне, ты должен помочь мне отыскать их.

– Ах, Бетти, только вчера у Самуэля был твой двоюродный брат. Орал на него страшно какими-то непонятными словами, явно ругался.… И, по-моему, даже избил его. Мистер Муркок весь день сегодня в постели, а Абигайль готовит свинцовые примочки.

Душа Элизабет возликовала: оказывается, есть на свете человек к ней не безразличный!

– Где же он?

Джастин смущённо повёл плечами:

– Уехал. Мы ведь схоронили тебя, Бетти.

Бет была готова разрыдаться. Ах, если бы противный Беллингтон послал за Джастином раньше, она бы сейчас уже путешествовала в Лондон в компании кузена.… Вот только, убей Бог, не припоминает его вовсе.

– Ты расстроена? Не плачь, Бетти. Я отвезу тебя в Лондон. Выспрошу у Абигайль про твоего кузена. Вот только, я не могу забрать тебя прямо сейчас.

Он несмело взглянул в сторону графа и оторвал руки Элизабет от своей шеи.

– Милорд, не могли бы вы приютить Бетти ещё несколько дней. Мне нужно договориться с хозяином о свободных днях.

– Что ж, мне нужны сейчас слуги. Я ожидаю гостей. Она может остаться.

– О, благодарю вас, милорд, – Джастин низко поклонился, дёргая Бет за руку. Парню хотелось, чтобы девушка последовала его примеру.

С таким же успехом он мог бы попробовать научить кобылу разговаривать. Бет поджала губы и яростно сверкнула очами. После тех гадостей, что граф о ней возомнил, он недостоин благодарности.

Джастин побледнел и дёрнул девушку сильнее, понуждая подчиниться.

Чарлз засмеялся громко и весело.

– О, не утруждайте себя. Что такое – ваша девка, я знаю. И вовсе не страдаю от её невнимания. Когда будете готовы, пришлите весточку, я отправлю вашу даму к вам.

Хейуорд понял, что время, ему отпущенное, истекло, и попятился к двери, бросая девушке на прощание ободряющий взгляд.

– Вам же…Бетти.… Выходит, именно так мне следует вас называть. Следует отправиться на кухню. Моей кухарке требуется помощь.

____________________________________________________________

*** Варенька совершенно потеряла себя в Санкт-Петербурге. Блеск и фееричность столичного общества подействовали на неё ошеломляюще. В ту пору как Москва летними месяцами превращалась в тишайшее, сонное место, жизнь в Северной Пальмире била ключом.

Александр привёз её в роскошный особняк на набережной Невы, величественный и монументальный.

– Дом моей матушки, – пояснил он. – Сейчас в нём царит сестра моя – Ольга. Будет хорошо, ежели вы поладите с нею.

Варя окинула взором низкие серые тучи, нависшие над столицей, готовые вот-вот пролиться затяжным дождём, и мелкую рябь свинцовой воды, омывающей береговой гранит. Ей стало неуютно и одиноко. Она от чего-то уверилась, что поладить с золовкой будет не просто. Оказывается, зря переживала.

Ольга Алексеевна (как называла она себя на русский манер) встретила жену брата с чисто английской выдержкой. Это притом, что Шербрук безо всякой дипломатии, чмокнув сестру в набеленную щечку, сказал:

– Знакомься, душа моя. Варвара Ильинична – графиня Шербрук.

Ольга даже бровью не дрогнула; склонила голову, чуть присела…

– Ольга Алексеевна.

… и тут же кликнула слуг. Она отдавала распоряжения тихо, но властно.

Варя оглянуться не успела, как оказалась в просторной комнате с огромной кроватью посередине и стала свидетельницей спора Марфуши с графской служанкой.

Девка настаивала, что получила распоряжение ухаживать за молодой госпожой, а Марфа вопила, что «за своей деточкой будет ходить только она». Как всегда, нянька не стесняла себя, и её громовые вопли разнеслись по всему дому.

Варенька не знала, что и делать.

– Марфуша, перестань, – тихонько вскрикнула она, едва не плача.

Не хватало ещё собрать сим скандалом всю дворню!

Челядь не сбежалась, а вот Ольга Алексеевна выросла на пороге бесшумной тенью, а за её спиной угадывался силуэт самого графа.

– Это что ж, барин? – возопила Марфа через голову Ольги. Пожалуй, она никого кроме графа и не замечала.

– Что вы разволновались, Марфа Федуловна? – Шербрук изогнул брови дугой, едва сдерживаясь от смеха, – Татьяна даётся вам в помощь, под ваше начало. Как и прежде командовать будете вы.

– Вот то-то! – баба, уперев кулачищи в бока, толкнула соперницу массивным бедром и выплыла из комнаты, как царь-лебедь.

Спустя мгновение, её громогласные раскаты уже сотрясали воздух.

Ольга Алексеевна поворотилась к брату и сказала тихо:

– До сего момента я думала, что это просто шутка. А теперь вижу, что всё – правда. Раз уж ты разрешил невоспитанной, грубой бабе верховодить моими слугами.

– Душа моя, хочу тебе напомнить, что эти слуги, в некотором роде, и мои тоже.

Шербруки, оба высокие и стройные, похожие друг на друга чрезвычайно, шептались в дверях, совсем не обращая внимания на Варю. Девушка сделала к ним шаг, чтобы напомнить о себе, но опоздала. Брат и сестра удалялись по коридору неспешно, занятые собой.

– Я вполне определённо женился, Оля. Я был бы тебе благодарен, ежели ты взяла шефство над моей женой. Ты заметила, что она совсем ещё молода, робка, нуждается в искусном путеводителе по нашему столичному обществу.

– Что не сделаешь для родного брата? – усмехнулась девушка. – Хорошо, я постараюсь.

– Вот и славно. Начни прямо сейчас.

Шербрук прибавил шаг и решительно направился к выходу из дома.

– Постой! – Ольга побежала следом. – Куда ты?

– К английскому посланнику. Сама понимаешь, мне предстоит уладить много формальностей.

– Не могу же я оставить твою жену одну-одинёшеньку!

– Помнится, ты только что обещала ей покровительство.

– О, Саша, только не сегодня. Я приглашена к Волконским на поэтический вечер.

– Оля, – голос Александра зазвучал железными нотками. – Графиня Шербрук проведёт вечер с тобой. Здесь дома или у Волконских – выбирай!

Вот таким образом Варенька оказалась в кругу незнакомых ей лиц, совершенно одинокая и потерянная. Ольга Алексеевна бросала ей изредка несколько фраз, по большей части объясняющих кто есть кто в этой просторной, изысканного стиля, гостиной. Она ловила на себе любопытные взгляды; в некоторых читала недоумение, а в иных открытую неприязнь, и от этого терялась всё больше. Правда, стихи, читаемые время от времени, различными господами были ей интересны, но всё же не смогли рассеять её напряжённости. Поэтому, появление Александра она восприняла как избавление и вцепилась в его руку своими влажными от переживаний пальцами крепко.

– Вы скучали обо мне? – спросил её Шербрук насмешливо.

Варя ответила ему коротким взглядом, в котором смешалось всё: и стыд, и разочарование, и неуверенность, и радость.

– О, я вижу, вы действительно скучали, – продолжил граф всё так же беспечно. – Вам, должно быть, не понравились начинающие пииты, коими Зинаида Николаевна нас нынче подчает.

– Нет, кое-что мне пришлось по вкусу, – ответила Варя тихо. – Вон тот господин с пышными бакенбардами очень романтично рассказал о лютне и соловье.

– Но вы предпочли бы послушать «Чёрную шаль» в исполнении Наденьки Зотовой?

– Да! – фиалковые глаза впервые за вечер вспыхнули вызовом.

– Я рад, – сообщил Александр, – что вы немного оправились от своей робости. Ольга, как вижу, не очень вам помогла.

– Она была любезна со мной, – возразила Варя не слишком горячо и спросила, – Мы уже можем отсюда уехать?

– Как только пожелаете.

Они покинули гостиную, ни с кем не попрощавшись.

– Что это с Александром? – удивилась Зинаида Николаевна, подзывая к себе Ольгу. – Всегда так любезен и весел…

– Женитьба успела его испортить, – фыркнула мисс Шербрук опрометчиво и удостоилась быстрого проницательного взгляда хозяйки дома.

– Мне графиня показалась достаточно милой.

Заметила Зинаида Николаевна таким тоном, что настроение Ольги сразу испортилось. Она ещё некоторое время послушала изящной словесности, но уже без прежнего внимания. И даже появление Жуковского, ожидаемое прежде с благоговейным трепетом, не доставило ей радости. Ольга Алексеевна терзалась мыслью, что повела себя недостойно, позволив личным эмоциям возобладать над чувством долга. Саша будет ей недоволен. Мисс Шербрук попрощалась с хозяйкой наскоро и устремилась домой. Непременно нужно объясниться с братом как можно скорее.

Дома её ждало известие, что граф «не изволили возвращаться» и ещё письмо, адресованное Саше.

Глава 21

Элизабет вошла в кухню замка – громадную, поражающую массивной плитой и блеском начищенной меди, как во враждебное государство: с высоко поднятой головой и трепетом в душе.

Кулинария оставалась для Бет тайной за семью печатями. Всё, на что была способна девушка, так это набить брюхо птицы яблоками и засунуть тушку в духовку. Как не старалась Абигайль вбить премудрость изготовления пищи в хорошенькую головку племянницы, не смогла в этом преуспеть и, в конце концов, смирилась.

Граф, конечно же, не знал этих подробностей, а Бет не торопилась делиться своими секретами, здраво рассудив, что кухарка будет использовать её для черновой работы и не доверит что-то по-настоящему важное. Последние дни в Беллингтон-хаузе не должны быть плохими.

Ах, как она ошибалась!

Вместо проворной бабы у дубового стола крутился юркий, чернявый мужчина, совсем не старый, с маслянистыми агатовыми глазами. Завидев девушку, он втянул ноздрями тонкого, горбатого носа воздух и облизнулся вполне недвусмысленно.

«Матерь Божья, – обомлела Элизабет. – Этот будет похуже старого карлика».

Нет, месьё Андре, так звали главного повара, не был отвратителен обличием, Бет имела в виду, что справиться с ним будет гораздо труднее, в силу того хотя бы, что под наброшенным фартуком угадывалась хорошо развитая мускулатура молодого мужчины.

«А тут – я, со своими изысканными туалетами…» – Бет готова была смеяться.

В самом деле, её жёлто-лимонное платье, обтягивающее талию, грудь откровенно и вызывающе, было несовместимо с кухней и действовало на шеф-повара, как красная тряпка на быка.

Руки месье Андре тут же метнулись пощупать новую помощницу.

Бет оказалась проворнее. Уцепив огромный тесак, всё ещё испачканный кровью только что разделанной коровьей туши, она выставила его перед собой и сказала сурово:

– Уберите свои грязные руки.

В кухне воцарилась гробовая тишина. Все подмастерья великого кулинара, занятые различными подсобными манипуляциями, замерли, как громом поражённые. Только бульканье кипящего бульона, да сопение огорошенного повара услаждали слух девушки. Потом всё разом переменилось: месье Андре побагровел как созревшая вишня и принялся ругаться, брызгаясь слюной и отчаянно мельтеша руками.

Элизабет вслушалась в быструю французскую речь и пожала плечами: шеф-повар был не оригинален в своём гневе и не сказал ничего нового. Пожалуй, девушка усмехнулась, она могла бы высказаться намного интереснее. Например, обозвала его глупым ослом, озабоченным чистотой своих нескончаемых ушей или крикливой обезьяной, обсасывающей лягушачьи лапки…

Это выражение холодного превосходства на лице наглой служанки добило месье окончательно. Он подавился бранными словами и пулей метнулся к дверям.

– Напрасно ты с ним так.

Круглые руки толстенькой, маленькой женщины решительно отобрали топорик у Бет.

– Пошёл жаловаться графу. Наплетёт невесть чего, и тебя выставят вон.

– Я и так здесь не задержусь, – буркнула Элизабет, испытывая неприятное чувство от осознания, что Беллингтон вновь услышит о ней только плохое.

– Иди, займись соусом бешамель.

В руках девушки оказался объёмный передник.

– И волосы спрячь под косынку. Не дай Бог, сронишь.

Элизабет старательно и неторопливо принялась натягивать рабочую униформу. Ах, если бы она могла, то возилась бы с завязками до самой ночи!

– Меня зовут Эни, – на круглом лице толстухи обозначились ямочки от улыбки. – В таком платье тебе не сладко придётся, – сообщила новоявленная подруга.

Конечно, она была права. Бет уже сейчас было трудно дышать из-за наполненного жаром, влажного, сдобренного ароматом пряностей, воздуха, скопившегося в кухне. Она недобрым словом помянула свой корсет, отделанный кружевом и обшитый шелковыми розочками – настоящая мечта для светской кокетки. Когда застёгивала на себе крючочки, испытывала эстетическое наслаждение. А, выходит, забыла, что тешит свою гордыню на радость лукавого. Вот и терпи теперь! А сколько она сможет выдержать, Бог весть?

– А ты – Барбара, – продолжала Энн, ловко расправляясь с огромной луковицей: нож так и мелькал перед глазами – тук-тук-тук, чоб-чоб-чоб.

Элизабет согласно кивнула головой, не объяснять же всем и каждому перипетии своей судьбы. Она щурилась от лукового духу, идущего от нарезанной горки, и была готова залиться слезами. А толстуха даже и не морщилась, совершая заученные движения.

– Вижу, с луком ты не в ладах.

– И что такое бешамель я не знаю, – охотно согласилась Бет, потому как последняя бечёвка под подбородком была завязана. Косынка, больше похожая на монашеский клобук, плотно сидела на голове, возвещая, что причин, отлынивать от предлагаемого соуса, больше нет.

– Не нужно было ссориться с графом, – засмеялась Энн. – Полёживала бы сейчас в постели и занималась тем, что умеешь делать.

Бет растеряно хлопнула ресницами. Пусть она не умеет готовить, но наводит порядок она неплохо и неплохо гладит. Что ей делать в постели целыми днями?

Толстушка вновь добродушно ухмыльнулась.

– Я имела в виду то, что ты лучше всего умеешь делать.

Не эти слова, прозвучавшие околесицей, наполнили девушку пониманием смысла разговора, а эта улыбка всезнающего и всё понимающего человека.

– Я так хорошо умею ЭТО делать, – сказала Элизабет сладко, – что графу было трудно со мной справляться. Он обеспокоился своим здоровьем.

Второй раз в кухне повисла тишина. Не смотря на занятость, все с любопытством прислушивались к разговору толстушки-Энни с отставной графской любовницей.

Бет опомнилась: опять её язык оказался быстрее здравого смысла. Можно и не сомневаться, что кто-нибудь непременно передаст Беллингтону о том, что она обвиняла его в мужской несостоятельности.

– Что мне делать с соусом? – спросила она, опуская глаза вниз.

Впрочем, приблизиться к высокому искусству кулинарии ей так и не удалось. Возвратился месье Андре и свирепым тоном поручил ей мыть грязные овощи, чистить кастрюли и выносить помои. В чёрных очах ярким пламенем пылала лютая злоба, и Элизабет благоразумно поторопилась исполнять поручения.

Месье Андре был взбешен. Когда он ворвался к графу в кабинет, с уст его слетали лишь отдельные истеричные вопли.

– В моей кухне… моим топором…

Чарлз отложил в сторону счётные книги, в которые взял за труд заглянуть с самого утра. Он некоторое время, молча, наблюдал за гастрономом. Граф сразу догадался, что причина переполоха именно Бет.

Со времён дядюшки никто никогда не перечил месье Андре. Повар был о себе самого высокого мнения: покойный граф Беллингтон предпочитал всем кухням в мире – французскую, а всем поварам – месье Андре. Только не сведущий обо всём этом человек мог ошибиться, затеяв склоку с французом.

Чарлз ещё некоторое время наблюдал за метаниями повара по белоснежному паласу, а потом сказал спокойно и твёрдо:

– Вам нужно потерпеть всего несколько дней, месье Андре. Девушка не задержится у нас надолго.

Повар замер, потеряв дар речи, голова его несколько раз судорожно дёрнулась; он не поверил услышанному.

А Беллингтон спокойно продолжил:

– Ещё я хотел довести до вашего сведения, что не являюсь приверженцем какой-то определённой кухни. В еде я – космополит.

Теперь месье Андре хлопал открытыми губами, как рыба, выброшенная на берег.

– Ещё я хотел сказать, что всё в этом доме принадлежит мне, графу Беллингтону, ровно, как и кухня со всеми её топорами, – добил Чарлз повара последним, самым значимым аргументом.

Месье Андре вывалился из библиотеки почти раздавленным, и душа его наполнилась лютой злобой. Уж он покажет этой девке почём фунт лиха! Всё то время, что ей отпущено на ЕГО кухне, она будет молить, чтобы в сутках стало часов меньше, много меньше. Граф почти указал ему на дверь. Ему! Великому Маэстро гастрономии! И всё из-за смазливой потаскухи.

Повар лукавил перед собою. Оборотя гнев на шуструю бабёнку, он старался позабыть, что Беллингтон, как оказалось, вовсе не дорожит его талантами.

За окнами гудел ветер, играя в трубах протяжным свистом. Тонкая плёнка облаков быстро бежала нескончаемым потоком сквозь мерцавшие крупно звёзды.

«К утру наверняка надует снега…» – подумала тупо Элизабет.

Она клевала носом над огромной кастрюлей. Руки, сбитые и ошпаренные, превратились в ярко-красные куски некрасивой плоти. Они отказывались сражаться с остатками жира, скопившимися по стенкам.

Месье Андре навёл на всех страху, и никто не решился помочь Бет, обложенной целой грудой грязной посуды.

Элизабет понимала, что одной ей не справиться и хотела заявить об этом прямо, но увидела в глазах повара желание именно такого развития событий. Поэтому дерзко улыбнулась наглой роже француза и принялась за дело.

А сейчас, обессиленная непосильным трудом, почти жалела о своей гордости. Все слуги уже давно покинули кухню, а Бет засыпала над последним самым грязным, самым огромным чаном.

Страшно представить, во что превратился её туалет, не помог и плотный фартук. Девушке было чисто по-женски жалко красивого платья. А всё ещё бунтующая душа, правда, сонно и лениво, утверждала, что завтра наденет ещё более нарядную одежду. Ведь разрешил же ей граф пользоваться гардеробом отставных любовниц…. Правда, это было до раскрытия её инкогнито…

Бет спала, уронив кончик косы в грязную лохань.

– Смо-о-отрите вы…

Тягучий голос Энн заставил девушку встрепенуться.

– Рыбу, что ли, ловишь? – толстуха держала её волосы, капающие помоями.

Вот теперь Элизабет наполнилась слезами. Никогда ещё, даже в доме нелюбезной тётки, она не чувствовала себя столь униженной. Там ей тоже приходилось не сладко, но никогда она не засыпала с головой в помойном ведре.

– Ну, полно убиваться, – Энн водрузила на плиту бак с водой. – Граф возжелал мыться среди ночи. Всё с бумагами копался, пропылился, должно быть. И тебе воду согрею, помоешься. Только заканчивай быстрее.

Элизабет накинулась на котёл с остервенением и попросила, примостившуюся неподалёку, Энн:

– Расскажи мне что-нибудь.

– Так что ж?

– Не знаю.

– Ну, хорошо. К графу брат едет с женой, с сёстрами.

Элизабет это было совсем не интересно.

– Лучше расскажи мне про Вечную Невесту.

– Что ты, что ты! Нельзя говорить о призраках, тем более, ночью.

– Да нет её вовсе, – рассердилась Бет.

– Есть, есть. Каждую ночь в Круглой башне бродит.

– Врешь ты, Энни, – Элизабет отбросила вычищенную кастрюлю в сторону и со стоном распрямилась. – Хочешь, всю ночь просплю в башне?

– Врёшь!

– Нет. Вот помоюсь и пойду.

Энн была потрясена храбростью своей новой подруги, поэтому помогла ей искупаться в маленьком ушате, слишком мелком, чтобы погрузиться в него полностью.

Впрочем, Элизабет была довольна и этим. Утренние моционы в промозглой тетушкиной каморке не прошли даром, она совсем не замёрзла во время своего плескания, а даже получила удовольствие.

Энн принесла ей из комнаты ночную рубаху, в которую Бет облачилась, скомкав жёлтое платье и швырнув его на кучу угасающих углей в топке.

Шёлк весело вспыхнул.

Толстушка испуганно ойкнула.

– Граф пожелал избавиться от лишнего женского платья, – хладнокровно пояснила Бет. – Я ему в том помогаю.

С помощью Энни она просушила волосы над остывающей плитой и, захватив пару свечек, решительно двинулась в Круглую башню.

– Вот увидишь, завтра скажу, что там никого нет.

_________________________________________________________________

*** Шербрук был в хорошем расположении духа.

Вначале, когда увидел свою жену, покинутую среди блестящего общества, рассердился невероятно. Хотел сразу же выказать Ольге своё недовольство, да сдержался. Не учинять же скандал при всём честном собрании! Поэтому был с Варенькой весел, даже насмешлив. Боялся показать, что удивлён её робостью и немножечко разочарован. На приёме у Лемахов он покорился её неукротимому характеру так же, как увлёкся её ослепительной внешностью. А сейчас понял с досадою, что внешнее совершенство теряется в отсутствии блеска в глазах, шаловливой улыбки и острого язычка. Впрочем, винил в этом граф только себя. Разве можно было бросать жену, понадеявшись на уверения Ольги?

Он повёз Вареньку кататься.

Стрелой пролетели по прошпектам, норовя сбить по пути зазевавшихся прохожих, а потом свернули к докам.

Там, ни слова не говоря, граф протянул жене руку и повёл среди мрачных пакгаузов.

Лакей с каретным фонарём в руках бежал перед ними, большими скачками преодолевая лужи.

– Так важно измерить здешние лужи? – спросила Варя, удивляясь настойчивости, с которой муж тянул её за руку.

– Поверьте, оно того стоит. Я могу взять вас на руки, чтобы не испачкать ваши туфельки и платье.

– Не боитесь шокировать общественность? – Варя смело шагнула в слякоть.

– Нет.

Сказано это было до того беспечно, что вызывало желание пойти на поводу и презреть правила приличия. Остановило Вареньку лишь то, что с взбившимися юбками вид у неё был бы нелепый и даже смешной.

Они достигли цели своего путешествия. Варвара Ильинична взирала на строение, мало чем отличавшееся от прочих, окружавших его со всех сторон. Лукавые глаза мужа говорили, что её ожидает сюрприз, и графиня наполнилась радостным возбуждением. За дверями её ожидал Атаман. Он нервничал в тесном помещении и доставлял много беспокойства конюхам, лопотавшим вокруг него по-английски.

Варя потянулась к белой морде всем телом и прижалась щекою, шепча:

– Здравствуй, милый, здравствуй.

Заслышав знакомую речь, скакун утих и зафыркал, утыкаясь мягкими губами в шею девушки.

– Ну-ну, полегче! – Александр хлопнул коня по крупу. – Эта женщина – моя. Не забывайся!.. Завтра отправляю его в Лондон.