Полная версия
– Вам не холодно? – спросила она внезапно, даже для самой себя, – Вы же простудитесь.
Неизвестный придирчиво оглядел себя, наклонив голову, как будто видел впервые.
– И правда, – сказал он, наконец, – Я так простужусь. Но мне не холодно. Все в порядке. Со мною. Я ищу кладбище. Старое кладбище. Поляну.
Может, этот парень сумасшедший? Или пьяный? Или под кайфом? Да, скорее всего под кайфом. Ангел рассказывал ей о людях, которые пытаются уйти от реальности при помощи всякой химической дряни, которая перестраивает сознание.
– Вы, наверное, имеете в виду Земляничную Поляну, – догадалась Кэтрин, кивнув через плечо, – Если я правильно вас поняла…
Мутный взгляд незнакомца не поменялся, но в его голосе послышались новые нотки. Нечто среднее между нетерпением и раздражением, пытавшееся пробиться через рафинированно-вежливый тон.
– Просто удивительно! – пробормотал он, впадая в ступор, – Мне говорили только про одно. Поляну. Это такое ровно место, где растет трава. В Альтштадте так много кладбищ?
– Больше, чем вы можете себе представить, – заявила Кэтрин с юношеской непосредственностью, – И, частенько, люди даже не знают, на которое из них им нужно попасть.
– Я точно знаю, что мне нужно попасть на старое кладбище, – упрямо повторил неизвестный, но уже без прежней уверенности в голосе. Он задумчиво стянул с головы черную бейсболку с ярким логотипом, и теперь бесцельно мял ее в руках. Вид у него был растерянный, – Поэтому…
– Давайте-ка я вам расскажу, – перебила его Кэтрин отмахнувшись от его объяснений, как от назойливой мухи, – В этой части Альтштадта три кладбища, но одно из них наполовину заброшено. Как раз Поляна. На западной части уже много лет не хоронят. Ничего нет, кроме травы и ягод. И полыни.
– Ягоды – это хорошо, – заметил неизвестный, и тут же сообщил, словно это было особенно важно, – Я люблю ягоды.
– Но туристы приезжают сюда летом. А сейчас январь. Там ничего нет, кроме снега и кустов.
– Кусты – это не очень хорошо, – вздохнул собеседник, – Они колючие. Через них тяжело идти. А мне нужно идти на поляну.
– Ну, там сохранилась памятники и надгробия, – Кэтрин пожала плечами, поежившись от сырого промозглого ветра, – Кажется, в зарослях уцелел склеп.
– Склепы – это плохо, – заметил неизвестный и тоскливо вздохнул, – Я не люблю склепы. В них холодно. И сыро. И негде сесть. И темно… А еще, там есть бетон. Я его тоже не люблю.
Кажется, он мог рассказывать свои мысли и дальше, но Кэтрин перебила его.
– Земляничная Поляна – достопримечательность для туристов. Люди интересуются архитектурой и памятниками. Вы ведь прибыли в Альтштадт, как турист. Верно?
– Как турист. Да, – подтвердил незнакомец, продолжая судорожно сжимать в ладонях потерявшую всякий человеческий облик грязную кепку, – Я устал от работы и решил взять отпуск. Больничный. Немного отдохнуть.
– А где вы живете? – не унималась Кэтрин, всматриваясь в задумчивую физиономию нового знакомого, – Почему вы в одном халате? И без багажа? Откуда приехали?
– Из другой части города, – неуверенно произнес тот, и добавил, через пару секунд молчания, – Мне нужен отдых.
– На кладбище? – фыркнула Кэтрин, разглядывая странную одежду неизвестного, – Отдохнуть на кладбище?
– На кладбище, – подтвердил ее странный собеседник, и тут же поправил сам себя – На Земляничной Поляне, конечно же. У меня приглашение…
– Но вы же знаете, что сейчас январь? И на Поляне нет ничего, кроме льда и снега?
– Знаю, – неуверенно согласился незнакомец и тихонько вздохнул, – Но я теперь не боюсь холода. Только бетона «Еwig».
13. Винц Вертер
Страна Германия, город Берлин, Ментально-Оздоровительный Центр
День
Шесть лет назад
Она была, как всегда, неотразима. В ее движениях, взгляде, повороте головы явственно сквозило что-то магическое. Белый халат, кольцо на пальце, стройные ноги в колготках, изящные туфли, длинные волосы, каскадом падающие на хрупкие плечи – все это заставляло Винца трепетать. Единственный человек, который мог вызывать эмоции, или то, что отныне заменяло их, сидел перед ним на стуле, держа в руках черный пластиковый планшет. Доктор Ева Дитрих. Ее прихода Винц начинал ждать с того самого момента, как только она уходила за дверь. Луч света в абсолютной, как бархат, темноте. Глоток воздуха в газовой камере. Документ о помиловании за секунду до электрического стула.
Ева Дитрих. Женщина, ради которой стоило терпеть бесконечный белый цвет, которым был наполнен каждый дюйм его палаты. Она приходила в одно и то же время, улыбалась, привычным жестом пододвигала кресло к его койке, заглядывала в глаза и говорила. Винц слушал и повторял, очарованный и завороженный. Он не мог сказать, что именно испытывал к Еве. Все эмоции, которыми он обладал, сводились к скудному набору реакций на раздражители – чаще всего, единственным спутником была только угрюмая серая скука. Ева была другой. И приносила с собой, в его палату, немного света.
«Когда психиатр заинтересован пациентом, это называется Эффектом Флоренс Найтингейл. Это такой психологический синдром, проявляющийся, когда врач или медсестра, ухаживающие за больным, начинают к нему испытывать романтические чувства, перерастающие в любовь или сексуальное влечение, – думал Винц, прислушиваясь к нежному голосу Евы, – А когда пациент начинает воспринимать своего специалиста, как свою собственность, как это называется?»
Папка с информацией в голове пустовала. Редкое явление, практически невозможное – за все время, проведенное в белой комнате, Винц еще никогда не сталкивался с этим. Тонкие красные нити, которыми он отмечал точки маршрута мысли на этот раз не спешили складываться в общую схему. В голове царила темнота.
«Я назову это зависимостью Вертера» – решил он и успокоился.
– Итак, вернемся к началу, Винц. Расскажите мне первое, что вы помните.
Всякий раз она говорит одно и то же. Еще немного, и он запомнит каждый звук. Но это не страшно. Ради Евы можно говорить одно и тоже столько раз, сколько будет нужно. Он готов и не на такое. Он сделал усилие, и перед глазами протянуты красные нити эластичных логических цепочек на воображаемой карте. Он волен намечать их новые маршруты, обрывать, связывать заново, цеплять на соседние крючки и проматывать из конца в начало.
Винц сделал глоток воды из пластикового стаканчика, заговорил непривычно низким хриплым голосом, медленно и осторожно подбирая нужные слова.
– Я помню двух мужчин в парадной… в палате. Они вопросы… говорили. Спрашивали меня о роке… о работе.
– Винц, мы уже говорили с вами об этом. Вы находитесь в отдельном крыле, а до этого были в реанимации. Ни здесь, ни там, не бывает посетителей. Гости могут приходить только при лечении в стационаре. Это был сон. Только сон, ничего больше.
Ее голос был сладким на вкус. Винц тонул в нем, как в реке, изредка всплывая к поверхности, пытаясь сделать глоток воздуха.
– Мне трудно находить… бусы… буквы.
– У вас литеральная и вербальная парафазия, Винц. Это последствия травмы. Но мы сможем с этим справиться. Я уже сталкивалась с такими проблемами у пациентов. Не переживайте. Мы восстановим все ваши навыки. Мы работаем с вами уже полтора месяца, помните?
– Нет. То есть… Я не знак… как сюда подол. Черт. То есть, не знаю, как сюда попал.
– Была авария, Винц. Вы чудом выжили, и сейчас вы в одном из лучших ментально-оздоровительных центров Берлина. Вы в надежных руках. Не беспокойтесь.
«Беспокойство – подумал он внезапно – Интересно знать, что может значить это слово»
– Уже полтора месяца? – собственный голос показался ему неприятным, – Так давно?
Ева терпеливо кивнула головой. Винц хотел понять, что она чувствует, что ощущает в данный момент, но натолкнулся только на нерушимый прозрачный барьер. Что-то внутри поменялось, исказилось, перестало функционировать, точно кто-то невидимый щелкнул тумблером в голове, начисто отключив восприятие мира вокруг.
– Меня никто не искал?
– Мы не смогли найти никого из ваших родственников, Винц. Мы связались с полицией и социальными службами… – она помедлила, словно хотела, чтобы он закончил за нее, но затем продолжила, – У вас нет семьи, вы выросли в детском доме. Все, что у нас есть – это ваш паспорт и водительские права. У вас квартира в центре города…
– Возможно. Я не уверен. Не знаю. Не помню.
– Если вы не торопитесь, вы не путаете слова, – Ева обворожительно улыбнулась, – Давайте попробуем вот что. У меня здесь есть некоторые заметки. Можете их прочитать?
Она протянула ему белый лист бумаги, их руки на мгновение соприкоснулись. Винц вздрогнул, близоруко поднес к глазам документ, вглядываясь в ровные строчки.
– Я не получу… у меня не получится.
– Попробуйте, – голос Евы звучал, как хрустальные колокольчики, – Не волнуйтесь. Это не ваш анамнез, не история болезни, а просто некоторые наработки. Общее наблюдение. Не спешите, попробуйте сосредоточиться.
Мелкие буквы казались ему назойливыми насекомыми, которые разбегались от взгляда по всем сторонам листа. Дрожащие, уродливые, изувеченные, они прятались друг за другом, заползали на поля, прыгали из абзаца в абзац, начисто перекраивая предложения. Винц выдохнул, проведя по губам сухим, как кусок мела, языком.
– Фамилия: Вертер. Имя: Винц. Дата рождения: 29.06.1984 год, – протянул он приглушенным голосом, – Возраст: 40 лет. Пол: мужской. Медицинская история: Пациент Винц Вертер, мужчина 40 лет, стал жертвой серьезной автомобильной аварии, которая произошла 12 июня 20ХХ года. В результате автокатастрофы Вертер получил значительные повреждения головного мозга, которые спровоцировали коматозное состояние на протяжении нескольких суток…
Он поднял взгляд на Еву, сделал короткий перерыв, вытер взмокший лоб дрожащей ладонью.
– Траур… трудно. Мне… трудно.
– У вас прекрасно получается. Прочтите документ, и на сегодня мы закончим с упражнениями – в ее голосе было что-то такое, что заставило подчиниться.
Винц вцепился в край листа, отыскал взглядом строчку, на которой остановился.
– После истечения срока комы, Вертер был доставлен в отделение неврологии региональной больницы с диагнозом черепно-мозговая травма, тромбоз внутренней сонной артерии и множественными переломами. Компьютерная томография, проведенная после госпитализации, выявила осколок металла в глубинной области левого полушария головного мозга. Извлечение данного осколка хирургическим путем невозможно, так как его локализация находится в опасной зоне функционально важных областей мозга.
Винц отвлекся, прикоснулся пальцами к повязке на голове, снова посмотрел на Еву. Та коротко кивнула ему. Лицо ее оставалось фарфоровым, бесстрастным.
– Медицинская история пациента Вертера после автокатастрофы отражает ряд характерных особенностей. На протяжении всего периода обследования пациента было отмечено отсутствие эмоциональной реакции на внешние стимулы. Изначально считалось, что подобное состояние могло быть вызвано нарушением связей между аминергическими и таламо-кортикальными системами, что приводит к эмоциональной апатии.
С целью более детального изучения психологических и нейрологических проявлений пациента Вертера, были проведены серия дополнительных невропсихологических тестов. Результаты показали, что Вертер испытывает значительные трудности в запоминании новой информации и воспроизводстве ранее изученных материалов, что является клиническим проявлением амнезии, – он хрипло закашлялся, положил лист бумаги на колени, – Я не морг… Я не могу числа… Я не могу читать дальше.
– Винц, не отвлекайтесь. С каждым днем вы делаете все большие успехи. Мы сможем справиться с любыми сложностями, если будем работать вместе.
Белый свет палаты сделался нестерпимым, и резал глаза. Винц скривился, сосредоточился на разбегающихся буквах.
– Таким образом, клинические данные подтвердили диагноз черепно-мозговой травмы, а также указали на наличие осколка металла, который не подлежит хирургическому удалению. Отсутствие эмоциональной реакции и нарушения памяти, которые сопровождают данное состояние, нуждаются в дальнейшем изучении для разработки адекватного лечебного плана и реабилитации пациента.
В настоящий момент Вертер находится под постоянным наблюдением неврологической и психологической службы, где реализуется комплексная реабилитационная программа, включающая физиотерапевтические процедуры, психотерапию и нейрореабилитацию с использованием техник стимуляции новообразований нервной ткани. Прогноз дальнейшего выздоровления остается на сегодняшний день неясным, требуется дальнейшее медицинское наблюдение и исследования.
Винц бессильно уронил лист бумаги на колени, с трудом переводя дыхание. Даже первый раз подняться с койки и добраться до зеркала было не так утомительно. В висках гулко стучало, глаза резало, язык был тяжелым и неповоротливым.
– Это все, – произнес он отстраненно, – Все, что я могу.
Ее взгляд, холодный, слишком профессиональный, почему-то задел его за живое.
«Что я хочу увидеть в ее глазах? – подумал он, и красные нити маршрутов логических цепочек снова пришли в движение, – Да и должно ли что-то в них быть?»
– Вы ни разу не сбились, пока читали этот текст. Даже на сложной терминологии. Вы это заметили?
– Да. То есть, нет. Вы сказали мне прочесть – я это сделать. То есть, я… сделал.
– Вы – большой молодец, Винц. Мы обязательно справимся, если будем действовать вместе. Завтра мы попробуем новую методику. Начнем со стихов. Вы любите стихи, Винц?
– Нет. Не слишком. Не думаю. Не помню.
Ева сделала пометку, подняла на него взгляд.
– У меня с собой тесты. Помните их? – она привычно улыбнулась ему, вынимая из планшета новые листы разлинованной бумаги. Вопросы и ответы. Галочки, точки, штрихи, линии. Отвечать не задумываясь, говорить то, что думаешь, писать так, как хочется. Винц не знал, зачем нужны все эти бесконечные проверки, но если об этом просит Ева, он все сделает, – Давайте попробуем пройти их еще раз, а потом вы сможете отдохнуть. Нам нужно больше информации, чтобы собрать полную картину, хорошо?
Она протянула ему карандаш и лист бумаги. Их руки снова встретились.
– Вы же придете завтра? – на этот раз в голосе Вертера явственно прозвучала просьба. Просто удивительно, как может меняться человеческий тон. Он удивился этой метаморфозе. Интересно, сможет ли он настроиться на необходимый лад, если возникнет необходимость? Можно ли изображать эмоции, и при этом не испытывать их?
– Конечно, Винц, – она улыбнулась. На этот раз тепло и дружелюбно, – Вы – мой пациент. Я буду с вами и завтра, и послезавтра, и даже через месяц. До тех пор, пока вы не поправитесь. Я обещаю.
Ева Дитрих лгала. Через две недели ее не станет. В четверг она снесет своему мужу голову из охотничьего ружья, забьет прикладом двоих детей и застрелится сама.
Винц Вертер узнает об этом только через шесть месяцев.
14. Томас Винтергрин
Город Глекнер, район Альтштадт, офис медиум-бюро «Сорбент»
День
Сейчас
«Чудовище у власти. Полиция задержала представителя администрации города по подозрению в убийстве четверых человек». Сам не знаю, почему этот заголовок всплыл в моей памяти. Я поспешно прогнал его из головы, словно дурное сновидение. Какое счастье, что обо мне ни слова. Хватит с меня газетных статей.
– Вы – экзорцист?
Знакомая история. Нас всех частенько принимают за тех, кем мы на самом деле никогда не являлись, не являемся, и никогда не будем являться в будущем. Просто удивительно, как построена человеческая логика.
Я поправил и без того, идеально стоящий будильник с зеркальным циферблатом, бросил быстрый взгляд на собеседницу, потянулся к пачке сигарет, чтобы хоть чем-то занять руки.
– Видите ли, фрау, эта трактовка не верна. Экзорцист или заклинатель – это особая должность в составе клира в древней христианской церкви. Их обязанность состояла в чтении особых молитв над бесноватыми, эпилептиками и подобными больными. Я называю себя медиумом – эдакое связующее звено между двумя мирами: материальным и духовным. Практика медиумизма также используется в вуду, кандомбле, умбанде и других эзотерических традициях. Но в мои полномочия это не входит.
–Вы можете общаться с мертвыми? – она задавала вопросы так прямо и просто, словно стреляла из пистолета, целясь всякий раз куда выше бронежилета и ниже каски.
–Можно сказать и так. Я помогаю людям избавляться от проблем… кхм, вызванных потусторонним вмешательством.
– Вы – охотник за привидениями?
«Какая идиллия и романтика! Хочешь купить ее своей печальной историей? Просто скажи ей правду. Нет, дорогая красавица, я сумасшедший, который мнит себя спиритом. Понимаете, у людей бывают сдвиги по фазе, и я – как раз этот случай. У меня даже справка есть. Сколько лет ты состоишь на учете у психиатра?»
–Гм, если вам так проще, то да. Я – охотник за приведениями.
Она внимательно изучала меня, словно пыталась увидеть насквозь. Ее взгляд я ощущал почти физически. Интересно, встречались ли мы с ней раньше, во время моих очередных провалов в памяти, или мне только кажется? Господи, Томас, ты не можешь вспомнить, когда последний раз платил за такси, а говоришь о знакомствах с красотками. Я неловко повертел пачку в руках, пытаясь отвлечься. Выходило совсем скверно.
– В объявлении, которое я встретила в интернете…
Конечно, откуда еще можно узнать о моем существовании. Всего лишь один тематический сайт, на который я давным-давно решился выставить краткую информацию о своих услугах. Интересно, кто-то еще, кроме этой самой незнакомки, прочел это?
– Вы называете себя медиумом-сорбентом. Что это значит? – ее голос почти гипнотизировал. Пройдет минута, две, и я бесследно в нем растворюсь, – Я никогда раньше не обращалась за помощью к таким, как вы.
«К таким идиотам, как вы, Томас Винтергрин, – мрачно констатировал голос Арни в голове – Ну-ну, попробуй ей объяснить, что ты такое, и почему ты еще на свободе».
– Видите ли, в чем дело, – протянул я, пытаясь собрать мысли воедино, – Это довольно сложный вопрос, который… Не желаете кофе?
– Нет, я пью кофе с молоком, а у вас оно просрочено, – девушка указала пальцем на пакет молока, который я благополучно забыл убрать в холодильник, – Вы не очень внимательны.
– Кхм, что же, это правда. Ладно, вы не против, если я закурю?
– Против, – сухо ответила она, и при этом выражение прекрасного лица не изменилось, – Не переношу табачный дым.
«Может ты откроешь дверь? Мы все хотим увидеть с кем ты любезничаешь! – Арни никак не уймется, но идти на поводу у Приближенных так же безопасно, как бросать горящие спички в канистру с бензином, чтобы увидеть дно. Я попытался загнать чужие мысли как можно дальше, и выдавил улыбку.
– Простите. Так вот, о чем это мы? Ах, да. Медиум-сорбент… – все еще выбитый из колеи, я отложил пачку в сторону, и подхватил со стола коробок спичек, – Здесь все дело в терминологии. Если говорить проще, сорбенты, от латинского sorbens – поглощающий – твёрдые тела или жидкости избирательно поглощающие, сорбирующие, из окружающей среды газы, пары или растворённые вещества. В зависимости от характера сорбции различают абсорбенты – тела, образующие с поглощённым веществом твёрдый или жидкий раствор, адсорбенты – тела, поглощающие, сгущающие, вещество на своей поверхности, и химические поглотители, которые связывают поглощаемое вещество, вступая с ним в химическое взаимодействие. Отдельную группу составляют ионообменные сорбенты – иониты, поглощающие из растворов ионы одного типа с выделением в раствор эквивалентного количества ионов другого типа…
Она посмотрела на меня с таким видом, что я тут же умолк.
– Это не то, о чем я спросила. Я хочу понять, почему вы называете сорбентом себя. А вот о кратком химическом экскурсе я не просила.
Да, а в уверенности этой девочке точно не откажешь. На какой-то момент я пожалел, что сегодня не среда – тогда разговором мог бы заняться Герберт. Он куда обаятельнее, и язык его подвешен куда лучше моего.
– Да, конечно. Скажем так, я не просто занимаюсь исследованием, обезвреживанием и изгнанием опасных духов, но и их… уничтожением. Поглощением.
«Просто прекрасная трактовка, приятель. Помнишь, что сказал доктор, когда ты написал это маленьким карандашиком в том маленьком блокноте? Он сказал: ничего страшного, я уже лечил ваших единомышленников. А еще, он обещал, что сможет тебе помочь. И что мы имеем в результате, а?»
– Надеюсь, я не слишком запутал вас?
На какой-то момент ее взгляд стал более заинтересованным. Обычно на такие заявления люди реагируют совсем иначе, и пытаются, как можно скорее завершить разговор, ссылаясь на неотложные дела. Сколько клиентов потерял «Сорбент» после короткой беседы, вроде этой? Я снова прочистил горло, стараясь придать себе беспечный вид. Знаете, собеседования – это всегда сложно, тем более в моем случае.
– Вы поглощаете духов?
«Просто прекрасно. Сейчас она задаст еще пару вопросов, скажет, что подумает, уйдет и хлопнет дверью. Подумай, чем занять этот день, приятель. Как на счет заказать еще пива, а?»
– Да. Именно так. Об этом было сказано в объявлении…
– Нет. В объявлении об этом ни слова. Я не совсем понимаю, что значит «поглощение» – ее голос не изменился, но в глазах мелькнуло какое-то новое выражение, – Просто эта терминология…
«У нее обручальное кольцо на пальце. Тонкая работа, и явно недешевая. Змейка, держащая в пасти изящный рубин. И гравировка – жаль, не могу отсюда рассмотреть. Думаешь, это просто так? Нет, брат, у нее есть жених. Поэтому можешь не слишком-то рассчитывать на то, что произведешь на нее впечатление. Лучше расскажи ей о том, что у тебя внутри. О том, кто у тебя внутри, приятель. Посмотрим, все ли красавицы так любят чудовищ, как говорят в сказках»
Я прогнал голос, отделавшись новым приступом головной боли. Ненавижу встречи с клиентами. И надо же, в единственный выходной день!
– Это довольно сложно объяснить, – начал я, тяжело вздохнув, – Представьте себе тюрьму, надежную и основательную, состоящую из одиночных камер. Много-много ячеек, двери которых закрыты на прочные замки. Внутри каждого помещения – преступник, который никогда не выйдет наружу. Я нахожу, сдерживаю и отправляю духов в эту самую тюрьму.
«Боже, ты серьезно? За два года, приятель, ты не мог придумать что-то более вразумительное и глубокое, чем такую бредятину? Теряешь хватку. Тюрьма для призраков. Ты просто идиот, или любитель клише и банальностей?»
– И где же находится эта тюрьма? – кажется, в ее голосе прозвучала ирония, или мне почудилось? После того, как она уйдет нужно обязательно запереть дверь – я уже сыт по горло визитами психиатров и наркологов, к которым частенько обращаются мои клиенты.
– Во мне. Внутри меня.
«Ну, я бы не назвал это тюрьмой. Условия здесь получше, чем в карцере. Мне доводилось там бывать, приятель, и могу сказать точно – с воображением у тебя так себе. Эти комнаты и номера… Скорее – отель? Гостиница? Хостел? Хоспис? Морг? Что ты создал в себе самом, Томас?»
Она ответила не сразу. Взгляд ее стал туманным и далеким. Ни любопытства, ни интереса. Странно, ведь я привык совсем к другим реакциям.
– И сколько же духов внутри вас сейчас, герр Винтергрин?
Очень хороший вопрос. Стоит ли говорить ей, что доктор Тидеман, диагностировавший у меня диссоциативное расстройство личности и прогрессирующую шизофрению два года назад, насчитал тридцать четыре человека?
«Чем больше она знает о тебе, тем сложнее тебе будет объясняться с представителями властей, если возникнут неприятности. Сворачивай разговор, приятель. Ты же знаешь, что из тебя скверный оратор».
– В данный момент шесть. Я – седьмой… Раньше было больше, но не все духи остаются внутри навсегда. Некоторые просто уходят в небытие, когда подходит их срок. Надеюсь, это утолит ваше любопытство?
Что именно заставило призраков уйти в небытие – моя сила воли или те самые круглые красные таблетки, которые я принимаю горстями каждое утро? А может, те вытянутые капсулы? Или белые? Или желтые?
Она встряхнула головой, словно приходя в себя. На какой-то момент на ее прекрасном лице проступило смятение. Ну, вот и человеческие эмоции, наконец-то. Теперь все должно закончится быстро – она попрощается и уйдет, а я смогу вернуться на диван, и…
– Это не любопытство. Видите ли, я искала специалиста, который поможет мне разобраться с одной проблемой… Она не совсем обычная.
– Здесь редко бывают люди с обычными проблемами. Я вас слушаю.
– Это правда, что вы остановили тот полтергейст в Дюссельдорфе? И этого призрака в Ницце? Я немного изучила вашу историю, когда решила обратиться за помощью.
– Серьезно? Где-то есть моя хроника? – эта новость была неприятной и неожиданной. Конечно, несколько статей о медиуме из Глекнера попали в газеты, но желтую прессу никто не воспринимает всерьез, не так ли? Что же, видимо нет. Оказывается, моя личность кому-то еще может быть интересна.
